Weapon

      Снег сыпал не переставая с самого утра, и в приоткрытое кухонное окно поддувало таким чудесным свежим морозцем, и небо выглядело таким молочно-воздушным и легким, что и на душе у Ивана было легко и радостно, как только может быть в воскресный день, несмотря на то, что события вчерашнего вечера никак не могли усвоиться в его голове.       Вот уже полчаса он сидел на табурете, уставившись неподвижным взглядом в кружку с остывающим кофе с молоком, и попеременно то мечтательно улыбался, то ошарашенно качал головой, припоминая особо пикантные детали произошедшего. Подумать только – он целовался с Алексеем. С мужчиной! С тем самым доктором Литвиновым, который не давал покоя его мыслям несколько недель кряду. Да и что там целовался, если за поцелуями последовало такое...       Ваня покраснел и нервно отхлебнул из кружки сладковатую кофейную жидкость. До сих пор его сексуальные познания ограничивались анатомией и физиологией интимных частей человеческого тела и весьма субъективными представлениями о самом процессе, почерпнутыми из «фильмов для взрослых», которыми пестрил интернет, но сам он... Сам он никогда ни в чем подобном не участвовал и даже не надеялся, что с его неприметной внешностью и скромностью, ему выпадет такой шанс.       Шанс выпал. И это было…       Ваня глотнул еще кофе и ударился в воспоминания.       Это было... приятно. Очень. Больше, чем должно казаться молодому человеку без явных гомосексуальных наклонностей, и оттого-то еще и стыдно. Стыдно, и страшно, и тревожно: вдруг кто-то узнает, вдруг он все неправильно понял, вдруг Алексею не понравилось и он больше никогда не захочет видеть Ваню. А что, ведь не следовало исключать и такое: в Ваниной памяти некстати всплыла неприятная история, произошедшая с одним детдомовским парнишкой, поддавшемся на уговоры старшего «товарища», который сперва вытворял с ним в туалете такое, что и вслух произнести стыдно, а после, вдоволь наигравшись, подставил его под публичное избиение за то, что он «гомик», «педрила» и «заднеприводный».       ...Тому старшему парню на самом деле не хватило смелости признать, что и ему самому эти неуклюжие туалетные ласки доставляли удовольствие, но из-за его трусости пострадал наивный, доверчивый человек, и Иван не мог отделаться от мысли, что и с ним, пусть он давно уже не в детском доме, могут поступить также. Но нет. Алексей не был похож на труса: он был внимателен, и нежен, и чертовски обаятелен, и...       Иван машинально сунул пустую кружку в раковину и устремился в комнату, чтобы с удовольствием растянуться в разобранной постели, покрывало и простыни которой до сих пор хранили слабый аромат знакомого парфюма. Ваня осознавал, как глупо, должно быть, выглядит, обнимая подушку и тычась в нее носом, как какая-то влюбленная девчонка, но желание еще раз, пусть только мысленно, пережить мгновения настоящей, живой страсти – мгновения, в которые его любили, ласкали и прислушивались к его желаниям, было слишком сильно. Он с упоением воскрешал в памяти настойчивые и требовательные касания рук доктора. Вот его руки, те самые, которыми он держит ларингоскоп во время работы, проводят по Ваниным животу и бедрам, посылая по ним волны мелкой дрожи, вот обхватывают его член и – нет! Это было уже чересчур. Слишком много эмоций, слишком много недосказанности и вопросов, оставшихся без ответов, чтобы он мог справиться с ними в одиночку.       Иван перевернулся на живот и сунул руку под подушку, нашаривая там мобильник. Означало ли то, что Алексей не допустил его к собственному телу и ушел сразу же «после», ну, после того, как все закончилось, сославшись на предстоящее дежурство – означало ли это, что он уже начал сожалеть о содеянном и Ване не следует даже и пытаться связываться с ним? Он ведь мог только догадываться о том, что было приемлемым для доктора, и входили ли занятия любовью с малознакомыми и не особо симпатичными парнями в круг его увлечений, но так или иначе, соразмерив возможности и последствия, Иван решил, что на этот раз ему стоит рискнуть. Предпринимая образный «прыжок веры», он набрал номер и нажал кнопку вызова.       Воскресное дежурство началось довольно спокойно. Доктор Литвинов совершил утренний обход своих немногочисленных, но довольно тяжелых пациентов, заполнил карты назначений на завтрашний день, в ординаторской выпил чаю с чьим-то любезно оставленным печеньем и задремал в кресле. Сквозь дремоту услышал, как чьи-то шаги прошуршали мимо двери ординаторской, вышел в коридор, но никого не обнаружил. Поболтал на посту с хорошенькой медсестрой из перевязочной, проводил ее взглядом, и с ее уходом в отделении стало совсем тихо, не считая попеременного шипения вентиляторов. Но тут к шипению добавилось еще и назойливое жужжание. Доктор Литвинов шевельнулся, скосил взгляд. На столе жужжал его мобильник, предусмотрительно выставленный на беззвучный звонок. Ах да, Алексею звонили уже третий раз.       На экране высветилось предсказуемое «Иван Кадры». Не отвечать Ване было ребячеством. Можно, конечно, пропустить один звонок, не услышать. Можно не ответить и на второй, вроде был занят с тяжелым пациентом. Но игнорировать третий, с учетом того, что и первые два звонка он на самом деле тоже видел – что ж, это выглядело как позорная попытка бегства.       – Слушаю… – ответил Алексей, правда не сразу.       Ему вдруг сделалось стыдно перед Ваней. Чего он злится? Чего прячется? Ведь предупреждал же он сам себя: не надо. Не-на-до! А теперь запретная черта была пересечена. И неважно, что он там хотел и что себе навыдумывал: единожды попробовать и разойтись полюбовно? Ну, судя по всему, так уже не получится.       – Привет? – Ваня произнес это как-то вопросительно. – Ты на работе?       – Привет. Да, работаю. – На автомате ответил Алексей. – То есть нет, у нас пока тихо. Я не видел твоих звонков, извини.       Лжец.       С самого утра он дико злился. На этот серый заспанный город, на себя, не способного определиться в своих чувствах и желаниях, на Ваню заодно, хотя его вина была лишь в том, что он показался Алексею слишком соблазнительным, и тот не смог вовремя остановиться.       – Знаешь, может, я зайду к тебе? Подожду, пока у тебя появится свободная минутка? – вдруг предложил Иван.       – Ко мне, в смысле, на работу?       – Ну да… – произнес он уже менее уверенно. – Я как раз собирался немного прогуляться. Нельзя?       – Ну, не думаю, что это будет удобно. Я не могу покидать отделение надолго, а пятиминутная беседа на морозе вряд ли тебя порадует.       В трубке напряженно молчали. Алексей вдруг вспомнил, что еще не так давно Ваня двух слов связать не мог в его присутствии, волновался, а теперь сам предлагал встретиться. Что-то определенно переменилось в нем после вчерашнего вечера. Алексея это заинтриговало. Настолько, что он решил повременить с расстановкой финальных «точек».       – Может, лучше увидимся завтра за обедом? Я тут вспомнил, что как-то пообещал тебе книгу Генри Марша, которую никак не мог найти дома. Оказывается, она лежала на столе в ординаторской.       – И я смогу ее взять? Я аккуратно читаю, честное слово.       Алексей не сдержал смешливой улыбки и поймал на себе пристальный взгляд медсестры Маши, девчонки в целом неплохой, но чересчур болтливой.       – Конечно сможешь, я же пообещал.       – Спасибо... Если я скажу тебе что-то, ты не подумаешь, что я над этим чересчур задумываюсь? – странным тихим голосом спросил Ваня.       – Говори.       И тут же Алексей подумал, что если Ваня решил сказать ему что-либо, касающееся вчерашнего вечера, то ему самому впору будет начать задумываться над разрешением последствий своей неуемной страсти.       – Я очень рад, что ты переехал в наш город, – торопливо произнес Иван. – И даже не потому, что вчера...       Пожалуйста, не начинай.       – Ну, что вчера ты...       – Прости, перебью тебя, – Алексей сказал мысленное «спасибо» неизвестному человеку, вызывавшему его по стационарному телефону. – Кто-то звонит мне по внутреннему, подожди минутку.       «Да. Да. Хорошо, подойду», – и Алексей снова был на связи с Ваней.       – Слушай, мне надо бежать. Увидимся завтра в столовой, хорошо?       – Да.       – Все, до встречи! – он сбросил звонок и увидел, что медсестра Маша все еще подозрительно рассматривала его, будто пыталась «просканировать», мол, с кем это он только что разговаривал. Алексею это не понравилось.       – Так, я в терапию, у них там кто-то «загружаться»* начал.       – Хорошо, Алексей Евгеньевич.       – Машуня, а у тебя больные без присмотра. Будь добра, займись.       – Как скажете, Алексей Евгеньевич, – проворковала Маша, не сводя с него зеленых, с хитрым прищуром глаз. – Как скажете...       Нет, Алексею это определенно не нравилось!       В обеденный перерыв в столовой как всегда было шумно, все чувствовали облегчение от того, что первая половина самого тяжелого дня недели осталась позади, а значит совсем скоро сотрудники больницы, за исключением дежурантов и ночной охраны, смогут отправиться домой.       Алексею и Ване достался неудобный стол на проходе, возле линии раздачи, но это было лучше, чем стоя с подносом в руках, озираться по сторонам в поисках освободившегося места. Правда, тут они были у всех на виду, и хотя никому до них, по большому счету, не было никакого дела, Алексей считал, что скрытность будет во благо им обоим. В подробностях пересказывая Ване события минувшего дежурства, он казался несколько отрешенным, а Иван, напротив, очень живым и собранным; он слушал внимательно и со знанием дела, как будто сленговые слова, выходившие из уст доктора, были секретным шифром, связывающим их двоих.       – В общем, пациент – пожилой мужчина, в анамнезе два инфаркта, семь лет и три года назад. По факту – недостаточность кровообращения, и все, что мы в этом случае ожидаем увидеть. Давление завалено, мочи нет. Ну, забрал к себе, естественно. Посадили на дофамин, размочили немного, но ближе к ночи он впал в кому. Закинул его на ИВЛ. Через час выдал остановку, на мониторе – фибрилляция. Дефибриллируем, на удивление, успешно. Но еще через два часа – асистолия, и на этот раз реанимация без эффекта.       – Понятно… – протянул Ваня, внимательно всматриваясь в усталое лицо доктора Литвинова.       – Всю ночь прозанимались с ним. Под утро кое-как напечатал дневники и ненадолго прилег, – Алексей с трудом подавил очередной зевок. – Извини. Дремал, пока заведующий не разбудил на пятиминутку.       – Так себе воскресенье, да?       – Да. Радует то, что плановых операций на сегодня нет. Если ничего экстренного не случится, как-нибудь доживу до вечера.       – Понятно, – повторился Иван, сам того не заметив.       – Кстати, книжка в отделении осталась. Поднимешься со мной?       – Да.       Простое «да», кивок, улыбка, скромно опущенный взгляд – и по какой-то необъяснимой причине Алексею этого оказалось достаточно для того, чтобы приставучая дремота отступила, голова стала ясной и светлой, а окружающая атмосфера на мгновение наполнилась приятным обволакивающим теплом. Он посмотрел на Ваню, потом на людей за соседними столами, и снова на Ваню. Что же, в Ване ничего не поменялось, да и не должно было. Но тогда это означало, что что-то переменилось в нем самом. Вот это-то по-настоящему и напугало Алексея; острота всполохнувшей эмоции не соответствовала происходящему, потому как, в сущности, ничего не происходило. Он просто заметил Ванину улыбку, и она вызвала у него прилив – радости, удовольствия? Как странно…       Кто бы мог подумать? А никто и не мог. И не видел, как в безлюдном подземном переходе, по дороге из столовой в отделение реанимации, доктор Литвинов вдруг обратил внимание, что рубашка у Ивана была новой, в мелкую серую полоску и с белыми манжетами, и он в ней выглядел весьма неплохо. Стечение двух этих обстоятельств побудило его протянуть руку и, остановив Ваню за плечо, поцеловать его губы, мягкие, слегка обветренные и явно не ожидавшие такого внезапного нападения. Он быстро сориентировался и поцеловал Алексея в ответ, первым проведя язык за гладкую границу его губ. В прошлый раз из-за его неопытности доктор взял инициативу в свои руки, но теперь настал Ванин черед удивлять его, и он находил сочетание неискушенности и соблазна очень возбуждающим.       Таким же возбуждающим был контраст горячих труб отопления, пронизывающих подвал вдоль и поперек, и Ваниных холодных ладоней, скользивших у Алексея по спине и ощутимых даже сквозь ткань халата и хирургической рубашки.       После поцелуя им обоим потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться и продолжить свой путь.       – Извини, я не планировал, – доктор попытался изобразить раскаяние, но вышло нечто похожее на изумление вперемешку с явным удовольствием от случившегося. – Не смог удержаться.       Иван захлопал светлыми ресницами.       – Это ничего. Даже очень ничего. – Он улыбнулся. – Но нас могли увидеть.       – Не хотелось бы, верно? – сказал Алексей, галантно открывая перед ним дверь на лестничную клетку.       Настороженность его оказалась не напрасной. У входа в отделение, где он велел Ване дожидаться его, они лоб в лоб столкнулись с медсестрой Машей, чья смена, вообще-то закончилась несколько часов назад.       – Ой, Алексей Евгеньевич! – прозвенела она. – Здравствуйте! Здравствуйте, – обратилась она уже чуть спокойнее к Ване.       – Здравствуйте, барышня! – доктор Ливтвинов решился пустить в дело все свое обаяние. – И что же мы до сих пор на работе?       – Да так... – Машка загадочно повела глазами. – Были дела. А теперь уж точно до свидания. И вам! – она посмотрела на Ваню. Розовый рот ее сложился в милую улыбку, но взгляд был хитрым, знающим, что и где высматривать.       Доктор Литвинов постарался выкинуть этот эпизод из своей головы, но ему это плохо удавалось, и по дороге домой он напряженно думал об их с Ваней отношениях (серьезно?), от знакомства до поцелуев в подвале. Затем о появлении случайных и, увы, не самых надежных свидетелей и о возможной угрозе увольнения. Но даже не увольнение на этот раз тревожило его больше всего...       Потом он подумал, что все это вздор, и он попросту накручивает себя, ведь никто не требовал от него принятия скорейших решений. Решить можно было и позже, но для начала его голове требовался отдых, и то, что безотказно позволяло ему расслабиться – простая, но сильнодействующая штука – бултыхалась внутри шприца, спрятанного во внутреннем кармане его пуховика.       Звонки без ответа, непрочитанные смс и ни одной случайной встречи за эту неделю. Иван вынужден был констатировать: доктор Литвинов снова пропал. Он даже отыскал его страницу в популярной социальной сети и отправил ему сообщение, но туда Алексей, кажется, давно уже не заходил.       Ваня ничего не понимал и поделиться ему тоже было не с кем. Если бы речь шла о девушке, он мог бы насмелиться спросить совета у Люды, но перед тем, как дать его, она бы непременно расспросила его об избраннице во всех подробностях. Соврать тоже не представлялось возможным – она догадается. Вот и оставалось Ивану только вариться в крутом соку собственных мыслей, ожидая вестей от загруженного работой доктора.       Они встретились в пятницу, в лифте хирургического корпуса, и на лице Алексея Иван прочел сложную эмоцию, которую можно было принять за неприятное удивление, словно он был тем, кого доктор встречать вовсе не хотел. Холодное кривление губ, целовавших его еще в понедельник, саднило больнее любой оплеухи, и будь они в лифте не одни, он бы даже не отважился заговорить с Алексеем.       – Мне кажется, или ты избегаешь меня?       – Нет, – Алексей отрицательно помотал головой. – Нет. Вовсе нет.       – Я звонил тебе.       – Наверное, я был занят.       – И писал.       – Прости, не увидел.       – Ничего, бывает. – От бессильного отчаяния Ване захотелось укусить себя за щеку, до крови, до боли.       – Слушай, не обижайся. Все в порядке, просто сейчас не самое подходящее время для разговора.       Лифт остановился на первом, и они оба вынуждены были выйти.       – Мне нужно вернуться в отделение.       – Ну да, конечно. – Ваня опустил голову, потому что на мгновение ему показалось, что он вот-вот заплачет, совсем как в детстве. – Работа прежде всего.       Доктор Литвинов коротко кивнул и нервно потер щеку ладонью.       – Хороших тебе выходных, Иван.       – Спасибо. Взаимно.       Последние два слова дались ему труднее всего. На них ушли буквально все оставшиеся силы, и Ваня торопливо отправился в свой кабинетик, чтобы, наскоро одевшись, кинуться домой. Там его ждали горячий чай с лимоном и теплое одеяло – лекарства универсальные и гениальные в своей простоте. Жаль, что от болезненного притяжения к доктору Литвинову они не исцелят.       У Ивана все было готово для того, чтобы провести вечер пятницы, да и субботу с воскресеньем тоже, в пассивно-унылом состоянии: заваренный чай, печенье, пятый сезон «Доктора Хауса» на ноутбуке, все серии которого он пересмотрел по нескольку раз. Он был на полпути из кухни в комнату, возвращался за чайной ложкой, когда в дверь позвонили.       Звонок насторожил его. Он никого не ждал. Чудаковатые соседи с собакой тоже не имели привычки трезвонить ему в дверь по вечерам.       Иван отложил ложку на кухонный стол, вернулся в коридор и повернул замок. На пороге стоял Алексей, подобно миражу проступивший из сумрака неосвещенной лестничной площадки. Он стоял в свойственной ему уверенной позе, плечом опираясь на дверной косяк, но взгляд у него был истинно виноватый, и Ваня не только сразу впустил его в квартиру, но и простил ему все его прегрешения.       – Я удивлен, – произнес он негромко и поднял на Алексея грустный взгляд. – А как же работа?       – Работа прежде всего, но не следует забывать и про отдых.       С этими словами Алексей сделал широкий шаг навстречу Ване и заключил его в объятия, гладя ладонями выступающие острые лопатки и шею. Ваня буквально растаял в его руках, превратился в одно яркое ощущение: холодные крепкие руки на его спине вызывали у него приятную дрожь, в нос забирались жесткие шерстинки енотового воротника на пуховике доктора, и от него пахло тем особенным зимним ароматом, который лучше всего раскрывается на человеке, зашедшем в теплое помещение с мороза. Ваня слегка отстранился и прошептал:       – У меня тут чай, сериалы и мягкий диван.       Доктор Литвинов широко улыбнулся и кивнул:       – Пожалуй, это лучшее окончание трудовой недели.