Weapon

      Половина десятого утра. Если верить наручным часам, которые Алексей забыл снять на ночь. А не верить им нельзя, потому что это очень хорошие и не самые дешевые швейцарские часы. Поразительно, он проспал девять с половиной часов, и, грех жаловаться, в самом деле отлично выспался, хотя странно было проснуться на маленьком раскладном диване, а не у себя дома (на съемной квартире у него полноценная кровать) или, например, в расшатанном кресле в ординаторской. Странно было не спешить на дежурство, а просто лежать и спросонья разглядывать застарелые желтоватые потеки на потолке, прислушиваясь, что за звуки активной деятельности раздаются из-за стены. Видимо, сообразил Алексей, Ваня уже встал и занялся завтраком.       У доктора Литвинова никогда не возникало проблем с засыпанием в присутствии своих партнеров на одну ночь, и он редко испытывал неловкость, поспешно покидая их по утрам. Но сейчас ему было очень неловко; не из-за того, что не ушел вчера, а в общем. В целом. Он чувствовал за собой какую-то вину, и чтобы винить себя меньше, Алексей принялся перечислять про себя известные ему наркозные средства, с дозировками и показаниями, но умственная гимнастика, по правде сказать, никогда не помогала ему отвлечься. Да и думать о работе, которая не потревожит его еще два дня, по мнению доктора, было сейчас совершенно неуместно. Вздохнув от безысходности, он накинул рубашку и джинсы и вышел на кухню, ступая нарочно громко, чтобы не напугать Ваню своим неожиданным появлением.       – Доброе утро!       – Доброе утро.       Ивану, стоит отметить, в этот момент тоже было страшно неловко. Он судорожно стиснул зубы и, прикусив ненароком внутреннюю сторону щеки, принялся зализывать кровоточащую рану, но тут же спохватился, потянулся включить чайник, полез за чашками, пытаясь справиться с обязанностями гостеприимного хозяина. Ему и впрямь было неловко. Не из-за того, что он такой неуклюжий, а вообще, в целом. Добившись, наконец, расположения Алексея (если это можно было так назвать), он попросту не знал, что делать с ним дальше.       – Э-э, кофе или чай?       – Кофе, пожалуйста. Ложку сахара и молоко, если есть.       Ваня кивнул и полез в шкафчик со скрипучими дверцами.       – Я закурю? – спросил его Алексей и, получив в ответ еще один одобрительный кивок, приоткрыл окно, выпуская в щелку густые клубы дыма. – Кажется, на улице тепло.       – Это хорошо. Наверное.       Уловив недопонимание во взгляде доктора, Ваня мысленно отвесил себе оплеуху за собственную никчемность. Уму непостижимо, он даже не может поддержать обыкновенную утреннюю беседу с человеком, который провел с ним ночь. «Хорошо – наверное». Как это понимать – «наверное»? Погода – она либо хорошая, либо плохая, все прочие речевые обороты – лишь его жалкие попытки намекнуть Алексею, что, раз уж погода хорошая, он был бы не прочь провести с ним еще и сегодняшний день: пройтись по городу, возможно, заглянуть в кино или кафе. Но разве захочется гулять со скучным мальчишкой тому, для кого наконец-то настали долгожданные выходные? Ведь их можно потратить на чтение, просмотр интересных фильмов, оздоровительную пробежку и еще десяток других полезных дел, которыми наверняка занимается «человек-совершенство», когда его никто не видит.       Подтверждая эту мысль самому себе, Иван поставил перед Алексеем большую кружку кофе и сахарницу и невольно засмотрелся на то, как доктор помешивает сахар ложкой, переворачивая Ванину жизнь с ног на голову одним только присутствием на его кухне.       – Наблюдаешь, как я сплю с открытыми глазами?       – Н-нет, вовсе нет...       – Давно не чувствовал себя таким ленивым, – Алексей деликатно прикрыл зевок ладонью. – Ой, извини... Ленивым и сонным. К обеду надо бы раскачаться.       – Почему к обеду?       Алексей отхлебнул немного кофе из кружки.       – Я хотел сказать, что собираюсь допить этот божественный напиток и пойти домой. Приму душ, наведу легкую уборку. А потом... Что скажешь, если я предложу тебе сходить куда-нибудь?       – Скажу, что я не против, – приободрился Ваня, обрадованный легким разрешением непростого вопроса, но тут же замолк и осторожно ткнул доктора в лиловый синяк на сгибе локтя.       – Что это?       Алексей покрутил рукой так и эдак, поднес ее ближе к естественному свету и в заключение мотнул головой:       – Ничего.       – Ничего? А выглядит так, будто тебе делали внутривенную инъекцию.       Доктор Литвинов хмыкнул и почесал затылок.       – Ну надо же, от тебя ничего не скроешь. Нужно было сдать кровь для профосмотра.       – Это неправда, профосмотр был у тебя при устройстве на работу. Следующий только через год.       – Ладно-ладно, я и забыл, с кем имею дело, – с улыбкой покачал головой Алексей. – У нас новенькая медсестра, только колледж окончила. Осваивает на мне постановку периферического катетера.       Ну, по крайней мере, в этом Алексей не приврал. На прошлой неделе Ваня действительно оформил в отделение реанимации новую сестру, очень милую и симпатичную во всех смыслах девочку.       – А можешь... – Ваня засомневался, но все же продолжил: – Можешь научить этому меня?       – Разумеется, не вопрос! – чуть нахмурив лоб, ответил доктор Литвинов. – В этом нет ничего сложного, вот увидишь.       Иван кивнул головой в знак благодарности, и на этом инцидент был исчерпан.       А после обеда, как и обещал, Алексей зашел за ним, однако на Ванины расспросы о предстоящей прогулке говорил только, что хочет посмотреть на город «его глазами», что внушило Ивану греющее чувство собственной значимости. Комфортное, как теплый плед, ощущение того, что доктор Литвинов принимает его всерьез.       Они совершили полуторачасовую пешую экскурсию по городку с Ваниными ностальгическими комментариями в духе: «В этой школе я учился, а в этом парке гулял с девочкой, которая мне нравилась, но я не нравился ей...», в удовольствие прошлись по заснеженному скверу, продолжая беседовать на темы, далекие от того, что они обычно обсуждали на работе. Алексей оказался отличным слушателем: сам не заметив как, Ваня выложил ему все о своей жизни. Рассказал об отце с матерью, детском доме и больнице, опуская некоторые особо тягостные эпизоды, которые даже по прошествии стольких лет он не мог вспоминать без содрогания. Алексей ничего не сказал против Ваниной страстной мечты связать свою жизнь с медициной; как многие другие он не стал говорить, что это глупо, поздно, и так далее, а наоборот – поддержал его.       – Если после всего пережитого ты не сломался и сберег свою мечту, значит в тебе есть стойкость, о которой ты просто не догадываешься. Порой она дает больше преимуществ, чем привилегия родиться на «всем готовеньком».       – Ты правда так считаешь?       Доктор Литвинов усмехнулся; Ване показалось, что с горечью.       – Поверь, зачастую те, у кого все было от рождения, умеют только ломать, но не строить.       Он произнес это так, словно оно было выстрадано и пережито лично. И эти его слова будто вырвали Ваню из оцепенения, он вдруг понял: а ведь правда, все еще возможно! Позже, оглядываясь назад, он осознает, что не уловил в этом разговоре самого главного...       За увлеченной беседой они не заметили, как замерзли. Иван в тонком пуховике начал слегка постукивать зубами. В поисках тепла они завернули в кинотеатр, тот самый, в который Ваня безуспешно зазывал Алексея несколькими неделями ранее. Вообще-то, «Победа» была единственным кинотеатром в городе, в двух ее залах показывали только два фильма с интервалом в час между сеансами. В кассе Иван и Алексей узнали, что фильм про Джеймса Бонда начался двадцать пять минут назад, и им ничего не оставалось, как купить билеты на новую часть «Елок». Кроме них в зале было еще человек восемь, таких же обледенелых, шмыгающих носами любителей отечественного кино.       Фильм в целом оказался неплохим. Создателям в очередной раз удалось вовлечь зрителей в атмосферу новогоднего чуда, повествуя о новых приключениях уже известных героев. Традиционно не обошлось без курьезных моментов и трогательных сцен, расставаний и воссоединений, и, разумеется, признаний в любви. Не шедевр, конечно, но время за просмотром фильма Ваня и Алексей провели хорошо. И послевкусие осталось правильным: добрым, светлым, с небольшой примесью грусти. Подобные фильмы неизбежно заставляют задуматься о своей жизни, вспомнить тех, с кем когда-то был счастлив, пересмотреть взгляды на то, что происходит с тобой сейчас. Или же, не «что» – а «кто»?       На протяжении фильма Алексей украдкой посматривал на Ваню, пытаясь уловить и проанализировать эмоции, которые отображались на его лице, пока он был увлечен картинкой на экране. В конечном счете он поймал себя на мысли, что анализирует в большей степени не Ивана, а самого себя. Он никак не мог понять, почему в какой-то момент ему захотелось взять Ваню за руку, переплести их пальцы; он крайне редко проделывал это с девушками, которых водил в кино. И с Ваней не стал, потому что этот странный порыв нежности насторожил его. Ведь это не было проявлением желания – сидя в темном кинозале он не был возбужден, он не хотел Ваню. Но тогда что это? Сочувствие? Жалость? Упаси бог, привязанность?       Ему казалось неправильным давать их отношениям определенное название, урезать их до рамок «только секса» или «мимолетного увлечения и секса», или «строго профессиональных отношений и секса по ошибке», но он решил, что разрывать установившуюся между ними связь он тоже не станет. Не сегодня. Не сейчас.       Вместо этого он привел Ваню к себе домой, сварил ему настоящий кофе по-турецки, со специями, вкусный и обжигающе терпкий, дал книги и журналы по медицине, которые могли бы его заинтересовать. Ваня устроился на диване, тихий и задумчивый, чтение целиком поглотило его внимание. Доктор Литвинов сидел напротив, на кровати, скрестив ноги, и курил. Ему нравилось наблюдать за Ваней: вот он вчитывается в замудренный текст, беззвучно шевеля губами, которые Алексей непременно поцелует еще раз, если захочет; вот ищет что-то в оглавлении...       В этот момент Алексею даже не слишком хотелось склонять Ивана к сексу, потому что это казалось... необязательным. Как и в кинотеатре. Речь уже не шла о торопливой и жадной попытке как можно скорее утолить желания возбужденного тела. То, чем они обменивались друг с другом сейчас, не произнося ни слова, было куда интимнее. Спокойствие, разделенное на двоих в тишине съёмной квартиры. В заброшенном замерзшем городе, на краю необъятной страны.       Только когда Ваня сам бросил в его сторону долгий, призывный взгляд, Алексей не смог и не захотел ему сопротивляться. Подрагивающими пальцами Иван отложил книгу в сторону и подошел к Алексею, сразу заняв место на кровати рядом с ним, почти вплотную. Доктор Литвинов в ответ придвинулся еще теснее и, проведя ладонью по Ваниной щеке и мягким волосам, погладил пальцами нежное углубление чуть пониже затылка, где череп соединяется с позвоночником, а после прикоснулся к его губам в настойчивом, развязном поцелуе. Ванин язык с привкусом кофе и специй скользнул ему навстречу, и Алексей моментально ощутил тягучий, жаркий прилив внизу живота. Он целовал Ванины губы неспешно и с удовольствием, затем спустился вниз по шее, слегка – только слегка – прикусывая тонкую солоноватую кожу и втягивая ее своими губами, чтобы наутро Ваня стыдливо прятал следы под воротником рубашки, краснея и вспоминая о нем.       Слегка запрокинув Ванину голову назад, Алексей обвел языком яремную ямку и принялся по одной расстегивать пуговицы его рубашки, сопровождая каждое действие поцелуем. Прикрыв глаза, Ваня тихо постанывал и неровно захватывал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Он снова как-то оробел и даже не пытался прикоснуться к доктору; руки его безвольно свесились по сторонам, а пальцы слабо хватались за плотную ткань покрывала. Доктор Литвинов, пораскинув в уме, решил, что раз Ивану хочется поиграть в неопытную скромность, он с удовольствием ему подыграет. В два счета он избавил Ваню от рубашки и, уложив его на кровать, захватил его руки в замок и поднял их над головой. Иван тут же резко выдохнул и на доли секунды замер, в его глазах промелькнуло неподдельное волнение. Алексей тоже остановился; в наэлектризованном воздухе между ними повисло безмолвное ожидание и сквозь его сладостно-душную пелену доктор буквально пожирал Ваню взглядом, считывал и непонятно зачем запоминал каждую черточку, каждую незначительную деталь его разгоряченного лица.       – Всё не могу понять, как ты это делаешь... – на последнем слове голос Алексея сорвался на глухой хрип.       Растерянный Ваня с трудом перевел дыхание, чувствуя, как его обыкновенно бледное лицо заливает жаркая волна румянца. Нависший над ним доктор с энтузиазмом облизнулся и ослабив хватку на его тонких запястьях (зная, что Ваня все равно будет держать руки сомкнутыми там, куда он их пристроил), с ласками спустился ниже.       Иван выгнулся, запрокинул голову, с трепетом ощущая на шее горячее дыхание доктора Литвинова, и прикрыл глаза. Он так и не придумал для себя никакого объяснения происходящему с того дня, как «это» случилось между ними впервые, но с той поры каждым миллиметром кожи, каждой клеткой своего жалкого организма он жаждал слияния с Алексеем, словно их краткая близость являлась для него чем-то вроде неиссякаемого источника вдохновения и радости, без которых он уж не мыслил своего существования.       ...Подразумевая под словами «как ты это делаешь» Ванину необъяснимую способность разжигать в нем желание, даже когда его благопристойные гетеросексуальные мысли были от этого далеки, доктор Литвинов со всем энтузиазмом погрузился в изучение своего партнера, и на сей раз все происходило так, как он любил: на большой кровати и мягких простынях, отдающих тонким ароматом кондиционера для белья; неспешно, расслабленно, без излишней неловкости, которую обе стороны постепенно утрачивали в процессе регулярных занятий любовью. Алексей знал, что на своей территории он может обеспечить своих партнеров всем необходимым; конечно, он был не из тех, кто предусмотрительно держит в прикроватной тумбочке лубрикант и презервативы, но детское масло – единственное средство, спасавшее его чувствительную кожу после бритья, всегда было у него под рукой. Раздев Ваню полностью и заботливо накрыв его тонким кашемировым пледом, он ненадолго отлучился в ванную и вернулся уже с бутылочкой масла в руках. Опять-таки, было немного странно применять его не на девушке; обычно Алексей использовал его для легкого массажа, плавно перетекавшего в эротический – его партнерши находили такую прелюдию очень романтичной и нежной, но сейчас перед ним под пледом свернулась в клубок «совсем другая история». Впрочем, это вовсе не означало, что эта «история» по имени Ваня Васильев не сможет разделить с ним удовольствие от применения детского масла не по прямому назначению.       Алексей присоединился к Ивану под пледом, «раскрутил» его из клубка и обнял, опустив голову ему на плечо. Какое-то время он просто лежал так, согревая Ваню своим телом, потому что ему казалось, что он все еще дрожит после прогулки. Затем, не вынимая рук из-под пледа, он дотянулся на ощупь до бутылочки с маслом и вылил немного прозрачной густой жидкости Ване на живот, чуть ниже пупка. Тот вздрогнул от неожиданности, но доктор уже принялся усыплять его внимание горячими поцелуями в шею и ключицу, а рукой в этот момент размазывал масляное пятно в причудливые узоры, дразня и отнимая пальцы как раз тогда, когда они добирались до самых чувствительных мест. Вдоволь наслушавшись Ваниных стонов, Алексей спустился ниже, погладил рукой яички и блаженно зажмурился, когда Ваня в порыве чувственного удовольствия тряхнул головой и впечатался неряшливым поцелуем в губы доктора. Алексей подхватил его инициативу: нежно вылизал его рот, вдыхая каждый стон, а руку переместил на член, который уже выражал немалую заинтересованность. Совершил пару фрикционных движений, огладил большим пальцем влажную, бархатистую головку, и понял, что Иван окончательно растворился в его ласках. Он вцепился Алексею в плечи и склонил голову ему на грудь, пытаясь таким образом то ли спрятаться, то ли еще сильнее соединиться с ним; его потряхивало, точно в лихорадке, а тело инстинктивно выгибалось так и эдак, подставляясь под умелые и беспощадные ласки доктора. Алексей улыбался. Искренне так, по-доброму, словно и впрямь радовался за Ваню, как за самого себя. Ощутив горячую ответную ладонь на своем члене, доктор Литвинов мысленно поблагодарил небеса за то, что ему достался смышленый и чуткий ученик, и подумал, что ему сейчас очень хорошо. И хорошо – именно с ним. Лелея в голове эту мысль, он крепко прижал Ваню к себе свободной рукой, а ладонью другой руки обхватил два пульсирующих органа, и, добавив движениям ритма и техничности, довел их обоих до блаженной разрядки.       Пять минут спустя, расслабленно потягиваясь на мягких простынях, он как бы невзначай произнес:       – Завтра я буду спать очень долго. Хочется как следует отдохнуть перед началом трудовой недели.       Словно сообразив, на что именно намекает доктор, Иван, очевидно не такой уж глупый и простой, каким привыкли видеть его окружающие, засобирался домой. Наблюдая за тем, как он натягивает джинсы на свои бледные худые ноги, доктор Литвинов раздумывал над тем, чтобы остановить его, но так ничего и не сказал. Вероятнее всего, он был еще не готов к такому решительному поступку. Когда Ваня застегнул все пуговицы на рубашке, Алексей поднялся с постели со словами «Я провожу» и потянулся за своей одеждой, сваленной на полу в неопрятную кучу.       – Нет, не нужно. – Иван усердно замотал головой, поднимая на него свой ясный, по обыкновению немного грустный, взгляд. – Я дойду. Спасибо.       – Ну тогда... – Алексей подошел к нему и обнял, нарушив одно из своих негласных правил («Никаких "розовых" нежностей после секса»), – пришли СМС как доберешься. Договорились?       Иван согласно кивнул и, накинув пуховик, растворился в тусклом свете хлипкой подъездной лампочки. Доктор Литвинов закрыл за ним и задумчиво потер переносицу. Теперь, когда Ваня ушел, можно было, конечно, попытаться дознаться у себя, что же, черт возьми, между ними происходит?! Но стоило ли? В любом случае, это можно сделать и после нескольких часов сна.       ...Айфон, который лежал под подушкой, издал характерный звук. Ну что, Ваня не подвел – сделал все так, как ему было велено. «Я дома. Спасибо за хороший день и спокойной ночи», – написал он. Алексей повертел телефон в руках и, задумчиво покусав губу, отправил в ответ: «Доброй ночи и тебе». А затем, не удержавшись, вдогонку добавил «До встречи», после чего перевернулся на другой бок и крепко заснул с самым умиротворенным выражением лица.