Weapon

      В строгом соответствии с народными приметами начало февраля ознаменовалось крепкими заморозками, которым предшествовало обманчивое потепление, превратившее крещенские морозы в генеральную репетицию весны. Купившись на эту коварную шутку природы, Иван всю неделю пробегал по улице в расстегнутом пуховике и без шарфа, и добегался до температуры 37, 5 и соплей, бегущих из носа неудержимым водопадом. Они, кстати, были ему совсем ни к чему, особенно сегодня, когда доктор Литвинов пригласил его в гости после работы.       Ваня уже не ждал каждой их встречи, как первой – с дико колотящимся сердцем и влажными ладонями – но для него это было скорее добрым знаком. Теперь он гораздо меньше смущался в присутствии Алексея, и приходил к нему в квартиру, почти как к себе домой: небрежно вешал на крючок в прихожей свой пуховик, клал на тумбочку мобильник, словно ожидал звонка, а когда пил чай на его кухне, мог сидеть на стуле с поджатой под себя ногой, что навряд ли бы позволил себе, будь он в гостях у малознакомого человека.       Да, малознакомыми теперь их назвать было трудно. Не то что бы они значительно продвинулись в развитии отношений с того момента, как впервые оказались в постели без одежды и впервые кончили вместе, а не по одиночке, а затем еще раз, и еще... Но нет – это ничего не изменило. Ваня по-прежнему чувствовал, что доктор Литвинов держит его на значительном расстоянии, и не мог не подметить, что он, например, никогда не предлагает Ване остаться на ночь, и у него в гостях хоть и бывает, но крайне редко, очевидно, предпочитая скрипучему раскладному диванчику свой комфортный двуспальный «сексодром».       Ваня негромко хихикнул и шмыгнул носом. «Сексодром» – и придет же в голову такая похабщина. Хорошо, что он как всегда один в своем кабинете, и никто укоризненно не покрутит пальцем у виска, заметив, как глупо он улыбается своему отражению в зеркале и препротивно шмыгает соплями, от которых, честное слово, не было никакого спасения. Впрочем, не совсем так: на Ванину удачу в верхнем ящике его письменного стола завалялся ксилометазолин, и еще лимонные пастилки от кашля, его стратегические запасы, оставшиеся после прошлого эпизода болезни. Пара пшиков в каждый носовой ход, пастилку под язык, и всё будет о'кей... Ой, а еще у него новый гель для душа от «Дав Мэн» и новые джинсы. Просто «парень на выданье», как сказала бы Люда. И впервые он так беззаботно, так внезапно и по-дурацки счастлив, что никакая болезнь не сможет помешать ему наслаждаться своим счастьем в компании самого замечательного человека на планете!       Первый. Второй. Третий. Пятый. Десятый. Двадцать пятый. Да, блин, хоть сороковой. Зачем вообще подключать кабельное телевидение, если по телевизору не показывают ровным счетом ничего, что заслуживает внимания. А, может быть, это с ним что-то не так? Ведь для кого-то записывают эти передачи, снимают второсортные сериалы и примитивные «киношки» – кто их целевая аудитория? Люди, возвращающиеся домой с работы в пять часов вечера, желающие немного расслабиться перед телевизором и отключиться от враждебных нападок внешнего мира. И если это так, почему Алексей не может зацепиться взглядом ни за одну пеструю картинку на экране, но продолжает пялиться в него, словно там вот-вот начнут транслировать (специально для него) ответы на все жизненно важные вопросы. Бред! Он выключает зомбоящик и отшвыривает пульт подальше на кровать, но мажет, и пульт падает на пол; хрупкий пластик трещит и крошится на куски. Хозяйка будет недовольна и оштрафует его. Как пить дать, оштрафует. Но доктору это не важно. Для него в данную минуту вообще ничто в мире не представляет важности, и потому он лежит на кровати в ботинках, не раздевшись, а на кухне в неразобранном пакете из супермаркета тает и сочится кровью фарш для лазаньи.       Последние несколько дней для Алексея были особенно тяжелыми. В реанимации гнойной хирургии скончался молодой пациент, которого он долгое время наблюдал и лечил. Гангрена голени. 28 лет. И пускай он был законченный наркоман, носитель ВИЧ и обоих вирусных гепатитов, но он шел на поправку – медленно, но верно – а потом, почти внезапно, агрессивная инфекция одержала верх над убитым иммунитетом. А самое неприятное, что констатируя время смерти над иссушенным болезнью обездвиженным телом, Алексей не видел в трупе себя. Нет, видел, конечно, но не только себя. Он видел в нем Ваню: как будто это он лежит на затасканных больничных простынях, абсолютно голый и бездыханный, и в его смерти виноваты не наркотики, и не гангрена, а доктор Литвинов, подтолкнувший его к краю бездны. Какой же он все-таки мудак, просто конченный...       И тут же – вторая неприятность. Незаметно истек срок годности у всех его поддельных рецептов на сильнодействующие лекарства. Шесть месяцев пролетели быстрее, чем он ожидал, и в этой забытой и богом, и дьяволом городо-деревне у него уже не найдется «хороших знакомых», способных выдать ему новые. Из психотропных ништяков осталась только половина пачки «Лирики» и это все – все! На работе, как назло, тоже не фартило: то Алексей дежурил в паре с заведующим, а «подчищать запасы» в его присутствии – это просто верх идиотизма, то больные попадались не особо тяжелые, не нуждающиеся в сильном обезболивании – и значит, никто не мог «поделиться» с ним.       Впрочем, нет. Сегодня ему немного повезло: почти перед самым его уходом домой, один пациент скончался от обширного острого инфаркта миокарда, а сестра успела ввести ему только полшприца морфина. Как гадко: чужая смерть для Алексея – спасение... Ой, да ради бога! Сколько можно! Сколько можно укорять и ненавидеть себя – он все это переживал уже тысячу раз! Вот и сейчас он встанет, переоденется и пойдет готовить лазанью, чтобы успеть к приходу гостя.       Да, доктор Литвинов так и поступил. Но сперва, перетянув руку ленточным жгутом, он доввел себе остатки морфина, и тут же, не давая организму передышки, выпил два по пятьдесят охлажденного неразбавленного виски. Доза опиоида для него, конечно, недостаточная, да и алкоголь в данном случае – слишком слабый и недейственный депрессант, но Алексей и не ставил цели «напиться и вырубиться». Он пригласил к себе Ваню, потому что просто не знает, как в одиночку вынести собственное существование. Он ждет его, почти болезненно нуждается в постороннем присутствии – симптом новый и крайне неблагоприятный для прогноза – а уж кому, как не опытному реаниматологу, знать, что иногда реанимационные мероприятия бывают неэффективны еще до начала...       В начале восьмого гнетущую тишину в квартире нарушил домофонный звонок, и пока Иван поднимался по лестнице, Алексей успел умыться прохладной водой и вяло прополоскать рот парой глотков листерина, чтобы перебить вкус и запах алкоголя вперемешку с сигаретами. Он ведь собирался целоваться (иными словами – заменять один кайф другим), так как же без этого? Правда, когда он открыл дверь, чтобы впустить в теплое нутро квартиры запыхавшегося и заледеневшего Ивана, в нем пробудился дотошный врач, и вместо того, чтобы поцеловать его, Алексей окинул его настороженным взглядом:       – Ты себя вообще видел?       – А что? Что-то не так? – смутился Ваня, не переставая предательски шмыгать носом.       – Не так. У тебя нездоровый вид. – Алексей пошатнулся и, подойдя ближе, положил руку на Ванин лоб. – Лихорадит?       – Нет, я просто очень замерз. На улице минус тридцать, не меньше.       – Не больше, – поправил его доктор. – И губы у тебя синие. Иди сюда.       Он помог Ивану снять пуховик и притянул его ближе к себе, но не поцеловал, как ожидал того Ваня, а обхватив ладонями его холодные щеки, принялся рассматривать его лицо с каким-то медицинским интересом.       – От тебя пахнет алкоголем? – вопросительно произнес Ваня.       – Виски, да. Нужно было немного расслабиться после работы. А тебе, – Алексей запустил горячие широкие ладони под Ванин свитер, – нужно согреться. Спина просто ледяная.       Иван замер, оттаивая в его руках, и попытался сообразить, что он только что услышал. Кажется, звучало как... забота? Он уперся лбом в грудь доктора и блаженно вдохнул знакомый аромат. Он мог бы простоять так час, два и намного больше, но тут, словно сквозь полудрему, до него донеслось:       – ...давай-ка посиди с градусником минут пять. Все равно я еще не начинал готовить.       Ваня покорно выполнил «врачебное предписание», но оказалось, что доктор Литвинов ошибся, и температуры у него не было. «Была утром, но сейчас все хорошо», – так сказал ему Иван, думая, что теперь тема его самочувствия будет закрыта, и он сможет помочь Алексею на кухне (ему было неловко приходить «на все готовое»), но тот лишь строго покачал головой.       – Нет, на кухне я справлюсь сам. Можешь, конечно, помочь мне позже, но сейчас тебе нужна хорошая горячая ванна. А то зубами стучишь, не чувствуешь, что ли?       Смущенный таким неожиданным предложением Иван пытался было оказать сопротивление, но доктор без лишних церемоний обхватил его сзади своими сильными руками и практически оттащил в ванную комнату. Повернул кран – вода бодро и весело забилась о белоснежные бортики ванной. Алексей с важным видом несколько раз проверил температуру и отрегулировал до подходящей. Все это время Ваня стоял у него за спиной, оглядываясь и моргая, словно не понимал, почему сегодня ему уделяют столько внимания.       – Раздевайся, я оставлю тебе свой халат.       Единственным халатом, с которым ассоциировался у Вани строгий образ доктора Литвинова, был белый медицинский халат врача, поэтому он немного удивился, когда Алексей протянул ему длинный махровый халат с поясом-завязкой, серый в черную полоску.       – Не знал, что ты носишь такое.       – Почти не ношу, – пожал плечами доктор. – Полезай в воду и погрейся как следует.       – Это как-то странно. Немного...       – Ничего странного. Ужин через час. Без алкоголя или открыть вино?       От алкоголя Иван однозначно отказался, и доктор Литвинов настаивать не стал. Впрочем, это вовсе не означало, что сам он пить не будет, так что пока Ваня грелся в ванной, он принял еще две порции своего любимого виски, а после еще раз ополоснул лицо ледяной водой из-под крана в кухне и выкурил три сигареты подряд. Эти нехитрые манипуляции, по всей видимости, заставили его немного прийти в себя и сосредоточиться на основной программе сегодняшнего вечера.       Программы, как таковой, у них с Иваном, конечно же, не было. Ну, лазанья там, вино по желанию, расслабленные разговоры на отвлеченные темы и «обнимашки» (серьезно?) за просмотром очередного сериала или фильма. На большее Алексей, кажется, был сегодня не способен. Но ключевое слово этой мысли – «кажется», потому что когда через полчаса Ваня закончил свои водные процедуры и появился на пороге кухни, разгоряченный и влажный, в его халате, который доставал ему до пят, Алексей замер, держа на полпути в рот ложку с пробной порцией соуса бешамель.       – Выглядишь намного лучше. На живого человека стал похож, – он передал ложку Ване, и тот облизнул ее и довольно покивал головой.       – М-м-м, вкусно...       – ...и халат тебе идет больше, чем мне.       – Это неправда, – разулыбался Ваня, усаживаясь на табурет и плотнее завязывая пояс слишком широкого для него халата, который то и дело норовил обнажить какую-нибудь часть его тела.       – Правда. И в самом деле, очень вкусно.       Алексей произнес это, снимая пробу с густого ароматного соуса, но за его загадочной улыбкой скрывалась похвала вовсе не собственному кулинарному таланту. Он думал, что к концу вечера ему станет совсем худо, будет ломать от принятого и выпитого, а голова расколется надвое от бурлящих в ней противоречий, но в нем неожиданно взыграло совершенно иное чувство. Ему не было названия, и не существовало строгих критериев для его определения, но это странное, страшное, теплое и необъяснимое чувство целиком увязывалось на одном человеке.       Алексей хотел его – хотел, чтобы Ваня сегодня был с ним. Просто был рядом, улыбался и краснел, говорил наивные глупости и задавал любознательные вопросы. И он хотел его. Не так как раньше, а по-новому: без утайки и ложного стыда, без хитрости и обмана. И все сложилось как-то само собой.       После ужина они лежали на кровати перед телевизором, включенным для фона, и пили кофе с печеньем. На какое-то время Алексей отлучился на кухню, отнести посуду, потом в туалет, и вернулся максимум минут через пять. Ваня по-прежнему был на кровати, только теперь он сидел, обхватив руками колени, и в такой позе еще больше утопал внутри объемного пушистого халата. Лицо его было серьезным.       – Я хотел сказать тебе...       Алексей присел рядом и вопросительно посмотрел на него.       – Спасибо за все, Лёш.       Это был первый раз, когда Ваня обратился к нему по имени, используя уменьшительную форму, но доктор Литвинов, кажется, даже не придал этому внимания. Его сильно зацепило другое, и он, конечно, улыбнулся, как-то отшутился, мол, не стоит и т.п., но в голове намертво застряла эта фраза: «Спасибо тебе за всё». А что – всё? Он ведь ничего для Вани не сделал. Не обещал всегда быть рядом, быть ему другом до гробовой доски, да и вообще – быть другом... Он всего-навсего был обходительным и внимательным, и это ему вообще ничего не стоило – он просто был воспитан таким. И если говорить по факту, он может дать Ивану намного больше. Если захочет. Вполне возможно, что он все еще находится под кайфом, и в крови у него играет коктейль из алкоголя и опиоидов, но... Возможно, это и есть тот самый момент, когда он захочет – и даст.       Дотянувшись, Алексей нажал на кнопку выключателя, и комната погрузилась в темноту, разбавленную мягким мерцающим свечением экрана.       – Закрой глаза, – полушепотом обратился он к Ване.       – Зачем?       – Я тебя когда-нибудь обманывал? Просто закрой – и не открывай.       Ваня немного покусал нижнюю губу, словно пребывая в сомнении, но подчинился. Доктор Литвинов сразу же обнял его за шею, бережно погладил мягкие, растрепанные после ванной волосы и придвинулся ближе. Когда он целовал Ваню впервые, это был поцелуй-приманка, призванный заинтересовать и соблазнить его. Когда их губы жадно впечатывались друг в друга во время занятий любовью, это был равноценный и заслуженный обмен страстью. Но сейчас, слегка запрокинув Ванину голову, он поцеловал его искренне, от души – а не от тела. Ванины губы моментально смягчились под его губами. Многообещающее начало.       Очень скоро Ване стало неудобно в такой позе, и он сам прильнул к Алексею, сильнее прижавшись к его губам и торсу. Доктор обнял его второй рукой, и осторожно подмяв под себя, уложил на кровать. Лежа целоваться стало намного приятнее им обоим, хотя у Алексея было неоспоримое преимущество: он точно знал, что собирается делать, в то время как Ваня еще пока даже не догадывался...       Он выпустил из ладоней Ванину голову, и его руки тут же переметнулись к поясу халата, завязанному в хитрый бант. Иван напряженно заерзал под ним, тихо постанывая в его рот, и последний его возглас все же вырвался наружу – он был связан с тем, что доктор Литвинов наконец распустил узел и распахнул полы махрового халата. Не слишком, лишь едва обнажив узкую вертикальную полоску кожи, от тонкого изгиба шеи до манящей впалости бедра, и она моментально покрылась мурашками. Иван едва заметно дернулся, и перехватив руку доктора, сжал ее своими прохладными пальцами.       – Не забывай главное правило – не открывать глаза, – напомнил ему Алексей и, высвободив руку, спустился ниже.       Неприятное ощущение прохлады на обнаженной коже сменилось для Вани горячей волной возбуждения, когда доктор прикоснулся полуоткрытыми губами к его животу, обвел языком пупок и поочередно – выпирающие тазовые косточки, а после его темноволосая голова склонилась еще ниже. Теплый рот поднимался и спускался короткими поцелуями вдоль Ваниных худых бедер, погружая его в умопомрачительную ласкающую негу, и только одна мысль никак не укладывалась в его голове: неужели доктор Литвинов действительно собирается... сделать это?       У Вани перехватило дыхание – так сильно, что ему показалось, что он задохнется, – когда Алексей сдвинул краешек махровой ткани, последний оплот целомудрия, прикрывавший Ванин орган, и легким дразнящим мазком языка прикоснулся к головке. Ваня, конечно, предполагал, что сексуальные отношения между двумя мужчинами подразумевают под собой не только обоюдную дрочку (нужно смотреть правде в глаза), но никогда бы не подумал, что они с Алексеем дойдут и до такого. Это было потрясающе приятно, но очень дико, и неловко, и стыдно. Неужели, так нужно? Правильно ли это? Хотя какая разница, в самом деле, правильно это или нет?..       У доктора Литвинова голова тоже шла кругом. Он не мог вспомнить, доводилось ли ему прежде ублажать мужчину орально, потому что в тот далекий раз он, помнится, был слишком пьян, и слабо соображал, что делал. Конечно, он не был страстным любителем членов, и в любой другой ситуации, со случайно подвернувшимся партнером, категорически отказался бы от этого занятия. Почему же он решился теперь? Потому что Иван так сильно ему благодарен, или потому что он уже не «случайно подвернувшийся»? Обводя языком его небольшой полувставший член, Алексей старался концентрироваться не на самом факте, что он делает кому-то минет, а на том, какие ощущения он сам желал бы испытать, будь он на Ванином месте, и какими способами их можно доставить. Он потому и попросил Ивана закрыть глаза, чтобы тот смог представлять себе того, кого ему захочется. Вдруг это будет девушка, обворожительная и в меру испорченная? И даже хорошо, если это будет именно она.       Алексей думал так, и губы его уверенно скользили вверх-вниз по стволу, обхватывали влажную головку и слегка втягивали ее внутрь пылающего жаром рта, а руки бережно и ласково поглаживали подтянувшиеся яички. Алексей почувствовал, как каждый кусочек Ваниного тела начал пульсировать под его поцелуями. Минет, безусловно, был одним из самых запретных для него сексуальных удовольствий, и теперь, когда он свершился наяву, до наступления разрядки оставалось недолго.       В предвкушении оргазма, Иван начал беспорядочно гладить голову и плечи Алексея, сначала несмело, затем все решительнее и сильнее. Интересно, осознает ли он, что делает это, мельком подумал доктор, и выпустив изо рта Ванин член, блестящий от слюны и напряженный до предела, сильными, но нежными движениями довел его до оргазма. Наверное, одного из самым мощных за всю его жизнь – Алексей понял это по тому, с какой неожиданной силой Ванина рука сжала его волосы на затылке. Это было не больно, и в некоторой мере даже приятно. Еще одна благодарность – безмолвная, но искренняя.       Он вытер руку о полотенце, оставшееся здесь после распития кофе, и, приподнявшись, посмотрел на Ваню сверху вниз. Два взгляда, наконец, пересеклись: его, распаленный и немного дикий, и Ванин – из-под полуприкрытых век, затуманенный и покорный. Размягченный, как воск, он лежал неподвижно и тяжело отдувался, восстанавливая дыхание. Алексей погладил Ивана по плечу и стер полотенцем редкие белесые капли, окропившие его впалый, испещренный шрамами живот. Странно, что сам доктор практически не возбудился, его член лишь слегка наполнился кровью в самом начале, во время поцелуев, и сейчас был абсолютно спокоен. Может, это были последствия того, что он «намешал» в себе слишком много химических веществ, или ему попросту не нравилось исполнять минет. А может быть, он банально утомился и хочет спать. В этот момент к Ване, наконец, вернулся дар речи:       – Я, наверное, пойду домой. Уже поздно.       – Нет, я хочу, чтобы ты остался.       – Остался – на ночь? – переспросил Иван, и смущенно запахнул полы халата.       – На ночь, – устало повторил Алексей, касаясь рукой Ваниного лица так, будто он снова проверял наличие у него лихорадки. – Потому что я боюсь, что ты и впрямь заболеешь, если выйдешь сейчас на улицу.       – Но мне пройти-то всего пару шагов...       Доктор Литвинов покачал головой.       – Это не обсуждается. Дам тебе футболку и шорты, не в халате же ты будешь спать.       Ваня согласно кивнул и подумал, что иметь собственного строгого врача не так уж и плохо. Правда, он отчего-то решил, что Алексей постелит ему на диване, и переодевшись в предложенные вещи, осторожно спросил, где ему можно взять подушку и одеяло. Доктор Литвинов окинул его недоумевающим взглядом, а затем, быстро смекнув в чем дело, улыбнулся и проводил Ваню в постель. Именно проводил, приобняв его за плечи и заботливо откинув край одеяла. Обнимать его во сне, впрочем, Алексей не стал, просто улегся рядом и повернулся спиной, объяснив тем, что ему так крепче спится, но Иван даже не подумал на него обижаться. Спать в такой тесной близости с человеком, который еще недавно был для него совершенно чужим, уже само по себе было значительным достижением. И, кто знает, может быть теперь в Ваниной жизни наступят перемены?..