truths you have to grow into

Эмма приходит в себя наполовину на кровати в лофте Чармингов, наполовину на полу. Крюк лежит рядом. Она настолько потрясена, что смотрит на него, разинув рот, добрых несколько минут, прежде чем сказать: — Ты мёртв, — тело всё ещё изогнуто под болезненным углом, и Свон сдвигается, падая и приземляясь практически на Крюка. — Я видела, как ты умер, — повторяет она в страхе от того, что чувствует его под собой. Он жесткий и живой, и нет никакого ранения. И в то же время он был мёртв на протяжении почти двух месяцев. Крюк дерзко ухмыляется и кладет руки на её бёдра. — Уже нет, любовь моя, — он тянется к ней за поцелуем, и Эмма отстраняется. — Ты… как это произошло? Как мы вернулись? Я была... Реджина и я… — она отодвигается ещё дальше от него. — Вошёл Генри, и… — понимание обрушивается на неё одной волной, и она нервно смеётся. — Она поцеловала его. Она поверила ему, или всё-таки полюбила, и… поцеловала его, — на губах возникает усмешка, когда Эмма встаёт с пола. — Реджина сделала это! Поцелуй Истинной любви! Крюк пожимает плечами и лениво следует за ней, снова норовя взять за бёдра. Свон избегает прикосновения, вдруг осознав одну важную вещь — она больше так не может. С Крюком было… просто. Строить отношения с ним было легко. Родители приняли его в семью, не успела она и глазом моргнуть. Их одобрение многое значило, и…. он продолжал твердить, что любит её. Это не требовало ничего, кроме её «окей» и позволения любить себя. Но сейчас… сейчас его рука блуждает по её телу, пока он целует шею, а Эмма продолжает видеть перед собой Реджину на кухне Мэриан, посланный ею взгляд, то, как что-то переворачивалось внутри, когда Миллс мимоходом дотрагивалась до её руки. Ничего похожего она не чувствует с Крюком. И, вероятно, никогда не чувствовала. Эмма нежно отталкивает его. — Я так больше не могу, — произносит она низким, извиняющимся тоном.

***

Около дома Реджины, глядя на то, как та стоит в дверном проёме и разговаривает с Робином, Эмма признается самой себе, что её чувства к Миллс совсем не дружеские. Даже не отдалённо. Она не знает, как не поняла этого раньше, но ничто из того, что они делят вместе, не считается нормальной дружбой. Эмма осознаёт, что целиком и полностью её вина — не замечать очевидного. Лили всегда была и другом, и девушкой одновременно; Нил был тем, кому она отдала свою любовь и доверие, чтобы он кинул ей их в лицо; таким образом, её единственным другом остаётся собственная мать. Эмма может сравнить своё отношение к Реджине только с легкой, непринуждённой дружбой с Руби и скупой, угрюмой лояльностью Мулан. Свон в курсе привлекательности Руби и может оценить её, но, глядя на Лукас, она не задается вопросом, каково будет поцеловать её (такое было разве что один раз, до падения проклятия). Мулан тоже красива, но и её Эмма не хочет поцеловать. Дерьмо. Как-то незаметно для Свон, Реджина перестала быть той, с кем нужно было постоянно бороться, и стала человеком, о котором Эмма заботится. Кем-то, от чьего смеха и редких любящих взглядов в груди становится тепло и тесно. Кем-то, чей острый ум, ухмылка и блестящие глаза посылают дрожь внизу живота. У Эммы возникает чувство, что это её слабость, брешь в хорошо построенной броне. Она спала всего с несколькими людьми за последние годы, и они не были столь важны. Не так, как Нил. Не так, как Лили. Эмма до конца не уверена, что доверяет сама себе, она уже и не помнит, как это правильно делается. Её уровень привязанности к Реджине выходит за делёжку опеки над Генри, причем уже давно. И сейчас Миллс стоит в нескольких футах, разговаривая с мужчиной, который должен быть её родственной душой. Эмма придумывает способ отступить: Реджина не стояла бы тут, спокойно беседуя с Гудом, если бы с Генри было не всё в порядке. С ними обоими всё хорошо, и Свон не обязательно быть здесь. Ей, правда, совсем не хочется наблюдать за воссоединением Реджины и Робина. Этот мир, очевидно, ненавидит её. Эмма отъезжает и врезается в тротуар, наделав достаточно шума, чтобы они обернулись. Лицо Реджины темнеет при виде Эммы. От отдалённости и злости та застывает на месте, отвыкнув за долгое время от такого взгляда и не понимая, чем сумела его вызвать. Робин приближается к Реджине и бормочет что-то, а после целует в щеку и уходит. Проходя мимо Свон, он кивает, не говоря ни слова. Эмма в недоумении поднимает взгляд на Реджину и делает шаг к дому. — Всё… Вы с Генри в порядке? Зелена… всё ещё здесь? — Да, — Миллс скрещивает руки на груди. — Она здесь, и мы в порядке. — Хорошо, — кивок. — Я…. Хорошо. — Твой пират жив? — резко спрашивает Реджина, но после осознания того, как грубо прозвучали слова, её лицо смягчается. — Ага, Крюк в порядке, — Эмма продолжает медленно подходить к ступеням. — Но злится на меня. Наверное, не будет разговаривать со мной какое-то время. Отец разозлится из-за того, что потерял приятеля. — Что? — Я… ну, мы расстались. Я рассталась, мы не… — она вздыхает. — У меня нет таких чувств, как у него. Было бы несправедливо, — пожимает плечами, наконец, достигнув ступенек и остановившись перед Реджиной. — Я пыталась, — признается она. Правда. Ей хотелось чувствовать что-то к Крюку, ведь это было бы так просто. — Моим родителям он нравился. — Это идиотская причина начинать отношения, — фыркает Миллс, закатив глаза. Эмма ухмыляется. — Я скучала по этому. — По чему? — По тому, как ты называешь меня идиоткой. Странно, да? Но другая ты… в той.. ты помнишь… — Да, — обрывает Реджина, отказываясь смотреть на неё. Ухмылка исчезает с лица Эммы. — Ну, ты была ко мне добрее там. Не давала заскучать, — шутит она, но Реджина, кажется, закрывается от неё. — Я была не… Я скучала по этому. Препираться с тобой сейчас кажется даже забавным, — женщина по-прежнему молчит. — Твой бок в порядке? — спрашивает Свон и делает движение вперёд, чтобы проверить рану, как поступала много раз до этого. Сейчас же, Реджина не вздыхает, с умиротворяющей усмешкой позволяя Эмме взглянуть на свой бок, а резко отшатывается от её прикосновения. — Я в порядке. — Ты разрушила проклятье, — Эмма изо всех сил пытается исправить всё, что происходит между ними. — Ты поцеловала Генри в лоб. Даже без воспоминаний ты полюбила его. Реджина прижимается спиной к двери, словно пытается отстраниться от Эммы настолько, насколько это возможно. Свон хмурится. — Ты хотела что-то ещё? — Я… что? — Ты хотела что-то ещё? — фыркает Реджина. — Помимо выяснения того, жив наш сын или нет. Есть ещё какой-то кризис, с которым тебе нужно помочь? Или я могу провести ночь без вмешательства кого-то из семьи Чармингов? В её словах столько яда, что Эмма неосознанно делает шаг назад. Реджина злилась на неё много, много раз, но так, как сейчас, никогда за… почти два года. С самой смерти Коры. Она моргает. — Я просто… — Доброй ночи, мисс Свон, — говорит Миллс, не глядя на неё. А после дверь захлопывается перед лицом Эммы, и её будто резко погружают в ледяную воду.