Не забудь проснуться

      Полярная ночь расползлась по северу Норс Блю, обесцветила море, желтыми огоньками зажглась в окнах приморских городов, вместе с нею расползлись тревожные слухи. Керосинки на «Змее» не гасли ни днем, ни ночью, но их неровного света едва хватало, чтобы рассеять кромешную темень до буровато-желтого полумрака. Под еле теплящимся светом по всем углам шуршали газетные листы.       — Мало нам было войны во Флевансе, — ворчал капитан Блэк, ничуть не стесняясь ни злых матросов, ни юнг.       — Говорят, Джерма осадила Кыбек, — шептались за завтраками, обедами и ужинами. — Никаких требований не выдвинули.       — Опять всех жителей в рабство угонят, — вздыхали в ответ. — Хорошо бы нам уйти еще севернее, подальше от них.       И «Змей» уверенно держал курс на север, изредка забирая восточнее.       — Говорят, с Флевансом еще ничего не кончено, — саранчой разлетались сплетни. — Уже на семи островах видели выжившего оттуда.       — Может, не выживший, а уже потом заразившийся? — предполагал кто-то. — Кто знает, куда эта зараза расползлась?       — Противогазы и марлевые повязки дорожают, — вздыхали удрученно. — Торгаши чертовы. Полетят чьи-то головы, если эпидемия начнется.       — Да всего один пока, — пожимали плечами те, кто видел эпидемию чумы пятнадцатилетней давности. — Фотографии нет, но пишут, что он весь в белых пятнах. Поймают скоро. Полтора миллиона — приличная награда за поимку какого-то мальчика.       — А что, если не поймают? — вопрошали в темноту.       Темнота моря вздыхала волнами, терлась о борт белыми льдинами, унесенными в море с вечной мерзлоты полюса, мерцала колючими звездами, но пугливо шарахалась с пути, ожегшись прожекторами на носу «Змея».       — Пираты Донкихота наконец уходят из Норс Блю, — украдкой радовались в кают-компании. — Туда дорога! С опе-опе их, похоже, обломали.       — Лучше бы с опе-опе дозор обломался, — мрачнел капитан Блэк.       — А разве он не пропал? — недоумевал кто-то более осведомленный и перечитавший больше газет. — В потасовке, говорят, Коразона пиратов Донкихота пришибли. Наконец-то.       — Ты-то чего радуешься? — смеялись над не к месту порадовавшимся.       — Радуюсь, что теперь его точно не пришлют по наши души, — оправдывался тот.       — А чего пришибли-то? — спрашивал кто-то.       — Да дозор пришиб, наверное, — пожимали плечами. — Не последний же человек в команде.       — А я слышал, у них там свои разборки были, — заговорщически шептали на ухо. — Они ведь с Дофламинго братья. А капитаном одного Дофламинго считали. Вот второй и взбрыкнул. Ну и всё, хана!       В темноте полярной ночи правда мешалась с вымыслом, крутая смесь срывалась облачками пара с губ на невыносимо долгих вахтах. Полярная ночь текла серебристыми косяками трески и пикши, спиртом в стакан — последней, стоградусной, возможностью согреться. Полярная ночь оседала инеем на ресницах, растрескивала губы, раскладывала на руках сеть цыпок.       В выпивающей силы, беспросветной, непроглядной темноте полярной ночи Пенгвин и Шачи каждое утро вставали до четырех склянок. И часто, если некому было за ними приглядывать, подолгу стояли у борта и смотрели на восток — не появится ли сегодня на горизонте багряная полоса мёрзлой зари?       Тогда Пенгвин еще не мог оценить своей удачи, но вообще-то ему очень повезло с первым капитаном. Эдвард Блэк никогда не позволял юнгам сидеть без работы, загружая их сильнее, чем иной хозяин загружает рабов. Но ни с Шачи, ни с Пенгвином никто из команды «Змея» не позволял себе делать того, о чем много позже Пенгвин слышал в пьяных разговорах за кружкой рома.       Спустя несколько лет он пришел в искренний ужас, услышав в баре, как матросы из некой пиратской команды обсуждают, что неплохо было бы взять на борт юнгу помладше. Потому что за время плавания их юнги выросли, и теперь даже с закрытыми глазами их вот вообще никак нельзя было перепутать с девочками.       Судя по всему, корабль Эдварда Блэка был исключением из практически всеобщего правила обращения с юнгами: на борту «Змея» к ним относились как к самым бесправным, но всё же накама. Во многом причиной этому был характер капитана Блэка — бывшего фермера и отца четырех мальчиков. Возможно, подсознание сыграло с ним злую шутку, и в нанятых мальчишках он отчасти видел сыновей.       Ло появился на «Змее» полярной ночью через год. Незаметно и неслышно — именно так, как в судьбу входят самые важные в ней люди.       Пенгвин очень удивился, когда утром за завтраком увидел в общей столовой еще одного мальчика. Мальчик был мелким, худым и нескладным, с большой головой, которая казалась еще больше из-за широкой пятнистой шапки, тощими руками и острыми коленками. Капитан Блэк вел себя так, словно никакого незнакомого мальчика на борту не было, так что и команда не задавала вопросов, откуда он взялся.       «Змей» тогда стоял в порту Халеи, заняться команде было нечем, а капитан отпустил всех в город, так что Пенгвин и Шачи быстро забыли о странном новом юнге. Вспомнили, только когда вернулись и увидели его, сидящего на палубе на их любимом месте — рядом с витой носовой фигурой морского змея. Ло с ленивым интересом наблюдал за работой грузчиков в порту.       Конечно, Пенгвин не мог оставить безнаказанным посягательство на именно это место у борта. Тем более, Ло был таким мелким и худым... раза в два меньше Пенгвина, окрепшего за два года плавания.       — Эй ты, — Пенгвин постарался подойти как можно более уверенно, посмотреть как можно более высокомерно, чтобы сразу заявить — «меня надо уважать, я тут главный, и только попробуй спорить». Дождался косого вопросительного взгляда. — Это наше место!       Брови новенького изогнулись. Пенгвин ждал, что он испугается, отсядет, а то и уйдет... Но получил совершенно равнодушный ответ:       — Сядьте рядом, тут всем места хватит.       Каков наглец, а! Не ответить — значило, капитулировать.       — Это наше место, поэтому ты должен отсесть!       Слово за слово...       — Сейчас я тебя!.. — он вытянул новенького за шкирку, вздернул на ноги. Кулак с размаху впечатался в острую скулу.       По-видимому, Ло не ждал, что ему без промедления станут бить морду, поэтому и пропустил первый удар. Пошатнулся, голова мотнулась в сторону, но на ногах устоял. Уже замахнувшись снова, Пенгвин понял — бить надо было сразу всерьез, валить на пол, а не лицо править. Потому что у Ло изменился взгляд.       А в следующий миг Пенгвин почувствовал нечто очень странное. Его шее вдруг стало холодно. И это не был холодный ветерок, просочившийся под ворот куртки, случайно опустившиеся на кожу снежинки. Нет. Его шее стало холодно... изнутри.       Потом Пенгвин увидел собственное тело. Но безголовое и со стороны.       Он больно стукнулся затылком о палубу, потом саданулся об нее копчиком — это тело, потерявшее всякую координацию, шлепнулось на задницу. Рядом заголосил Шачи.       Удивительно было чувствовать, что голова лежит отдельно от тела, что затылку очень больно, больно и копчику, но при этом совершенно не больно шее, кровь не вытекает и вообще... он оставался в полном сознании и на удивление живым.       — Ты там что-то хотел «меня»? — послышалась насмешка Ло.       До слез унизительно.       — Что ты сделал, ублюдок?! — еле прохрипел Пенгвин. Шачи вообще перешел на истеричные всхлипы. Пенгвин не видел его сейчас, но не сомневался — мелкий размазывает кулаками сопли.       Новичок усмехнулся так, словно заранее знал, что именно этим всё закончится, и как ни в чем не бывало уселся на прежнее место. Даже ответить не потрудился.       Умирать, между тем, Пенгвин все еще не собирался. Более того, свое тело он тоже чувствовал. Мог бы встать, если бы не боялся тут же полететь назад на палубу. Странно. До этого момента он как-то по-другому представлял себе отрубание головы.       — Эй ты! — погромче окликнул Пенгвин. — Что ты сделал?       Новенький обернулся, смерил его тяжелым взглядом.       — Это способность моего фрукта, — неохотно ответил после краткой паузы. — Долго ты еще собираешься сидеть? Доползи до своей головы и приделай на место. А то к палубе прилипнет, отдирать долго будешь.       Изумленное шмыганье со стороны Шачи было ему ответом — Пенгвин только рот беззвучно разевал, лишившись дара речи.       Пенгвин, конечно, понимал, что не стоило в первый же день лезть к новенькому с кулаками. Тот выглядел измученным и голодным, позорно легким противником. Но инстинкты требовали распространять свой авторитет всеми возможными способами, а Пенгвин еще не научился включать тормоза по необходимости.       Все они — двенадцати-четырнадцатилетки — корабельные юнги, мальчишки-посыльные, портовые попрошайки, жили по законам стаи дворняг. Кто сильней, тот и вожак. Грызлись по пустякам, лишь бы повод был для обмена ударами. Даже Ло с этой своей большой головой в пятнистой шапке, непропорционально длинными конечностями, большим ртом, походил на исхудавшего щенка очень крупной собаки.       Вот только Пенгвину было все равно, волкодав из Трафальгара Ло вырастет, или спаниель — валиться на спину перед обоими он равно не собирался.       В ту же зиму, когда на «Змее» появился Ло, их команда влезла в первую крупную передрягу. Пираты Донкихота ушли на Гранд Лайн, и из всех нор выползли шайки поменьше, цеплявшиеся друг к другу не меньше портовой шпаны.       Заварушка разгорелась в море. Корабль врага был больше, числом они тоже превосходили небольшую команду «Змея». В темноте полярной ночи вахтенный поздно заметил почти вплотную прижавшийся фрегат, слишком поздно дали залп пушки. Капитану Блэку пришлось принять навязанный ближний бой. «Змея» взяли на абордаж, сперва команда пыталась отстреливаться, но из однозарядных ружей много не настреляешь. Первый же абордажный мостик намертво вцепился в фальшборт, началась поножовщина.       Пенгвин потерял Шачи в толкучке на второй палубе, выскочил наружу, выхватил нож. Думал, мелкого вынесло туда, прямо к врагу. Страшно было до безумия, нестерпимо тянуло подальше отсюда. От пятен крови на промерзших досках мутило.       И мелкий как назло не показывался на глаза, только кровища, суматоха, вопли. Надо было пробиваться дальше, прямо по замерзающим лужам крови, по телам людей, неподвижным или еще шевелящимся, стонущим в агонии, своим и чужим. Искать потерявшегося в толпе мелкого. Хорошо, если под руку еще никому не попался, прямиком под саблю.       — Куда?! — Пенгвина перехватили на подходе. — Назад и не мешайся! Позовем — вылезешь!       И спихнули назад на вторую палубу слушать вопли, лязг стали и выстрелы.       Пенгвин уже готов был кинуться обратно — черт бы побрал этого Шачи, который всегда лезет, куда не надо! — но тут на плечо легла ладонь.       — Идем, — совершенно спокойно сказал Ло. — Мы в общей каюте, мелкий достал истерить. Тебя искать рвется.       — Ты какого черта его увел и мне не сказал?! — взвился Пенгвин. — Я думал, его там пришили!       Ло ничего не ответил, только хмыкнул. Конечно. Этот пятнистый урод (как за глаза прозвал его Пенгвин) вообще редко снисходил до ответа. И еще ни разу не извинялся за свои действия, даже если делал — намеренно, нет ли — редкостную подлянку.       Только много позже Пенгвин понял — то, что Ло увел растяпу-Шачи из толпы разгоряченных матросов, рвущихся в бой, возможно, спасло мелкому жизнь, так же, как жизнь Пенгвина спас пират, не давший ему сунуться в гущу резни. Вот только лица того пирата Пенгвин так и не смог вспомнить.       Сколько они просидели тогда в пустой каюте, он тоже не знал. Наверное, очень недолго, но время растянулось так, что минуты казались часами. Он смотрел, как под потолком мерно раскачивается керосинка, слушал, как скрипит несмазанное кольцо лампы, продетое в петлю на потолке — монотонно, точно метроном. На Ло старался лишний раз даже не коситься, но все равно нет-нет, а поглядывал. Тот, как ни в чем не бывало, развалился в гамаке, прижав нож к груди, и, похоже, спал.       Вот как, скажите на милость, можно спать, когда прямо над головой слышны крики, хрипы, лязг и стук, тяжелые удары?! Даже предсмертные стоны иногда нет-нет, а слышатся.       Но глаза Ло оставались закрыты.       Сам Пенгвин хотел тогда только одного — чтобы это всё поскорее закончилось. Он знал ребят, для которых возможность принять участие в настоящем абордаже была мечтой всей жизни. Но он, заляпав ботинки в крови, увидев, как легко сабля может проткнуть человека насквозь, как пополам сгибается проткнутый человек, как изо рта у него льется кровь и еще что-то желтое, он сам ни за что в жизни не пожелал бы оказаться там, на верхней палубе. Он боялся и ни тогда, ни много позже не считал страх чем-то постыдным. Иногда ему казалось, что один только страх не давал команде Трафальгара Ло удариться в те зверства, которые были обычны для других пиратских команд. Они делали много такого, чего Пенгвин до самой смерти себе не простит, но они никогда не переходили грань бесчеловечности.       — Ну, долго еще нам сидеть? — Шачи нетерпеливо завозился. Пенгвин видел причину этого нетерпения — мелкий от каждого хлопка выстрела еле заметно вздрагивал. Но не от страха — не было в его глазах никакого страха. Шачи не выносил неизвестности. Кто выстрелил, в кого попали, свой или чужой упал — он не видел ничего и от этого изводился.       — Сиди спокойно, скоро уже, — ответил Ло. И опять замолчал.       — С чего ты взял? — не понял Пенгвин.       — Слышишь? — Ло ткнул рукоятью ножа в потолок. — Стихает всё. Значит, там не так много народа осталось.       Пенгвин напустил на себя самый глубокомысленный вид и кивнул, соглашаясь... И только потом понял, что же на самом деле сказал Ло. Немного народа осталось... в живых. А на палубе «Змея» сейчас гора тел, мертвых, окровавленных людей. И это им, юнгам, придется сбрасывать трупы в ледяное море, видеть знакомые, но искаженные агонией лица, а потому едва узнаваемые. И хорошо бы, чтоб пришлось — поспешно поправился Пенгвин. Так будет, если команде удастся отбиться. Иначе — вражеский корабль, рабство, невольничий рынок.       От собственных мыслей пробил озноб.       Пенгвин не понаслышке знал о всех прелестях рабства — в портах не раз видел длинные вереницы выгоняемых из трюмов невольников. Высоких и маленьких, детей и взрослых, всех объединяло одно — загнанный, дикий взгляд. От одного воспоминания бросало в дрожь.       И тут дверь в общую каюту распахнулась. Пенгвин не успел вынырнуть из собственных мыслей, а потому не запомнил толком, как выглядел пират, обнаруживший их. Только услышал:       — Ага!       И едва успел увернуться от крепкого удара в голову.       Вскочил Ло, вываливаясь из гамака.       — Эй! — пират выглянул из каюты, подзывая кого-то. — Тут дети! Иди!...       Закончить фразу он не успел. Ло перехватил нож за рукоять и, пригнувшись, кинулся ему под ноги.       Пенгвин так и застыл. Чувствовал, что рядом оцепенел Шачи, но даже глянуть на него не мог.       Потому что по полу лег алый росчерк, и высоченное тело мужчины принялось заваливаться на бок. На бородатом лице мелькнуло детское, беспомощное удивление.       — Долго вы стоять собираетесь? — недовольный Ло обернулся к ним. — Здесь сейчас будет не протолкнуться.       Как под гипнозом Пенгвин двинулся к двери, потом спохватился, кинулся к Шачи, глазевшему на труп, потянул за собой.       Они впервые видели смерть так близко, прямо перед носом. Впервые видели, как убивает их ровесник. И Пенгвин не знал, что же тогда повергло его в шок — сама смерть или то, кто и как убил. Всего два удара ножа — под колени по связкам, и сразу, когда пират свалился на колени, в горло. Мгновенная и такая внезапная смерть.       Их вынесло из общей каюты по инерции, Пенгвин запнулся и почти влетел в стену. Только-только выровнялся и увидел еще двух матросов вражеской команды, что бежали к ним.       Ло скрылся из виду, ловко обойдя первого здоровенного мужчину.       «Бросил нас?!» — почти отчаянно подумал Пенгвин.       На большее времени не хватило — пират уже надвигался на них, перекрыв все пути к отступлению.       — Сидите смирно, шпана!       Не понимая, что творит, Пенгвин затолкал Шачи к себе за спину, шагнул вперед. У него в руке был только нож, обращаться с которым он умел весьма посредственно. Даже не оружие — ножи имели все юнги, ими резали канаты. Но за спиной стоял совершенно ошалевший Шачи, а сам Пенгвин только что видел, как Ло угробил не менее здорового мужчину точно таким же ножом.       Выпад вышел абсолютно дилетантским. Перехватить его, отразить не составило бы ровным счетом никакого труда, если бы мальчика с ножом хоть кто-нибудь воспринимал серьезно. Но вражеские матросы, проникнув на вторую палубу «Змея», похоже, уже чувствовали себя хозяевами чужого корабля, переключившись с боя на грабеж.       Лезвие ухнуло в живот пирата поразительно легко, словно там не было никаких мышц, а живую плоть подменили вязким желе. Глаза мужчины округлились, руками он ухватился за рукоять, зацепив заодно и руку Пенгвина, которую тот не успел отдернуть. И словно понял, что поймал врага.       Неуклюже-медвежьим замахом Пенгвина дернуло в сторону, с силой впечатало в стену, так что в глазах потемнело.       Наверное, он тогда все-таки потерял сознание, потому что, когда снова смог видеть, перед собой увидел Ло.       — Встать можешь? — спокойно, как ни в чем не бывало, спросил тот.       Пенгвин заторможено кивнул. Он еще не понял, что произошло, а глаза уже нашарили скрючившееся на полу тело мужчины с ножом в животе.       Ло перехватил взгляд, обернулся.       — Рана смертельна, — бегло оценил состояние изредка постанывающего пирата. — Но, похоже, умирать будет долго, — поднялся, отряхнул колени. — Очень болезненная рана, там сплошные нервы, — посмотрел неожиданно насмешливо. — Если хочешь облегчить его страдания, добей. Вытащи нож и перережь горло.       И Ло снова исчез — ушел наверх.       Пенгвин, аккуратно, по стеночке, встал на ноги. В горле першило, левое плечо, куда пришелся удар, саднило и тянуло.       Хорошо, что Шачи рядом уже не было — скорее всего, Ло увел его на верхнюю палубу.       А Пенгвин шагнул вперед и застыл над недобитым пиратом. Он видел — мужчина еще не потерял сознание и даже, наверное, слышал всё, что происходило рядом. Слышал, что сказал Ло, слышал шаги Пенгвина, чувствовал, что Пенгвин подошел.       Пират лежал на боку, подтянув колени к животу, левая рука лежала на рукояти ножа и то сжималась, то разжималась. По одежде расползалось пятно крови, на палубе растекалась лужа.       Пенгвин не знал, сколько простоял так над истекающим кровью мужчиной. В голове было пусто, голова гудела, и звенело в ушах. Что он должен был сделать? Вытащить нож и... что-то еще?       Он так и не смог добить врага. Даже к ножу не смог заставить себя прикоснуться.       По пути к верхней палубе он запнулся о еще одно тело — совершенно точно мертвое.       Когда через полчаса они сбрасывали тела в море, Пенгвин знал — его недобитый противник был все еще жив и даже не смог потерять сознание.       Он сам сбросил мужчину с борта «Змея».       Обернулся и встретил внимательный взгляд Ло. Ло не улыбался, не насмехался и ничего не говорил.