Не забудь проснуться

      «Да ничего не будет, — убеждал себя Пенгвин, пробираясь за Шачи по снежной целине. — Даже если там не тридцать семь лет назад, а всего двадцать семь — это сколько ж воды утекло! Все уже давно забыли, что тут такое было, вон, даже забор сломан».       Но оптимизм и уверенность в собственной безопасности что-то не спешили прибывать, а нечитаемое выражение на лице Ло, появившееся, когда он ни с того ни с сего полез за забор, только убеждало в некоторой опрометчивости их поступка.       Однако, в целом, страшного пока ничего не происходило. По сугробам, залитым зеленым светом северного сияния, они двигались гуськом, и, стоило признать, Пенгвину было легче всех — он шел третьим. Да, неприятный холодок по спине бежал: зелено-снежная темнота фарденфортской ночи казалась удивительно теплой и спокойной в свете желтых огней западных кварталов, но восток города давно и, похоже, безвозвратно погасил желтые светлячки фонарей, и зеленые небесные огни здесь охладели, изумрудные всполохи морозили душу. Пенгвин прислушивался, но не слышал ничего, кроме хруста снега под ногами. Должно быть, именно такая тишина стоит на северном полюсе, где безлюдную снежную равнину пронзает земная ось.       По сторонам дороги один нежилой дом сменялся другим, двери почти во всех отсутствовали, часто отсутствовали и оконные рамы на первых этажах. Должно быть, всё здесь давно разграбили — сперва унесли самое ценное, потом то, чем первопроходцы побрезговали, потом принялись за мебель, дальше — за двери и окна. И перестали ходить только тогда, когда всё, что можно было оторвать и унести, уже оторвали и унесли. Да и то, если судить по следам, захаживали изредка в поисках чудом уцелевшего добра.       Оставалось только понять, зачем сюда направился Ло — не обворовывать же дома мирных жителей пошел, в самом деле? И, главное, на кой черт они с Шачи ломанулись следом?!       — Ло, — окликнул Пенгвин. — Эй, Ло!       — Что? — тот обернулся, останавливаясь. Дыхание вырывалось из его рта плотными облачками пара — похоже, Ло прилично вымотался, прокладывая дорогу.       — Куда ты идешь? — без обиняков спросил Пенгвин. — Это запретная зона, нам не стоит сюда ходить.       — Хочу посмотреть, — Ло ответил так, что вопросов стало только больше.       — Да на что тут смотреть?! — не сдержался Пенгвин. — Одни развалины.       — Вам не обязательно за мной ходить, — этот ненормальный только плечами пожал. — Забор еще близко, можете вернуться и идти домой.       Пенгвин фыркнул. Вот теперь он точно никуда и ни за что не пойдет. Ни за что не покажет этому самоуверенному наглецу, что ему неуютно в заснеженном, брошенном всеми районе.       Дальше Пенгвин лишь с растущим злорадством наблюдал, как Ло выбивается из сил, почти по пояс проваливаясь в снег. Правда, метров через триста злорадство пошло на убыль, но предложить помощь и самому выйти вперед тоже не казалось хорошей затеей. Во-первых, силы могли еще пригодиться, да и не ясно было, как на такое предложение отреагирует Ло. Сам Пенгвин принял бы подобное со стороны Ло исключительно за издевательство и очередной намек на собственное превосходство.       — А все-таки куда мы идем? — наконец не выдержал Шачи. Особенно уставшим он не выглядел, скорее, мелкому просто надоела бессмысленная борьба с улежавшимся снегом.       — Сначала к госпиталю, потом к кладбищу, — Ло остановился, сгибаясь, упираясь руками в колени и переводя дыхание. — Хочу посмотреть на даты смерти.       — Далеко еще? — Пенгвину показалось, что в голосе мелкого нет-нет, а мелькают нотки легкого сочувствия. Не ровен час сам первым пойдет.       — Нет, — Ло распрямился. — Скоро придем.       То, что Ло охарактеризовал как «скоро придем», заняло еще почти час пути, а здание, перед воротами которого они остановились, точно не соответствовало представлениям Пенгвина о госпитале. Вдоль высокой, в два человеческих роста, беленой стены этого здания они шли минут десять, и стена эта казалась скорее забором, нежели стеной дома. Около чугунных тяжелых ворот это предположение подтвердилось: за узорчатыми переплетеньями прутьев виднелся просторный двор, укрытый снегом, белая церковь и какие-то постройки вдалеке.       — Монастырь? — вслух подумал Пенгвин. — Ло, по-моему, тебе дали неправильный адрес.       — Нет, все верно, — Ло, вплотную придвинувшись к воротам и схватившись за прутья, оглядывал двор. — Госпиталь был при монастыре, вон то здание похоже на монастырскую школу, больница, скорее всего, имеет вход не здесь. Но мы пойдем тут.       Пенгвин огляделся. Оптимизм Ло относительно «мы пойдем» был ему непонятен — трехметровая стена нигде не имела ни проемов, ни выступов, с помощью которых ее можно было бы перелезть. Ворота вились орнаментом до середины, а дальше еще на полтора метра превращались в ровные и острые на концах прутья. По всему выходило, что перемахнуть через них не удастся.       — «Мы пойдем»? — недоверчиво уточнил Пенгвин. — Как ты себе это представляешь?       — Шачи, — вместо ответа Ло поманил мелкого к себе.       Пенгвин подумал было, что тот сейчас без вопросов пойдет, и уже почти успел ужаснуться, когда Шачи вдруг помотал головой, отшагнул назад и заявил:       — Не-а.       Тут даже у Ло челюсть отвисла. Шачи же, переведя взгляд с него на Пенгвина, и, похоже, сделав для себя какие-то выводы, пояснил:       — Ло, я не сволочь, ты — мой накама, а я никогда не брошу накама одного в опасном и странном месте, поэтому я и пошел за тобой сюда. Но я не хочу быть подопытной крысой в твоих экспериментах. Либо сперва объясняй словами, что ты хочешь сделать, либо показывай на себе. Мне кажется, тут сюрпризы ни к чему.       Желание отругать мелкого за доверчивость сменилось смутным ощущением гордости пока неясной природы. Пенгвин покосился на Ло, давя порыв съязвить «ну что, съел?» Тот молчал, пристально разглядывая мелкого, потом тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и, наконец, кивнул. Принял чужую позицию, вроде как. И тут же приступил к демонстрации.       Пенгвин опять не успел уловить, что именно сделал Ло, его вытянутая вперед ладонь в толстой варежке казалась неподвижной, только с этой самой ладони за считанные мгновения расползлась прозрачная голубая сфера. Не слишком большая — всего метра три в диаметре, она даже до ног Пенгвина доползти не смогла, застопорившись.       А потом Ло вдруг исчез.       Ну как «исчез» — действительно исчез с одной стороны забора, но тут же материализовался с другой стороны.       На миг Пенгвин забыл, как моргать. Окончательно ошалевший мозг родил, что, должно быть, Ло вообще не человек, ведь не может один Дьявольский фрукт давать настолько много способностей.       — Ну, долго вас еще ждать? — полнейшее изумление разбилось вдребезги от недовольного голоса Ло. Пенгвину вдруг подумалось, что это достаточно странно — делать настолько поразительные вещи и при этом выглядеть таким хмурым, не демонстрируя ровным счетом никакого довольства от произведенного эффекта. Наверное, это всё что-то да значило, но вот прямо сейчас Пенгвин не мог с уверенностью сказать, что.       Снежный покров в монастырском дворе не казался таким уж глубоким — сапоги проваливались не глубже середины икры. Словно совсем недавно двор чистили. Идти было непривычно легко, ноги передвигались словно бы сами собой. За время в Фар-ден-форте Пенгвин успел отвыкнуть от настолько не заснеженных дорог.       Вероятно, когда-то давно здесь был монастырский огород — слева от ворот Пенгвин различил покосившуюся теплицу. Здание за теплицей напоминало жилое — по всей видимости, раньше в нем размещались кельи. Вправо двор тянулся за церковь и там дальше тоже темнели какие-то постройки, но различить их подробнее Пенгвин не мог.       Ло снова шел впереди, но теперь медленнее, больше прогулочным шагом. Отдыхал, наверное. Он вообще едва на ногах устоял, когда перенес Пенгвина за ворота. И это казалось до невозможности ироничным, словно Дьявольский фрукт издевался над своим хозяином. Теоретически давая неограниченную власть в сфере, он отнимал столько сил, что львиной долей этой власти невозможно было воспользоваться.       Наверное, Ло вообще не сможет больше ничего сделать в ближайшие пару часов. А, значит, не сможет пробраться за запертые двери госпиталя, да даже в монастырскую церковь, к которой они сейчас направлялись, не сможет попасть. Отчасти это веселило, отчасти вызывало сожаление. Все-таки они столько времени потеряли, добираясь сюда.       Когда Ло брался за округлые ручки дверей, Пенгвин ждал и наделся, что двери будут заперты, и наконец можно будет пойти домой обедать, оставив бессмысленные блуждания по запретной зоне. Но промерзшие петли неожиданно тихонько скрипнули, а дверь легко, словно ее ежедневно открывали, поддалась.       Похоже, Ло тоже этого не ожидал, потому что в первый миг замер, вцепившись в наполовину открытую дверь. В установившейся тишине Пенгвин слышал, как рядом сглотнул Шачи.       Самому Пенгвину теперь окончательно расхотелось лезть в церковь и даже не потому, что мысли упорно бежали в сторону пустого живота и обеда. Слишком легко с пути убралась преграда, слишком уцененным казался сыр, преподнесенный им фарденфортской зоной отчуждения.       — Ло, церковь не заброшена, — попытался Пенгвин достучаться до Ло. — Нам тут рады не будут.       Вместо ответа тот внимательно оглядел сначала одну створку двери — ту, что осталась на месте, затем вторую.       — Смотри, — указал на внешнюю сторону открытой створки. — Здесь был замок, но его свинтили. Странно, что двери не утащили вместе с ним, в жилых домах даже ими не погнушались.       Вид двух дырочек из-под шурупов немного успокоил, но идея идти внутрь все равно казалась нездоровой.       Пенгвин не знал, что и думать. Он никогда не был трусом, дома их компания все заброшенные дома в окрестностях города облазила. Даже особняк в лесу (по слухам, с привидениями) не миновала такая участь. Привидений, конечно, они не нашли, зато побегали от разозленного сторожа. А тут — всего-то церковь, вот только идти в нее не хотелось категорически.       Пока Пенгвин старался урезонить пошедшие в разнос эмоции, Ло успел открыть двери настежь, как-то справившись с заклинившими петлями второй створки. Но дальше полуметра от порога даже привыкшие к темноте глаза Пенгвина не различили ровным счетом ничего — сплошная завеса кромешной темноты.       — Шачи, — окликнул Ло. — Включи фонарь.       Круг света метнулся от двери по полу, выбелил длинные пыльные доски, причудливо исказился на каком-то кубовидном возвышении и двинулся выше по белой стене.       — Ч... что? — не сдержался Пенгвин.       Судя по поползшим вверх бровям Ло, того посетила такая же мысль.       — Шачи, дай фонарь, — он стянул варежку, протянул руку ладонью вверх в сторону мелкого. Получив желаемое, без страха шагнул в темноту.       Доски натужно скрипнули под ногами.       — Ло, осторожно, — против воли вырвалось у Пенгвина. — Пол может провалиться.       Некоторое время в темноте было тихо, только под сводами церкви эхом метался звук шагов и скрип пола, да слева, куда ушел Ло, виднелся белый свет фонаря. Потом что-то тихо треснуло.       — Ло? — спросил у темноты Шачи.       Вместо ответа оттуда чиркнула спичка, свет стал ярче и желтее. Потом еще ярче. Наверное, Ло зажигал настенные лампы одну за другой.       Пенгвин, наконец, отмер. Желтый свет немного разогнал темноту, разогнал и неуместные, нелепые страхи. Если Ло там, и пол все еще не провалился под его весом, значит и под весом еще одного человека не провалится.       Но доски скрипели отвратительно, и первые несколько шагов Пенгвин не мог смотреть ни на что, кроме них. Наверное, если бы он поднял глаза чуть раньше, ни за что не стал бы заходить в эту церковь.       — Ого, — чуть справа и сзади послышался уважительно-недоуменный возглас Шачи, и Пенгвин все-таки смог оторвать взгляд от явно прогнившего пола.       В сущности, церковь мало отличалась от той, где служил его отец. По стенам тянулись длинные ряды округлых масляных ламп, четыре из которых по левой стороне зажег Ло. Окна не было ни одного, но ламп висело столько, что если зажечь их все, в церкви было бы светло как днем. Даже четырех хватило, чтобы создать приятный желтый полумрак, коричневеющий ближе к правой стороне. Когда-то давно стены церкви были белыми, а под сводом их опоясывала зеленая лепная лоза.       Но Пенгвин быстро понял — Шачи удивлялся вовсе не спокойно-светлому убранству обители божьей. Потому что, в общем-то, именно на убранстве и заканчивалось всякое сходство со святым местом.       У прекрасной белой церкви не было алтаря. Его словно выдрали из пола, возведя на его месте уродливое сооружение из серых бетонных плит — четыре по сторонам и одна сверху, как крышка. На стене за алтарем вместо распятья чернело гигантское продолговатое пятно, словно огонь, вырвавшись откуда-то снизу, жадно облизал белую гладь, но отступил, найдя ее невкусной.       — Что тут могло произойти? — голос Шачи эхом понесло между стенами.       Ло зажег еще две лампы — последние с левой стороны, отчаянно скрипя досками пола, подошел к громоздкой конструкции. Ему она оказалась чуть выше пояса. Он постоял недолго, рассматривая верхнюю плиту, наклонился и посмотрел на нее сбоку, потом обошел сооружение вокруг и остановился за ним, внимательно изучая торец.       — Похоже на гробницу, — сказал наконец. — Если считать, что все плиты одинаковой толщины, внутри должен быть колодец три на три метра.       — Ло, пойдем отсюда, — Пенгвин сам не узнал своего голоса. — Наверное, это алтарь, — тут же постарался вернуть прежний спокойный тон, но и это у него не вышло. — Не надо разорять алтарь церкви.       — Зачем делать у алтаря такие толстые стенки? — Ло словно издевался. — И, между прочим, тут со стороны стены есть кое-что интересное.       В целом, Пенгвину было ничуть не интересно. Стоило ему увидеть серую конструкцию, как единственным желанием стало унести подальше ноги. Алтарю, в самом деле, не требовались такие толстые стенки. Они требовались только в одном случае — если внутри прятали что-то либо очень дорогое, либо очень нехорошее. И Пенгвин знал: в зонах отчуждения обычно прячут второе.       Но Шачи пошел смотреть, и Пенгвин, ругнувшись про себя, направился следом.       Сперва он не понял, что именно могло заинтересовать Ло. Плита как плита, из таких, бывает, причалы строят, равномерно-серая. Потом увидел: верхний ее край был вовсе не серым — черным, в неровных пятнах гари. Словно огонь, что опалил стену, вырвался аккурат из-под крышки, сумев ее приподнять, но лишь один раз.       — Там, внутри, что-то жгли, — сообщил очевидное Ло.       — Знаешь, — вдруг доверительно начал Шачи, — я почти об этом забыл, но сейчас вспомнил. Когда я был маленьким, на моем острове коровы болели сибирской язвой. Их трупы жгли, чтобы болезнь не передалась, а все, что оставалось, потом накрывали бетонными саркофагами. Вот эта штука очень похожа.       Ло внимательно посмотрел на него и невозмутимо кивнул:       — Сейчас и проверим.       И тут Пенгвин не выдержал.       — Да ты совсем психопат! — крик многократно усилился эхом, загудел, завибрировал меж белых стен. Низкий раскатистый звук неприятно дал по ушам, и Пенгвин вынужденно снизил тон. — Ты вообще понял, что сибирская язва — это эпидемия? Эпидемия, Ло! Откуда ты знаешь, какая болезнь была тут тридцать лет назад?! Мы все, все на острове, можем заразиться какой-нибудь дрянью!       Судя по вытянувшемуся лицу Шачи, тот был вполне согласен, разве что пребывал в таком шоке, что не мог высказать аналогичную тираду. Почувствовав молчаливую поддержку, Пенгвин снова набросился было на самоуверенного идиота, но замолк, даже не начав.       Ло выглядел ничуть не впечатленным, разве что хмурился, но скорее не из-за смысла сказанного, а из-за вибрирующего эха.       — Ты, что, вообще не понял? — Пенгвин аж на шаг отступил.       — Не считай меня идиотом, Джон Саммер, — Ло впервые назвал его полным именем, и впервые в голосе Ло прозвучали стальные, холодные тона. — Я прекрасно знаю, что сибирская язва бывает эпидемией. Я даже знаю, какая бацилла ее вызывает, и как ее лечить, так что можешь не бояться — тебе я, в случае необходимости, смогу вколоть нужный антибиотик. Но я уверен на сто процентов — в Фар-ден-форте была не сибирская язва.       — Откуда такая уверенность? — высказывания Ло вызывали неудержимый скепсис.       — Ты, наверное, забыл, что в центральном госпитале я веду учет расходуемых лекарств, — Ло нагло усмехнулся. — У меня есть неограниченный доступ в архив журналов. На прошлой неделе я убил четыре вечера, чтобы отыскать там больных из Восточного округа. Любопытно, но они действительно есть, такие жители, и информация о них детально занесена в архив — когда заселились, в какой дом, где и какая родня. Вот только, что странно, эти люди никогда не живут в Восточном округе больше полугода. Они заболевают, ложатся в больницу и вскоре умирают. Я сличил симптомы — у них всех была одна и та же болезнь. Но это не сибирская язва, а бубонная чума в очень странной форме. Она не лечилась никакими лекарствами, даже теми, которыми обычно ее нормально лечат, но при этом она никому вообще не передавалась. Исключительно между жителями Восточного округа. Странно, не правда ли? Как будто где-то здесь есть ее очаг, но очаг этот имеет радиус действия, и стоит только за него выйти, как болезнь становится незаразной. Это похоже на обычную эпидемия, как считаешь?       Пенгвин только головой неопределенно мотнул, не желая признавать, что это всё, в самом деле, звучало подозрительно. Возможно, он и сам бы не считал вылазку в запретный район таким уж безумием, если бы знал это всё раньше.       — Страннее всего тут то, что людям вообще позволили селиться так близко к зоне отчуждения, — проворчал, лишь чтобы скрыть смущение.       — Нет, ничуть не странно, если это выгодно местному правителю, — вдруг высказался Шачи. — Знаешь, у меня на родине пастбищ для коров было мало, но если уж пастбище заражалось, его немедленно закрывали. А через несколько лет начинали выгонять на него скот, одну там корову, двух. Вроде как, на пробу — перемерли споры бактерий или еще нет. И если коровы заражались — пастбище опять закрывали. Думаю, тут действует тот же принцип — кому-то нужно знать, существует ли еще очаг заразы или уже исчез.       Пенгвину оставалось только рукой махнуть — если уж Шачи повелся на доводы этого сумасшедшего, сделать тут он уже ничего не мог.       — Ты можешь идти домой, если тебе неприятно тут находиться, — а Ло словно издевался, нарочно сделав акцент на слове «неприятно». — Я вполне в состоянии справиться один.       Пенгвин фыркнул. Ага, как же, уйдет он теперь. Чтобы потом насмешки Ло выслушивать? Не дождется. И еще очень хотелось поглядеть, каким именно образом Ло намерен вскрывать саркофаг. Верхняя плита выглядела неподъемной и явно превосходила размерами ту сферу, что получилась у Ло рядом с воротами.       Впрочем, и этот ларчик открылся удивительно, можно даже сказать подозрительно, просто. Сфера Ло попросту растянулась чуть больше, покрыв собой бетонное сооружение и пол рядом. И тут же верхняя плита грохнула по доскам, те заскрипели, взвизгнули, удержав ее только чудом.       Справиться с любопытством было невозможно. Пока Ло пытался отдышаться, согнувшись, Пенгвин шагнул вперед, краем глаза заметил такое же движение Шачи, и заглянул в бетонный колодец.       В лицо дунуло холодом — там, внизу, давно все промерзло, навсегда слилось с вечной, никогда не таящей мерзлотой. Из темноты, запрокинув голову, раззявя челюсть, на Пенгвина посмотрел человеческий скелет.       Пенгвин отшатнулся. Подсознательно ждал, что сейчас за край плиты схватятся белые пальцы, что над колодцем покажется белая костяная голова, но ничего такого всё никак не происходило. В церкви стояла тишина, совершенно невероятно плотная после громкого спора и грохота плиты.       Но там, внутри, стоял скелет! Ведь стоял же, точно стоял, задрав голову, словно тянулся к выходу.       Пенгвин осторожно, стараясь не издавать никаких звуков, вернулся к колодцу.       Да, скелет, действительно, стоял, но вовсе не потому, что был жив — просто падать ему было некуда. В этот самый высокий скелет, с которым Пенгвин нос к носу столкнулся, со всех сторон были втиснуты еще скелеты — десятки человеческих скелетов напихались в колодец, как шпроты в консервную банку. Некоторые стояли на коленях, сидели, некоторые накренились вперед, повиснув на соседях. А под ними валялись еще скелеты, отдельные кости, черепа — сплошная мешанина из костей. Пенгвину вдруг вспомнились цветные гравюры ада из отцовских книг.       — Их сожгли заживо, — голос Ло стер стоящую перед глазами картину мучений грешников.       — С чего ты взял? — как Пенгвин ни старался, вышло всё равно надтреснуто.       — Они стоят, — последовал ответ. — Вот те, что валяются на полу, были уже мертвые или бессознательные. А те, что стоят или сидят — живые. Знаешь, как бывает: когда эпидемия совсем выходит из-под контроля и не только лечения, но и пуль на всех не хватает, заболевших просто сбрасывают в одну общую глубокую яму так, чтобы точно не выбрались, поливают маслом сверху и поджигают. Здесь площади ямы оказалось маловато, чтобы все живые могли свободно уместиться, поэтому они, когда вскакивали и пытались выбраться, оказались так притиснуты друг к другу, что даже после сожжения не упали, а друг на друге повисли. Ну и приморозило их друг к дружке и к стенам, — Ло поморщился. — Не дожгли их, мрази.       Теперь и Пенгвин видел: скелеты, в сущности, не являлись совсем скелетами, просто большую часть картины скрывала темнота, и Пенгвин был искренне ей за это благодарен. На некоторых костях остались тяжи связок и мышц, вытекшую из лопнувших сосудов кровь не полностью испарило жаром — остатки сковало морозом; заморозило и суставы, навсегда оставив конечности в одном положении.       — Как тут дожечь, — Ло вдруг усмехнулся. Пенгвин вытаращился на него, не понимая, как вообще можно усмехаться, видя перед носом такое. — Всех в яму загнали, подожгли, дождались, пока разгорится как следует, и сразу крышкой накрыли. Как в кастрюле, только огонь не снизу, а внутри. Там был ад на земле.       Пенгвин моргнул. То, что говорил Ло, звучало странно. Очень-очень странно.       — Эм... Ло, — позвал Шачи. — Почему ты решил, что всё было именно так?       Усмешка Ло превратилась в улыбку — не то веселую, не то мечтательную:       — Я видел.       Пенгвин почему-то не смог переварить сказанное сразу. Словно что-то застопорилось — так слишком большой кусок отказывается пролезать в горло. Шачи тоже замер и молчал. Только Ло, не особо обращая на них внимание, с интересом рассматривал сюрреалистичную композицию из скелетов.       — Гляньте, — ткнул пальцем куда-то вперед, в самую гущу тел. — Там под торцом плиты какая-то дыра. Наверное, перекрытия прогорели. Я пойду, посмотрю.       Пенгвин словно в себя пришел. Тряхнул головой, заставляя ленивые, будто бы распухшие мысли шевелиться.       — Ло, ты с ума сошел! — и бросился к этому психу, уже перекинувшему одну ногу через плиту, вцепился в ворот тулупа. — Куда ты пойдешь?! Туда, в эту груду костей?! Остановись, пока не поздно!       — Да ничего не будет, — Ло поморщился, пытаясь отцепить от себя руки Пенгвина. — Тебе не обязательно за мной ходить.       Их взгляды пересеклись. В серых обычно глазах Ло клубилось желтое марево, словно кто-то накинул прозрачное покрывало. Ло улыбнулся.       В голове как щелкнуло: это не Ло. Вернее, Ло, но спятивший, то ли переутомившийся, то ли головой где-то приложившийся. То ли... Пенгвин глянул вниз — скелеты в колодце навсегда застыли в самых причудливых позах, за пересеченьями белых костей под дальней плитой укрылся широкий темный лаз куда-то под церковь. В самом деле, очень интересно, куда он ведет.       «Не думай об этом», — велел себе Пенгвин, поняв, что вместо того, чтобы держать Ло крепче, почти его отпустил.       — Отцепись от меня, — Ло хмурился, снова пытаясь разжать хватку. — Ты мне что, нянька?       Пенгвин не стал ничего говорить — все равно не поймет, просто потянул упирающегося Ло на себя, поудобнее перехватывая за шиворот.       Возможно, раньше Ло и был сильнее, но только за счет Дьявольского фрукта. Физически Пенгвин, два года выполнявший самую тяжелую работу на корабле, легко мог скрутить не один месяц голодавшего подростка.       Локоть Ло ощутимо прилетел под ребра. Дыхание перехватило, потянуло согнуться, прикрывая пострадавшее место. Но стоит только разжать пальцы, и этот психопат сиганет ведь вниз!       Пенгвин зарычал сквозь зубы, съездил Ло кулаком куда-то — куда попал, рывком сдернул того с плиты. Отступил назад, утаскивая Ло следом, чтобы точно даже не дотянулся до колодца. По голове бы чем-нибудь приложить, чтоб наверняка, а потом думать, как отсюда выбраться.       На следующем шаге что-то неудачно подвернулось под ногу. Пенгвин взмахнул руками, заваливаясь на спину. Ло обернулся через плечо, оценил ситуацию, добавил пару пинков по коленям и легко вывернулся.       «Это плита», — успел понять Пенгвин, пока падал.       Удар спиной по бетону не был сильным, но оказался неудачным — по позвоночнику зарядами прошла боль. В глазах на миг потемнело, и в этой темноте рядом раздался жалобный надсадный треск.       Мир вздрогнул, чуть просел, а потом тяжело ухнул вниз.