Осознание

— Я хочу душу моей матери, Анна.

      Произнеся эти слова, крутившиеся в голове бесконечно долго и никогда прежде не озвученные кому-либо, Хао сжал руку девушки, словно это могло донести его заветное желание до самых глубин её души и получить нужный отклик. В чёрных глазах шамана светились искренние вера и надежда в то, что он ждал больше тысячи лет не напрасно. Но на лице Анны отразились совсем не те эмоции, которые Асакура ожидал. И это обескураживало.

      Девушка была в смятении и, как даже показалось Хао, откровенно разочарована. Она чуть нахмурилась и отвела взгляд в сторону. Пожалуй, теперь всего его прежние рассуждения о материнской любви обрели смысл, и Анна даже ощутила досаду от того, что не догадалась раньше. Теперь намерения шамана в отношении неё были очевидными, но всё же не объяснимыми никакой логикой.

      Зачем? Зачем ему эта душа? Чем она может быть ему полезна? И самое главное, почему Асакура не может найти её без посторонней помощи?

— Кажется, ты не была готова к подобной просьбе, — холодно заметил Хао, отпустив её руку и грустно улыбнувшись. — Прошу прощения, если твои ожидания были обмануты. Но, как ты понимаешь, выбирать тебе не приходится.

      Его неожиданный порыв раскрыть перед Анной душу быстро растворялся в воздухе, уступая место привычной сдержанности. Если уж его желание не затронуло в душе девушки нужные струны, то следует вернуться к «деловым отношениям». Кажется, к ним она более привычна.

— Ты был рождён трижды на этой земле, — вдруг тихо начала Анна, не глядя на шамана. — Кейко ныне здравствует, твоя вторая мать умерла при родах…

— Конечно же, меня волнует моя единственная мать! — резко перебил её Хао, грубо схватив девушку за подбородок и заставив посмотреть ему в глаза. — Асаноха. Ты ведь определённо это знаешь!

      Почему-то Анну нисколько не задел его грубый жест. Она спокойно выдержала колючий взгляд Хао Асакуры. Напротив, ей было даже интересно наблюдать, как он загорелся за несколько секунд. Вот оно, его слабое место, его незаживающая с годами, постоянно кровоточащая рана. Но всё же… что он собирается делать, когда получит желаемое? Неужели великий и могущественный Хао Асакура всего лишь дитя, насильно отлучённое от матери и жаждущее вернуться в её объятия?..

— Зачем? — еле слышно спросила Анна неожиданно участливым тоном. Но Хао удивлённо посмотрел на неё, словно решая, подивиться её толстокожести в этот момент или открыться до конца, чтобы она поняла. Он отпустил её лицо, переложив ладонь на девичье плечо. Анна с некоторым недоумением отметила, что его пальцы пробивает мелкая, едва уловимая дрожь. Самообладание Хао, кажется, разваливается словно замок из песка, высыхающий на солнце, когда он думает о своей матери. Единственной матери. То, что он называл ее именно так, «единственная», говорило о многом.

      Шаман судорожно выдохнул, закрыл глаза и опустил голову, прислонившись макушкой к плечу Анны. И всё это показалось девушке слишком откровенным. Хао был абсолютно беспомощным и даже жалким в это мгновение. Сейчас любое её едкое слово в насмешку может ранить шамана сильнее, чем что-либо иное. Анна возможно впервые рядом с Асакурой почувствовала стыд от того, что не способна всецело понять его чувства и искренне сопереживать. Кто бы мог подумать, что такое вообще может произойти?!.. Девушка не верила сама себе, но горячее дыхание совсем рядом и чуть подрагивающие плечи Хао заставляли её сосредоточиться на реальности происходящего.

      Насколько Анна знала из рассказов Кино, Асаноха погибла в огне от рук людей, не принимавших её шаманских способностей и считавших её демоном. Оставшемуся сиротой ребёнку было не больше шести лет. И теперь Анне оставалось только гадать, что оставило в душе шестилетнего мальчика такой глубокий отпечаток, который не стёрся по прошествии столь длительного времени.

      Была ли это столь глубокая любовь и привязанность к матери, которая и была душой ещё совсем маленького шамана? Воспоминания о ней были единственными светлыми в его жизни? Может быть, он был счастлив лишь в те годы, когда засыпал под её песни? И жаждал хоть в каком-либо виде вернуть это? И это его желание всего лишь порождение беспросветной тоски и глубочайшего несчастья, которые нещадно терзают душу Хао Асакуры, проживающего уже третью жизнь?..

      Или же этот отпечаток оставила её страшная гибель, ставшая следствием жестокости людей? Оставила ли этот отпечаток в душе маленького мальчика лютая ненависть, которая оказалась сильнее всего на свете, а мать была провозглашена символом этой борьбы?

      Он ищет её близости и поддержки, её похвалы и одобрения всего им содеянного в течение долго пути или… её прощения? Прощения его самого за жестокость во имя неё? Или прощения людей, которые её погубили и которых Хао так жаждет погубить сам?

      Анна не могла в полной мере представить всех этих чувств, потому что своей матери она даже не помнила, поэтому и не знала ничего о том, что есть настоящая, не вычитанная в книгах, материнская любовь к детям и любовь ребёнка к своей матери. Но она всегда видела то, каким был Йо, и как он, несмотря на то, что очевидно тоже не получил всей той любви родителей, что заслуживал, никогда их ни в чём не обвинял, в то же время искренне любя их всей душой. И сейчас Анна невольно подумала о том, что подобные чувства у братьев, кажется, роднят их гораздо больше, чем одно лицо. Не является ли это желание найти душу матери всем смыслом жизни Хао и его стремлением стать Королем Шаманов?..

— Что ты хочешь сделать, когда твоё желание исполнится? — вдруг нарушила тишину Анна. Не веря себе самой, забыв о том, что Хао — самое ужасное, что может быть в этом мире, она вдруг погладила его по голове, словно прямо сейчас сама хотела оказаться Асанохой и излечить его душу, чтобы прямо сейчас тот шестилетний мальчик смог восстановить чистоту и невинность своей души.

— Я. Всегда. Её. Любил, — тихо ответил Хао, чётко отделив эти слова друг от друга, потому что каждое из них было важно по-своему. И Анне показалось, что эти слова способны стать ответом на все её вопросы. «Я всегда её любил». И тогда, и сейчас, неважно, что его душа изорвана в клочья и никак не может стать чем-то целым… Может быть он просто надеется, что душа Асанохи будет способна помочь ему обрести покой, которого он сам найти не в состоянии?

      Не было ли всё это своеобразным отражением души самой Анны, которую из тысячи осколков со смертельно острыми краями воедино собрал Йо, не боясь пролить свою кровь, ранясь десятки и десятки раз?.. 10 первых лет её жизни похоже были такой же тьмой, в которой пребывает Хао Асакура уже тысячу лет, с шести лет и по сей день, пытаясь найти тот лучик света, который, наконец, заставит его действительно «жить», а не притворяться живым.

— Я понимаю, — прошептала Анна скорее себе самой. — Теперь я понимаю всё.

      Хао поднял голову и изумлённо посмотрел на неё, не веря, что это произошло. Не веря, что она смогла. Не веря, что она так безошибочно прочитала его сердце! А он её... Он точно знал, что Анна действительно поняла всё, с Рейши или без неё, не важно. Он чувствовал это. И это чувство было таким новым и непонятным ему, родившемся совершенно спонтанно, прямо сейчас, прямо в это мгновение... Чувством полного единения душ, которое никогда прежде ни с кем ему достигнуть не удавалось. Чувством, которому люди никогда не могут дать объяснения и названия, равно как и испытать его никогда не смогут. И Хао знал, что именно осознание этого чувства также захватило и разум Анны, вынуждая её принимать его во всём, что он хотел бы ей дать.

      Шаман ласково погладил её по щеке. Анна не противилась, понимая всю ценность этого момента, когда Хао Асакура делится с ней тем сокровенным, что заставило его пройти весь этот путь, а она способна принять это именно так, как оно есть. Сейчас это было не прикосновение безумного шамана, который без жалости проливает кровь. Это было прикосновение души, которая теперь стала для неё открытой и понятной, словно её собственная. И что же теперь с этим делать?...

      Анна положила свою маленькую белую ладонь на горячую щёку шамана, чуть задев серьгу на его ухе и приведя её в движение. Хао мягко улыбнулся, затем они поддались вперёд друг к другу и, едва наклонив головы, закрыли глаза и соприкоснулись лбами.

— Это… — начала Анна, желая прояснить то, что они сейчас оба чувствовали. Это необходимо, потому что это всё меняет. Ничего не может быть уже как раньше. Она больше не способна оттолкнуть его так, как делала всегда. Но Хао не позволил ей договорить.

      Он отстранился, затем взял лицо Анны в руки и, нежно погладив её по щеке большим пальцем правой руки, прикоснулся к губам. Хао был на удивление нежен и не спешен, словно не желал настаивать на её ответе, но всё же хотел получить то, в чём сейчас нуждался. Да, кажется, впервые он ощутил это желание быть с Анной как с женщиной так остро и отчётливо, и это было невозможно игнорировать. Теперь, кажется, нет.

      Анна оборвала поцелуй, поддавшись вперёд и прижавшись щекой к его щеке так, что её губы почти касались его уха. Ничего неприятного в произошедшем не было. И девушку это несколько озадачивало. Хао тяжело дышал, уткнувшись носом в её шею, но, кажется, не был ни удивлён, ни обижен её отказом. Скорее его бы насторожила противоположная реакция.

— Как бы близки мы теперь не стали, это не та близость, — произнесла Анна, положив руку на его затылок и погладив, словно желая успокоить. — Мы не должны тонуть в этом чувстве, думая, что оно способно вытеснить всё остальное.

      Не способно. Оно смогло вытеснить из души ненависть к Хао Асакуре, теперь он был словно её продолжением. Но оно не смогло и не сможет вытеснить из сердца девушки Йо. И Анна была этому несказанно счастлива, даже находясь сейчас в объятиях Хао.

      Шаман же с грустью подумал о том, что это новое чувство единения душ не смогло радикально изменить ничего в его душе, но оно ощутимо усилило то чувство к Анне Киояме, что так долго зрело в его сердце. И это определённо способно осложнить жизнь им обоим. А может и не только им.