Анька

Сиротский приют всегда встречал бурно и радостно любое выходящее из привычного и скучного режима событие. Но то, что произошло сейчас, побило все рекорды! Это было самое волнующее и захватывающее зрелище, которое когда либо видели дети. Грузный дяденька в черных галифе, сверкая красными лампасами, вступил на порог, который чисто случайно оказался намыленным, его нога подскользнулась, и вся его немаленькая тушка опрокинулась назад, нелепо размахивая руками, как лодочными веслами, изображая позу киногероя из фильма, который снимут капиталисты почти через 90 лет. Показав в воздухе пару акробатических фигур, товарищ Кумар перевернулся и плюхнулся на пол, изрыгая при этом такие слова, которые не то что детям, приличным взрослым слушать не пристало. Все присутствующие, широко раскрыв рты, наблюдали за этим действом, некоторые из них весьма сожалели, что оно закончилось так быстро. Первые секунд десять ничего не было слышно кроме кряхтения и ругани, а потом воздух буквально взорвался от детского смеха. Не смеялась только Аня - безусловно, зрелище было стоящим, но она-то рассчитывала на то, чтобы на месте мужика с красными лампасами оказался некто другой... Комиссар Ястребинский мрачно смотрел на смеющихся сирот, а товарищ Буферкова аж покраснела от злости. - Тишина! - рявкнула она и все замолчали, Аня легонько шлепнула рукой лицой и выглянула одним глазом сквозь пальцы. - Ах, вы, маленькие... - Не стоит, товарищ Буферкова, я разберусь с этим. Комиссар, не произнеся больше ни слова, прошелся мимо детей. В коридоре повисла мертвая тишина, даже товарищ Кумар затих, он поднялся с пола и встал рядом с машинисткой напротив Ястребинского. - Когда Феликс Эдмундович посылал меня сюда, - начал комиссар негромким голосом, - он желал убедиться, что наше государство заботится о сирых и обездоленных юных товарищах. Я лично убедился в этом. Но прямо сейчас на моих глазах возникла новая проблема... Он повернулся к детям лицом и пристально на них посмотрел, медленно сдвигая черные брови. Он слегка отбросил полу своего пальто и положил руку на ремень, Аня старлась не смотреть ему в глаза, она задержала взгляд на его ремне и вдруг заметила кобуру с браунингом. Конечно, она была уверена, что комиссар не откроет стрельбу по ним... Но девочке стало как-то не по себе. - К вам проявляют доброту и сострадание, ко всем без исключения не взирая на происхождение, - он особенно выделил последнее слово, так как ему было известно, что в приюте есть дети "врагов революции", - а вы отвечаете неблагодарностью. Товарищу Дзержинскому это вряд ли понравится. Вы, дети, должны быть благодарными, чтобы потом в ответ на заботу занять место в нашем обществе и стать достойными гражданами советского государства. А вы что делаете? Итак, я спрошу только один раз. Кто придумал ЭТО? Комиссар замедлил шаг и стал внимательно вглядываться в лица детей. Он сверлил взглядом каждого ребенка, почти все, не выдерживая такой пытки, отводили глаза. Особо чувствительные натуры даже зашмыгали носом. Аня с безмолвным ужасом ждала, когда до нее дойдет очередь... Наконец, она ощутила вибрацию от приближающегося строевого шага Ястребинского. Господи, он идет к ней, он уже рядом. Так, спокойно! Она не должна себя выдать, а вдруг пронесет и он не станет долго задерживать на ней свой взгляд. Но напрасно она надеялась... Тень комиссара, движущаяся по стене, стала падать на Аню, она услышала его дыхание. Она стояла с опущенной головой, но поняла, что он проходит мимо. Девочка даже дышать перестала. Так, пока все хорошо, он проходит, проходит... Ах, глупое сердце, не бейся так! Оно стучала так быстро, что ей казалось, будто все слышат это. Аня громко сглотнула. Вдруг комиссар остановился. Он сделал несколько шагов назад. И встал прямо напротив ее. Аня все еще не поднимала головы. Она знала, что Ястребинский сейчас сверлит ее взглядом. Она почувствовала, что еще немного и она заплачет, а он обо всем догадается... Нет, она этого не допустит! Она должна посмотреть ему в глаза, показать, что она не боится его. Аня закусила губу и гордо подняла голову, устремив свои большие голубые глаза на комиссара. И встретилась с тяжелым взглядом, прожигающим ее на сквозь. Ястребинский смотрел на нее не мигая, его темно-карие глаза , казалось, могли развязать любому язык. Ане внезапно стало совсем дурно, ноги сделались ватными, по спине пробежал неприятный холодок, во рту пересохло. А в сердце затаился страх, самый настоящий страх перед этим человеком. А комиссар, кажется, его почуял. Он наклонился так, что теперь был на одном уровне с Аней. Ей захотелось убежать от него далеко-далеко. Девочка была уже готова признаться во всех смертных грехах, как вдруг послышался тихий, но уверенный голосок: - Это я сделал.