***
В больнице имени святого Пантелеймона, служившей во время русско-японской войны госпиталем, а теперь переименованной большевиками в больницу имени Зиновьева с утра было тихо и мирно. В коридоре молоденькая сестра мыла полы, ее совсем недавно приняли на работу, сестра-хозяйка внезапно подалась в «партийные ряды», и заниматься хозяйственными вопросами стала некому. «Старожил» лечебницы, хирург Марк Исаевич, очень переживал по этому поводу. Больных было хоть отбавляй, а проблема чистоты и гигиены стояла остро. Но к счастью, скоро в больнице появилась эта девушка, она была согласна на любую работу и стала мыть пол, стирать бинты, кипятить инструменты и выносить судна из-под тяжелобольных. Хирург искренне недоумевал, почему такая юная, привлекательная и неглупая барышня занимается этим, ему было искренне жаль бедняжку, за такую работу платили по тем временам копеечное жалованье(слава Богу, хоть платили еще), и он иногда отдавал ей большую часть своего пайка, а потом и зарплаты. Позже он узнал, что девушка была офицерской дочерью, и ей попросту все двери нормальных рабочих заведений были закрыты. Она особо не распространялась о своем прошлом, видимо, на то были причины. Сегодня, она, как обычно, выполняла свои обязанности, как вдруг ее окликнула Елена, ассистентка хирурга. - Надя, тебя там какая-то полная дама с короткой стрижкой и в очках просила подойти, она тебя внизу ждет. Девушка спустилась и вернулась минут через десять, очень взволнованная. - Лена, где Марк Исаевич? Это срочно! - Господи, Надя! Да что с тобой такое? На тебе лица нет…. - Где Марк Исаевич?! - Да у себя он! Отдыхает, такая сложная операция была, жуть просто! Очередного забулдыгу с того света вытащил. Четыре часа, в его-то годы… Надя, да куда ты понеслась? Чего случилось-то? - Потом! За ним сейчас придут… Но она не успела предупредить бедного Марка Исаевича. Белые двери длинного коридора распахнулись и на глазах у больничного персонала и пациентов старого сухонького доктора повели в наручниках несколько чекистов. Рядом с Марком Исаевичем шел сам комиссар Ястребинский, очень хмуры и недовольный. Узнать, где прячутся выжившие враги революции так и не удалось. Ему пришлось убить и строптивого молодого кадета и его красавицу-невесту, да толку-то? Поэтому, как только ему доложили о готовящемся аресте, он сразу же направился на место. Расправа над предателями его всегда успокаивала, а на хирурга-еврея давно поступали жалобы. Дескать, он привечает всех чуждых элементов, укрывает тех, кто в розыске, а в прежнее время пользовался уважением императорской семьи. Сама царица Александра, которая посещала больницу и была восхищена работой доктора, вручила ему ценный подарок – яйцо Фаберже с маленьким портретом царских детей внутри. Ястребинский забрал его в качестве трофея. - Товарищ комиссар, подождите! – бежала за ним не по годам седая докторша, - Пожалуйста, не забирайте Марка Исаевича, он ведь талантливый хирург! Нам никак без него, прошу вас, смилуйтесь! Комиссар продолжал идти, не обращая внимания на ее причитания. Елена вся обмякла и прижилась к стене, а девушка, которую она звала Надей, затряслась мелкой дрожью и опустила глаза, наклонив голову так, чтобы никто не видел ее страха. Когда мимо нее прошел комиссар, она сделала шаг назад и случайно опрокинула ведро с водой. Чекисты брезгливо отошли от образовавшейся лужи, а Марк Исаевич вздрогнул от звука упавшего ведра и с жалостью посмотрел на съежившуюся девушку. Ястребинский был не в духе и мог запросто арестовать и ее. Но тот лишь прошипел: - Понабрали неуклюжих и неумех… Когда они ушли, повисла гробовая тишина. Потом раздалось тихое всхлипывание, все сестры и врачи очень любили Марка Исаевича, всем было искренне его жаль, а Надежда Львовна корила себя за то, что не успела его спасти…***
Вечером в приюте все сироты разбредались по кроватям. Все, кроме Ани. Кто-то наябедничал Беферковой про то, как Аня ее дразнила. И заведующая благополучно назначила ее дежурной, то бишь, она должна была перемыть всю посуду, вытереть столы и прибраться в столовке после ужина. И сейчас она с ожесточением орудовала метелкой. Сомнительное удовольствие. - Ну, это, граждане, уже не в какие ворота не лезет! – бубнила она себе под нос, чтобы уж точно никто не услышал, - Какая там свобода прав трудящихся! Каждый день об этом нам талдычит, талдычит, а сама! Так, ну все! Вроде чисто. Пора и на боковую. Разобравшись с «каторжными работами», Аня с чистой совестью и немного пыльным носом пошла в свою комнату. Но нечто привлекло ее внимание. Кто-то возился с оконной рамой на втором этаже недалеко от спален. Аня остановилась и прислушалась – тяжелую раму, заделанную на зиму, кто-то явно пытался открыть. «Грабители!» - пронеслось в голове у девочки. Они залезли в дом, чтобы что-то украсть! Нужно срочно что-то придумать. Аня спустилась обратно на первый этаж и подошла к печке, с трудом она взяла тяжелую кочергу и полегала ее одной рукой. Ничего, справимся! Окунув ладошку в остывшую золу, она вымазала ею свое лицо, зачем, она и сама не знала, но так было интереснее. И вот, вооруженная кочергой с пепельным устрашающим раскрасом, наша храбрая Аня медленно и бесшумно побрела к окну на втором этаже. В полумраке она сумела разглядеть силуэт сидящего вора. Она сделала глубокий вдох, занесла над головой свое оружие и понеслась на врага. Он обернулся на ее топот и заблажил как потерпевший. Аня от неожиданности, забыв о своем намерении тихонечко тюкнуть его по башке, заорала громче вора. В свете луны ее грим был более ужасен. Представьте картину, Аня с золой на лице, замахнувшись кочергой и замерев, смотрит на вора и кричит, вор вприсядку смотрит на Аню и кричит тоже. Ночь, луна, все спят… - Анька, ты, что ли? – говорит вор охрипшим голосом, - Тьфу, ты! Меня чуть Кондрашка не хватил от твоих фокусов! - Дмитрий? – искренне удивилась Аня, опустив кочергу. – Это ты! - Да, представь себе, я! Выскочила, тоже мне, из-за печки с этой дурацкой пудрой на роже… Идиотизм! - Извини, извини, я подумала, что ты вор… Слушай, а что ты тут делаешь у окна? - Не твое дело! Иди спать! - Ну, скажи, пожалуйста! Я могила. - Ну, ладно. Только не проговорись! Я ухожу отсюда, ясно? - Уходишь? А куда? - Какая разница! Я сбежать хочу! Куда угодно, только бы не жить здесь. Довольна? Все, марш в кровать, ты мне мешаешь! Он отвернулся и продолжил попытки открыть окно. Двери Буферкова запирала изнутри на замок, а ключ прятала. Аня стояла и смотрела, как Дмитрий тужится, поднимая деревянную раму. - Дмитрий, возьми меня с собой. Давай, убежим вместе, а? - Еще чего! Тебя мне только не хватало! Нет, ни за что! С девчонками хлопот не оберешься. - Я хочу пойти с тобой! Мне так здесь надоело… А еще мне очень нужно в Петербург. Отведи меня туда, пожалуйста, и все. Дальше я сама. - Я сказал уже, нет! Иди отсюда! - Ах, так! – Аня надулась и подперла бока руками, - А я сейчас как закричу, и Буферкова проснется и надерет тебя! И она правда открыла рот и звонко взвизгнула. Дмитрий подскочил к ней и прикрыл ладонью рот. - Ты что, ненормальная! Хватит вопить! Ладно, я возьму тебя с собой, но только до Петербурга! Там мы с тобой расстаемся. Я пойду по своим делам, а ты катись куда хочешь. У, навязалась на мою голову! - Спасибо, Дмитрий! – Аня так обрадовалась, что ей захотелось его обнять. Но мальчик шарахнулся от нее. - Ненавижу нежности! Лучше помоги мне открыть окно. Вместе ребятам удалось поднять раму, Аню в чумазое лицо ударил порыв холодного ветра. - Подожди, я сейчас оденусь и пойдем! - Началось! Девчонки… Я вот заранее оделся. Аня побежала вниз за своим красным пальто, в котором ее нашли, эта вещь была единственной ее собственностью из одежды, картуз, который все время лез на глаза, и длиннющий шарф со скрипучими башмаками выдали ей здесь. Когда она вернулась и Дмитрия был очень нервный вид. - Все, я готова к походу! - Наконец-то, а то к нам тут гости… - Что? – Аня подбежала к окну и увидела, что у приюта стоит черная машина, та самая машина, которую она видела при аресте Надежды Львовны. И голос, от которого внутри все сжалось в комок, перекрикивал вьюгу: - Откройте! Сейчас же! Именем революции! - Ну, все, попали... - шепнул ей Дмитрий.