Шаги в будущее

Проблемы столь глобального масштаба не просто так сваливаются на голову, как какой-нибудь снег или кирпич. Они тщательно подготавливаются, обдумываются и только затем претворяются в жизнь. Скорее всего, Отец гомункулов тоже долго думал, прежде чем приказать своим детям напасть на Центральный Штаб Аместриса. А может, и нет, кто знает, что творится в его светлой голове. По крайней мере, Прайд не смог дать вразумительного ответа по поводу причины, побудившей Отца настолько резко перейти в наступление. Мальчик лишь пожимал плечами, смотрел на чудищ, созданных с помощью философского камня, и думал, что такими темпами дорога в будущее оборвётся, даже не начавшись. Нужно что-то делать. Но что? - Скажи, – Кимбли смотрел на существ, что буквально строем вышагивали из своего «инкубатора», морщился от хруста костей и мерзких шлепков, издаваемых при ходьбе. Тошнотворных монстров создали учёные, работающие на гомункулов, ничего не скажешь. Идеальные орудия убийства. Не нужна им ни еда, ни сон, лишь смерть и хаос сеют они вокруг себя. Так пафосно. И так грязно. Методы Отца начинали неприятно удивлять Багрового алхимика. – Ты знал, что всё случится так скоро? В помещении было холодно. Настолько, что слова вырывались наружу сгустками пара и тут же замерзали, осыпаясь мелкими хрусталиками. Словно дождь. Кто бы плакал о людях, что гибнут в эти минуты этажом выше. Вряд ли родственники потом опознают тела. Зольф закутался в шарф по такому случаю, ведь контраст холода на улице и леденящей душу атмосферы внутри здания не давал возможности согреться. Мало кто захочет разгуливать в такую погоду без пальто, перчаток и шапок. Алхимики тоже в счёт, им руки нужно использовать для того, чтобы выжить. К таким смело причислял сам себя Лотос, и ещё Мустанга в список добавил. Ещё в Ишваре Огненный бесился, если забывал, куда положил своё оружие. Безусловно, без алхимии алхимики - просто люди. Со своими тараканами и заморочками. Страхами и мечтами. Своей жизнью. Жаль только, что смерть выбрать им не дано. И так много на себя взваливают, негоже ещё и это одеяло на себя тянуть. Так думал Кимбли. Не потому, что боялся смерти. Потому, что знал: она придёт к нему именно в этой войне. - Нет, – ответил Селим, не делая вида, что ему холодно. Гомункулы не мёрзнут. Подрывник протянул руку и коснулся пальцами щеки мальчишки. Тёплая. Почти как у человека. – Я предполагал несколько иной вариант событий. И это, – тёмные глаза презрительно сощурились, глядя на мертвецов, – мне совсем не нравится. Сложно сказать, был ли против сын фюрера прикосновений к себе, но он не отстранился, а значит - принимал ласку. В конце концов, Прайд сам приказал быть рядом. Привыкший исполнять приказы военный не мог ослушаться. Поэтому сейчас, когда идёт сражение, когда в подземельях воюют Рой с Энви, а Грид пытается не дать Кингу Брэдли вернуть власть в свои руки, он, Багряный алхимик, находится возле инкубатора и смотрит на «рождение» тварей, что спустя долгие минуты будут вгрызаться в шеи простых солдат. Незабываемое времяпровождение. - Пойдём отсюда, – сказал мужчина, слыша в отдалении песню автомата и громкие удары чего-то тяжёлого во что-то крепкое. Видимо, загадочный Слосс ступил в бой, а он, если верить Селиму, не только глуп, но и дьявольски быстр. С таким не совладать обычным людям. – Скучное зрелище. - Не беспокойся, – привычка держаться за руки казалась Зольфу немного странной, наиграно нежной, но по-своему приятной. Рука мальчика всегда была теплой. Гомункулы ведь не мёрзнут. – Против Лени выступили сразу двое Армстронгов. - Даже так? – шагая прочь от недолюдей, заговорщики говорили негромко, будто боясь, что их подслушают. Так, на всякий случай. – И Оливия здесь? - Не одна. С танком. - Какая прелесть. Хотел бы я на это посмотреть! - Тебе предстоит нечто куда более забавное, – темноволосый парнишка выпустил на свободу свою тень, она расползлась многоруким пятном по стене и полу. Оставалось лишь шагнуть в неё, как в воду нырнуть. Не страшно, если не закрывать глаза. Крики тысяч душ и красные всполохи успокаивали Багрового. Спустившись по теням вниз, в подземелья, алхимик и гомункул попали, казалось, в иной мир. Всюду камень и физически ощутимая тяжёлая аура, что, впрочем, неудивительно. Много лет это место было пристанищем существ, что жили благодаря красным камням. Капли воды стекали по стенам, образовывали лужицы на полу, которые быстро покрывались тонкой ледяной коркой. И тут холод. Странно, что он не прокрался ещё в людские сердца. К этому всё идёт, насколько понимал Кимбли. Бегло осмотрев помещение, он увидел отчего-то множество фюреров, окруживших доктора Марко и Мустанга. Такая перемена мест несколько выбила алхимика из колеи. Мужчина искренне считал, что с Пламенным конём Зависть в состоянии разобраться без проблем. Выходит, не так всемогущ этот грех… - Что здесь происходит? – спросил Зольф у Прайда, так как иного выхода не было. Как-то иначе исправить своё неведение брюнет не мог. Ему не нравился круг преобразования под связанным полковником, ой как не нравился. И дурак поймёт, что тут собираются провести человеческое превращение, а не вызвать дух Пиковой Дамы. Сын фюрера вместо ответа подвёл спутника ближе. Марко, не забывший конвой в лице Багрового, резко побледнел и отвёл взгляд. Врач уже натерпелся стольких ужасов в тюрьме и теперь, когда смертоносная сталь клинков десятков фюреров только ждала своего часа, чтобы покинуть ножны. Доктор боялся, и не без причины. Поэтому пугать себя жаждой убийства, что наверняка плескалось в глазах Зольфа, изуродованный человек не мог. Пленник же, удерживаемый несколькими сильными мужчинами, сохранял гордое молчание, и взгляда не отводил. Если бы можно было убить так, лишь посмотрев - приспешники гомункулов стали бы пеплом раньше, чем успели бы что-то сказать. Но увидев Багряного подле себя, выдержка Роя дала трещину. Слова его истекали ненавистью, в которой легко можно было бы утопиться. - Ты тоже с ними заодно? – процедил он. - Я сам с собой, разве не видно? – ласковая усмешка, от которой у Мустанга зачесались пальцы сжечь ублюдка в порошок, на атомы распылить, а у Марко свело зубы от страха и заныло раненое плечо. - Тварь, – выплюнул оскорбление полковник, смотря на Зольфа, как на мерзкого слизняка. Кимбли лишь улыбнулся. Его и не такими эпитетами награждали в Ишваре. - Не ускоряй свою смерть, – голос Прайда холоден и невозмутим. Могло показаться, будто он не замышляет предательство Отца и срыв его планов, так хорошо мальчик играл. – Где Зависть? - Я его убил, – Рой, насколько позволяла ситуация, нагло ухмыльнулся. – Это было легче, чем муху прихлопнуть. «Ложь, – понял Зольф, но смолчал. – Всё ведь идёт так, как мы задумали. Я не ошибся в выборе стороны…» - Жаль, – гомункул отвернулся от пленника и приказал: – начать преобразование. Видит Бог, Мустанг изо всех сил сопротивлялся. Но что он мог поделать против копий самого фюрера? Сверкнула вспышка человеческой алхимии, поднялся ветер. Багровый встал около пропитанной сыростью стены и смотрел на то, как возникают Врата, как корчится тело жертвенной овцы - одного из учёных, как нарушается второй закон алхимии. Зрелище не вызывало в нём никаких чувств. Он не был бесчувственным, просто знал, что сам не подходит на роль «ценной жертвы». Совершить человеческое преобразование даже ради того, чтобы вернуть кого-то к жизни… у него не хватило бы духу на это. И признав за собой столь унизительную слабость, Кимбли успокоился и досмотрел спектакль до конца. - Что теперь? – спросил тихо у подошедшего Прайда. - Нужно помочь Элрикам, – лаконичный ответ. – Ты же знаешь свою роль на этом этапе? - Мне она не нравится, – мужчина качает головой и под подозрительными взглядами фюреров гладит Селима по волосам. – Кто знает, как всё обернётся. - Никто не знает, – ребенок ластится к руке, щурится и улыбается мудро и спокойно. – Но ты ведь выполнишь своё обещание, что бы ни случилось. Поэтому я не боюсь. Зольф Кимбли кивнул. Разговаривать больше не стоило: они и так вызвали нешуточный интерес у приспешников Отца. Следовало сделать последний шаг к будущему. Каким бы оно ни было. *** Война продолжалась. С переменным успехом люди теснили гомункулов, как им казалось, в сторону неминуемой гибели. И грехи, смеясь, отступали, давая своим противникам шанс поверить в чудо. Ведь откуда военным знать, что четверо нелюдей сражаются отнюдь не на стороне своего родителя? Если с Жадностью ещё всё более-менее ясно: принц Ксинга взял контроль над телом, то оставшиеся в живых гомункулы помогали исподтишка, ненавязчиво, маскируясь. Та же Похоть, которою, казалось бы, сжёг Мустанг, расплавлялась с пародиями на людей, вышедшими из инкубатора. Энви провёл Элриков по подземельям, притворившись побеждённым, а Гордыня… Прайд возник перед Эдвардом, мешая идти дальше. Или только делая вид? - Ты мне не ровня, – голос дребезжал, напоминая мальчишечий лишь с огромной натяжкой. Казалось, что жуткие звуки исходят отовсюду и ниоткуда одновременно. Странная акустика, но производит впечатление на неискушённого зрителя. Сын фюрера кривит губы в ухмылке, нападает на Цельнометаллического алхимика. Он мог убить его одним ударом, всё же сказывался опыт и превосходство в силе, но он этого не сделал. Было что-то в светловолосом коротышке такое, что не позволяло причислить его к серой людской массе. Он выделялся так же, как подсолнух выделяется на фоне зелёной травы. И это грело тысячи душ в теле гомункула, подсказывало, что он на правильном пути. - И это говорит мне существо, которое и человеком назвать нельзя? – фыркает Элрик, настороженно следя за смертоносными тенями мальчишки. – Отец твой, как видишь, даже не взглянул в твою сторону, хотя ты уже порядком потрепан. - Что это изменит? – Селим не стал говорить противнику о том, что уже давно осознал ненужность грехов своему создателю. Рано или поздно от них всё равно избавятся, как от старых вещей. Для этого они и затеяли восстание. Остаётся сделать всё так, чтобы ни у кого не возникло сомнений и подозрений. Эдвард говорил ещё что-то. Резал по самому больному, как он думал. Гомункул покорно злился, показывая те чувства, которые положено испытывать оскорблённому и желающему жить существу. В эти минуты он остро чувствовал волнение и неуверенность своих братьев и сестёр. Им хотелось вступить в бой, но это означало разрушение чётко спланированной стратегии. Сам Прайд волновался не меньше, с затаённым страхом ожидая момента, когда сын Хоэнхайма совершит последний удар. А когда сосуд начал разрушаться, крошиться, как песок, пришёл неожиданный покой. Элрик уже замахнулся, чтобы завершить начатое, но его руку поймали. Алхимик обернулся, рассчитывая увидеть как минимум ещё одного монстра, однако наткнулся на взгляд холодных голубых глаз. Неожиданно. Слишком. Отступив, Эдвард потерянно спросил: - Что это значит, Кимбли? - Не задавай глупых вопросов, парень, – нужды в этикете не было, никаких уважительных суффиксов. Сейчас они действительно все равны, независимо от выбранной стороны. – Иди, – Зольф указал рукой на пролом в здании, сквозь который пробивались тревожные лучи солнца. – Ты там нужнее. - Что это значит?! – не унимался юный государственный алхимик. Абсурдность происходящего изрядно давила не нервы. - Какой ты шумный, – тихо прошептал Селим, едва держась на ногах. Часть его лица осыпалась, вместо глаза зияла дыра, открывая беззащитное нутро. Горящее злобой око и тьма, клубящаяся неровными облаками, смотрели прямо на Цельнометаллического паренька. Словно твердило: уходи, пока не поздно. – Не волнуйся, я не буду бить в спину. Моё тело уже умирает, – слабая улыбка и ребёнок пытается сделать шаг, но ноги не держат. Он падает на окроплённую кровью землю, запрокидывает голову и хрипло смеётся. – Иди, – повторяет. – Мы убьём друг друга сами. Ничего не понимая, чуя подвох, Эдвард срывается с места. Его и правда ждали там, впереди, где нужна была позарез его сила. Но про странную парочку он не мог забыть до самого конца. - Думаешь, он поверил? – Селим смотрит на Кимбли снизу вверх. Раньше вопрос роста не занимал его голову настолько сильно, как сейчас. - Вряд ли, – качает головой Багровый алхимик, опускаясь на корточки рядом с гомункулом. Он всё равно выше сына фюрера на целую голову, но его это не смущает. – Знаешь, если бы ты попытался поменять сосуд, я бы действительно убил бы тебя, – говорит без смеха, серьёзно, хищная складка залегла между тонкими бровями. – Но я рад, что ты этого не сделал. - У меня были такие мысли, – признаётся таким тоном, будто не желал лишить кого-то жизни, а намеревался украсть конфету из вазы без разрешения. – Это плохо? - Очень, – мужчина хмыкает, прижимает к себе хрупкое тело. Оно тает буквально под пальцами, ещё немного и рассыплется пылью. Но много времени им не нужно. – Ты не должен попирать «гордость гомункулов». - Знаю, – смотрит прямо в глаза. Тёмные нечеловеческие и голубые встречаются, тонут друг в друге. Кимбли наклоняется, щекочет дыханием кожу мальчика. Целует тонкие, сухие губы, чувствуя вкус печали, надежды и крупинки песка на языке. Селим отвечает на поцелуй, цепляется слабыми руками за плечи алхимика, пытается не прерывать контакт. Дыхания не хватает. Время утекает сквозь пальцы. Отстранившись для вдоха, демон Ишвара облизывает губы, несколько разочарованно замечает: - Жаль, что я не успел зайти дальше поцелуя. Теперь для этого мне придётся так долго ждать… - У тебя будет вечность для этого, – глаз щурится, искрясь красными всполохами. - Это слишком мало. - Ты говоришь сейчас, как Грид. - Извини. Где-то в отдалении послышался дикий вой, земля содрогнулась. Видимо, битва перешла в финальную стадию. Все силы стянуты туда, где Элрик вместе с остатками военных усиленно бьёт Отца всем, чем только можно и нельзя. Лишь двоим нет дела до этого миниатюрного ада. - Зольф? Багровый улыбается. - Что, Селим-кун? - Поцелуй меня ещё раз. У Кимбли не было причин отказать мальчику в этой невинной просьбе. А когда люди кричали истошное «Эдвард!», выл от боли Отец и умирал Жадность, государственный алхимик Зольф Дж. Кимбли разрушил сосуд, в котором находился гомункул Прайд. Пыль медленно оседала на пол, покрывая его серым налётом, а в руке мужчины остался маленький комочек. Он еле-еле шевелил ручками и ножками, казался беззащитным и таким трогательным, что оставить его на произвол судьбы вряд ли кто-то осмелился. Но Багровый знал, что их время ещё придёт. Аккуратно, точно драгоценную песчинку, он опустил Селима на свой плащ и ушёл, махнув на прощание шляпой. Аместрис праздновал Великую Победу. Будущее настало.