***
Голос твой в тишине околдует меня, Ярким жарким огнем стану я до утра. Ты прикажешь — гори, и я вспыхну, любя, В этом пламени ты, в этом пламени я. Первым, что увидела Ирка, открыв глаза, была тонкая сетка самодельного полога. Увядающие лепестки цветов, выпавших из гирлянды, украшавшей изголовье кровати. А затем в поле зрения попала рука. Загорелая, с выступающими венами, покрытая короткими тёмными волосами. Ладонь была грубой, мозолистой. Руки её Матвея. Поднеся его кисть к губам, бывшая валькирия легонько поцеловала выступающие костяшки. От этой ласки Багров зашевелился и проснулся. Повернувшись на бок, он заглянул Ирке в глаза, не отнимая руки. Трудно было понять, о чём он думал, глядя на неё вот так, ещё опутанный липкими объятиями сна. В комнате плотной пеленой висели сумерки раннего летнего утра. А Ирка оживляла в памяти картины прошлой ночи. Сколько книг о любви она прочла! И сколько в них было сцен, от которых она заливалась краской смущения — прямо как сейчас. Подобно многим девушкам, она любила порой мечтать, воображая, как это будет. Однако никогда — до Матвея — Ирка не представляла себя с кем-то конкретным. Реальность оказалась невероятней любой фантазии: она не была похожа на идеальные кадры из кино или приторно-сладкие описания из романов, но это не имело значения. Важным было другое, и теперь Ирка поняла, что именно — это он, Матвей, взял её. Мужчина, которого она любит, и который любит её. В этом и состоял главный секрет, в котором было что-то настолько тонкое, наполненное глубоким смыслом, понятным только двум влюблённым. Теперь они принадлежали друг другу, были соединены древнейшими клятвами. Доказательством этому служил блеск золотого обода на её пальце и небольшое бордовое пятно на простыне, которое девушка прикрыла своей майкой. Ей нравились эти новые, ни на что не похожие ощущения. Даже странное, тянущее чувство между ног не причиняло уже такого сильного дискомфорта. Всё тело, казалось, стало очень чувствительным, наполненным болезненно-сладкой слабостью, от которой скручивало все внутренности. Ирка так глубоко ушла в свои мысли, что вздрогнула, когда её щеки коснулись пальцы Матвея. — Опять краснеешь. О чём ты думаешь с утра пораньше, интересно? — улыбнулся он, вынимая из её волос нежный белый лепесток. Девушка прикрыла глаза: — О нас. О прошлой ночи. О том, что теперь мы наконец связаны, так крепко, что нам невозможно разлучиться. А ты о чём думал? Матвей не ответил. Он молчал так долго, что бывшая валькирия не выдержала и открыла глаза. Некромаг серьёзно смотрел на неё с трудноопределимым выражением лица. Казалось, он старался впитать Иркины слова и эти секунды. Это их секунды. Они их заслужили, выстрадали. Багров вспомнил, как страстно он желал, чтобы Ирка принадлежала только ему, и её ни с кем не нужно было делить. Как он задыхался от беспомощности, когда любимая девушка по его вине превратилась в волчицу, а потом — в калеку. И тоже в какой-то степени по его вине — ведь это он так просил, чтобы она не была валькирией. Матвей думал о том, как менялся рядом с Иркой, пока не понял, наконец, что она стала его точкой опоры. Чем ближе он к ней, тем лучшим человеком становится, чем дальше — тем более он ожесточается, становится циничным. Острым осколком его резануло воспоминание — как он сходил с ума при мысли о разлуке с ней. Матвей остался рядом с Иркой в самые тяжёлые моменты их отношений, потому что предпочёл разделить с ней все несчастья, пройти через ад и выбрать вместе. Только вместе. И вот теперь она его. Вся, без остатка, душой и телом — и ему было страшно, но Багров твёрдо знал, что разлучить их больше не сможет никто и ничто. Он не позволит. И хотя некромаг интуитивно догадывался, что впереди их ждёт немало сложностей и испытаний, в том числе семейных, он был готов к ним. А сейчас — его возлюбленная, жена, лежала рядом обнаженная в их кровати. Он перевернулся на спину, потянув Ирку за собой, и она осторожно уселась сверху, сжимая коленями его бедра. Девушка так и не дождалась от Матвея ответа — но он ей был уже не нужен. Мысли, в одно мгновение пронзившие его сознание, отразились во взгляде Багрова, подгоняя её собственные, сумбурные, готовые вот-вот вылиться в слова. И она заговорила — торопясь, путано и страстно: — Я хочу быть с тобой — всегда, каждую секунду вечности. Быть рядом столько, сколько нам отмерено, и даже дольше. Видеть твоё лицо, когда ты злишься или смеёшься. Заниматься с тобой любовью. Я научусь жарить яичницу, чтобы приносить её по утрам тебе в постель. Я буду надевать для тебя белую майку. Я твоя. Сердце Ирки колотилось всё быстрее, и ей не верилось, что это действительно произносит она. Однако девушка не видела смысла стыдиться, ведь то, что она сказала, шло от сердца. Матвей же с каждым её словом всё больше задыхался, а его глаза расширялись. Он поднял руку, коснувшись тонких завитков на висках Ирки, заправил за ухо непослушную прядь и прижался лбом к её лбу, навеки выжигая эти несколько предложений в своем сердце. Он держал её, вдыхал её и больше не боялся умереть от счастья, потянувшись к губам девушки. Судорога прошла по телу Ирки, когда Матвей стащил с неё одеяло. Приподнявшись, он уткнулся лицом между её грудей, и, слегка повернув голову, обхватил влажными губами мягкое полушарие. Девушка тонко вздохнула. Она чувствовала, как по ней, от пальцев на ногах и до макушки, прокатываются волны наслаждения. Сила собственного желания напугала её, она боялась показаться развратной или нескромной. Однако пламенная решимость стать доставить Матвею удовольствие была больше, и она отрывисто прошептала: — Скажи, что мне делать? Как мне?.. Как сделать, чтобы тебе было приятно? Матвей поднял на неё потемневшие глаза, сражённый. — Просто будь со мной. Сейчас и всегда. — Его хриплый голос звучал грубо, но слова, что он произносил, нежным эхом отдавались в сердце Ирки. — У нас ещё будет время узнать друг друга, вся жизнь. Все жизни. Она прижалась к нему, сквозь лёгкую простыню ощущая, как он становится тверже. От нетерпения Ирка слегка потерлась об него, и Матвей шумно выдохнул, приподнимая влажную ткань и осторожно дотрагиваясь до неё внизу. Его ладонь нежно изучала её, и Ирка закусила губу, дрожа от блаженства. Это было похоже на пытку, и девушка выгнулась, ерзая на нём, забыв о стыде. Она готова была оттолкнуть руку Багрова, молить, чтобы он остановил эти мучения, вошел в неё, заполнив ноющую пустоту внутри. Матвей откинулся на подушки, отпихивая мешающее белье, и Ирка бросила взгляд вниз, залившись краской до самой груди. Природа его не обидела, и девушка порадовалась, что ночью, в темноте и волнении, она не разглядывала мужа там. Но Ирке стало не до смущения, когда некромаг приподнял её и стал осторожно проталкиваться всё глубже, пока она не опустилась на него до упора. Они не отрывали друг от друга взгляда, одновременно застонав от облегчения. Ирка чувствовала себя совершенно беспомощной от такого дикого возбуждения. Когда Матвей стал двигаться, она вцепилась в простыни под собой, запрокинув голову, и, не выдержав, начала раскачиваться навстречу, слушая его хриплые выдохи. Ирка ощущала легкие болезненные спазмы между ног, но даже это казалось ей правильным, это было частью их слияния, их общего нарастающего наслаждения. Отпустив простыни, она положила руки на плечи некромага, стараясь попасть в ритм его резких движений. Багров неожиданно остановил её, впившись стальными руками в бедра. — Не торопись, Ир, — выдохнул он, перекатывая её на спину и продолжая двигаться отрывистыми мощными толчками, сбивающими дыхание. Но она не могла не торопиться — почти всхлипывая, девушка напрягалась из последних сил в стремлении найти облегчение, дойти до пика удовольствия. В её волосах запутались цветочные лепестки, покрывавшие уже всю постель. Они затерялись среди влажных простыней, липли к покрытой испариной коже влюблённых. Вглядываясь в лицо Ирки, Матвей опустил руку вниз, туда, где соединялись их тела. Нескольких настойчивых движений пальцами хватило для того, чтобы девушка содрогнулась в его руках, хватая ртом воздух, отчаянно цепляясь за его плечи, пульсируя и сжимаясь вокруг его плоти. Через несколько мгновений он последовал за ней, сотрясаясь в жестокой дрожи. Прикрыв глаза, Ирка слышала, как он сдавленно вскрикнул, с трудом опираясь на руку и выдыхая со стонами. Некоторое время они не могли пошевелиться, переводя дыхание. Девушка лежала, придавленная весом Багрова, перебирая его спутанные волосы. Потом он, собравшись с силами, осторожно приподнялся, и их потрясенные взгляды встретились. Ирка дрожащими пальцами обняла шею мужа, чувствуя, как глаза ей жгут слезы, но не давая им пролиться. Она знала, какой любовь бывает в книгах, в старых сказках и романах. Но их любовь была лучше любой сказки — они сами создали её. А Матвей думал о том, что для него нет большего счастья, чем быть с этой девушкой: защищать её, целовать её, дышать ею. Наслаждаться их любовью. На земле и на небесах второй такой нет, она всесильна. Их мысли встретились, когда они коснулись губ друг друга, отгородив от всего остального мира. Мира, ничего не знавшего о том, как они любимы.Кольцо и кровь
7 июля 2016 г. в 20:04
За полшага до постели
Мы с тобой всё же успели.
По команде гасим свечи,
Мои руки, твои плечи.
Ирка оглядывалась по сторонам, широко распахнув глаза. Приют валькирий несколько преобразился, расширенный пятым измерением. Здесь было гораздо чище, чем обычно, а наискосок от двери, ведущей в душевую, теперь находилась ещё одна. Над распахнутым окном висела, слегка покачиваясь от вечернего ветерка, красивая гирлянда из незнакомых Ирке цветов.
Они стояли друг напротив друга. Матвей смотрел на неё. Ирка смотрела на свои руки. Молчание уже доходило до абсурда. Нарушить его они решились одновременно.
— Хочешь есть?
— Хочешь пить?
Оба засмеялись, делая шаг навстречу друг другу. Неловкость момента удалось на мгновение сгладить, однако остатки веселья повисли в воздухе, и снова воцарилась напряжённая тишина.
— Идём со мной, — тихо сказал Матвей, беря её за руку, и потянул ко второй двери. Что за ней, Ирка не знала, но догадывалась.
Переступив порог, девушка на миг застыла. Чутьё её не подвело — это была спальня. Небольшая, по форме и размерам в точности повторяющая предыдущую комнату, освещавшаяся одной большой свечой, горевшей на подоконнике. Слева от окна, углом, стоял грубый платяной шкаф, напротив него, у противоположной стены — два разномастных, но мягких кресла. В середине — простая широкая кровать с высокой деревянной спинкой. С потолка, укрывая ложе со всех сторон невесомым облаком, спускалась лёгкая сетка, служившая скорее для защиты от насекомых, чем для красоты. Изголовье кровати украшала гирлянда из тех же белых цветов, что Ирка видела на кухне.
Но самое большое впечатление производила правая стена комнаты — от пола до потолка она была заставлена узкими полками с книгами. Где-то тома стояли плотными рядами, где-то ютилось всего по одной-две книги. К крайней полке была прислонена прочная деревянная лестница, позволявшая достать до изданий, стоящих на самом верху.
Матвей, обойдя девушку, вышел на середину комнаты. Улыбнувшись уголком губ, он кивнул на полки:
— Это мой тебе подарок. На свадьбу. Будем собирать семейную библиотеку.
Ирка смотрела на него во все глаза. В этот момент любовь к нему казалась ей абсолютной и невыносимой, от неё щемило сердце и щипало глаза. Она не знала, что сказать или сделать. Вернее, знала, но робость, охватившая её, была сильнее. В который раз за день сглотнув комок, застрявший в горле, девушка произнесла:
— Это лучший подарок в моей жизни. Только… у меня для тебя ничего нет.
Улыбка некромага, ставшая шире при первых её словах, под конец фразы почти поблёкла. Его лицо стало серьёзным, в глазах появился знакомый Ирке тёмный блеск. Он протянул ей руку.
— Подойди ко мне.
Девушка шагнула вперёд. Время замерло, наконец подошла к концу эпоха их обоюдного одиночества, и в тот момент, когда Матвей коснулся её губ, начался отсчёт новой. Ирка крепко прижималась к мужу — какой ещё муж? — и мельтешение мыслей в голове не давало ей сосредоточиться. А его рот не давал ей вдохнуть: его губы — жадно-требующие, её — невинно-ищущие.
Ирка упёрлась руками в грудь Матвея, слегка отстраняясь и глотая желанный воздух. Порывисто развернув девушку лицом к постели, некромаг стал торопливо расстёгивать крохотные пуговички на платье. Ирка ощущала его горячее дыхание, когда он наклонялся поцеловать её в шею, туда, где под кожей судорожно билась жилка. Матвей посмотрел на длинный ряд мелкого перламутра, проклиная все платья мира и в особенности человека, придумавшего пуговицы. Наклонившись к щеке Ирки, он хрипло произнес:
— Я разорву его.
Эти слова адреналином пробежали по венам, сделав ноги ватными, а голову тяжёлой, когда она, не успев возразить, услышала треск разрываемой ткани, и перламутровые горошинки застучали по полу. Стянув испорченное платье со спины, Матвей помог Ирке выпутаться из рукавов, поворачивая лицом к себе. Под платьем оказалась простая коротенькая маечка из хлопка. Увидев её, парень с нежной улыбкой поднял на Ирку глаза. Она смутилась.
— Ты бы предпочёл, чтобы там оказалось кружевное бельё?
— Если бы там оказалось кружевное бельё, я бы заподозрил, что ты не моя Ирка, — усмехнулся он, одной рукой обхватывая её шею, а другой проникая под тонкую ткань.
Ирка забыла, как дышать. Она вся покраснела и напряглась. Матвей ласкал её грудь чуткими пальцами, смотря прямо в глаза, и девушка не знала, куда деться от смущения и удовольствия. Резким движением некромаг сдёрнул майку и стал подталкивать Ирку к кровати, покрывая быстрыми поцелуями её глаза, губы, шею. Он был жадным. Порывистым. Страстным. Именно таким Ирка представляла его в своих жарких девичьих мечтах. Его неистовство и волновало, и пугало. Матвей остановился, прижимаясь щекой к её щеке и стягивая с бедер кружева.
— Ир, прости, если я резок… Я просто не могу, — задыхающимся шёпотом пробормотал он.
В голове девушки кровь стучала так громко, что его слова доходили словно сквозь вату. Платье упало на пол. Багров отодвинул невесомую ткань полога, легонько толкнул Ирку на кровать, снимая кеды и нетерпеливо разрывая шнурки. Она осталась в тонких белых трусиках и завороженно смотрела, как Матвей расправлялся теперь уже со своей обувью. Когда его руки потянулись к чёрным пуговицам рубашки, девушка остановила некромага:
— Дай я сама.
Кровать прогнулась под его весом, когда Багров встал на колени между ног Ирки, позволяя ей медленно раздевать себя. Вытянув рубашку из джинсов, она аккуратно расстёгивала пуговицу за пуговицей, обнажая развитую мускулатуру груди и живота. Матвей был худощавым, но под кожей перекатывались тугие мышцы. Девичья ладонь ласково прошлась по широким плечам и крепкому торсу, скользнула к пряжке ремня, чувствуя, как напрягается его тело. Движения её рук становились всё более медленными, Ирка двигалась, как под гипнозом.
Потянув вниз молнию ширинки, она подняла глаза на Матвея. Он с трепетом разглядывал её тело. Склонившись, коснулся небольших округлых грудей, провёл горячим языком по ложбинке между ними. Матвей не знал, как себя вести, и действовал, ведомый инстинктом, таким же древним, как сама любовь. Запах и вкус Ирки пленили. Он избавился от брюк, осторожно накрыв её тело своим.
Ирка тонко вздохнула, когда почувствовала, как Матвей подцепляет резинку её белья и тянет лёгкую ткань вниз. Она закрыла глаза, чувствуя, как отчаянно пылают щёки. Тяжёлое дыхание некромага неожиданно раздалось над самым её ухом:
— Я не хочу, чтобы тебе было больно. Но я так хочу… Так хочу тебя.
Свои слова он сопровождал ласковыми, настойчивыми поглаживаниями. Длинные, смуглые пальцы Матвея порхали по телу девушки, вырывая из её груди судорожные вздохи. Ирка задыхалась от этой близости: как волнительно было ощущать его твёрдость, понимать, что он готов для неё. Она обхватила Багрова за шею, целуя так, как никогда раньше. Матвей раздвинул губы девушки, проникая в её рот, чувствуя, как болезненно напрягаются живот и пах, и против воли сжал тонкое тело ещё сильнее, другой рукой придерживая её за спину, чувствуя под пальцами хрупкие позвонки. Поцелуй становился всё более яростным. Опустив руку вниз, Матвей ощутил на своих пальцах влагу, и понял, что больше не может ждать. Приподнявшись, он прошептал Ирке в губы что-то бессвязное, а затем одним плавным движением медленно вошёл в неё, растягивая тугие стенки, и замер, не двигаясь дальше. Его прерывистое дыхание смешивалось с её, лёгким и частым.
Зрачки девушки расширились. Она вцепилась в простыню, прикрыв глаза, и успела только сказать себе: «Расслабься, Ирка», когда неожиданный толчок и резкая боль внизу живота оборвали все мысли. Её вскрик раненой птицей поднялся к потолку, отразился от деревянных стен комнаты.
Матвей осторожно гладил её по волосам, прижимая к себе и дожидаясь, когда спадет боль, а потом медленно задвигался. Сначала осторожно, чувствуя, как содрогается тело Ирки от каждого толчка. Она встретилась с его помутневшим взглядом и закусила губу. Непривычное и болезненное ощущение наполненности никуда не ушло, но постепенно в этот клубок чувств вплелось мучительно-сладкое удовольствие. Матвей упёрся рукой в спинку кровати, нависая над Иркой, раскачиваясь в длинных, глубоких движениях. Потревоженные в изголовье цветы осыпались вниз нежными лепестками.
— Тебе не больно? Тебе хорошо? — его голос был сдавленным, он смотрел на неё взглядом, полным обожания и голода.
Ей было хорошо, и она кивнула. Хорошо оттого, что она любима им. Оттого, что любит. Ей было хорошо, несмотря на отголоски тянущей боли, ощущать его в себе. И, повинуясь порыву и интуиции — первое Ирке было несвойственно, вторым же она всегда гордилась — девушка обхватила его сильными ногами, приподнимаясь, давая проникнуть ещё глубже. Матвей застонал, уткнувшись ей в шею.
— Да, — хрипло выдохнул он, обхватив её бёдра, и задвигался ещё быстрее, вжимая девушку в жёсткий матрас.
Комнату заполнили влажные звуки, прерывистое дыхание и высокие стоны, становившиеся всё громче. Ирка вдруг осознала, что стонет она. Что тугой узел внизу живота лишает последних мыслей, что её ноги немеют, и она двигается в такт Матвею в инстинктивной попытке сбросить невыносимое напряжение. Руки девушки сжали его мокрые плечи, она приподнялась, ловя губами капли пота, скатывающиеся по шее некромага.
— Ир, — срывающимся, низким голосом произнес он, переплетая свои пальцы с её, — я люблю тебя. Я так люблю тебя.
Оторвавшись от его губ, не успев отдышаться, Ирка дрожащим голосом ответила:
— И я люблю тебя, — а на глаза почему-то набежали слёзы. Её сердце билось, как сумасшедшее.
Толчки становились всё более резкими, рваными. Она почувствовала, как Матвей напрягся и с тихим протяжным стоном крепко, до боли прижал её к себе. Тяжело и часто дыша, он коснулся губами плеча Ирки и осторожно выскользнул из неё. Девушка ощутила между ног вязкую влагу и почему-то покраснела при мысли о том, что он теперь внутри неё. Это и лёгкая боль, что он оставил в ней, теперь вплетены в её любовь. Навечно.
Матвей глянул на неё по-прежнему замутнёнными глазами и мягко ухмыльнулся в своей неповторимой манере.
— Только ты можешь краснеть после всего, что было, — подтянув Ирку к себе, он уложил её на сгиб локтя, крепко обнимая и целуя затылок.
Ночь вступила в свои права. Такая же душная, ленивая, как и день, который она сменила. Но этот день был лучший, и это была лучшая ночь. Ирка засыпала, чувствуя, как сзади вспотевшую шею щекочет дыхание некромага. Казалось бы, ничего не изменилось, но при этом изменилось всё. Они с Матвеем стали мужем и женой, и теперь всё было совсем по-другому.