Halloween Miracle

И пусть для всех остальных Хеллоуин был одной из самых захватывающих или страшных ночей, ночь для веселья и переодевания в смешные или страшные костюмы, для Луи эта ночь была такой же, как все остальные. Нет, не потому что он не любил этот праздник, совсем нет — Луи всей душой желал бы понять отличие. Просто Луи не мог увидеть это самое отличие. Нет, не потому что он не понимал всей важности переодевания и калядок. Просто Луи не видел. Совсем. С двух лет Томлинсон жил в сплошной темноте, пугающей, но ставшей привычной, и ни один доктор не смог объяснить этого явления до того момента, как Луи вновь начал говорить после той ночи. Психологи в одну калитку твердили, что после страшного пожара, забравшего его мать — и еще половину нормальной кожи, — когда Луи смотрел на горящую заживо мать, он закрыл глаза, чтобы потом ничего не увидеть. Детское мышление малыша Лу распорядилось так, что он просто не хотел видеть мир без матери, которая первые два года жизни была для мальчика всем. Сейчас же Томлинсону было семнадцать, он ходил в обычную школу и понятия не имел, как выглядел, как одевался и как смотрелись шрамы от ожогов на его теле. В принципе, сестра Лотти, заменившая мальчику мать — и плевать, что девочка была младше, — одевала брата и помогала ему, но Луи было недостаточно того, что сестра рассказывала о мире, ему хотелось увидеть. Но психологические детские травмы распоряжались против его желаний, пусть его желаниями на подсознательном уровне вызваны и были. Лотти поддерживала брата, как могла, но тот иногда срывался, пытался покончить с собой или убежать из дома, но его всегда находили. Иногда на него находила жуткая депрессия, и сестра позволяла брату остаться дома под присмотром соседки, что еще больше заставляло Луи ненавидеть себя, ведь он даже не мог остаться один без наблюдения старушки с их лестничной площадки. Черт возьми, Томлинсон искренне старался перебороть это и смириться со своей неполноценностью, но не мог, каждый раз, когда кто-то ему об этом напоминал, или когда он слышал чьи-то счастливые разговоры, Луи хотелось забиться в уголочек и рыдать, потому что собственный мозг не давал ему быть счастливым. Каждый день он врал Лотти, что ему так проще, что лучше не видеть реалии мира и жить в своем, пусть темном, но в который никто не влезет, чем знать об ужасах и катастрофах и быть подверженным какой-нибудь внезапной любви к незнакомцу. Проще не видеть себя таким уродом, каким его описывают, чем каждое утро смотреть в зеркало и пытаться принять себя. Проще с психологической слепотой, чем с неврозом, ненавистью к себе и депрессией. Нихера не проще. Именно поэтому Луи все еще болезненно реагировал на отношение людей к своей слепоте, но почему-то гораздо больше ему приносило боль отношение к детским шрамам на половине тела. Когда ученики толкали его в школе, зная, что он не сможет ответить, Томлинсон просто проходил мимо с поднятой головой, стараясь не пролить подступающих слез, но вволю потом рыдая в туалете. Когда же его задевали по поводу шрамов, Луи часто ломал карандаши одними пальцами, лишь бы выместить всю злость не на ком-то, а на неодушевленном предмете. Черт подери, Луи очень, очень много плакал. Он мог просто пустить слезу посреди обеда или разговора с Лотти, по ночам рыдал в подушку и почти каждый день хотя бы одну перемену вытирал лицо в школьном туалете. Если какой-то день Томлинсон проводил без слез, он просил сестру отметить это в календаре, чтобы знать, потому что каждый такой день становился чем-то выдающимся, как будто если Луи перестанет плакать, его психика начнет улучшать свое состояние. Вот только если он не рыдал один день, он плакал следующие три напролет, он неделями не выходил из комнаты и иногда не спал, потому что каждый раз что-то выводило его шаткое равновесие из себя. Если вы хотите знать, Луи провел за все десять лет отметок «дней-без-слез» в календаре ровно сорок три таких дня. Для Лотти это было непозволительно мало, для Луи — попросту много, потому что в его душе гнездилось такое скопление боли и страданий, что он был удивлен своей живучести. Три дня назад Луи пытался вновь перерезать вены — никто до сих пор не знал, как парень умудрился достать нож из запертого ящика, — и в его голове до сих пор звучали крики сестры, голоса врачей и собственный, хриплый и высокий голосок, который все просил отпустить его. Дать ему умереть. На запястьях Луи все еще чувствовалось прикосновение холодной стали, на щеках — мокрота слез, в горле — боль от рыданий. Но сейчас, спустя три дня, Томлинсон хотел умереть меньше, потому что обещал сестре взять себя в руки. Если бы он знал еще, как выглядели его эти руки! Все воспоминания Луи о жизни зрячим давным давно смешались в его голове и были лишь сплошным белым потоком ярких красок. Он понятия не имел, как выглядел мир, не мог ничего даже представить в своей голове, он давно забыл, как выглядела мама и что из себя значили слова «красный», «синий» и прочие названия цветов. Однажды Лотти полтора часа объясняла Луи, как выглядит красный цвет, но Томлинсону ничего не дали сравнения ни с помидором (такой же гладкий?), ни с кровью (такой же жидкий и соленоватый?), ни с цветом его любимой футболки (такой же шершавый и тянущийся?), ни тем более с запрещающим светом светофора (что это вообще такое?!). В конце концов, Луи просто вновь разрыдался, извиняясь перед сестрой за то, что так глуп и не может даже представить чертов цвет. И сейчас Луи, сидя на скамейке, вспоминал что-то, при этом все время оставаясь в гребанной темноте. Вся его жизнь была лишь звуками и запахами, вкусами и тактильными ощущениями в сплошной беспросветной темноте. Луи уже отчаялся найти того, кто сумеет подарить ему луч света в этой тьме. — Охх… Боже мой, прости! — внезапно из размышлений Луи вырвал толчок в плечо и резкий глубокий голос, принадлежащий, вероятно, мужчине. Между полами Луи не видел никакой разницы. — Ничего, — пропыхтел Луи, поворачивая голову и помогая парню слезть с себя. — Вы чего? — Не в ту сторону смотрел и споткнулся о скамейку, — по тону парень улыбался. Томлинсон слышал, как он еще быстро дышал, словно после бега. — Я тебя не сильно задел? — Нет, все в порядке, — спокойно ответил Луи, отворачиваясь, чтобы парень не увидел шрамов на лице. Ну как шрамов. Ожогов на пол-лица, кожи, по виду скорее похожей на лунные кратеры, красных волдырей, давно заросших, и заплывшего крыла носа. — Празднуете? — Было бы с кем, — усмехнулся парень, который, судя по всему, остался на скамейке. — Ты тоже один? — Как видите, — кивнул Томлинсон, поправляя очки на лице. — Я Гарри, — сказал парень рядом, и Луи скорее почувствовал, что протянул руку. — И давай на «ты». — Луи, — ответил Томмо, протягивая руку в никуда для ответного рукопожатия и только чудом находя в кромешной тьме дезориентации чужую ладонь. — Давай. — Милый костюм… Ты спецагент, да? — попытался угадать Гарри, вводя Луи в состояние, близкое к шоку. Гарри просто не понял, что перед ним слепой. — Ну, знаешь, ты весь такой в смокинге, в очках, с этим устрашающим шрамом, ты либо спецагент, либо охранник, другого не дано, — добавил он, хлопая Томлинсона по плечу. Зато Гарри разглядел этот чертов «устрашающий шрам». Но Луи был больше в шоке от того, что парень не убежал сразу, как увидел эту чертову часть лица. Нет, он даже не допустил такую возможность, что кому-то в этом мире наплевать на недостатки во внешности. — Спецагент, — ответил Луи, чувствуя приближение опасности от сокрытия правды. Это не очки секретного агента. Я просто слепой, как крот, слепой! В любом случае, это временное знакомство, Луи знал. Так что он не собирался рассказывать Гарри о девушке, которая должна была сюда прийти, и Луи был уверен, что пришла, просто унеслась со всей возможной скоростью, увидев трость, которую потом парень предусмотрительно спрятал в карман пиджака, сложив, чтобы не мозолить людям глаза своей слепотой. Это к слову о том, почему Лотти, и устроившая это свидание брату, заставила Томлинсона раскорячиться и влезть в смокинг. — В таком случае нам нужно держаться вместе, мистер… Луи, — рассмеялся Гарри, и Томмо просто поразился его способности все время улыбаться. — Томлинсон, я Луи Томлинсон, — вновь представился тот. — Почему вместе? Ты тоже оделся, как спецагент? — поинтересовался Луи, вмиг забывая, что такие вопросы выглядят подозрительно, если исходят от обычных людей, которые могут просто посмотреть на костюм собеседника и не спрашивать таких глупостей. — Я зомби, разве не видишь по мне? — немного удивленно проговорил Гарри, и вот теперь настало время Луи удивляться: — Какое это отношение имеет к спецагенту? — спросил он, надеясь, что его голова направлена в сторону Гарри, как если бы он смотрел на него. — Ты не смотрел? Как в том эпизоде детского мультсериала про двух близнецов, рыжую девушку и толстячка, которые ищут приключения на задние точки, где зомби атаковали двух спецагентов, — объяснил парень, и Томлинсон слабо усмехнулся способности Гарри искать ассоциации в самых разных ситуациях и местах. А этот мультфильм Луи действительно слушал по телевизору, пока Лотти комментировала ему происходящее на экране действие. И он прекрасно помнил, что было в названной Гарри серии. По крайней мере то, что там было слышно. — Тогда по сюжету ты будешь должен затащить меня в темную пещеру, чего я бы очень не хотел, — ответил Томлинсон, шумно выдыхая через нос, что, в принципе, обозначало усмешку. Если бы он еще умел улыбаться. — Ничто не мешает нам отойти от сюжета, — Гарри положил руку на плечо Луи, из-за чего последний резко дернулся, словно чего-то испугался. — А ты чего один тут сидишь? — Всегда мечтал посидеть один в праздник, — саркастично отозвался Томлинсон, сжимая губы в тонкую полоску. — Ты, впрочем, тоже не с кем-то гуляешь. — Я должен был идти с Лиамом, но он, вероятно, предпочел составить компанию своему новому другу, поэтому я ошиваюсь по городу один в его поисках, — быстро протараторил Гарри. Луи отметил про себя, что Гарри очень много говорил, в противовес собеседнику. — Зато я встретил тебя, агент Томлинсон. Если ты, конечно, не против моего присутствия. — Не против, Гарри, — мотнул головой Томмо, стараясь выдавить улыбку. — По тебе не скажешь, — усмехнулся Гарри, но Луи чувствовал, что усмешка вышла горькой. — Я не улыбаюсь, — парень пожал плечами и решил тут же перевести тему разговора, чтобы Гарри не расспрашивал. — А кто такой Лиам? — Мой друг, — ответил юноша, — ты мог видеть его, он по идее тут проходил. В таком же костюме зомби, как я. Знаешь, зомби-парочка... Луи не слушал дальше, потому что в голове вновь закачался маятник, которому только дай покачнуться — все будет дальше хуже и хуже. Если бы я мог видеть, Гарри. Если бы я только знал, как выглядят зомби. Если бы я только знал, как выглядят люди. — Гарри, пожалуйста... — прошептал Луи, привлекая чужое внимание и стараясь скрыть дрожь в голосе, потому что он действительно мог заплакать прямо там, — можем мы поговорить о чем-нибудь другом? Поделать что-нибу... — Да это же Найл! Там, на другой стороне! — Гарри не дал Томлинсону договорить, вскочил с места и — не забыв схватить Луи за руку твердо-твердо да потащить за собой — побежал через дорогу прямо посреди шоссе. Луи находился все в той же тьме, но теперь вокруг него раздавались гудки машин, мат водителей и задорный смех Гарри, который кричал что-то некому Найлу на той стороне дороги. Кажется, Томлинсон был в панике. А Гарри себе даже не представлял, насколько Луи было страшно. И насколько Луи был слепой. — Найл! — позвал Гарри своего друга, когда они уже перешли — перебежали под самые страшные звуки в жизни Луи — эту чертову дорогу, и отпустил руку Томлинсона. — Гарри? Твои волосы еще длиннее стали за эти три дня что ли? — раздался еще один мужской голос, но для Луи он был чем-то отдаленным, будто из-за стены. Потому что Гарри отпустил его руку. Потому что Луи понятия не имел, где теперь что находилось. Потому что он боялся, что Гарри сейчас уйдет с Найлом и все, и он не сможет никогда вернуться... И он знал, что просто стоял на другой стороне дороги и Лотти точно знала, где его оставила. Просто... его могла снести толпа, он мог сделать шаг назад и попасть под машину или еще что-то... Луи паниковал. Он слышал голос Гарри в паре шагов от себя и на веру подошел к нему поближе, ощущая, как чье-то плечо коснулось его спины. Почти врезался. И нет, Луи не знал, почему рядом с Гарри ему стало легче дышать. — А это Луи, — внезапно сказал парень, протянул руку к Томлинсону и подвинул его поближе к себе, обхватив за плечи. — Он спецагент, видишь его элегантный костюм и суперские очки? — Я Найл Хоран, и если это волосатое чудо что-то тебе обо мне рассказывало, не верь, — поздоровался Найл, и по его голосу Луи понял, что тот улыбался. — Приятно познакомиться, — Томлинсон кивнул и отвернулся, стараясь не думать о руке Гарри на плечах и почему из-за этого в животе внезапно словно распустился сад. Голос Гарри был чем-то сродни шоколаду: терпкий, сладкий и глубокий. Такой убаюкивающий и будто бы домашний. Когда Гарри говорил — а говорил он на счастье много, причем так же часто он и улыбался, это было слышно, — Луи словно на мгновение успокаивался, но потом Гарри мог сказать что-то такое, отчего у Томлинсона леденело сердце и мокрились глаза. Видел ли ты?.. Смотрел тот мультсериал?.. Разве не видишь?.. Гарри просто не понял еще, что Луи отличало от других. Но зато Гарри прекрасно видел ужасное лицо Томлинсона — в отличие от самого Томлинсона, который понятия не имел, как его бугристая на ощупь кожа смотрелась — и все еще не отпустил по этому поводу еще ни одной шуточки. Не сказал обидного слова. Словно и не важна была внешность. Словно в Луи можно было что-то найти несмотря на уродливый вид. И возможно, это то, что и привлекло Томмо в Гарри. Его болтовня, его успокаивающий голос и то, что для Гарри Луи был обычным парнем, без ярлыков "слепой", "уродливый", "неполноценный". "Психически нездоровый". О да, Гарри был необычным, что и заставляло Луи ему симпатизировать: парень бросился через загруженную трассу, чтобы просто поздороваться с другом — и при этом не забыл схватить Томмо за руку и потащить за собой, будто Томлинсон был для него важен. Голос же Найла казался чем-то вязким и... шершавым. О да, Луи давал звукам текстуру и описание, потому что ему было так гораздо проще ориентироваться в собственных ощущениях и чувствах. Чтобы не теряться в темноте и представлять тех, с кем он разговаривал, Луи просто использовал ассоциации. Гарри был для него шоколадом. А Найл... чем-то враждебным и незнакомым, к чему Томлинсон приближаться не хотел. Парню хотелось найти руку Гарри, сжать ее и почувствовать себя в безопасности, но Луи знал, что не найдет эту самую руку, даже если захочет. — Эй, — вдруг из собственного мирка раздумий Луи его вырвал тихий голос Гарри. Парень провел большим пальцем по плечу Томлинсона, за которое все еще прижимал к себе, привлекая внимание. — Не хочешь ответить на рукопожатие? — прошептал юноша на ухо Луи, слегка касаясь его своими губами, из-за чего в груди Томмо что-то с глухим треском оборвалось. Он ведь даже не мог видеть Гарри. Но почему-то эти несколько минут в его обществе заставили Луи доверять этому парню, хотеть его прикосновений и просто наслаждаться его тихим хриплым голосом. — Оу... да, пожалуй, — кивнул Томлинсон, покрываясь румянцем стыда и протягивая руку куда-то вперед, где, по его мнению, стоял Найл. — Ты такой странный, Луи, — рассмеялся Гарри, обхватывая пальцами его запястье и подвигая на полметра вправо, к протянутой руке Найла, — но мне нравится. Дыра в душе Томлинсона начала медленно зарастать после этих слов. Рука Найла оказалась слишком неправильной, маленькой и сухой, так что Луи предпочел легко ее пожать и убрать свою ладонь, вспоминая о больших — по ощущениям ну слишком больших, зато таких идеальных для крошечных пальцев Томмо — руках Гарри и их тепле. Да, они были знакомы пять минут от силы. Но это был первый человек за все десять лет сознательной жизни Луи, который сумел произвести на него такое впечатление, сотворил такое с его ощущениями. — Только не начните лицесосательное представление прямо на моих глазах, пожалуйста, — прокомментировал Найл, заставляя Луи напрячься и отвернуться от Гарри. В носу вновь защипало от слов Найла, и только полуобъятия Гарри спасали Томлинсона от того, чтобы разрыдаться прямо там. — Не начнем, — ухмыльнулся Гарри, хлопая Луи по плечу. — Я планирую прогуляться с агентом Томлинсоном, если он не против, может даже пару конфет соберем. "Не против", — промелькнуло в мыслях Луи. — Ну удачи вам, — проговорил Найл, похлопал Гарри по плечу и потом шепотом добавил, будто слепой не услышит с такого расстояния, — не забывай защиту, Стайлс. Стайлс. У Гарри была еще и шикарная лаконичная фамилия. Гарри Стайлс. Луи нравилось. Очень, очень нравилось. По-хорошему, Луи стоило бояться — мало ли Гарри был маньяком, который просто прикидывался таким дурачком и на самом деле знал, что Томлинсон слепой, просто пользовался этим. Но Луи не боялся — иррационально и глупо, Стайлс превращал его сердце в скачущего кролика одними словами. И Луи хотел бы вечно чувствовать это. Он хотел бы ощущать этот душевный подъем, когда кто-то наплевал на твои недостатки и с легкостью общается с тобой, не стесняется твоего вида и реакции окружающих. — Куда ты хочешь пойти? — спустя пару мгновений спросил Гарри, отпуская плечи Луи и делая шаг в сторону. И внезапно стало как будто холоднее. — Я не знаю. Но я довольно-таки голодный, — ответил Томлинсон, оставаясь на месте и боясь сделать шаг в сторону, чтобы не угодить в какого-нибудь человека. — Я знаю тут недалеко есть кафе-мороженое, хочешь пойти? — предложил Стайлс, и Луи кивнул. — Идем. Гарри уже сделал шаг от Луи, и в горле последнего все сжалось от страха потеряться в толпе. — Стой! — слишком резко позвал Томмо, протягивая руку с подрагивающими пальцами туда, где, по идее, стоял Стайлс. — Пожалуйста. Возьми меня за руку. — А? Ладно, — Гарри рассмеялся и подошел к Луи, сжимая его маленькую ладошку в своей довольно-таки большой руке. — Это было неожиданно и даже необычно. Луи кивнул, потому что знал, что это было странно. Но в противном случае Гарри рисковал смотреть на Томлинсона, разбившего себе лицо об столб или попавшего под машину, а может, врезавшегося в идущего навстречу человека. Даже если Луи не исключал такую возможность и сейчас, теперь процент вероятности того, что с ним что-то случится, становился в разы меньше. А еще теперь он не потеряется. И будет держать Гарри за руку, сколько захочет, потому что тот, по всей видимости, был не против. От этой мысли Луи даже слегка улыбнулся. Слегка. Но улыбнулся. И это был его чертов прорыв. Они шли по улице, Гарри, сам того не понимая, вел Томлинсона за собой, а тот старался лишь более менее ориентироваться по звукам. Дважды Луи чуть не свернул с тротуара на проезжую часть, но Стайлс вовремя оттаскивал его от опасного края, взволнованно спрашивая, все ли в порядке. Еще три раза Томлинсон впечатался в дерево, один раз задел старушку и почти наступил на маленькую псинку, из-за чего получил в свой адрес порцию матерных визгов хозяйки и такую больно бьющую фразу "Смотри под ноги, остолоп!" Гарри просто посмеялся и попросил Луи вылезти из своих мыслей и впредь быть поаккуратнее, на что Томмо никак не отреагировал, на секунду отвернулся и сглотнул вставший в горле ком, проклиная эту дамочку за то, что она портила ему настроение в ставший таким прекрасным день. Только мягкая рука Гарри спасала его от того, чтобы пустить слезу, когда он вновь не смог обойти стороной очередное дерево, которое какой-то придурок придумал высадить посреди дороги, или испугаться незнакомых звуков, коих в новой среде было для Луи слишком много. Он редко выходил из дома вечером, в школу его отвозила тетя (с позволения которой Томлинсон все еще жил дома под присмотром сестры, а не в приюте), а Лотти лишь иногда выгоняла посидеть на веранде или погулять возле самого дома с тростью. Луи чаще отказывался, потому что ходить по улицам с палочкой и получать ободрительные слова от прохожих приносило ему нестерпимую боль. Гарри был другим человеком. Он не подошел и не сказал слова ободрения. Не указал пальцем на шрам — и плевать, что Луи так и так бы этого не увидел — и не загоготал на всю улицу над его уродливой правой половиной лица. Гарри просто шел справа от Луи и спокойно относился к шраму на лице. Гарри просто говорил с ним на самые разные темы, дополняя редкие и короткие реплики Томлинсона долгими монологами. Гарри просто держал Луи за руку, не давая потеряться и попасть под машину, иногда притягивая к себе и обнимая, когда Томлинсон врезался в дерево. — Все хорошо? — когда Луи вновь впечатался носом в фонарный столб, обеспокоенно спросил Гарри, прижимая Томлинсона к себе. Упершись носом с грудь Стайлса и вдыхая его аромат, Луи чувствовал себя в полнейшей безопасности и совсем не хотел, чтобы Гарри убирал руки с его плеч и перестал шептать в макушку успокоительные слова, будто маленькому ребенку. Все нормально, Луи. Это просто столб, Луи. Ты не ушибся? Спокойно, блестяшечка, я рядом. Если что, я понесу тебя на руках в травмпункт. Только не плачь, блестяшка, не надо плакать. О Господи, да, Гарри называл Луи блестяшечкой. — Угу, — промычал парень, вслушиваясь в слова Стайлса и уже совсем не обращая внимания на боль в носу. — Ты ведешь себя так, как будто я маленький мальчик, которого обидели сверстники, — пробормотал Луи, обнимая Гарри за пояс и прижимаясь к нему еще сильнее. — А сколько тебе лет, не маленький мальчик, которого не обидели сверстники? — поинтересовался Гарри, поглаживая Луи по волосам. — Семнадцать, — смущенно ответил Томлинсон, полагая, что сейчас Стайлс оттолкнет его подальше, ибо казалось, что тот был лет на десять старше. — Ба! Да вы слишком молоды, мистер, чтобы быть спецагентом, — наигранно возмутился Гарри, ухмыляясь и слегка отстраняясь от Луи, чтобы тот поднял голову, как и хотел. — А вы слишком болтливы и живы, чтобы быть зомби, не так ли? — съязвил в ответ Томмо, приподнимая брови. Он не был намного ниже Гарри, но сейчас они стояли так, что нос Луи упирался точно кудрявому в ключицу. И почему-то Томлинсону до жути нравилось вдыхать аромат Стайлса, стоя вплотную к его шее. Если бы Луи хотел — и если бы умел, — он бы мог поцеловать Гарри в ключицы, оставляя красный след. Но Луи не хотел рисковать. Поцеловать Гарри Луи хотел жутчайше. — Только тсс, а то меня раскроют, — рассмеялся Стайлс, отходя на шаг от Томлинсона и вновь сжимая его ладошку в своей руке. — Чур теперь ты смотришь на дорогу, Луи, я не хочу, чтобы ты покалечился. Если бы он мог смотреть. — Ладно, — кивнул парень в ответ, надеясь, что эта ложь ему не дорого обойдется. Кому он врал? Он знал, что настолько важная ложь обойдется ему очень и очень дорого. Возможно, это обойдется ему в Гарри. Но Луи предпочитал об этом не задумываться и просто идти вслед за Стайлсом, стараясь не пугаться темноты вокруг — вечной и ставшей ночным кошмаром — и пытаться успокоить разъяренное сердцебиение, которое, наверное, Гарри слышал даже в таком шуме. К черту все — Луи нравился Гарри Стайлс. Они были знакомы меньше пары часов, но даже за такой короткий промежуток времени Томлинсон умудрился влюбиться в глубокий низкий голос Гарри, в его нежные слова и поведение, в его теплые и крепкие руки, в его объятья и задорный смех. И это все при том, что Луи Гарри даже не видел. Но, Господи боже правый, Луи так сильно мечтал его увидеть. Понять, как выглядит обладатель такого шикарного голоса, как выглядят на ощупь мягкие волосы, как выглядят такие резко ставшие родными руки. Черт подери, понять, настолько ли Гарри красив снаружи, как в душе, пусть это было и не важно. — Но... мне интересно, — через пару минут тишины, начал Луи. — Почему ты не остался тогда со своим другом? Ну, с Найлом. Почему ты все еще гуляешь со мной? Даже если я врезаюсь в деревья и рискую размазать купленное тобой мороженое по твоей же футболке, просто сделав лишний шаг в никуда. — Потому что ты необычный, Луи, — тихо ответил Гарри, будто невольно сжимая ладонь Томлинсона в своей руке чуть сильнее. — С тобой интересно, очень. Ты такой загадочный... и мне очень хочется разгадать тебя. Покрывшись румянцем смущения, Луи опустил глаза и даже умудрился улыбнуться. Он не улыбался два года, последний раз, когда он улыбался из-за чего-то, был действительно смешной шуткой Лотти. Но рядом с Гарри Луи только и хотел, что улыбаться. Сердце отбивало неровный ритм от перевозбуждения, дышать становилось труднее — но при этом легче, ведь не заботила слепота, — а язык развязывался. Томлинсону казалось, что наступит момент, когда он забудется и расскажет Стайлсу о своей неполноценности, даже не заметив. В глубине души Луи гложело предположение о том, что Гарри уже все понял о слепоте. Потому и успокаивал, потому и относился так преувеличенно хорошо, но черт, Томлинсон слишком не хотел в это верить, чтобы начать. — Ты хороший человек, Гарри, — ответил Луи, проводя большим пальцем по руке Стайлса. — Лучший из тех, что я встречал. — Ты тоже, Луи. Самый лучший из всех, — улыбнулся Гарри и отпустил руку Томлинсона, чтобы приобнять за плечи. — Надеюсь тебя не пугает возможность обниматься с зомби и то, что я могу испачкать твой костюм бутафорской кровью? — Если бы боялся, я бы не обнимался с тобой до этого, — лишь пожал плечами Луи, прижимаясь к боку Стайлса сильнее. Это было неудобно — идти так. Но Луи слишком нравилось, чтобы прекращать. В один момент Томлинсон услышал звон колокольчика и голос Гарри, который предупреждал про высокий порог. Луи резко поднял ногу и переступил через порожек, чувствуя себя не в своей тарелке, потому что он понял, что они зашли в кафе. Пусть он этого не видел, но Томлинсону казалось, что тотчас все взгляды были устремлены на него. На уродливую половину лица. На очки. На дрожащую руку в ладони Гарри. На вторую руку Гарри на его плече. И пусть он этого не видел, Томлинсону захотелось выбежать оттуда и спрятаться в укромном уголке, потому что он почти слышал все эти шепотки. Смотри, слепой... Смотри, какой шрам на лице... Как не повезло мальчику. Беспомощный в свои-то годы, ой как не повезло... В носу Луи опять предательски защипало, но почти тут же Гарри бодро заказал два клубничных мороженых — они обсуждали это минутами ранее, — и от звуков его голоса Томмо почти мгновенно успокоился. Но стоило ему облегченно вздохнуть, кассир подал голос: — Какие милые костюмы... Зомби и спецагент? Необычно, необычно! — по тону было понятно, что старичок улыбался. — Такой необычно милый зомби и необычно пугающий спецагент. Вы не думали поменяться костюмами? И вот в тот момент в животе Луи что-то рухнуло вниз. Он сглотнул вставший в горле ком и отвернулся, надеясь, что Гарри с его болтливостью разрешит возникшую проблему, при этом дрожа, словно осиновый лист. — Мы только сегодня встретились, а я слишком долго наносил эту кровь, чтобы ее смывать, — спокойно ответил Стайлс, и Луи поклялся себе отблагодарить Гарри так сильно, как он только сможет. Потому что если бы Гарри здесь не было, Томлинсон давно бы разрыдался или попытался спрятаться в уголке, сбив по пути несколько десятков людей и предметов мебели. Разодрав одежду и кожу. В незнакомом месте было страшно, потому что Луи не мог даже представить обстановку, но раз Стайлс держал его за руку, все было в порядке. Внешняя оболочка Луи была в порядке и безопасности. — Вот ваше мороженое, мистер Зомби и агент 007, — усмехнулся кассир, протягивая рожки. Гарри взял оба и всунул один из прямо в руку Томлинсона, как будто уже выучил все его слабые места. Ибо Луи в принципе не знал, что Гарри стоял с той стороны. — Спасибо, — в один голос ответили Гарри и Луи. Стайлс с улыбкой. Томлинсон с надрывом и желанием поскорей свалить. Ему тут не нравилось. Ему в принципе не нравилось нигде, кроме собственной привычной комнаты. Кроме дома. Так странно, что за час частью дома стал и Гарри. — Спасибо тебе, Гарри. У меня правда нет сейчас денег, чтобы тебе отдать, — проговорил Луи, протягивая руку в сторону Стайлса и покорно ожидая, пока тот сожмет ее в своей. Восемь секунд. Луи начинал паниковать. — Не страшно, я угостил, — улыбнулся Гарри, поглаживая ладонь Томлинсона большим пальцем. — Ты выглядишь потерянным, блестяшка. Что-то не так? — Нет. Все хорошо, — попытался улыбнуться в ответ Луи, но получилось из рук вон плохо, раз Стайлс не отреагировал должным образом: — Рассказывай. Мне интересно, почему ты выглядишь, как запуганный котенок. Да он всегда так выглядит. — Это сложно объяснить, — ограничился ответом Томлинсон, облизывая мороженое и понимая, что он его уже слишком давно не ел. — Боже. Как вкусно. — Очень. Я же говорил, что здесь самое вкусное мороженое в городе? — усмехнулся Гарри, а Луи вновь покрылся мурашками от его смеха. — Трижды, — отметил Томмо, продолжая есть мороженое. Они шли вперед — в кромешную тьму для Луи, — а Гарри продолжал рассказывать все новые и новые истории о себе и своих друзьях, заставляя сердце Томлинсона все больше и больше трепетать. По двум причинам. Первая: Луи был без ума от голоса Стайлса, он просто готов был слушать его вечно. Луи безгранично доверял Гарри, зная его всего пару часов и прекрасно осознавая, что в его положении доверять не стоит даже семье. Вторая: Гарри непозволительно часто говорил нечто вроде: Его взгляд был прямо диким. Он смотрел на меня, как на придурка. В тот момент я выглядел, как бомж из подворотни. О, Господи, просто посмотри на те ботинки! Хочу себе такие. Тебе стоит почаще смотреться в зеркало. Ты красавчик. Глянь сюда. Смотри, что расскажу. И, Господи, коронное: Гарри предложил поиграть в игру на доверие. Он закрывал глаза и притворялся слепым, пока Луи должен был его вести по дороге и не дать врезаться во что-то. Он даже не представлял, что последние два часа эта игра была реальностью. — Нет, спасибо, если ты только не хочешь попасть под машину, — отнекался Луи, стараясь не выглядеть грустным и потерянным. Впрочем, это было его врожденное выражение лица. Ну или приобретенное без функции отключения. И даже несмотря на все эти больно бьющие фразы, Луи готов был мир продать, лишь бы взглянуть на Гарри хоть раз. На такого прекрасного Гарри. На того, кто вел его этой ночью сквозь преграды и одиночество. На того, кто не обратил внимание на его недостатки. На того, чей голос был идеальным. Пусть Луи это еще не до конца понял, но он влюбился в Гарри, в нарисованный в голове образ с реальными деталями. Все его мысли были заняты Стайлсом, все воспоминания почему-то приводили к Гарри, даже если были приобретены за годы ранее. Казалось, что они со Стайлсом — некие родственные души, половинки одного целого, предназначенные друг другу, чтобы встретиться. Те, кто идеально дополняли друг друга. Гарри был для Луи глазами и улыбкой. Томлинсон был для Стайлса спокойствием и тишиной. То, чего им так не хватало, можно было найти друг в друге. И плевать, что для депрессивного Луи и гиперактивного Гарри это было слишком романтично, это было так. Они просто шли за руку, потому что для Томлинсона это было жизненно необходимо, а Стайлсу просто нравилось. В эту ночь Луи просто нашел то, чего ему не хватало, и шрамы на запястьях внезапно стали глупой неосторожностью. Впрочем, если бы не они, Лотти бы не выгнала его сегодня на то глупое свидание с девушкой, и он не встретил бы Гарри. Так что все в этой жизни было важно, и о содеянном Луи ни капли не жалел. Только если чуть-чуть: если бы не сестра, то не видать Стайлсу Томлинсона, как своих ушей. Только заросшую могилку рядом с могилой матери. Если честно, Луи не мог представить, что однажды станет старше своей матери. Ей было двадцать три — Луи сейчас было семнадцать. В его голове не укладывалось, что она не росла вместе с ним. Он не рос вместе с ней. Что однажды он действительно ее перерастет. Он хотел бы ее помнить. Помнить ту, ради которой его подсознание решило ослепить своего обладателя. Но он понятия не имел, как мама выглядела. Как и Гарри. Как и все вокруг. Просто потому что пожар, детская психика и чертово, будь оно проклято, подсознание. — Ты не устал? — через несколько часов прогулки поинтересовался, наконец, Гарри. Луи устал. Луи хотел спать. И кажется, телефон Луи устал принимать обеспокоенные смс-ки сестры. — Немного, — ответил Томлинсон, зевая и стараясь не шаркать по земле ногами. — Хочешь, чтобы я тебя проводил? — спросил Стайлс и сжал ладонь Луи сильнее. — Нет. Я не хочу уходить от тебя, Гарри, — мотнул головой парень, удерживая очередной зевок. — Чтобы ты знал, ты мне нравишься. Очень. Я не знаю правда, как со взаимностью, но ты действительно произвел на меня впечатление, Гарри. Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. — Боже мой, блестяшка, твое самое длинное предложение за всю жизнь было действительно обращено ко мне? — рассмеялся Стайлс и потрепал Луи по голове. — Я гей, если тебе интересно. И да, ты мне тоже очень нравишься. Томлинсон облегченно выдохнул и хотел было уже что-то сказать, когда Гарри внезапно добавил: — Особенно интересно, как ты выглядишь без этого устрашающего грима. И сердце Луи разлетелось на миллиарды осколков. Потому что Гарри все это время думал, что шрамы Томлинсона — искусный грим, ему не было плевать на них, он просто не воспринимал их настоящими. Луи застыл на месте, выпуская ладонь Стайлса из пальцев. Глаза заслезились тут же, а слова застряли в горле. Нижняя губа предательски задрожала, как и руки. По щеке Томлинсона покатилась горькая и такая горячая слеза. — Эй. Эй, блестяшечка, ты чего? — взволнованно прошептал Гарри, буквально подлетая к застывшему, словно изваяние, Луи и хватая его за плечи. Луи был почти уверен, что Стайлс смотрел в его невидящие глаза. — Это... это не... — выдавил из себя Томмо, чувствуя горькие слезы, текущие по щекам, и громко всхлипывая. Ну вот. Теперь Гарри точно свалит от плачущего подростка. — О Господи... — шокировано прошептал Стайлс, зажимая рот рукой. По крайней мере он убрал с плеча Луи одну руку, так что тот подозревал, что Гарри сделал именно этот жест. — Господи, прости меня, прости, Луи, пожалуйста. Гарри на несколько мгновений обнял Томлинсона, пока тот все еще стоял, не двигаясь, и даже не обнял Стайлса в ответ. Он просто глотал слезы и всхлипывал, шмыгая носом и пытаясь не намочить одежду Гарри. Через несколько секунд Стайлс отстранился, но все еще держал Томмо за плечи, вновь впериваясь в его лицо взглядом. Невидящие глаза Луи смотрели, вероятно, куда-то сквозь парня. — Хей, Луи, посмотри на меня, — проговорил Гарри, и Томлинсон протяжно застонал, закрывая лицо руками. Хватит! Гарри, хватит! — Я... я не могу... — между всхлипами прошептал Луи, трясясь от рыданий. Стайлс непонимающе молчал, и Луи через силу добавил: — Я слепой, Гарри, я не вижу! В тот момент, Томлинсон готов был поклясться, его сердце упало далеко вниз. Разбитое и уничтоженное сердечко. И он почти слышал, как дыхание Гарри сорвалось. — Боже мой! — прошептал Стайлс, и Луи понимал, что он чувствовал. — О... О боже... О Господи... Ч-черт... Гарри отпустил Томлинсона, и тот лишь был рад этому, потому что сжался в комочек и зарыдал еще сильнее. — Прости... Прости, Луи, о мой Бог, как я мог быть таким слепым?.. — причитал Стайлс, не отдавая себя отчета в том, что он бормотал. — Гарри! — простонал Луи, и в этом его крике, в выкрикнутом имени можно было услышать боль, мольбу и громкую просьбу замолчать и перестать наконец так больно бить словами. Томмо сделал шаг назад и почувствовал, что под пяткой уже не оказалось тротуара. Парень опасно отклонился назад и тишину прорезал гудок клаксона. — Луи! — крикнул Гарри, бросился вперед и поймал руку юноши, резко дергая его на себя и заключая в объятья. — Луи. Милый мой маленький Луи. Слышишь, все будет хорошо? Я... я не хотел. Прости меня, прости-прости-прости, я просто думал... Я не знаю, чем я думал. Умоляю, прости меня. Блестяшка, пожалуйста, не надо только плакать. Прошу тебя. Я понял, понял... Понял, почему я во все врезался? Понял, почему я болезненно реагировал на некоторые твои слова? Понял, почему просил держать за руку? — ... понял все свои ошибки, Луи, пожалуйста, дай мне исправить это. Умоляю, не плачь, не из-за меня. Томлинсон уткнулся носом в плечо Гарри и всхлипывал, сминая в пальцах одежду Стайлса. Последний прижимал к себе Луи так, словно тот мог исчезнуть в любой момент. — Я... я всегда плачу... — пробормотал Томмо, сжимая зубы до боли в челюсти. — Не надо, прошу. Я с тобой, Луи, я здесь. Я обещаю, что буду. Слышишь? Обещаю. Мне нет дела до твоего... шрама на лице, ты все еще красивый, понимаешь? И тем более мне нет дела до твоих очков. Ты все еще милый маленький блестяшка, — шептал Гарри, поглаживая Луи по спине и целуя в макушку. — Ты хочешь домой? — Я хочу... хочу, чтобы ты... ты был моим до-домом, — ответил Томлинсон, прижимая Гарри к себе еще сильнее, почти до боли в руках. — Я буду, Луи. Я буду, — кивнул Стайлс, прижимаясь губами к макушке парня. — Но сейчас тебе нужно домой. Тебя ищут. Я могу... могу позвонить... Луи просто протянул Гарри свой телефон, стараясь не отрываться от него надолго. Хотелось вдыхать аромат Стайлса напоследок, дышать Стайлсом, хотелось остаться с ним. Но через десять минут приехала тетя с взволнованной Лотти, и плачущего Луи положили на заднее сиденье. Гарри напоследок поцеловал парня в лоб, прошептал обещание вновь и отдал телефон, сказав, что забил там свой номер. Томлинсон попытался удержать Стайлса рядом, но его тетя оторвала руки племянника от костюма Гарри и попросила успокоиться. Стайлс сказал, что все в порядке, пусть только Луи позвонит ему завтра. Лотти поклялась за Луи, что он обязательно позвонит.