Halloween Miracle

Гарри действительно считал, что быть более тупым, чем он, невозможно. Он всю ночь не мог уснуть, чего с ним последние года три не случалось, и думал о Луи. Томлинсон запал ему глубоко в мысли, и Гарри правда не врал, когда ответил ему взаимностью. Луи действительно был красивым, а еще он был загадочным и с ним интересно было находиться. Ну, теперь Стайлс с легкостью мог объяснить все необычные черты Луи: Тот просто был слепой. И Гарри всерьез не заметил этого. Он был так уверен в том, что очки — часть костюма, как и в том, что шрам был простым гримом, что даже не допустил другой возможности, даже не предположил, что с Луи может быть что-то не так. Теперь же, вспоминая прошедшую ночь, Стайлс с уверенностью мог назвать себя полнейшим дебилом и мудаком. Он слишком, слишком часто употреблял слово "смотреть" в отношении Луи. Он, разрази его птеродактиль, предложил Томлинсону сыграть в эту долбанную игру на доверие. Он даже не представлял, насколько сильно Луи ему доверял, раз держал за руку именно его, именно Гарри. Насколько же Луи проникся его болтовней, раз позволял вести себя в незнакомое место, будучи действительно дезориентированным. Ну, теперь Стайлс прекрасно понимал, почему Томлинсон ответил на рукопожатие Найла настолько странным образом, почему встретился носом с десятком деревьев и столбов и так часто врезался в людей. Почему смотрел все время вперед и никогда не поворачивал голову в его сторону, когда разговаривал. Потому что для Луи не было разницы, в какую темноту говорить: в правую или в переднюю. Сначала Гарри даже не замечал, но Томлинсон был хрупким и тонким, настолько, что теперь Стайлс боялся, не сломал ли он ему что-то. Руки Луи были крохотными по сравнению с руками Гарри, но ему так нравилось переплетать их пальцы, даже несмотря на то, что кулак Томлинсона мог с легкостью уместиться в его кулаке. Луи не был низким, но всегда терся носом о его шею, когда они обнимались. Луи совсем редко улыбался, но эта редкая и быстрая улыбка осталась в памяти Стайлса, потому что он смотрел на лицо Томлинсона почти всю дорогу, а тот этого даже не замечал, не мог заметить. И эта самая улыбка, пожалуй, и была последней каплей, заставившей Гарри влюбиться в Луи. Они были знакомы всего несколько часов, но эти часы заставили Стайлса поверить в любовь с первого взгляда. Для Луи с первого слова. Всю ночь Гарри лежал и думал, почему же Томлинсон ему не сказал все сразу. Почему решил притворяться нормальным, а не сказать Стайлсу о слепоте и посидеть на скамейке весь оставшийся день без риска во что-то врезаться. Впрочем, Гарри знал, почему. Он не хотел, чтобы отношение Стайлса к нему поменялось из-за слепоты. Не хотел жалости, которой и так натерпелся. И, скорее всего, боялся того, что Гарри начнет смеяться над ним. Потому что Гарри знал, что его сверстники так делали. Это было в какой-то степени очевидно. Но Гарри был не такой, и он никогда не начал бы издеваться над Луи. Не потому, что тот ему нравился — в какой-то мере поэтому тоже, — а потому что это в принципе неправильно. Люди бывают разные, и если кто-то не может делать то, что можешь ты — это не повод его унижать. Только вот большинство подростков этого не понимало. Именно поэтому Гарри до дрожи волновался за Луи, который, судя по вчерашним беседам, учился в самой обычной школе. На часах было всего пять часов утра, когда Стайлс, понявший, что сегодня не уснет, встал с кровати. Его порывало просмотреть телефон на наличие пропущенных или смс, хотя он прекрасно понимал, что Луи и его семья в это время еще спали. До учебы была еще пара часов, но почему-то Гарри знал, что сегодня туда не пойдет. Он разогрел найденные в холодильнике макароны и сел за стол на кухне, медленно поедая их по одному и глядя в окно на начинающийся рассвет. Рассвет напоминал ему Луи: чистый, яркий и просто прекрасный. Именно поэтому из мыслей Стайлса не выходил Томлинсон, чистый и красивый парнишка, у которого что-то случилось в жизни. И Гарри бы соврал, если бы сказал, что ему не было интересно, почему Луи слепой. Ему было до боли в сердце интересно. Просто он решил, что не будет спрашивать. Не сейчас. Не тогда, когда он только-только сумел завоевать доверие Томлинсона. Но тот все никак не выходил из головы Гарри. Именно поэтому, вымученный переживаниями и волнениями, Стайлс уснул на столе рядом с недопитой кружкой кофе с мыслью о Луи. Ему снился Томлинсон. Его прекрасная улыбка и нежный высокий голос. И этот сон был бы самым приятным для Гарри, если бы не превратился в кошмар из-за неудобной позы сна. Луи шел по пляжу, песок струился между пальцев его ног. На нем были всего лишь шорты, и Стайлс мог рассматривать тело Томлинсона столько, сколько ему захочется. О да, Луи был красив. Он был прекрасен. И в этом сне на его лице не было тех ожогов, но даже их наличие в реальности не делало парня уродливее. Гарри с удовольствием держал Томлинсона за руку и болтал о всяких совсем не важных мелочах, улыбаясь и понимая, что до ужаса влюблен в него. Луи был прекрасным, хрупким мальчиком, Гарри очень сильно хотелось прижать его к себе и защитить от всех бед, запретить людям касаться его и сделать только-только своим. Стайлс смотрел на такого счастливого Луи в своем сне и боялся, что когда-нибудь в реальности Луи мог сломаться. И тогда, когда Гарри внезапно об этом задумался, погода во сне изменилась. На небо налетели тучи, море взбаламутилось, а Луи начал хмуриться. И в тот момент, когда Стайлс подошел к нему поближе, чтобы успокоить, он снял очки. В повисшей темноте омрачевшего сна Гарри смотрел в пустые черные глазницы Томлинсона, чувствуя боль и страх в груди. Пустые. Пугающие. Таящие злобу. Луи злорадно рассмеялся, хватая лицо Стайлса и надавливая пальцами на его глаза. Гарри протяжно закричал и, кажется, проснулся именно из-за этого крика. Он открыл глаза и тяжело выдохнул. Даже отдохнув, Гарри чувствовал себя в разы хуже, чем до этого треклятого сна. В памяти, казалось, навсегда закрепился образ такого пугающего и злобного Луи с дырами вместо глаз. Не то, чтобы Стайлс боялся увидеть такое в реальности. Просто... просто он боялся увидеть такого Луи. Его Луи был смущенным, с краснеющими щеками. Его Луи был маленьким хрупким мальчиком, который не хотел защиты, но нуждался в ней, и эту защиту Гарри мог ему дать. Его Луи был печальным и загадочным, и первое Стайлс планировал истребить. Его Луи был восхитительным. И Гарри это прекрасно знал. А еще его Луи был в опасности в своей школе, и это Гарри тоже прекрасно знал. Поэтому, когда Стайлс взглянул на время и понял, что свои пары безоговорочно проспал, единственной идеей времяпрепровождения было поехать к школе Луи и подождать его там. Гарри не знал, зачем, и не знал, во сколько кончаются занятия Томлинсона, но даже если на часах было всего одиннадцать, Стайлс с уверенностью решил собираться, ведь до дрожи хотел увидеть Луи. Быстро допив давно остывший кофе, Гарри зашел в ванную и понял, что на его щеке осталось красное пятно: залежал. Чертыхнувшись, Стайлс решил, что скоро пройдет, причесался и переоделся в свежее белье. Умывшись, парень почти бегом отправился в комнату, чтобы выбрать более-менее цивильного вида одежду. И нет, он не считал это свиданием, и он знал, что Луи его одежду даже не увидит, но почему-то все равно из уважения к парню выбирал лучшее. Черные узкие джинсы да цветастая рубашка — Гарри так обычно и одевался, но именно эту пару вещей хранил "на выход". Подождать Луи пару-тройку часиков у его школы — достойный повод вырядиться. Повздыхав перед зеркалом в прихожей пару минут, Стайлс кивнул сам себе и вышел из дома, нервно поправляя кудри. Кажется, они становились длиннее действительно с каждым днем, но Гарри это не останавливало. Как только Стайлс сел за руль и настроил навигатор на нужную дорогу — вчера Луи несколько минут говорил о своей школе и занятиях, — его пробило мыслью: а что, если Томлинсон не будет рад его видеть? То есть... Слышать. Как бы. В принципе. Или же Луи сегодня в школу вообще не пошел? В этой идее было больше глупости, чем чего-то другого, но Гарри все равно выехал из гаража и повернул на дорогу к Старшей Школе Донкастера. Казалось, что что-то вело его туда, какое-то веление сердца или как это называется. Не выспавшийся Гарри вел машину из рук вон плохо, но из-за этого он ехал медленно и жизнью, вроде как, пока не рисковал. Машин на дороге было немного, и Стайлс доехал до школы Луи за считанные минуты. Только и успев припарковаться, Гарри заметил худенькую фигурку во дворе школы — сидящего на скамейке мальчишку. До ужаса напоминавшего Луи. Стайлс вылез из машины, поставил ее на сигнализацию и пошел в сторону мальчика, с каждым шагом все больше уверяясь, что это Томлинсон сидел на скамейке, обхватив себя руками. И, о Боже, Луи выглядел словно беззащитный котенок в этом мешковатом свитере с до ужаса длинными, натянутыми на пальцы рукавами. — Блестяшка? — позвал Гарри, когда подошел достаточно близко. Луи удивленно поднял голову, и Стайлс чуть не захлебнулся воздухом. На скуле краснела ссадина, из уголка губы сочилась кровь, а на лбу и переносице был наклеен пластырь. Луи держал в руке мешочек со льдом, который до этого прижимал к левому глазу, и по чертовым очкам пошли трещины. Костяшки пальцев правой руки Томлинсона были сбиты, а в целом он представлял до того жалкое зрелище, что Гарри забыл, как дышать. Всклокоченные волосы, на щеках мокрые дорожки от слез, дрожащие губы и трясущиеся руки — все это приносило Стайлсу едва ли не физическую боль. — Г-гарри? — недоверчиво прошептал Томлинсон, глядя мимо Гарри. И вновь вспомнив о слепоте Луи, Стайлс почувствовал, как его сердце рухнуло вниз. — Что ты здесь... — Боже мой, кто это сделал с тобой?! — возмущенно воскликнул Гарри, даже не заметив, что перебил Луи. Парень бросился к Томлинсону и сел перед ним на корточки, сжимая плечи в пальцах. — Ты в порядке, Луи? — Угу, — сдавленно кивнул Луи, а через мгновение всхлипнул и резко обнял Гарри, прижимаясь к нему сильно-сильно и вновь вдыхая такой родной аромат. — Они... они просто сказали, что я урод... они всегда это говорят... В груди Стайлса что-то обрывалось каждый чертов раз, когда Томлинсон всхлипывал и трясся в его руках. — Эй, блестяшечка. Ты же знаешь, что это не так. Ты красивый, Луи, слышишь меня? — Гарри прижал парнишку к себе, поглаживая по голове и дыша в макушку. — С-саймон сказал, что я придурок, раз влюбился в кого-то. Что я не нужен никому. Я же слепой. И уродливый. Он так сказал. Он сказал, что мной пользуются, — почти непрерывно прошептал Луи, сразу после этого шмыгая носом и начиная рыдать чуть сильнее. — Что я слабый, что все время плачу и даже не вижу, когда на меня показывают пальцем. Нет, Гарри совсем не винил Томлинсона за то, что тот жаловался на кого-то — он впервые нашел того, кто способен это все выслушать. Гарри едва ли держался от того, чтобы ворваться в класс Луи и самолично выбить всю дурь из тех, кто так ненавидел его Томмо. — Чшш, Луи, все хорошо. Я здесь, я с тобой. И я буду с тобой, помнишь? Я же обещал. Они просто не понимают, что ты красивее их всех, Луи. Поверь мне. Ты веришь мне? — проговорил Стайлс, жмурясь и прижимая Томлинсона к себе еще сильнее. Луи едва кивнул, но Гарри и этого хватило. — Ты не придурок, совсем нет, ты идеальный, блестяшка. Пожалуйста, не плачь только. — Я ударил его, потому что он назвал тебя педофилом-мазохистом, — внезапно тихо признался Луи, тихо всхлипнул и перестал трястись, только мелко дрожать. — Я не хочу, чтобы кто-то говорил о тебе такое. И в тот момент сердце Гарри пропустило удар. Луи влез в драку не из-за себя. Из-за него. — Боже, блестяшка, — Стайлс смущенно улыбнулся и чмокнул Луи в макушку. — Это самое смелое, что кто-то для меня делал. Томлинсон вновь кивнул и облегченно выдохнул, кажется, успокоившись. Чуть отстранившись, Гарри посмотрел на его лицо и взял его в руки, вытирая последние слезы большими пальцами с щек. Он мог делать это вечно: сидеть на коленях перед Луи и смотреть на его прекрасное лицо. Но сейчас ему хотелось сделать для Томлинсона что-то большее: — Хей, блестяшечка. Хочешь поехать ко мне? — слегка улыбнувшись, предложил Стайлс, скорее чувствуя ладонями, а не видя, как Луи слабо-слабо улыбнулся в ответ на предложение. — Хочу, — ответил он, выдыхая и выпуская рубашку Гарри из пальцев, но только чтобы положить руки парню на предплечья. — А у тебя дома кто-то есть? — Мне двадцать один, Луи, я давно живу один, — усмехнулся Стайлс, сжимая одну из ладошек Томлинсона в своей руке и вставая. На удивленный выдох Луи Гарри только фыркнул, подтягивая его, чтобы он поднялся на ноги. — А я никогда не смогу жить один, — грустно отозвался парнишка, вытирая мокрый нос рукавом. Гарри почти спросил опрометчиво "Почему?" Слава Богам, он этого не сделал. Потому что понимание ответа накрыло тут же, и Стайлс был даже в глубине души рад, что Луи не видел стыда на его лице. — Ты можешь жить со мной, — прошептал Гарри, надеясь, что его невольно высказанная реплика останется незамеченной. — Ч-что? — также шепотом переспросил Луи, удивленно замирая на месте на мгновение. — Я хотел бы. Стайлс только хотел что-то ответить, когда внезапно маленькие руки Томлинсона оказались на его шее, а он сам стоял прямо перед ним. От одного только взгляда на покрытое синяками лицо Луи Гарри чувствовал подступающую ненависть к его одноклассникам и себе, что не смог защитить настолько хрупкого юношу. Вот только от этих грустных мыслей отвлекал Луи, стоящий почти вплотную, держащий его лицо в ладонях и как будто смотрящий прямо в душу через свои потрескавшиеся очки. — Гарри. Я... они сказали, что я даже не могу тебя увидеть. Я хочу. Очень хочу, — начал Томлинсон, и Стайлс сумел только сглотнуть вставший в горле ком и почувствовать, как во рту пересохло. — Я клянусь, Гарри, я увижу тебя. Я смогу. Правда. Я клянусь. И да, Луи так не вовремя шмыгнул носом, что растроганному Гарри показалось, что Томмо сейчас опять расплачется. Поэтому Стайлс сделал запланированные объятия чуть крепче и дольше: чтобы Луи больше не плакал. А ответить он действительно не знал, что. Он мог только дышать Луи в ухо, зажмурившись и едва сдерживая улыбку, ибо слова Томлинсона заводили его сердце и бабочек в животе. — Верю в тебя, — через минуту нашелся, что сказать, Гарри. Он отстранился от Луи и потрепал его по макушке, вновь беря за руку и ведя к своей машине. Нет, он совсем не считал, что предлагать совместное проживание менее, через день знакомства, это ненормально. В такой ситуации все было нормально. Этот парнишка захватил все мысли и сердце Стайлса, и тот уже заранее знал, что никогда оттуда не исчезнет, как не сложилась бы жизнь. Что Луи навсегда в его мыслях, в сердце и вообще везде. Что если и произойдет что-то, то Гарри будет выглядывать его лицо в толпе, такое необычное и все-таки прекрасное лицо. Что редкие слова и улыбки Томлинсона теперь каждый раз будут вызывать неописуемую реакцию, которую ни один обычный человек доселе вызвать не мог. А Луи был необычным. И не потому, что был слепым, а потому что оказался настолько интересным человеком. Он был прекрасен во всех смыслах для Гарри, и Стайлс не собирался его никуда от себя отпускать. Как только они вышли за пределы школы, Гарри заметил стоящую рядом с его автомобилем машину с тетей Луи за рулем. Та сразу все поняла, кивком указала на машину Стайлса, как бы спрашивая "Вы едете к тебе?" и Гарри таким же кивком ей ответил. Тетя быстро выехала с парковки и, улыбнувшись Стайлсу напоследок, уехала. Гарри подвел Луи к своей машине, открыл дверь и, приобняв за пояс, усадил Томлинсона рядом с собой, самолично пристегивая. — Удобно? — на всякий случай спросил парень, глядя на Луи и не закрывая дверь, пока тот не ответит. — С тобой везде удобно, — улыбнулся ему Томлинсон, и Гарри почувствовал, как ноги перестали держать его после этих слов. После этой идеальной улыбки, обращенной только и только к нему. Через несколько секунд Стайлс понял, что пауза затянулась, выпрямился и осторожно закрыл пассажирскую дверь. Он потратил еще пару мгновений, чтобы постоять на месте и отдышаться, а потом обошел машину и сел за руль. Кинув еще один взгляд на Луи, Гарри завел машину и поехал по направлению к себе домой, стараясь смотреть на дорогу хотя бы столько же времени, сколько он пялился на Томлинсона, больше не надо. — За тобой тетя приезжала, — через пару минут тишины проговорил Стайлс, закусив губу и нервно отбивая какой-то странный ритм на пальцами по рулю. — Я ей позвонил, чтобы забрала, — спокойно ответил Луи. — Ну, я подрался, меня отвели в медпункт и сказали ехать домой. Я не знал, что ты приедешь. Гарри сам не знал, если честно, что приедет. — Мне просто показалось, что мне стоит приехать. Как оказалось, я был вовремя, — усмехнулся Стайлс, не понимая, почему так сильно нервничал. — Спасибо, Гарри. Я бы не выдержал разговора с тетей и сестрой, особенно после вчерашних лекций... — Томлинсон опустил голову и шмыгнул еще заложенным после слез носом. — А что они вчера тебе говорили? — осторожно поинтересовался Гарри, стараясь смотреть только на дорогу. Не получалось. Луи притягивал его взгляд, словно магнит. — Что мне нельзя тебе доверять. Что мы только что познакомились и я слишком тороплю события. Что мне нужно быть осторожнее... — пожав плечами, перечислял Томмо, то и дело поправляя очки. — А потом я сказал им, что ты не такой. Что я, как бы, в тебя влюбился, и моя тетя начала волынку, что ты парень. И я парень. Она даже не поняла, что я не вижу различий между полами, пока я ей этого не сказал. Луи говорил много, неожиданно много для того, кто вчера молчал почти все время. Но Гарри лишь через несколько мгновений понял, что застыл, глядя на Томлинсона, после его слов "влюбился в тебя". Кажется, его силы решили покинуть обладателя, потому что Стайлс сначала даже не мог сжать руль посильнее. — ...но потом Лотти ее перебила и сказала, что "Если Гарри делает тебя счастливым, мы тебя только поддержим". Наверное, именно поэтому тетя дала тебе сегодня забрать меня от школы, раз ты ее видел, — закончил Луи, поднимая голову и слегка улыбаясь. — А я делаю тебя счастливым? — почти шепотом спросил Стайлс, переключая передачу. — Конечно, — как будто это само собой разумелось, ответил Томлинсон, кладя руку поверх ладони Гарри на переключателе передач. Впрочем, он мог вести и одной рукой. Машин все равно немного. Наверное, со стороны улыбающийся до самых ушей водитель выглядел очень странно, но Гарри было плевать, потому что ему только что фактически признался в любви тот, кто занял все его мысли на веки вечные. И да, Стайлсу было глубоко плевать, что с момента их знакомства прошло менее дня, он уже безоговорочно доверял Луи и знал, что тот отвечал взаимностью, он уже сходил с ума просто из-за того, что Томлинсон сидел рядом и держал его руку в своей. Говоря об их руках: Гарри считал, что они идеальны. Его неимоверно большие ладони, которые он раньше ненавидел за их размер, так идеально подходили к маленьким ладошкам Луи, что казалось, будто мир создавал их для друг друга. В то же время Стайлсу было до ужаса жаль Томлинсона: тот жил в полной темноте, тот даже не знал, как выглядел кто-то настолько дорогой, тот даже не мог остаться один или спокойно выйти на улицу погулять. Но теперь у него был Гарри — частичка его собственной реальности, — который собирался подарить Луи наиболее нормальную жизнь в его положении. Гарри, который собирался гулять с Луи за руку по всему городу. Гарри, который планировал смотреть и комментировать с Луи фильмы. Гарри, который хотел купить Луи книги шрифтом Брайля, чтобы тот мог читать, ведь во время одного из их вчерашних разговоров Томлинсон уклончиво ответил на вопрос Гарри о любимой книге "Я давно не читаю". И наверное Гарри слишком сильно задумался о чем-то своем, потому что из мыслей его вырвал взволнованный высокий голос: — Гарри? Гарри? Эй, Гарри? — все громче с каждым разом звал Луи, слегка дергая ладонь Стайлса под собственной. — Хазза? Господи боже мой, мысли Гарри свернулись в клубок, потому что Луи только что назвал его Хазза. Гарри даже не представлял, что из чьих-то уст что-то может прозвучать настолько невероятно. — А?.. Что-то случилось, Луи? — выбравшись из потока размышлений, быстро проговорил Стайлс. — Просто ты не отвечал... и я испугался, — прошептал в ответ Томлинсон, краснея. Гарри улыбнулся, лишь кинув взгляд на смущенного Луи, и переплел их пальцы вместе, прыская от смеха из-за удивления на лице парня. — Я все еще здесь, Луи. И... если ты хотел слышать это в ответ, то ты тоже делаешь меня счастливым, — сказал Гарри, поглаживая ладонь Томлинсона, зажатую в своей, большим пальцем. Луи вновь покраснел от смущения и улыбнулся, пытаясь спрятать свою прекрасную улыбку, но Стайлс не успел ему помешать. Он просто завороженно смотрел на румянец Томлинсона, на его восхитительное лицо и понимал, что не сможет отвязать себя от этого искреннего и разбитого мальчика. Гарри поклялся себе его собрать и починить. Когда до дома Стайлса оставалось всего ничего, он заметил, как Луи начал шептать что-то, отбивая ритм ногой. Гарри всего лишь мгновение — или десяток — залип на губах Томлинсона, которые то и дело смыкались и размыкались, блестели на солнце и казались такими... идеальными. Как весь Луи. — Что ты шепчешь? — почему-то тоже шепотом спросил Гарри, слегка улыбаясь. Томмо тут же смутился и вновь покраснел, тут же переставая двигать губами. — Это просто... моя любимая песня, вот и все, — оправдывался Луи, отвернувшись от Стайлса. Тот сразу почувствовал, как напряглась рука Томлинсона в его ладони. Гарри тихо засмеялся, а потом вслушался в мотив и слова песни, кажущиеся знакомыми. Через пару секунд Стайлс вспомнил, что это за песня, и в его голову пришла странная и на первый взгляд глупая идея. Но Гарри решил, что терять все равно нечего, поэтому запел одновременно с исполнителем: — Falling out of love is hard, falling for betrayal is worst. Broken trust and broken hearts, I know, I know...* — его голос звучал слишком низко и громко, как казалось Стайлсу, но Луи открыл рот от удивления и повернулся к Гарри. И последний едва удержался от смеха. Или умиления. Гарри не знал, смеяться ему или пустить слезу от такой реакции Луи, потому что тот широко улыбнулся, но все еще выглядел удивленным. Кажется, Стайлс сделал Томлинсона по-настоящему счастливым в тот момент. — Thinking all you need is there building faith on love and words. Empty promises will wear, I know, I know... — продолжил Гарри, уже почти не глядя на дорогу и подпевая, смотря точно Луи в глаза. И плевать, что тот этого не видел. Он слышал его голос: это главное. — Хаз... — прошептал Томлинсон, закрывая рот свободной рукой. Гарри лишь сжал его вторую чуть сильнее, продолжая петь, уже заглушая исполнителя. — And now when all is gone there is nothing to say and if you're done with embarrassing me, on your own you can go ahead tell them, — в конце куплета Стайлс зажмурился, будто от сильной боли, но на самом деле он просто не знал, что делать, ибо они уже приехали. Как только Гарри остановил машину на парковочном месте, начался припев, и одновременно своему голосу Стайлс услышал еще один: высокий, хрипловатый и до жути родной. — Tell them all I know now, shout it from the roof tops, write it on the skyline, all we had is gone now, — как только Луи начал подпевать, создавая чертово идеальное слияние их голосов, Гарри забыл, как дышать. Он все еще пел, но его щеки горели, а в голове внезапно стало пусто. Томлинсон пел. Томлинсон пел вместе с ним. Томлинсон пел, как чертов ангел. — Tell them I was happy and my heart is broken, all my scars are open. Tell them what I hoped would be, — Гарри и Луи замолчали одновременно, и только открыв глаза, Стайлс понял, что они держались друг за друга всеми руками, а он умудрился повернуться в кресле передом к Томмо. Луи сглотнул вставший в горле ком и прошептал, тихо-тихо, в противоположность тому, как громко он пел несколько последних секунд — Томлинсон пел громко, очень, словно пытаясь заглушить голосом свою боль: — Impossible. На фоне играла песня, а Гарри никак не мог отдышаться, смотря на Луи и представляя, как бы он выглядел, если бы Стайлс в тот момент делал ему предложение. В тот момент Томлинсон был покрыт румянцем смущения, чуть побит, не это неважно, его губы блестели, а ноздри слегка раздувались. И Стайлсу казалось, что еще прекраснее и растеряннее Луи выглядеть просто не мог. Он мог рассмотреть каждую родинку Томмо, каждую царапину на лице, каждый шрам от ожога, мог видеть его идеальные губы, чертовы скулы, все это он мог видеть так близко... Они могли бы сидеть так целую вечность, Гарри глядя на Луи, а Луи слушая сердцебиение Гарри и звуки той самой песни, но та в конце концов закончилась, и они оба отмерли. В реальность возвращаться было не особо приятно. — Мы приехали? — тихо спросил Томлинсон, отпуская руки Стайлса. Внезапно стало холоднее. — Угу, — кивнул Гарри, быстро вышел из машины и помог Луи вылезти со своего места. Он, не спрашивая ничего, забрал у Томлинсона его довольно тяжелый рюкзак и надел на плечо. — Луи, надеюсь, ты будешь моей невозможностью.** — прошептал Стайлс Луи на ушко, коснувшись губами виска, и повел его к себе домой. И Гарри был готов поклясться, что это была самая романтичная фраза, которую он когда-либо кому-то говорил. Они зашли в дом, и Стайлс усадил Луи в гостиной на диван, застыв на месте, потому что не хотел отпускать чужую руку. Но так как на вопрос "Я могу дать тебе чистую одежду вместо этой, хочешь?" Томлинсон ответил "Хочу", Гарри пришлось подниматься наверх одному. Тащить Луи за собой по лестнице Гарри не стал бы и под предлогом смерти, ибо это было опасно для самого Томмо. Но через пару минут Стайлс уже выбежал вниз — к слову, он тоже переоделся в домашнее, — выбрав среди своих многочисленных вещей самые маленькие по размеру, и отдал Луи одежду. Он предложил было помочь переодеться, но Томлинсон тут же отказался, попросив выйти на пару минут из комнаты. И если Луи чего-то стеснялся, Гарри не собирался его провоцировать, поэтому спокойно вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь. Пока Томлинсон переодевался, Стайлс заварил два кофе, стараясь не думать о том, что Луи теперь пах им. Его одеколоном и его естественным запахом, которые хранила одежда. Почему-то всего лишь запах казался чем-то интимным. Важным. Сокровенным. Взяв обе кружки в одну руку, Гарри подошел к двери и постучал по ней костяшками. Изнутри раздался голос Луи, тихий и спокойный: — Заходи, — и Стайлс вошел, беря одну кружку в свободную руку и прикрывая дверь за собой ногой. — Ты пахнешь яблоками и еще немного собачьей едой, но больше яблоками, ты знал? После этих слов Гарри чуть не пролил кофе на пушистые тапки. — Неа, — ответил он, подходя к Луи и присаживаясь рядом на диван. — Мне нравится этот запах, — слабо улыбнулся Томлинсон, и Стайлс почувствовал гордость за себя, ибо из-за него Луи стал улыбаться чаще. Гораздо. А еще Стайлс почувствовал, как свело что-то в животе, как сводило после каждой приятной фразы Луи. Он говорил их легко и непринужденно, а в Гарри они вызывали самый настоящий резонанс, хотелось просто летать после таких слов Томлинсона. — Мне такого раньше не говорили, — смущенно пробормотал Стайлс. — Будешь кофе? — перевел тему Гарри, и когда Луи кивнул, протянул ему кружку. — Осторожно, горячий. Томмо аккуратно взял кружку в руки и отхлебнул немного, тут же улыбаясь. "Вкусно" — одними губами прошептал он, зная, что Гарри видел. Также Гарри видел аккуратно сложенный свитер и школьные штаны на полу возле дивана, а еще затертые черные кеды с пятнами от, вероятно, пролитых на них напитков. Луи сидел, подогнув ноги под себя, и почему-то Стайлса умиляли его теплые серые носки с маленькими изображениями бананов на них. Он был почти уверен, что это выбирала Лотти. — Мы... могли бы посмотреть что-нибудь, — предложил Гарри, не прекращая любоваться Томлинсоном. — То есть... Не посмотреть, ну... Какой-нибудь фильм, сериал, не знаю... Да уж, Стайлс обычно мог разобраться в своих думах и сформулировать мысль, но в этот раз не вышло: просто потому что над верхней губой Луи остался след от кофе и Гарри не смог не зависнуть на нем на мгновения. А еще потому что Стайлс опять сморозил глупость. Как, по его мнению, Томлинсон посмотрит фильм вместе с ним? — Люблю что-нибудь душещипательное: все эти выстрелы и крики в экшн-фильмах меня пугают, а действие я все равно не увижу, а вот долгие диалоги, мысли... Это по мне, — вместо ожидаемого "Издеваешься, Гарри?" ответил Луи, и Гарри смог лишь облегченно выдохнуть. Луи слишком занял его мысли, слишком влюбил в себя красотой, искренностью, приятными фразами и чертовым Хазза, чтобы настраивать его против себя необдуманными словами. — Типа мелодрам? — уточнил Гарри. Луи кивнул: — Типа мелодрам. Быстро отыскав среди фильмов в интернете пару-тройку рекомендованных мелодрам, Стайлс зачитал Томлинсону краткое содержание всех и позволил выбрать один фильм. Луи решил, что они посмотрят совсем недавно вышедший фильм про девчушку с раком легких и ее переболевшего парня. Что-то более слезовыжимательное Гарри ни разу в жизни не видел. Он быстро включил фильм на телевизоре, сварганил на скорую руку два тоста с арахисовым маслом (тот, что получился красивее, Стайлс оставил для Луи) и уселся поудобнее. По ходу действия — довольно однообразного и потому самого приемлемого действия — Гарри пояснял для Томлинсона, что происходило на экране, пока тот медленно-медленно пил остывающий кофе. И каждый раз, когда Стайлс кидал на парня взгляд, ему становилось тепло на душе просто потому, что Луи сидел в его белой футболке с принтом, в его спортивных штанах. Гарри пропустил тот момент, когда их с Луи пальцы вновь переплелись, но уже к середине фильма они сидели почти вплотную, держась за руки. Стайлс приобнимал Томлинсона за плечи, то и дело прикасаясь к его волосам губами или пальцами. И да, сначала Гарри умолчал, что в этом фильме был слепой герой. Точнее ослепший. Просто он надеялся, что на этом не заострят внимание в фильме, потому что не знал, как отреагирует Луи. Просмотр фильма с Томмо отличался от просмотров фильмов с тем же Найлом только тем, что Стайлс комментировал действие на экране, почти полностью его пересказывая. Луи также смеялся над шутками — тихо усмехался пару раз, но это для Луи было смехом, — также внимательно следил за диалогами и проникался героями, пусть и понятия не имел, как кто из них выглядит. Вот только Луи совсем не также прижимался к Гарри, держал его руку в своей, положил голову на плечо, сидел в его одежде. Ничего из вышеперечисленного Найл, друг из детства, не делал, но это делал Томлинсон, которого Стайлс знал от силы несколько часов. Но Луи заслуживал. И Гарри сам был всеми руками за. А потом герой на экране, который был слепым, сказал, что не хотел бы видеть мир без лучшего друга, и это было слишком громко и очевидно, чтобы Томлинсон не услышал или не понял. Обернувшись, Стайлс увидел по лицу Луи, что тот понял. — Блестяшка... — прошептал Гарри, поворачиваясь и кладя руки на плечи Томлинсона. Но он не успел придумать, что бы сказать, когда Луи начал говорить сам. — Это... Это почти то же самое. Я знаю, ты хочешь, чтобы я рассказал. Ты хочешь знать. Я... я расскажу, — кивая самому себе, чтобы придать уверенности, бормотал Луи. Проигнорировав жалобное "Не надо, если не хочешь", которое издал Гарри, Томмо продолжил. — Психологическое. Моя мама сгорела на моих глазах. А я... я почти сгорел. Как видишь. Мне было два, Гарри. А на следующий день я не видел, просто открыл глаза и будто смотрел в темноту. Сначала я даже не говорил... Потом мне сказали, что я просто не захотел видеть мир без мамы на подсознательном уровне. Чертова психика. Чертова, мать ее, психика, почему ей нельзя было быть чуточку устойчивее?! — воскликнул Томлинсон, всхлипывая и вытирая рукой нос. Гарри не знал, что ему сказать. Он просто удивленно смотрел на Луи, понимая, что тот вряд ли говорил подобное кому-либо еще, кроме семьи. Но рассказал тому, кого знал меньше суток. — И почему я только всегда плачу?! — простонал Томмо, наклонился, чтобы уткнуться носом в ключицу Стайлса, и обхватил его руками. Гарри прижал Луи к себе, поглаживая по спине. — Это нормально. Луи, все в порядке, — шептал парень, действительно не зная, что еще сказать. Потому что изнутри его гложело одно странное и вполне объяснимое желание. Он хотел узнать, как выглядели глаза Луи. Почему-то после утреннего сна и состоявшегося только что разговора Гарри стало действительно любопытно, как это выглядело? Он ни разу не видел психологически слепых — что греха таить, и просто слепых не видел до Луи, — и наверное это тоже играло свою роль. Стайлсу казалось, что так было тяжелее: знать, что не видишь только по собственной вине, и не зная, что с этим делать. Стайлс тоже не знал, что с этим делать. — Все определенно не в порядке, — ответил Томлинсон, впиваясь пальцами в спину Гарри и тяжело дыша. И пусть Стайлс не мог его полностью понять, он принимал такого Луи, он знал, что это просто психологическое, что нужно и можно это как-то вылечить. По крайней мере теперь. — Эй, блестяшка. Можно мне посмотреть?.. Ну... — отстранившись и взяв пальцами одной руки дужку очков, спросил Гарри. — Пожалуйста. Луи сжался в комочек, но сдавленно кивнул. Стайлс медленно стянул потрескавшиеся очки с лица Томмо, отложил их в сторону и положил ладони на щеки парня, поглаживая их большими пальцами. — Открой глаза, Луи. Прошу, — тихо-тихо прошептал Гарри, глядя на зажмуренные веки парнишки. Прошла минута, прежде чем Томлинсон расслабился и приоткрыл глаза. Ресницы затрепетали, и Стайлс едва не грохнулся в обморок из-за того, как красиво Луи выглядел без очков даже с закрытыми глазами. А потом он их открыл. И Гарри на секунду действительно провалился в беспамятство. Глаза Луи — как два голубых омута, глубокие и ясные, такие чистые... Но взгляд был таким пустым, невидящим, как будто Томлинсон смотрел сквозь Гарри. Где-то в самой-самой глубине зрачка Стайлс видел это — боль. Жалость. Страдание. Но все-таки глаза Луи были красивы, как два личных крошечных океана. Такие небесно-голубые, до невозможности прекрасные. И Гарри влюбился еще и в них. Пусть эти самые глаза его не видели, их видел сам Стайлс, и ему казалось, что красивее глаз он в жизни не видел. Ни разу он не видел настолько чистого голубого, настолько невообразимых узоров, ничего из этого раньше Гарри не видел. — К-какие они? — прошептал Луи, и только тогда Стайлс вспомнил, что находился в своем доме и попросил Томлинсона показать ему свои глаза. — Они... они прекрасные, Луи. Я даже не знаю, как еще сказать... Восхитительные. Бесподобные. Невероятные, блестяшка, как и ты, — ответил Гарри, поглаживая Луи по волосам и слегка улыбаясь. — П-правда? — переспросил Томлинсон, и Гарри пропустил момент, когда тот начал заикаться. Быть может, это из-за дыхания Стайлса, которое он мог чувствовать на своих губах. — Чистая, — кивнул парень, выдыхая. Они сидели так еще долго — Луи с руками за спиной Гарри, а Гарри, держа в ладонях лицо Луи и глядя в его глаза. Раз в несколько секунд Томлинсон инстинктивно моргал, а Стайлсу почему-то было интересно, как обычно ходил Луи — открыв глаза или нет. Впрочем, разницы особой он не видел. — Хаз, опиши себя, — раздалось в тишине, такой мертвой и умиротворяющей. Гарри не помнил, когда закончился фильм. — Ну... — задумавшись на секунду, Стайлс обхватил руками запястья Луи и притянул к своему лицу. — Изучай, блестяшка. И Луи изучал: медленно проводил пальцами по контуру лица, по щекам, подбородку и носу, растянул прикосновение к губам и наоборот быстро ощупал уши. Запустил пальцы в длинные кудри Гарри, закусив губу, прикоснулся к прикрытым глазам и ощутил морщинку между бровей. Каждое прикосновение Томлинсона отдавалось гулким стуком сердца в груди Стайлса. Он покорно сидел и старался не двигаться, пока Луи "рассматривал" его. А когда Луи рассмотрел и медленно убрал руки, Гарри едва не закричал, прося вернуть их в прежнее положение. — Ты красивый, — слабо улыбнулся Томмо, вновь обнимая Стайлса и кладя голову ему на плечо. И нет, Гарри совсем не заметил, когда они успели переплести ноги вместе и сидели почти друг на друге. — Ты тоже, — ответил Стайлс, обнимая Луи в ответ и оставляя на его волосах невесомые поцелуи. Наверное, это выглядело странно со стороны, да и они сами сейчас не сказали бы точно, где чья рука-нога, но им было плевать. Потому что это ощущалось правильным.