«Небеса, скажите мне: если моя судьба действительно написана звездами, если моя история нарисована на небесах, пошлите мне знак… Я поведу своих людей в адские когти во время этой войны?»
Выплавленный из тьмы, Бэкхён был в свете своей палатки, которую поставил ранее в тот день. Его сердце колотилось за грудной клеткой, угрожая разрушить ее. Дыхание Бэкхёна было тяжелым: он рванул вниз через длинный туннель к построенному форту Shanxue. У него не было причин бежать. Никто не преследовал его, никто не следил за ним, и никто не угрожал напасть на него. Но он бежал так, как никогда раньше, отчаянно пытаясь спастись. Бэкхён боялся. Несмотря на все мужество, он думал, что одержим, он боялся, ибо мысль о том, что он увидит лицо Чанёля, разрушала его. Бэкхён всегда думал, что все будет хорошо. Но сейчас он знал — это не так. Воображаемое убийство Чанёля и реальное убийство Чанёля были двумя совершенно разными вещами, противоположными концами одного спектра. Завтра на рассвете — Бэкхен солгал самому себе — он сможет убить этого человека. Но глубоко в своем сердце он знал, что это была ложь. Что бы изменил рассвет? Что бы он сделал, проснувшись утром от проходящего сквозь облака разрушающего света небес? Как бы свет исцелил тьму? Это ничто, рассвет бы только сделал его неспособным удерживать стальное лезвие крепко в руках. — Ад поглотит меня, — прошептал Бэкхён в ночь. Смерть. Это выход или нет? Если смерть наступит, он больше не будет терпеть боль от борьбы сердца и разума. Все разрывало его на части, по кусочку в клочья. — Простите, сэр? — спросил один из солдат, стоящих на страже в палатке генерала. Бэкхён посмотрел на него. Как посмел он прервать его, смотреть на него в момент слабости? Бэкхён двинулся вперед, возможно от гнева или от отчаянья в душе, требующего доказать, что еще способен на убийство. Рука Бэкхёна сомкнулась на шее мужчины. Он крепко сжал и поднял своего солдата в воздух. Его холодные глаза наблюдали за отчаянной борьбой человека за жизнь, когда в одно мгновение он сжал руку сильнее. Хруст костей эхом прокатился по палатке. Он отпустил его. Тело мужчины с грохотом упало на пол. Бэкхён слегка улыбнулся, довольный, что не стал слабым; что, несмотря на то, что Чанёль был здесь, он оставался самим собой. Если ночь изменила все, то, по крайней мере, он не сказал ему того, чего не стоит. Друг или враг — это не важно, Бэкхён мог убить обоих. За своего короля, за своего любимого короля, он был готов окрасить свои грязные руки в кроваво-красный или розово-багровый оттенок. Завтра он ринется в бой на своем серебряном коне, таком же холодном, как и он сам был когда-то. Бэкхён закрыл глаза. Он поведет свое войско убивать. Все будет хорошо. Стук его сердца сразу замедлился, когда он понял, что его проблемы легко разрешимы. Он не может убить Чанёля сам. В конце концов, не имеет значения, кто это сделает. Чанёль мог бы умереть в бою, а Бэкхён притворился бы, что не знает его, не видел никогда раньше и не знал. Бэкхён мог быть слепым. Таким образом, он бы выполнил свой долг и не разбил бы его сердце. Он улыбнулся, осознав это. Все было по-прежнему хорошо. Завтра, как и рассвет, появится новая надежда. И даже если рассвет не мог дать ему мужества для убийства, он мог ослепить его, и тогда он не будет причиной крови, которая неизбежно окрасит Чанёля во время осады. — Кто-нибудь, зайдите и избавьтесь от этого тела, я не хочу видеть его снова, — сказал Бэкхён, выйдя наружу из своей палатки. Тело лежало неподвижно, примерзнув к земле, когда двое мужчин подошли и выбросили его. Бэкхён усмехнулся, его удовлетворяла эта кровавая холодность. Отчуждение, без заботы и сострадания — это было его. Когда его палец прошелся по лезвию меча, он понял, что не сможет помочь. Он дрожал. Его лезвие, как и все остальное, было заморожено, и более того, запечатано проклятой кровью, пролившейся на него и его коня. Смерть была холодной. Он всегда был ей. Бэкхён был создан для этого.***
Чанёль наблюдал со своими солдатами, как усердно они укрепляли падающую стену. Он не мог оторвать глаз от непрерывной работы над этой разрушающейся частью города. Даже если они выиграют, сама стена упадет в пылу битвы. Это выглядело, как будто сама судьба была против них в этой борьбе. Слава и победа — в них нуждается большинство, в то время как Чанёль предпочел бы быть неуловимым. Он взглянул на темные небеса над ним, что были освещены в эту ночь маленькими звездами. «Небеса, скажите мне: если моя судьба действительно написана звездами, если моя история нарисована на небесах, пошлите мне знак… Я поведу своих людей в адские когти во время этой войны?» Чанёль не был суеверен, он верил только в то, что мог видеть. Но он соврал бы, если бы утверждал, что не верит в существование рая. В небе что-то было, какие-то высшие силы, олицетворяющие славу, справедливость, власть и судьбу. Природа владеет силой, что доступна только некоторым совершенным существам. Все сходится таким образом, что его не понять обычным людям, а все доказательства ведут к высшим силам. Все происшествия имеют свое причину — это указание небес. Он часто обращался к небесам, особенно после ухода Бэкхёна. Когда он смотрел на бесконечные участки неба и обнажал ему свои скрытые участки души, там, глубоко внутри, становилось тепло. Он доверился им, так как был уверен в своей безопасности. Было еще одно преимущество в наблюдении за небесами; когда вы смотрите наверх, слезы возвращаются обратно в ваши глаза. Иногда, глядя на небо, он мог остановить свои слезы от падения. — Скажите мне, что написано в моей судьбе на сегодняшний вечер? Как мои звезды выстроятся завтра? Ответа не было. Его никогда не было. Это не смущало Чанёля, ровно как и то, что говорить с небом бесполезно. Гораздо легче откровенничать, говорить о своих страхах и непонимании с собственным сердцем, когда тебя молча слушают и не говорят ничего в ответ. Его слова, если он оставит их невысказанными, через некоторое время задушат его. К тому же он не нуждался в небе для того, чтобы узнать ответ на интересующий его вопрос. Для этого у него был Тао — чтец небес. Если бы Тао мог говорить, Чанёль бы понимал его еще лучше. Но сейчас ему было достаточно и его знаков. — Тао, ты вернулся, — не раздумывая сказал Чанёль, только почувствовав сзади чье-то присутствие. Ему не нужно было поворачиваться, чтобы знать, что его со-командующий вернулся. За эти годы Чанёль научился распознавать звук его шагов. Цзытао сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив Чанёля, а не за его спиной. И коротко кивнул на вопрос генерала. — Вы не поймали его. Тао покачал головой, Чанёль не смог уловить в его глазах беспокойства и таким образом понял, что незваный гость был не опасен для их миссии. Тао на секунду открыл рот. Генерал подумал, что мужчина собирается что-то сказать, но тот еще через секунду сразу его закрыл. Между ними возникло гробовое молчание. Вдруг стало настолько тихо, что Чанёль смог услышать звук капающей жидкости. Его взгляд опустился на землю рядом. Кровь. Чанёль схватил Тао за руку и разжал его кулак. Мужчина поморщился от этого. Кровь, она была везде. Взгляд Чанёля сразу стал расплываться из-за появляющихся слез. Соленая жидкость все-таки просочилась из плотно сжатых глаз и стала падать на кровавую ладонь. Тао снова поморщился, соль разъедала открытую рану. — Господи, Тао… Цзы в очередной раз открыл рот, но, как и раньше, ничего не сказал. — Ваша рука… этот порез… он слишком глубокий. Вы можете потерять руку. Чанёль почувствовал, как его сердце разом ужалила тысяча скорпионов, не только принося боль, но и отравляя ядом его кровь. Он крепко сжал руку мужчины. Как? Зачем? Почему он не мог защитить окружающих людей? Сначала Бэкхён… а теперь Тао? Что толку от его мужества и храбрости, если он не может защитить окружающих его людей от вреда? — Почему, Тао? Почему вы схватились за меч того человека? Почему просто не убили его? — голос Чанёля был мягким и еле слышным в ветре ночи. — Милосердие… это страшная вещь на войне. Имея сострадание к противнику, вы добровольно протягиваете к нему руку и ведете за собой к своим близким. Вы не должны чувствовать к нему сострадание. Тао, если вы потеряете руку… что я тогда буду делать? К сожалению, Тао только покачал головой, смахивая блеск слез, появляющийся в его глазах. Чанёль всегда хотел знать, о чем думает этот человек, его мотивы, но Тао не говорил. Тао никогда не говорил. Кровь продолжала капать, казалось бы, в бесконечном потоке из руки со-командира. Тао похлопал по плечу Чанёля свободной рукой, возможно, в утешительном жесте. Лицо мужчины было бледным, будто вся кровь отлила от него. Он напомнил Чанёлю безжизненный облик Бэкхёна, в котором тот ходил за несколько дней до отъезда. Рука Тао все еще лежала на плече Чанёля, когда в один миг провидец рухнул. Сердце Чанёля остановилось. Само время перестало существовать. Генерал поймал мужчину в свои объятья, прежде чем тот полностью упал на землю. Он держал Тао, в то время как в его жилах кипело отчаянье. Тао потерял слишком много крови. Он скоро умрет, если не остановить кровотечение. — Черт побери! — крикнул он солдатам, те сразу прекратили работу. — Здесь нужен медик! Услышав приказ, солдаты тут же разделились и отправились на поиски медика, которого привезли с собой. Чанёль остался на вершине башни один с телом Тао на руках. Тао был его лучшим другом, способом общения с небесами. Тао не должен умереть. Чанёль не допустит этого. Много лет. Они знали друг друга в течение многих лет. Они всегда сражались вместе. Потеря Тао добавит еще один шрам в его сердце в непосредственной близости от шрама, оставленного Бэкхёном. Чанёль чувствовал, как его сердце медленно разбивается на миллион кусочков. — Не умирай, Тао, — приказал Чанёль. — Как ваш генерал я запрещаю Вам умирать. Кто скажет мне, что написано звездами, если ты уйдешь? Кто будет сражаться на моей стороне? Кровь продолжала капать. Чанёль найдет его. Он найдет человека, который навредил его провидцу, и убьет. Он поклялся, что за каждую потерянную каплю крови человек, чей меч порезал руку Тао, потеряет гораздо больше. — Если ты умрешь, я уничтожу мир. Я сравняю Shanxue с землей. Они заплатят своими жизнями. Тао, пожалуйста, проснись… Не заставляй меня становиться безжалостным убийцей, которым я не являюсь. Чанёль не хотел мести, не хотел убивать больше, чем должен был, но он знал, что со смертью Тао прольётся их кровь. — Не умирай…