Агатовое предательство (Agate's Betrayal)

» Это был звук вселенной; неописуемый набор аккордов, который охватывал и смешивал все в ничто.»

— Вы звали меня, генерал? — спросил Исин, как только вошел в шатер командующего. Бэкхён сидел, сгорбившись, он был сосредоточен на карте, нарисованной на оленьей шкуре и лежащей на низком столе. Он не поднимал голову, потому что узнал музыканта по голосу. — Да, присаживайся, Исин. Бэкхён провел пальцем по грубой коже, прямо по линии, нарисованной красной краской. Это был путь, по которому они планировали идти. Это была простая дорога, проще, чем он привык. Его план можно было описать одной фразой: атаковать стену. Это был удар прямо в лоб. Бэкхён был уверен, что Rosecreek падет без особой борьбы, тем более, что у Chunyu никогда не было шансов против них. Они были хороши во всех аспектах, но им не хватало одной вещи, чем обладали все солдаты Shanxue. Жестокость. С самого начала Бэкхён знал — это бой, в котором он одержит победу. Даже если у него не будет стратегии или элемента неожиданности, достаточно того, что его солдаты были рождены и обучены, чтобы стать бесчеловечными машинами для убийств. Они не колебались. — Исин, это свет снаружи? — Да. Это был тот момент, когда он должен был взглянуть в лицо своему страху. — Небо сегодня светлое? — Ярче обычного, как будто сами небеса улыбаются в этот день. Хорошо. С ярким солнцем он был бы не в состоянии четко сосредоточиться на лицах солдат. Бэкхён мог позволить себе стать ослепленным светом для того, чтобы больше не видеть боль. — Исин, сыграй мне песню, — Бэкхён хотел услышать красивые звуки гучжэн. И притвориться, что сейчас бренчит на этих струнах кто-то другой. — Если сначала вы ответите на вопрос. Бэкхён вздохнул, частично желая убить человека прямо здесь и сейчас, как наказание за его дерзость. Но он этого не сделал. Исин был единственным музыкантом, которого он привез с собой. После его смерти никто уже не сможет играть так, как Бэкхён того хотел. Он устал. Бэкхён устал бороться. — Спрашивай. — Что случилось в Rosecreek прошлой ночью? — Знай своей место, Исин. Ты не имеешь права спрашивать меня об этом, — тон Бэкхёна снова стал ледяным. — Вы видели что-то, не так ли? Он видел. — Я слышал, вы убили одного из наших — это распространилось по лагерю, как лесной пожар, — продолжал Исин. — Ты не боишься, что я убью тебя, а? — Бэкхён наконец поднял глаза от карты и посмотрел на Исина. Этот мужчина был по-идиотски раздражающим. Такая беда. — Это не относится к делу. Суть в том, что вы вернулись в лагерь, а на вашем лице была написана боль. Что-то должно было случиться. Бэкхён достал кинжал, который был воткнут в деревянный стол, и кинул его через всю комнату. Он приземлился прямо перед Исином, едва задев его мантию. Генерал подошел ближе к мужчине, присел и посмотрел в глубокие карие глаза музыканта. — Не думай, что только за одно мгновение и только потому, что я ценю музыку, которую ты играешь, я не убью тебя. Я могу легко заменить музыканта. Поверь мне, Исин, если ты будешь продолжать со своими идиотскими вопросами, то за каждый из них я буду отрезать у тебя по пальцу. К тому времени, как ты потеряешь их все, ты больше не будешь иметь никакой ценности для меня. И тогда я брошу тебя собакам. Затем он поднялся и вновь сел за стол: — Играй. Исин поднес руки к струнам и начал играть. Пустое пространство сразу заполнили низкие звуки из нарисованного отверстия. Бэкхён закрыл глаза, позволяя музыке вскружить ему голову и стать его единственным фокусом. Сочетание аккордов и особых нот слилось вместе в единое целое. Благодаря своей боевой подготовке, он смог уловить дрейф слов, которые шептал Исин, пока его руки продолжали перебирать струны инструмента. — Вы идиот, генерал. Если бы вы рассказали о ваших страдания, вам бы не было так больно. Если бы вы доверились кому-то, ваша боль уменьшилась бы. Если вы не были всегда кровавым убийцей, то вас смогла бы согреть человеческая любовь. Бэкхён проигнорировал колкости в словах Исина. Он уже был потерян в собственных воспоминаниях. Душа Бэкхёна унеслась с музыкой в другое время. Бэкхён посмотрел на гучжэн, лежащий на коленях Чанёля. Этот мужчина играл много дней и ночей. Бэкхён был поражен — в конце концов это было глупо, ведь Чанёль тренировался, чтобы стать военным генералом, а не музыкантом — зачем заниматься тем, что не имеет значения? — Почему ты играешь? — спросил Бэкхён, когда Чанёль снял отполированное седло с лошади, прежде чем вернуться на лужайку и достать свой инструмент. На мгновение Чанёль остановился, раздумывая над ответом, а потом вновь посмотрел на Бэкхёна. — Почему ты спрашиваешь? Бэкхён пожал плечами: — Просто любопытно. Чанёль снова начал поочередно двигать пальцами по струнам инструмента, казалось, что он просто проигнорировал вопрос Бэкхёна, который был расстроен и раздражен тем, что Чанёль смотрел будто прямо сквозь него. Он думал, что Чанёль притворяется, будто его здесь нет, что Бэкхён прозрачный, как воздух вокруг них. — Какого черта?! Чанёль, не игнорируй меня! Но Чанёль только покачал головой и улыбнулся, продолжая играть на инструменте. Бэкхён презирал этот инструмент. Из-за того, что тот решил забрать все внимание Чанёля себе. — Помолчи, Бэкхён. Просто слушай. Бэкхён старался, он очень старался. Он хотел стать частью этого волшебного, безмятежного мира, который создавал вокруг себя Чанёль. Но не получалось. Он не мог сосредоточиться на музыке. Его сердце было слишком занято размышлениями о других вещах, о его долге, о роли, о сражениях. — Ты слышишь это? Бэкхён не слышал. Чанёль вздохнул, когда понял, что Бэкхён не слышит. Он продолжал играть, при этом пристально всматриваясь в лицо Бэкхёна, а затем, не долго думая, сказал: — Все в порядке. Некоторые не могут услышать это впервые. Попробуй еще раз. Бэкхён, закрой глаза. Бэкхён закрыл глаза, поддаваясь звуку вокруг себя. Закрытые глаза заставляли чувствовать себя уязвимым. Почти сразу же он ощутил, как паника растет внутри него. Опасно вот так просто закрывать перед кем-то глаза. Они могут атаковать в любую секунду. Страх начал поглощать его, создавая отвратительное ощущения удушья. Когда он стал настолько жалким? Бэкхён никогда не понимал, как страх может прийти так внезапно. Он боролся с ним. Пытался выиграть бой у темного чувства в груди. Бэкхён храбр… так было всегда, этому он учил своих солдат. Как еще он сможет выжить на вражеской территории? Но теперь Бён задался вопросом: а что, если вся эта отвага — всего лишь маска, скрывающая его истинный страх? — Все в порядке, расслабься, никто не тронет тебя. Я здесь и смогу защитить тебя, и всегда буду это делать. Эти слова подарили ему тепло. Защищенный. Это было новое чувство для него. Эта роль всегда принадлежала ему и никогда наоборот. Он почувствовал себя хорошо, когда понял, что за ним наблюдают, даже если этот человек в конечном счете его враг. Он чувствовал спокойствие, в этот момент он мог притвориться обычным человеком, а не шпионом, как было на самом деле, и продолжить сидеть на небесном поле, слушая музыку, которую извлекали пальцы человека, которого он любил. Его сердце успокоилось, и страх из груди исчез. Впервые Бэкхён слышал то, что должен был слышать, когда Чанёль играл на гучжэне. Это было звучание небес. Он услышал звук преломления первого солнечного света. Он услышал, как звучит первый весенний дождь. Он услышал щебет птиц и то, как они летели вдали от дома к далеким землям, чтобы подготовиться к зиме. В тот момент Бэкхён слышал все, но только один. Он слился с землей в единой существо, одну душу. Это был звук вселенной; неописуемый набор аккордов, который охватывал и смешивал все в ничто. Это была музыка природы, песня души, существующей во всех вещах вокруг них. На мгновение Бэкхён подумал, что может слышать дыхание травы рядом с собой. В этом была доля поэзии. Это было, как если бы весь мир был заморожен и помещен в строку стихотворения; строфа из давно забытой поэмы. Это стихотворение окружило его и поглощало, пока он не стал его частью. Бэкхён видел свое детство, которого никогда не было. Он видел своего императора, народ, царство, и он видел Чанёля. Вся его жизнь в один миг промелькнула перед глазами; все испытанные им эмоции соединились вместе и с грохотом ударили внутри его груди. Бэкхён увидел отчаянье, потом была надежда. Он видел свое прошлое и настоящее… но последнее, что он увидел, было его настоящее, и это был Чанёль. Последняя нота взметнулась в воздух, переносимая легким ветерком, которые окружают их. Бэкхён открыл глаза. — Бэкхён, что ты слышал? Это был вопрос без ответа. Он слышал все, что раньше никогда не слышал. Бэкхён на мгновение задумался, а потом сказал единственное слово, которое могло описать что-нибудь, небольшой кусочек удивления, что он только что испытал. — Я слышал жизнь, Чанёль, <i>жизнь. Пак улыбнулся, его пальцы потускнели в мягком свете струн, к которым он так нежно прикасался, как будто именно они создали все волшебство в мире. — Мы живем в кровавом мире, Бэкхён. Иногда мне приходится себе напоминать, что в нем еще есть красота. Если бы она исчезла даже на секунду, я бы представил бы, что мир состоящий из волшебства, исчез вместе с ней, я бы потерял себя. Как мне бороться за наш мир, если в нем не будет красоты, а только тьма, присущая каждой человеческой душе? Он замолчал и поднял взгляд на небо, прежде чем развернутся к Бэкхёну и продолжить: — Когда я играю, это напоминает мне, что есть некоторые вещи в этом мире, за которые стоит бороться. То есть то, что делает меня смелее. Я считаю, что за эти вещи стоит умереть. Бэкхён наклонился вперед, для того, чтобы оказаться всего в нескольких дюймах от Чанёля. Его голос был очень мягкий и хрупким, как крылья белых бабочек: — Чанёль, что для тебя то, ради чего стоит умереть? — Ну, Бэкхён, — сказал Чанёль с легкой улыбкой на губах, — в последнее время, когда я играю, я вижу только одну вещь, — он придвинулся так, чтобы их лбы соприкоснулись. Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Бэкхён почувствовал, как его сердцебиение резко ускорилось. — Ты. И только в тот момент Бэкхён так же подумал, что сможет умереть за Чанёля.</i> Генерал отчаянно пытался найти то самое волшебство в песне Исина. Но не смог. Исин играл красиво, ему были подвластны мелодии, освоить которые могли лишь ангелы, но это было не то же самое. Он никогда не будет таким, как Чанёль. Когда Чанёль играл, Бэкхён чувствовал себя живым. — Спасибо, Исин, ты можешь идти, — сказал Бэкхён, когда открыл глаза и встал из-за стола. Настало время. Сражения.