My demons

— Простите, я…я не знаю, что на меня нашло, — виновато шептала краснеющая Сакура в ворот его плаща. Девчонка стала слишком многое себе позволять. Итачи хотел до хруста сжать тонкие костлявые плечи, встряхнуть так сильно, чтобы из головы куноичи вышла вся эта дурь, грубо отпихнуть от себя, указать Харуно на её место…но не смог. В её объятиях Учиха на миг забыл, кто он есть, позволил себе хотя бы на секунду побыть обычным человеком, не лишённым чувств. Прикосновения Сакуры будто бы окунули его в прошлое, повернули время вспять, забросив Учиху на десяток лет назад в ту жизнь, в которой он любил и был любимым. В которой мама заботливо и трепетно прижимала сына к груди, в которой папа гордился гениальным ребёнком, в которой малыш Саске улыбался беззубым ртом, протягивая крохотные ручки к старшему брату. Харуно прижалась к нему так искренне, так доверчиво, словно она нуждалась в Итачи как ни в ком другом, словно никого роднее него у неё не было, словно эти объятия были для неё важнее, чем воздух. Как будто и не было никакой войны никогда, и они были обычными людьми, нашедшими утешение друг в друге, а не заклятыми врагами, для которых любые чувства друг к другу под запретом. Итачи ощущал себя странно, и это раздражало. Всё шло совсем не так, как он планировал. Девчонка должна была лишь подлечить его тело, но никак не становиться той, что способна исцелить его изувеченную душу. — Хватит. — Сакура вздрогнула от его твёрдого голоса. — Простите, — спутанно пробормотала девушка и отстранилась от Учихи, чувствуя непонятное ей разочарование и стыдливо отводя взгляд. Сердце забилось в прежнем ритме. Приятные ощущения сменились горечью. Она вновь дала слабину, позволив недостатку тепла и ласки пеленой затуманить её разум. Всё это лишь ошибка, думали они оба, лишь минутный порыв. Преданная своей деревне куноичи и отступник — враги навек. Она — яркая вспышка света, он — непроглядная тьма. Она, пусть и шиноби — невинна и чиста, а у него — руки по локоть в крови. Им никогда не пересечься, никогда не быть вместе. Но тогда почему Сакуре так обидно и горько осознавать это? — У Вас кровь. Следовало бы подлечиться. — бесстрастно констатировал Учиха, кивнув на рассекающий нежную кожу, кровоточащий порез. Сакура тихо хмыкнула, игнорируя его совет, и торопливо вытерла кровь с руки краем валявшегося рядом своего плаща, решив не тратить чакру на пустячковую царапину. Харуно ожидала резонных вопросов от Итачи, но его, казалось, абсолютно не волновало ни то, что она в столь поздний час не спит, ни то, что она по неизвестным ему причинам устроила в комнате погром, ни то, что она посмела сжать в объятиях преступника S-класса и вновь поставить его в неловкое положение. Словно его это абсолютно не касалось, словно это было совершенно обыденным и естественным. — Будьте добры, наведите здесь порядок утром. — вежливо попросил он, покидая комнату, — Доброй ночи. — Угу. — буркнула Харуно в ответ, понимая, что сегодняшней ночью уже не уснёт. *** Сакура бросила все силы на то, чтобы замедлить течение его болезни, истратила почти всю чакру, доведя себя до истощения, но первую схватку со смертью выиграть им удалось. Но улучшения в состоянии Итачи не радовали девушку должным образом, так как после этого Учиха стал стремительно отдаляться, словно их больше ничто не связывало. А затем он и вовсе исчез. Время шло мучительно медленно. Каждый приходящий день тянулся, будто год. Розоволосой куноичи казалось, что она прожила в этом доме несметное количество лет, зная каждый уголок и помня каждую пылинку. С тех пор, как Итачи и Кисаме стали пропадать на миссиях, появляясь в доме всё реже и реже, Сакура совсем потеряла покой. Их не было так долго, что в голову девушки уже закрадывались подозрения, что нукенины просто позабыли о ней, оставили здесь на произвол судьбы. Неужели Учиха, добившись своей цели, действительно бросил её, как использованную игрушку? Казалось бы, это не должно было печалить Сакуру, знающую, с кем имеет дело, но её душа изнывала от обиды и тоски. Она выполнила свои условия игры, и теперь Итачи, похоже, отпускал её, будто бы в насмешку оставив на видном месте карту. Она уже давно могла покинуть убежище, бежать на всех парах в Коноху, но что-то останавливало её, удерживало здесь. Он привязал её к этому месту. Привязал к себе. Каждый день она, чтобы убить время и начать новый день ожидания, бездумно бродила по дому, запоминая малейшие детали, листала пыльные книги, перечитанные уже вдоль и поперёк, тренировалась во дворе до изнеможения, чтобы после заката бессильно упасть в постель и уснуть, не мучаясь по ночам тяжёлыми мыслями. Она не знала, в какой именно момент она сошла с ума, когда весь её мир перевернулся вверх дном — после её порывистого объятия или ещё раньше. Как только Итачи, казалось, навсегда исчез из её жизни, сердце и разум сошлись в безумной вражде, заставляя её душу гореть в адском пламени. С того самого дня Харуно боролась со своими чувствами, пытаясь убедить саму себя, что Итачи абсолютно безразличен ей так же, как и она безразлична ему. Она заставляла себя думать о Саске, но вместо него в голове упорно вырисовывался образ его старшего брата. Себя не обмануть, от себя не убежать, как бы разум ни твердил об обратном, пытаясь одолеть неуёмное сердце. И тогда она смирилась с чувствами, предавая собственный здравый смысл. Просила прощения у кого угодно — у Саске, у Наруто, у родителей, у всей деревни, только не у себя. Перед собой стыда больше не было. Сакура больше не давила в себе чувства, не скрывала, что безумно скучает, что хочет прикоснуться к нему снова, надеется увидеть Учиху ещё раз. Она ещё не любила его, нет, но зародившиеся в ней чувства, затмившие даже болезненную привязанность к Саске, стали чем-то большим, чем просто состраданием и желанием помочь — отрицать это было бесполезно. *** Кисаме старался по возможности не подтрунивать лишний раз над напарником, который был в этот раз особенно молчалив и хмур. Итачи намеренно брал одну миссию за другой, чтобы оттянуть возвращение в убежище и оказаться как можно дальше от страны Огня. Как можно дальше от Сакуры. После того вечера гений клана Учиха впервые растерялся. Девчонка вызывала в нём абсолютно противоречивые чувства, пробуждала похороненные в его душе воспоминания о прошлом, тянулась к нему, как могла, несмотря на всё, что он сделал. Она была слишком близко, и Итачи впервые не знал, как ему быть. Над чувствами и эмоциями гениального шиноби всегда преобладал никогда не подводивший его холодный разум, но с собственным ледяным сердцем, которое рисковала растопить эта девчонка, он поладить не мог. Возвращаясь спустя два месяца в страну Огня, он искренне надеялся, что Сакура поняла его намёк и уже давно вернулась к прежней жизни в Конохе, забыв о нём. Умом он понимал, что её помощь всё ещё нужна ему, и его состояние может ухудшиться так же быстро, как и улучшилось, но ситуация выходила из-под контроля. Он хотел сжечь все мосты, разорвать все связи, вернуть себе трезвый ум и угомонить сердце, вдруг возомнившее себя живым. Но упёртая девчонка снова спутала ему все карты. И тогда Итачи сорвался. Пока Кисаме на кухне возмущался из-за снова чистого дома и приготовленной для них еды, Учиха, не теряя времени, отправился к розоволосой, чтобы прояснить некоторые моменты. Он нашёл её в зале, увлечённо раскладывающую по полкам книги: — О, Итачи-сан, Вы вовремя, я как раз приготовила… Не успев даже договорить, Сакура тихо вскрикнула, выронив книгу из рук. — Какого чёрта, Сакура-сан? — от его устрашающе ледяного голоса за спиной по телу прошлась волна предательских мурашек. Учиха с силой, чтобы на фарфоровой коже куноичи остались лиловые отметины, сжал пальцы на её горле, прижимая к себе девчонку так крепко, чтобы даже пошевелиться не смела. С губ Харуно сорвался болезненный полустон-полухрип, от которого обезумевший Учиха ощутил какое-то странное садистское удовольствие. Он наклонился к шее Сакуры, сбившимся дыханием обжигая участок чувствительной девичьей кожи. Харуно, краснея, задышала часто и рвано, и нукенин мог отчётливо расслышать в тишине, как гулко билось о рёбра её маленькое испуганное сердечко. — Какого чёрта Вы всё ещё здесь? — прошептал он, заставляя девушку опрометчиво дёрнуться от лёгкой щекотки и тут же хрипло хватать ртом воздух, ощущая, как его рука сильнее сдавила горло, оставляя новые синяки. — Отпустите, прошу! — взмолилась она. То, что сейчас делал Учиха, было для неё хуже любой пытки. От его слишком откровенных, слишком интимных прикосновений внутри разливалось до жути приятное, неизведанное, сносящее крышу тепло, и от стыда запылали щёки. От удушья дышать стало больно и тяжело, словно в лёгкие ворвался раскалённый воздух, сжигая всё изнутри дотла. От этого контраста удовольствия и боли девушка млела в руках Итачи, дыхание которого участилось тоже, и хватка его значительно ослабла. — Вы знаете, Итачи-сан, — горячо проговорила она, слегка поддаваясь назад и прижимаясь к его бёдрам, чтобы чувствовать его ощутимое возбуждение. — Я никуда не собираюсь уходить. Учиха плавно переместил руки на её талию и впился губами в её шею, оставляя рядом со следами удушья багровые метки её принадлежности только ему, заставляя Сакуру тихо стонать от наслаждения и терпкой боли одновременно. Он резко развернул девушку к себе лицом для поцелуя, как вдруг… — Ну ни хрена ж себе! — во всё горло с порога заорал Кисаме, роняя на пол Самехаду. Резко проснувшаяся Сакура от неожиданности дёрнулась так, что ударилась затылком о деревянную спинку кровати, а от боли перед глазами посыпались искры. Харуно взвыла, из стороны в сторону катаясь по постели, запуталась в одеяле и вместе с ним плюхнулась на пол, ударившись ещё раз. Приятное послевкусие неожиданного развратного сна моментально испарилось, как и её хорошее настроение — Сакура с силой отбросила одеяло, в сердцах разразившись бранью: — Чёрт бы тебя побрал, Кисаме! *** Последней надеждой реанимировать убитое настроение был горячий душ. Розоволосая, конечно, не отказалась бы и от ароматной пенной ванны с лепестками роз, но выбирать в этом убежище не приходилось. Спасибо, что в этом убогом месте хотя бы вообще была горячая вода и даже облезлая шторка в душе имелась. Когда Харуно впервые увидела, в каких условиях наводят чистоту нукенины, она поняла, что «Акацуки», видимо, были ну очень неприхотливыми людьми. Она открыла кран и встала под струю тёплой воды, расслабляясь и успокаиваясь. В голову некстати лезли обрывки из её сна, отчего куноичи густо покраснела. Надо же, какие неожиданные ночные подарки порой может преподнести воображение… Итачи, может, и был суровым нукенином, но, как обычный смертный, он не забывал о потребностях своего организма, в том числе и в каждодневной гигиене, поэтому больше всего после изнурительной долгой дороги ему хотелось принять бодрящий душ. В доме было подозрительно чисто, но больше никаких явных следов присутствия девчонки заметно не было, поэтому, решив разобраться с этим позже, Учиха устремился в душ. Он подозрительно прищурился, когда увидел задёрнутую шторку, но всё окончательно понял, как только она резко отодвинулась с противным скрипом, являя его взору полностью голую Сакуру. -Ах, как хорошо! — проговорила Харуно и вдруг застыла в ступоре, полными непонимания и ужаса глазами уставившись на Учиху, оттенок её лица в доли секунды изменился от бледного до багрово-красного. Она потёрла глаза, надеясь, что Итачи ей просто привиделся. Но нет. — Сакура-сан, я не ожидал, что Вам настолько нечего скрывать. — хладнокровно выдал он, намекая на размер её небольшой груди, и тут же получил в лицо куском мыла от завизжавшей то ли в гневе, то ли в ужасе куноичи. Сакура стыдливо обхватила себя руками, взглядом разыскивая полотенце, но его нигде не было. Тогда она схватилась за шторку, собираясь вырвать её с корнем и прикрыть свой позор, как вдруг на её плечи легла ткань плаща Учихи: — Вот, прикройтесь. Чёрт возьми, почему он такой спокойный, будто видел её без одежды не в первый раз? Она сконфуженно потупила взор, плотно закутываясь в плащ, и стремительно вылетела из ванной, захлопывая за собой дверь. Переведя дух, Харуно на цыпочках пошла в свою комнату, надеясь не встретить Кисаме. Не так она себе представляла возможную встречу с Учихой. Но ещё сильнее смущал тот факт, что первым, кто увидел её обнажённой, был Итачи, и она искренне пожалела, что не может стереть самой себе память. — А-а-а-а! — закричала она, вдруг резко сталкиваясь в коридоре с Кисаме. — О-о-о-о! — многозначительно вторил ей Хошигаки, завидев на Харуно плащ своего напарника. «Чёрт бы тебя побрал, Кисаме!» — во второй раз за утро подумала Сакура. Нет, лучше бы ей правда стёрли память.