«Секрет гармоничных отношений состоит в том,
чтобы принимать девушку такой, какой она есть,
а не пытаться её переделать ©
Покончив с монотонной работой, Микаса в очередной раз посмотрела на часы. Поручив ей задание переписать все инвентарные номера УПМ, Капрал обещал заявиться сюда как можно скорее, а между тем, стрелка уже давным-давно показывала полночь, но его все ещё не было. Слегка потянувшись, девушка встала из-за стола с целью покинуть кабинет окончательно и бесповоротно, как вдруг до её слуха донеслись какие-то голоса, один из которых показался ей довольно знакомым.
— А с Фубаром и Брауном что делать? — осведомился Гюнтер Шульц, прежде чем развернутся возле коридора. — Проверять?
— Чё там проверять? — небрежно распорядился Леви, подымаясь по лестнице. — За ноздри их и на допрос.
Это означало, что пойманных шпионов обязательно подвергнут печально известной пытке «la vegila», во время которой несчастного подвешивали за руки в нескольких сантиметрах над сиденьем, утыканного шипами. Эта поза была настолько неустойчивой и неудобной, что удерживать тело на весу слишком длительное время было практически невозможно, и жертва, теряя последнее терпение, была вынуждена опускаться на острия, терзающие её тело при малейшем опускании. Это позволяло добиться больше информации от пойманного «титана», не прибегая к физическому наказанию, или психическому давлению. Но это вовсе не означало, что допрос ограничивался только такими видами пыток. Просто он считался более действенным, и менее затратным по ресурсам, которые вкладывались в его разработку.
Раньше пытками Леви занимался лично; крик пытаемого в моменты острого одиночества заменял ему вдохновляющую песнь и, проявив себя в свое время искусным палачом и истязателем, с той поры запах крови стал для него чем-то близким, понятным и порой даже желанным. И если бы не его граничившая с паранойей склонность к чистоте, неизвестно, в какие дебри завела бы его одержимость изобретениями новых пыток. В иное время Леви развлекался тем, что надевал на пальцы допрашиваемых бумажные колпачки, поджигал их и, заглядывая человеку в глаза, просил его дать более обширный ответ на вопрос. Если человек «раскалывался», у него оставалась возможность пожить максимум два или три дня. Если продолжал молчать, или давал весьма скудные сведения о мире, откуда «присылались» сюда гиганты, то в таком случае его останки привозили семьям в мешках. Поэтому нетрудно было догадаться, что ожидало Райнера и Бертольда в случае, ежели те вдруг откажутся выдавать имя своего предводителя, или начнут отмалчиваться по поводу расположения «штаб-квартиры», откуда они получают свои задания.
Не будучи в курсе всех этих подробностей будней Капрала, Микаса ждала его возвращения, чтобы высказать ему в лицо все, что о нем думает. Отодвинув бумаги, она уже хотела было встать с места, как вдруг за дверью послышались чьи-то шаги, дверная ручка повернулась, и на пороге появился тот, кого увидеть она уже и не надеялась. Взглянув на девушку так, словно увидел муху в супе, Леви переступил порог кабинета и закрыл за собою дверь. Встретившись случайно с ним взглядом, Микаса машинально отвернулась. Казалось, он и сам пребывал в некотором недоумении, как это умудрился позабыть о ней на столь длительное время, но свое сожаление по этому поводу так и не проявил.
— Как продвигается работа? — осведомившись, Леви застыл на полпути, словно пытаясь выбрать, что ему сделать: то ли сесть на диван, то ли подойти к столу и сделать вид, будто ему было действительно интересно взглянуть на эти номера.
— Было очень тяжело, но я справилась. — сказала Микаса, вся внутренне закипая от гнева.
— Чет не вижу радости в лице. — непринужденно бросил он. — Устала?
— Нет, что вы — счастлива, как после бурной ночи. — процедила она, листая бумаги.
— Ничего. Сейчас придешь к себе, — сказал он,
словно представляя себе эти кадры, — примешь ванну…
— Я… — Микаса уже хотела было напомнить ему, что не намерена торчать здесь сутки напролет, когда её сокурсники заняты гораздо серьёзными делами, но так и не дав ей возможности высказаться, Леви, стащив с полки пару папок с отчетностью, написанную от руки, подошел к столу.
— Ну и правильно — лучше контрастный душ. — сказал он, раскладывая перед ней макулатуру. — Вот ещё перепечатать надо.
— Прямо сейчас? — удивилась девушка, намекая на позднее время.
— Да, думаю, к утру ты успеешь со всем справиться. — бросил он с таким видом, будто ничего не произошло, и перелистав пару документов, развернул перед ней один. — Почерк у меня конечно врачебный, поэтому сама понимаешь…
«Вы что издеваетесь?!» чуть не сорвалось с её языка, но мгновенно передумав, вслух она произнесла совсем другое:
— А что будете делать вы? Меня здесь сторожить?
Невольно удивившись её вопросу, Леви смерил девушку надменным взглядом:
— Чтобы контролировать тебя, сидеть рядом с тобой мне вовсе необязательно. — и достав ключ от кабинета из кармана своих брюк, добавил: — Достаточно всего лишь запереть двери…
— И ВЫ действительно собираетесь меня запереть? — её коробило от того, что ей приходится обращаться к этому типу на «Вы», хотя он был и старше её на каких-то девять, десять лет.
— Все зависит от того, как ты будешь себя вести. — спокойным тоном сообщил он. — Надо будет, запру. Ты не беспокойся. У меня свои методы работы с подчиненными.
Почувствовав непреодолимое желание припечатать его чем-то тяжелым по этой физиономии, она вновь уставилась на кипу бумаги, с которой ещё предстояло работать до самого утра. Этот гадкий человек ни в коем случае не должен знать о противоречивости эмоций, которые она испытывала к нему. Понятия не имея о содержании её мыслей, Леви уселся на диван, и с небрежным видом погладив ладонью его спинку, добавил:
— А я пока здесь посижу…
В этот момент дверь в кабинет отворилась, и в помещение заглянул сам майор отряда наблюдения.
— Слушай, Майк, пока ты здесь, метни чего-нибудь на стол. — повернув голову в его сторону, обратился к нему Леви.
— А чего мною тут раскомандовался? — возмутился тот, заглянув сюда затем, чтобы передать одну из записок Эрвина, и бросив на Капрала хмурый взгляд, молодой человек направился к выходу.
— Спасибо. — «поблагодарил» его на прощание Леви за «оказанную» услуг. В ответ послышался лишь звук захлопываемой двери.
Встав с дивана, он подошел к шкафу и, захватив оттуда чайный сервиз, чудом не разбив его по дороге, направился с ним в сторону стола. Акцентировав внимание на документах, Микаса сделала вид, будто набирает текст. Поставив все это на стол, он принялся готовить чай. Привычка, оставшаяся у него со времен, когда ему приходилось возиться с огромным количеством информации для подготовки отчетов.
Никто в Разведкорпусе не изнурял себя работой так, как делал это Капрал Леви. Приступая к ней с таким видом, словно ни о чем другом не помышлял, как работать круглосуточно, он действовал настолько отрешенно, что после завершения одной части бумажной работы, тотчас принимался за другую. Словно получая какой-то кайф от постоянного изнурения он, едва успев проглотить с утра кусок и запить его чем-то, без промедления приступал к отчетам, заканчивая работу, когда уже совсем валился с ног.
Прикованный невидимыми цепями к своей странной деятельности, Леви продолжал жить «бедняком» и, несмотря на приличный заработок в виде премий за каждого убитого гиганта, пользоваться заработанными средствами, осевших на его счетах, он так и не научился. Приобретенный холодильник ни разу набит едой, а что касается дорогой плазмы, которую приобрел, пойдя на поводу своих знакомых, он её не то, чтобы ни разу не посмотрел, но даже не снял с неё пленку, так что со стороны создавалось впечатление, будто он и вовсе не придавал никакого значения материальным вещам.
Спальня служила ему лишь для одной цели — скоротать ночь, которую он и без того был не в состоянии выдержать, то и дело вскакивая, чтобы проверить, закрыты ли краны, окна квартиры, двери, выключен ли ноутбук, утюг, и прочее, когда в этом не было никакой необходимости. А стоило ему обследовать свою квартиру на наличие пыли, все могло закончиться генеральной уборкой, к которой он мог приступить в любое время суток, относясь к подобному роду деятельности со сверх педантичной тщательностью. Но если ему приходилось все оставить как есть, не одолев и одной трети работы, его душа была неспокойна, и именно по этой причине он не мог заснуть до самого утра. Обычно люди знают, когда им надо вовремя остановится и, переключиться на что-то другое, чтобы снять «напряжении», но личности наподобие Леви, напрочь лишенные понятия меры, нуждались в том, чтобы рядом находился тот, кто мог бы вовремя их «выключить», в противном случае, в силу своей склонности к перфекционизму они работали до тех пор, пока не падали замертво. Таким образом, имея свойство надолго «застревать» то в одном, то в другом виде деятельности, назвать их жизнь «веселой» было никак нельзя. Ханджи, приняв крайние меры, прописала ему мощные транквилизаторы, имеющих свойство блокировать активность отдельных участков мозга, круглосуточно посылающих организму импульсы к действию, но опасаясь приобрести зависимость к препарату, принимать его Леви категорически отказывался.
Немногого влияния на него оказывали и женщины. Во всяком случае, потребность общения с противоположным полом всегда оставалась для него на заднем плане по сравнению с повседневной работой, включая резню гигантов. Порывы влечения были заглушены более мощными позывами убийства особей, приносивших человечеству беды. Эта же склонность компенсировала и его скверное отношение к тем, кто не входил в круг его знакомых. Не признавая никого, Леви контактировал с людьми лишь в силу жизненной необходимости, предпочитая «распиливание» гигантов общению с представителями человеческой расы.
— Ладно, Аккерман, хватит по клавишам бряцать, зрение испортишь. — спустя некоторое время отозвался он, устав слушать стук клавиш. — Давай, лучше поедим. Чай будешь?
Застыв на месте, Микаса тщетно пыталась разгадать, что означает его предложение. Шестое чувство подсказывало ей, что все это затеяно им неспроста, но ежели этот тип, воспользовавшись служебным положением, начнет приставать, что ж, тогда ему придется задать такую трепку, чтобы он и забыл, зачем вообще к ней лез. И хотя у него был вид, что казалось, он и мухи почем зря не обидит, на деле никто, даже из числа самых приближенных к нему людей, не мог доподлинно знать, о чем думает Капрал, напуская на себя такой странный вид.
— Жаль, что всухомятку. — добавил он, присаживаясь за стол напротив Микасы.
— А мне что пить? Тоже чай? — с недоумением переспросила она, уставившись на чашки.
— Хочешь, у меня осталось ещё пол фляжки коньяку. — вспомнил он о бутылке, которую у него сегодня днем позаимствовала Браус, чуть не отдав концы после первого глотка «огненной» жидкости.
— Вы хотите меня споить?
— Нет, почему же?! Его можно просто в чай добавить. Для запаха.
— Тогда я вообще к себе не дойду. — сказала она, опустив глаза.
— Хочешь остаться у меня? — переспросил он, взглянув на неё исподлобья.
Микаса вздохнула в ответ. Больше всего ей хотелось бы сейчас узнать, где находится её сводный брат, но вспомнив его обхождение с Энни, включая все эти дурацкие заигрывая по поводу и без, видеть его ей уже не очень-то и хотелось видеть, но и оставаться надолго в обществе саркастического Капрала она не собиралась тоже.
Присмотревшись к напитку, что он заваривал, она только сейчас заметила, что это был не чай, а порошки наподобие тех, которые обычно пьют от каких-то недомоганий.
— А что это такое вы пьете? — поинтересовалась она, заприметив, что он к заварке даже не прикоснулся.
— Очк… Майор Зое мне порошок какой-то подсунула… От простуды. — произнес Леви, продолжая сыпать в чашку прозрачные кристаллики из пакетиков, помешивая жидкость ложкой.
— А антибиотиками лечиться не пробовали?
— Какие антибиотики? — иронично отозвался он. — Я переболел простудой лет пять назад, так что любое другое лекарство мне уже вряд ли поможет.
— Тогда зачем вы их пьете?
— Понимаешь, когда у человека жар, — хмыкнул он, высыпая последний пакетик с порошком, — ему иногда надо принимать лекарства.
— Но разве у вас жар?
— Еще бы… Потрогай. — и схватив её за руку, вдруг приложил её ладонь к своему лбу. — У меня температура тридцать девять, а то и все сорок градусов.
Но Микаса, так и не почувствовав никакого жара, лишь с сомнением покачала головой.
— А по-моему, вы не больны.
— Так что же это получается, я и заболеть уже не могу, как все люди?! — отхлебнув импровизированного чаю с таким видом, будто попробовал уксус, Леви с таким видом поставил чашку на стол, что девушка, зажмурившись, с опаской на него покосилась.
— Так вы хотите заболеть?! — переспросила она, удивляясь его желанию.
— Да все люди этого хотят. За весь период службы в Разведкорпусе я ни разу не был на больничном, а ты даже представить себе не можешь, каково это — совмещать в себе три великих «звания»: эгоистичной падлы, сильнейшего воина человечества и «руководителя» вашего отряда.
— Странные у вас желания… Вы вот хотите заболеть, а я вообще хочу девственницей умереть. — слегка запнувшись от смущения, призналась она.
— При таком количестве поклонников, боюсь, у тебя вряд ли это получится. — сказал он, вспомнив, как смотрел на неё Кирштайн, когда она переспрашивала его об инвентарных номерах УПМ.
— Нет, это невозможно. — отрицательно кивнула Микаса, разозлившись на себя за то, что позволила снизойти до подобной откровенности перед человеком, которого едва знала. — Я даже целоваться не умею.
— Ну, целоваться… Это вообще необязательно. — неопределенно проронил Леви, и взяв чашку, почувствовал жгучее желание пустить себе пулю в голову за допущенную вольность во время диалогу с подчиненной. Ну, почему, как только кто-то пытается поделиться с ним наболевшим или чуть-чуть приоткрыть завесу своей души, ему надо обязательно ерунду какую-то сморозить!
— Да у нас на выпускном уже никто не целуется. — равнодушно бросила Микаса. — Только трахаются…
— Я тоже школу прогуливал. — из солидарности отозвался Леви, вспомнив отрывки и своего тяжелого детства. — И наркотики пробовал… Только совсем чуть-чуть, чтобы не «подсесть».
— А как же личная жизнь?
У неё просто в голове не укладывалось, что у такого скрытного человека, обладающего достаточным запасом темперамента, отсутствовали плотские отношения с противоположным полом.
— Запомни, Аккерман, начальник — существо одинокое, и у него априори не может быть личной жизни. — ответил он, отставив чашку в сторону. — Я выбрал карьеру, которая превратила меня в автомат для убийства, — вот и все, что я могу сказать по этому поводу, остальное меня мало интересует.
Такой ответ её, конечно, мало удовлетворил, но искренность человека, который несмотря на количество данных им ответов, продолжал оставаться для неё сущей загадкой, девушку обескуражила.
— Капрал Леви. — внезапно отозвалась она, пытаясь поймать его взгляд.
— Да. — равнодушно бросил он, продолжая смотреть куда-то в стол, как обычно погружаясь в свои мысли.
— Поцелуйте меня. — еле слышно произнесла Микаса, слегка покраснев.
Поставив чашку на стол, он внезапно поднялся с места и, подойдя к ней, как-то странно посмотрел на свою подопечную. Микаса с опаской на него покосилась. Сейчас её поведение напоминало провокацию девушки-подростка. Его плотно сжатые губы находились в пару сантиметрах от её рта. Неужели и вправду поцелует? На мгновение она даже почувствовала его дыхание, пропитанное запахом коньяка, но вместо того, чтоб поцеловать, он, посмотрев на неё так, что ей немного стало не по себе, произнес:
— Почему ты ведешь себя, как полная засранка? Я что тебя так раздражаю?
Опустив голову, девушка промолчала.
— Да, я признаю, что во время нашей первой встречи в ночном клубе я вел себя как в ж*пу ужаленный сноб, — как ни в чем не бывало продолжил он, — но тогда я понятия не имел, кто ты.
Ему много чего хотелось ей сказать, но помешали обстоятельства. В следующий момент в помещение ворвался Майк Захариус, сообщив, что Арлерт с Кирштайном только что угнали «бобик» со шпионами и, попав в засаду к гигантам, нуждаются в помощи. Приняв решение сгонять за стены и вытащить этих двоих из беды, он потянулся за ключом и, бросив взгляд в сторону Микасы, в чьих глазах читалось только одно желание — убить его — перед своим уходом предупредил её:
— Ты тут особо не расслабляйся. Я ведь ухожу не на всегда. А чтобы ты не бегала каждые пять минут к своему ненаглядному Эрену, для пущей убедительности я запру дверь на ключ. Надеюсь, пару часов хватит, чтобы сделать тебя шелковой, девочка. А когда я вернусь, чтобы выпустить тебя отсюда, ты тем временем вспомни, что надо сказать Капралу, когда просят прощения.
