***
— Не, ну нормально вообще? Как я опаздываю, так скандал, а как сам... — возмущениям Эрена, расположившегося в центре зала, не было предела. — Что, соскучился уже по Капралу? — ухмыльнулся Жан, продолжая его подначивать. — Давно с ним не виделся? Не переживай, придет ещё. — А я не к тебе вообще-то обращаюсь! — возразил парень, окинув его презрительным взглядом. — Жаль, что в прошлый раз тебя так и не сожрали гиганты, — «горестно» вздохнул Кирштайн, потеряв всякую надежду вывести сокурсника на эмоции. — Сейчас мне бы не пришлось выслушивать от тебя весь этот бред. К их перепалкам отряд привык давно, но сегодня Жан, совсем замаявшись ждать появления на подмостках импровизированной сцены конференц-зала лидера Элитного отряда, чтобы хоть немного развлечь себя, начал приставать со всякого рода шуточками к Эрену, чье тугое ухо и повышенный уровень обидчивости воспринимало их совсем. — Вижу, тот факт, что свою первую вылазку за стены я совершил с Командором, а не с остальным отрядом, до сих пор не дает тебе покоя, — уточнил юноша, снова поворачиваясь к нему. — Но уходить из Разведкорпуса даже при низких показателях моей способности уничтожать гигантов, я не собираюсь, хотя бы той причине, что моя персона в колесе этой организации уже давно составляет одну из ведущих спиц. — Ох, Йегер, тебе ещё не надоело разбрасываться наивными домыслами по поводу своей персоны? — едко отозвался Кирштайн, рискуя отхватить от него по шее за такое высказывание. — Боюсь, в колесе Разведкорпуса, ты скорее не спица, а палка. И его ожидания в плане атаки не заставили себя долго. Терпения и выдержки импульсивного Йегера хватило буквально на пару секунд. Ухватив однокурсника за шиворот, он уже собирался было всыпать ему пару ударов, как Марко, набросившись на них со Спрингером, принялись разнимать ребят. — А ну, перестаньте! — прикрикнул на них Миллиус Зермушки, пытаясь их успокоить, быстро сориентировавшись, тотчас отскочил в сторону. И правильно, между прочим, сделал. Замешкайся он на секунду, следующий удар Кирштайна пришелся бы ему прямо в лицо. Эрен был не в духе перед открытием церемонии ещё и потому, что переступив порог этого здания, он наткнулся на расклеенные везде листовки, чье содержание позорило не только его с Микасой репутацию, но ещё и репутацию самого Капрала. Понятия не имея, кто мог провернуть с ними такую злую шутку, он полчаса убил только на то, чтобы оббегать все этажи и, сорвать листовки, дабы ни одна из них не попалась на глаза самому Леви, либо кому-нибудь из вышестоящего начальства. Именно по этой причине, когда кадетам, после длительного ожидания в коридоре, наконец, разрешили зайти в конференц-зал, Эрен, потратив полчаса ещё на то, чтобы уничтожить «компромат», умудрился опоздать, в то время, как остальные, заняв свои места, уже вовсю обсуждали события прошлой вылазки, во время которой успела себя проявить на достаточно высоком уровне Микаса Аккерман. В том объявлении было много чего написано, но больше всего юношу взбесил абзац следующего содержания, собственно, из-за которого он и затеял всю эту возню: «Все мы знаем, что плохой секс с сильнейшим воином человечества — это последний секс в жизни. Однако когда последний уже позади, а сильнейшего все ещё хочется, сексуальные перверсии перерастают в обиды и расстройства, и неудовлетворенная поклонница начинает источать яд, вытворяя дикость. В качестве примера приведем некую Микасу Аккерман, которая после отказа ей в близости решила посвятить свою жизнь гноблению объекта своего вожделения вместе со сводным братом — Эреном Йегерем, известного на весь 104-й отряд своей трамвайной псевдоскандальностью, скудным словарным запасом и катастрофической нехваткой нефритового жезла в ректальном отсеке обездоленной тушки. На самом деле с этой парочкой шутки плохи, друзья. Ведь, переходя им дорогу, вы рискуете стать жертвой постоянного контроля за личной жизнью от «папарацци», денно и нощно держащих кнопку своих камер на спуске, а также бесконечного потока агрессии, которой вас накормят на долгие месяцы вперед. В связи с чем советую кадетам остальных отрядов ни в коем случае не уподобляться подобным, и обходить эту парочку десятой дорогой…» Дочитав текст до конца, Эрен в сердцах разорвал бумагу, но стоило ему засунуть её остатки в карман, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания, как входная дверь в зал распахнулась, и на пороге появился тот, чье имя уже неоднократно упоминалось на странице листовки, которые парень так стремительно старался уничтожить. Узнав Капрала, кадеты угомонились и, проводив Леви взглядом до трибуны, дружно зааплодировали ему вслед. Заняв свое место, он посмотрел на них свысока, и вытянув вперед свою руку, чтобы таким образом остановить поток аплодисментов, которых, по всей видимости, не заслужил, попросил их всех успокоиться: — Так, хватит! Хватит, я сказал! Все! По обе стороны стояли Ханжи Зое, опоздавший Моблит, и пастор Ник, приструнивший, наконец, к середине дня свои позывы, связанные с немедленным удовлетворением своих природных инстинктов. Выбрав в качестве секретаря кандидатуру Моблита, у которого оказался с собою блокнот, едва буря аплодисментов стихла, Леви повернулся к помощнику Зое, и прежде чем решиться на произнесение торжественной речи, тотчас приказал мужчине: — Ты — пиши. — и тут же встретившись взглядом с растерявшимся пастором, глухо добавил: — А ты – слушай. Пастор Ник несколько удивился такому решению, но Леви, предугадав подобную реакцию, нашел достаточно убедительный аргумент, чтобы заставить мужчину остаться, и взять себя в руки. — Потому что из-за ТЕБЯ здесь собрались. — подчеркнул он. Священник, конечно, быстро усек, что сей «коротышка», чуть не пристреливший его во время автомобильной гонки, за словом в карман не полезет, но он никак не мог ожидать, что его возьмут в оборот столь стремительно. Ханджи, обратив внимание на недоумение, «обезобразившее» его лицо, повернувшись к Леви, попыталась было что-то уточнить, но тот, сделав ей знак помолчать, приступил к первой части выговора. Остальное его уже мало волновало. Первой «жертвой», на чьи голову должны были свалиться обвинения перед началом церемонии, как и следовало ожидать, стал Эрен Йегер и, сосредоточив свой взгляд на провинившемся кадете так, словно над ним высветилась табличка с надписью «Разыскивается», молодой человек начал свою речь, от которой за версту отдавало холодом и замаскированным презрением: — ТО, как в прошлый раз ты пытался то ли убить, то ли прогнать, то ли просто спрятаться от гиганта, не понравилось никому. Даже Моблиту Бернеру. Оторвавшись от своего блокнота, мужчина поднял голову, услышав свое имя. — Я просто репетировал. — отозвался Эрен, с виноватым видом почесав затылок. — И этот позор ты называешь «репетицией»? Надо работать над собой, Йегер. Юноша поднес руку к лицу. Ему было стыдно признаться в провале прошлой атаки — Ну, не получается у меня выйти на контакт с титанами! — парень завыл, как подстреленный койот. — Не получается! — Записывать? — уточнил Моблит, грызя карандаш. — Замолчать. — заткнул его Леви. Но «деятельностью» своего помощника в этот момент уже успела заинтересоваться Ханджи. — Послушай, Моблит, а что ты там все время записываешь? — переспросила она, поправляя очки. — Жалобу пишу. — отшутился он, перелистывая блокнот. — Верховному Главнокомандующему. — Там это получается, ты там и фамилии наши записываешь? А если попадет в чужие руки?! Это ж судебное дело! — Ну, а что мне тогда делать, не пойму?! — возмутился Моблит, и тут же бросив на Леви вопросительный взгляд, ещё раз уточнил: — Мне зарисовывать или что? — А ты чего на меня кричишь? — повысил на него голос молодой человек. — Кличками пиши! И вспомнив про Эрена, вновь перевел на него все внимание, предоставив Моблиту возможность самостоятельно разобраться с последствиями своего эпистолярного жанра. — Поэтому я говорю, что тебе надо брать пример... — окинув взглядом толпу, Леви остановил свой взгляд почему-то на Армине. — ... с рядового Арлерта. Вот это «молодец»! По поводу его действия я, конечно, ничего не могу сказать. В его голосе зазвучали иронические нотки. — А я здесь причем?! — пролепетал блондин, услышав, что речь идет о нем. — Рядовой Арлерт, ты тоже в титанах... — превратив свою ладонь в кулак, Леви постучал себя по голове, словно наглядно продемонстрировав юноше уровень его «стратегических» способностей в плане поимки гигантов. Он все ещё никак не мог забыть того инцидента с Женской Особью, когда Арлерт умудрился выпасть с седла во время первой вылазки за стены, проскакав полтора часа верх ногами, пока его не сняли с лошади однокурсники, а теперь к этому происшествию добавилась ещё одно, связанное с выпущенными на волю двумя «оборотнями» — Райнером и Фубаром, которые, шляясь невесть где, разрабатывали новый план атаки на человечество. За такие дела Армину как минимум угрожал расстрел без суда и следствия, но Леви, переложив всю ответственность за совершенную кадетом ошибку на свои плечи, пообещал начальству лично разобраться со сложившимися обстоятельствами. Взамен Верховный Главнокомандующий пообещал накинуть петлю, заготовленную для Арлерта, уже на его шею, в случае, если с поимкой титанов тот умудрится «проштрафиться» в третий раз. Как «куратору» отряда, Леви, конечно, было не слишком приятно осознавать тот факт, что из всех «группировок», когда-либо существовавших на территории, окаймленных стеной «Роза», «отличился» именно ЕГО «новый» отряд, но из-за неразумных и непоследовательный действий этих «детей», его рейтинг, как «сильнейшего воина человечества», скатился в такие минуса, что он находился буквально на грани увольнения из Разведкорпуса. И если в ближайшем будущем он не исправится, Эрвин мог запросто лишить его звания «сильнейшего», а то и действительно уволить Капрала к чертовой матери из организации, передав его старый отряд, состоявших из Петры Рал, Оруо, (Ауруо, Дуруо, — нужное подчеркнуть), и им подобным, под командование Фрагона, либо какого-нибудь другого, более опытного «вояки». Хорошо, что среди недоумков из сто четвертого пока что держала «марку» Микаса, заслужив уважение зрителей своими показательными способностями в плане борьбы с гигантами, пусть даже если это никоим образом не влияло на улучшение её «взаимоотношений» с Капралом, значительно ухудшившихся со времен их последней стычки. В противном случае, его тело уже бы давным-давно болталось где-то на виселице рядом с эрвиновским. Оставалось только догадываться, как Леви удавалось на протяжении всего этого времени сохранять маску хладнокровия, с непроницаемым выражением лица выслушивая в свой адрес насмешки горожан, наслышанных со страниц «желтой прессы», и виртуальных изданий, о наступившей в жизни сильнейшего «черной полосе», преследовавших его, судя по результатам событий недавней экспедиции, чуть ли не с момента его рождения. — Ой, к нам кто-то постучался! — радостно воскликнула Саша, переведя взгляд на дверь. Леви лишь покрутил пальцем у виска. — Рядовая Браус, с вами все в порядке? — А что, к нам действительно кто-то пришел?! — переспросила она, обреченно взглянув на Капрала. — Браус, вы издеваетесь или что?! — не выдержав, психанул он. — Это я себя по голове постучал, а вы: «Кто пришел?», «Кто пришел?». Ну, давайте, будем сейчас через каждые пять минут ходить, открывать двери и спрашивать: «Кто там?!» — Так к нам все же кто-то постучал? — послышался теперь уже голос Конни Спрингера. — Или я опять что-то не так понял?! — А вы, рядовой Спрингер, вообще «молодец»! — вспомнил Леви и о его «прегрешениях». «Аккермана надо было в холодильнике закрыть на полчаса, чтобы он там посидел немножко, и остыл, а уже потом запускать его с речью в зал» подумала Ханджи, с замиранием сердца слушая его гневные реплики, направленные в адрес сто четвертого отряда. — Наш Конни Спрингер в деревне своей денег, конечно, не понимает, — во всеуслышание объявил Капрал, обращаясь к парню так, что сразу нельзя было понять, то ли он его так хвалит, то ли просто стебется, — поэтому, когда за убийство гигантов ему предложили хорошую сумму, он от неё отказался. Зато взял бартером. Очнувшись от своих дум, отряд как по команде уставился на своего коллегу. — Как выяснилось позже, хозяин держал бизнес. Похоронное бюро. Вот и рассчитался с нашим Спрингером… — Леви с торжественным видом выдержал паузу. — Гробами. — Да. — подтвердила эту информацию Мила Каролина, напомнив о своем существовании. — Мы с Браус такие чудные икебаны к ним сделали из венков… Саша кивком головы подтвердила направление её мыслей. — «Молодцы», — речь Капрала все больше и больше приобретала саркастический оттенок, — вот тут я точно сказать ничего не могу! Действительно, самая актуальная в наше время деятельность. И вспомнив, наконец, о конвертах, где находились фотографии лучшего и худшего кадета недели, он, вопросительно взглянув на Ханджи, вновь сосредоточил внимание на кадетах. — А теперь перейдем ко второй части нашей церемонии… Сегодня у меня для вас есть две новости. Хорошая и плохая. Но начнем с хорошей. — взяв из рук Зое белый конверт, он продемонстрировал его отряду. — В этом конверте находится фотография кадета сто четвертого отряда, ставшего лучшим на этой неделе, но прежде чем его вскрыть, мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу результатов голосования. И повернувшись в сторону одного из своих подчиненных, остановил свой взгляд на Жане: — Рядовой Кирштайн, у вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, чья фотография находится в этом белом конверте? — Ну, точно не моя, — обреченно вздохнул он, стараясь не смотреть ему в глаза. — А как вы думаете, почему? — Потому что на этой неделе я не убил ни одного титана. — Все верно, Кирштайн. Потому вы с Арлертом их не убиваете. Вы их только выпускаете. На волю. Со спокойной душей. Как будто так и надо. — вновь напомнил он ему об их общем с Армином «прегрешении», связанном с выпуском Райнера и Фубара на свободу. Вспомнив о своем неадекватном поведении в тот момент, блондин приуныл. — Но помимо белого конверта, у меня имеется ещё и черный. — напомнил Леви присутствующим о «плохой» новости, и вынув из папки прямоугольник черного цвета с запечатанной внутри фотографией одного из своих подопечных, так само продемонстрировал его толпе. — Самым слабым кадетом на этой неделе стал... — неторопливо произнес он и, почувствовав на себе их пронизывающие взгляд, подмигнул Браус, — а может, стала... Побледнев, Саща чуть не упала в обморок от осознания, что в этом конверте сейчас окажется её фотография. — Кто же тот человек, за которого зрители отдали самое меньшее количество голосов согласно результатам последней вылазки за стены? — Леви до последнего продолжал тянуть интригу, а потом, вскрыв конверт, вынул оттуда фотографию зеленоглазого парня. Кирштайн громко фыркнул. — Опять я? — удивился Эрен, узнав свое изображение. — Но почему? — Рядовой Йегер, сегодня вы самое «слабое звено». Прощайте. — с равнодушным видом отчеканил Леви. — Но что все это означает? — возроптал кадет, не желая мириться с ситуацией. Он ещё результатов голосования не видел, а ему уже указали на дверь. Да и никто не мог дать гарантии, что их вообще не подтасовали. Но сам Капрал, по всей видимости, был иного мнения о способностях своего подчиненного. Кто-то должен был сегодня сыграть роль «барашка на заклание», чтобы не уронить его репутацию до крайних «минусов» по Фаренгейту. — Это значит, что сегодня ты снова отправляешься в карцер. — ЧТО? — вытаращив глаза, Эрен посмотрел на Капрала так, словно не верил своим ушам. Подозвав Марло и Хитч, Леви приказал им схватить Йегера, словно удивляясь, почему этот горе-кадет до сих пор ещё здесь. Поймав парня, попытавшегося увернуться от нападок стажеров военной полиции, эти двое, скрутив ему руки, и нацепив на него наручники, чтобы особо не брыкался, потащили Эрена, словно осужденного на двадцать лет арестанта, прочь из конференц-зала. Оставшиеся в помещении его товарищи не то, чтобы не прониклись к нему чувствам «поверженного», но некоторые из них даже откровенно проигнорировали его пытливый взгляд, брошенный в их сторону, сделали вид, будто ничего не заметили. — А теперь вернемся к предыдущей новости, — напомнил Леви присутствующим о содержимом все ещё нераскрытого белого конверта, едва двери за Эреном захлопнулись, и в зале воцарилась тишина. — Самым сильным кадетом сто четвертого отряда на этой неделе стал… Или стала… В помещении чувствовалось напряжение. Каждый вроде бы и хотел увидеть там свою фотографию, и в то же время, понимая, какую ответственность налагает на себя бремя «победителя», молили Провидение, чтобы там оказался кто-то другой. Вскрыв конверт, Леви вынул оттуда фотографию с изображением девичьего лица и, остановив свой взгляд на той, с которой его связывали достаточно непростые отношения, безразличным тоном произнес вслух: — Микаса Аккерман. Девушка была готова к подобному повороту событий, но выказывать свое удивление в открытую не стала. Чего нельзя было сказать о Кирштайне, пережившего привкус поражения уже во второй раз. К концу речи, произнесенной добродушной Ханджи Жан практически ненавидел сводную сестру Йегера, умудрившуюся обойти его по всем параметрам уже второй по счету экспедиции за стены. Выйдя под бурные аплодисменты на трибуну, она протянула руку, чтобы забрать награду. Леви выполнил процедуру как следовало, стараясь передать ей статуэтку так, чтобы ненароком не коснуться её руки, но стоило Микасе повернуться, чтобы уйти и занять свое место среди остальных, как молодой человек, внезапно наклонился, так что со стороны показалось, будто он собирается поцеловать её в щеку, как оно принято во время поздравления победителя, (стойка за трибуной позволила Леви на стать выше своей подчиненной), и вложив в свою фразу весь запас презрения, вполголоса ей прошептал: — Ненавижу тебя. Готовься.XXVI.
20 сентября 2016 г. в 16:28
После того, как у Леви в качестве административного штрафа отобрали служебный мотоцикл, который рано или поздно все равно бы разбил, так как водил очень неаккуратно, до здания Разведкорпуса он был вынужден добираться на общественном транспорте, включая метро, либо довольствоваться авто, на котором его подвозили коллеги. Водительских прав у него никогда не было, и в ближайшие пять лет их ему вряд ли кто-нибудь выдаст.
Сегодня в имперской столице Митрас должна была состояться торжественная церемония награждения лучшего кадета недели, убившего во время последней вылазки за стены больше всех гигантов, и отлично осознавая свою роль в этом «спектакле», (как один из тех, кто эту награду как раз и должен был вручать), Леви стоял напротив шоссе и, вытянув руку вперед, пытался поймать машину, чтобы при помощи автостопа добраться до места событий. И все бы ничего, но проезжающий мимо народ, принимая его за отчаянного головореза в деловом костюме, несмотря на невинный вид «сильнейшего», даже не думал перед ним останавливаться. А тут как назло на горизонте начали ещё клубиться грозовые облака, заполняя пространство глухими раскатами грома, — того и гляди, пойдет дождь, а он, как обычно, без зонта. В таком случае от неприглядной «участи» его могла спасти разве что совсем отчаявшаяся женщина за рулем, которая при всем раскладе неоднозначности ситуации, не побоялась бы прихватить с собою в столицу столь удивительного и немногословного попутчика. Очень скоро такая «личность» дала о себе знать, и едва Леви, потеряв всякую надежду поймать авто на шоссе, принял решение добраться до Митраса пешком, напротив него остановился знакомый «мустанг», за рулем которого сидела Ханджи.
Будучи не понаслышке знаком с её «умением» лихачить на дорогах, он предпочел бы все же пешую ходьбу, но раз уж Зое его заприметила, придумывать новую отговорку, лишь бы не ехать с ней, было бессмысленно.
— Садись! — указала она ему на заднее сидение, пока тот не передумал. — Сейчас домчимся с ветерком!
Леви подошел к машине. Зое была не одна. Впереди сидел ещё какой-то тип в рясе, расшитой вдоль и поперек эмблемами стен.
— Кто там ещё у тебя? — переспросил он, окинув недовольным взглядом перепуганного священника.
— Это пастор Ник. — сказала она. — Он что-то знает о стенах.
— О стенах? А что именно?
— Вот это я и попытаюсь у него сегодня узнать.
Захлопнув дверь, Леви забрался на заднее сидение. Ханджи тотчас передала ему заряженный револьвер.
— Посторожи этого типа, пока я заведу двигатель. — сказала она, поворачивая ключ в стартере. — Для нас сейчас важно, чтобы этот пастор никуда не сбежал, потому что в данный момент он представляет собою главный источник информации.
«Сильнейшему» не надо было по десять раз объяснять, что делать. Схватив револьвер, он направил его прицел прямо в затылок перепуганному мужчине. Вздрогнув, пастор уставился в окно с таким видом, что по нему можно было сразу сказать: этот свои тайны не откроет даже под страхом смертельных пыток. К тому моменту небо заволокло мрачными облаками, и вокруг все потемнело. Вспышка молнии озарила горизонт, и вслед за ним раздался новый раскат грома.
— Послушай, мне тут недавно сон один приснился. — внезапно отозвалась Ханджи, включая «дворники», едва машина, набрав приличную скорость, заскользила по шоссе, на котором уже виднелись следы от усиливающегося дождя.
— Действительно? — без особого энтузиазма переспросил Леви. — И о чем же он был?
— Будто внешний мир, наконец, избавился от ига титанов, и мы с Эрвином вместо того, чтобы выдвинуться в очередную экспедиции, поехали покупать корову на ферму.
Услышав от неё этот бред, Леви невольно хмыкнул. У Зое, видать, совсем катушки сорвало, раз ей в последнее время сниться такое. Главное, нашла «подходящую» обстановку, чтобы поделиться с ним своими умозаключениями по этому поводу.
— Н-да? — удивился он. — И каковы же расценки на скотину в загробном мире?
— Ой, да всякие! — отмахнулась она, нажимая на газ. — Где-то за одну корову по десять тысяч дают, где-то по двадцать, а я хожу от одного продавца к другому, посматриваю на эти ценники, и думаю: «Хоть бы за десять тысяч взять…» Осталось только понять, к чему мне все это приснилось.
Леви не нашел, что ей ответить, ведь толкователь снов из него был тоже никудышный.
— Зато теперь ты на собственной шкуре прочувствовала, что такое «беспокойная» ночь. — подытожил он её болтовню. Самого его мучили «кошмары» совсем другого плана, но легче ему от этого не становилось.
Приняв накануне десять миллиграмм транквилизатора вопреки предписаниям врача, Леви провалился в глубокий сон, а когда проснулся в три часа ночи, ещё долго не мог понять, что с ним произошло.
Ему приснилось, будто его окружили девушки из сто четвертого отряда, и преградив путь с плотоядными возгласами: «Капрал Леви, мы хотим ВАС!», ещё долго не отпускали его на экспедицию, за опоздание на которую ему могло здорово влететь от Эрвина. Но если бы все дело было в одном опоздании…
Среди роя девичьих голосов, его острый слух улавливал только один, наиболее явственно выделяющийся на фоне остальных, и это не могло не раздражать. Девушка с красным шарфом, подойдя к нему вплотную, повторила ту же фразу, что твердили как ненормальные, её «оголодавшие» от отсутствия регулярного интима, однокурсницы, но взбесившись во сне от бесцеремонной выходки девушек, которые раньше казались ему приличными и адекватными, Леви оттолкнул Микасу, и презрительно процедив в её адрес: «Рядовая Аккерман, говорите за себя», сделал шаг вперед, чтобы пройти к двери, но стоило ему совершить эту непоправимую ошибку, как девушка, набросившись на него, оттеснила молодого человека к стене и, поставив ему колено между ног, принялась поспешно расстегивать пуговицы его куртки.
«Я хочу ВАС» выдохнула она ему прямо в лицо и, навалившись на него сверху, (благо, рост позволял), укусила его за нос.
Отшатнувшись, Леви мгновенно проснулся, и тут же поморщился, чтобы избавиться от странного ощущения. Лицо рядовой растаяло как сон и, протерев глаза, он посмотрел на часы. Было всего лишь три часа ночи, но спать уже не хотелось. Тщетно он пытался придать значение этому сну. Скорее всего, он ничего не означал, а если и означал, то наверняка нес себе какой-то пошлый подтекст. Леви не хотелось во все это вникать, но заснуть в ту ночь у него так и не получилось. Стоило ему закрыть глаза, как он снова видел перед собой со всей ясностью эту девушку, преследовавшей его в другой реальности, и ничего не мог с собой поделать, чтобы прогнать её видения от себя. Складывалось впечатление, будто она мстила ему за что-то, но за что именно, догадаться было несложно.
Совсем другие проблемы мучили сегодня, и именно в данную минуту, беднягу пастора Ника. Правда к секрету возведения стен или покупке коров на базаре, они не имели никакого отношения.
Вернувшись накануне с вечеринки, состоявшейся недавно в одном из свинг-клубов, где пришлось изображать с Моблитом «супружескую» чету, Ханджи не стала заезжать домой, чтобы переодеться, и сидя за рулем, в одном кожаном корсете, и ажурных чулках с алыми подвязками, еле прикрытых мини-юбкой, женщина понятия не имела, какое неоднозначное впечатление производила своим внешним видом на воспитанного в высокоморальных рамках пастора. Мужчине были хорошо видны её стройные ноги, и за то время, что машина успела преодолеть, проскользнув со скоростью болида по залитому дождевыми потоками шоссе, он успел почувствовать, что в трусах у него стало неспокойно. К счастью, риза с расшитыми эмблемами по пояс скрывала несвоевременное «желание», когда его в любой момент мог ещё застрелить мелкий напарник той сумасшедшей, чья невозмутимая физиономия не вызывала у него особого доверия. Потому отвечая на вопросы Ханджи под прицелом револьвера, пастор Ник, сам того не осознавая, очень скоро поведал ей о стенах все, что знал, и говорил до тех пор, пока не улеглась его подрейтузная буря. Эта баба-андрогин, сама того не осознавая, сильно его возбуждала, и он, продолжая глядеть на неё снова и снова, никак не мог осадить свой «животный» инстинкт. Таким образом, Ханджи Зое, спуская юбку, то вновь натягивая чулки, в процессе поездки успела получить достаточно сведений, чтобы у неё сложилась в голове полная картина по поводу происходящего.
Вывернув на проспект, кишевший различного рода транспортом, майор еще решала, куда свернуть дальше — направо или налево, как вдруг рядом показался какой-то грузовой автомобиль, который ехал прямо на них. Резко затормозив, Зое воспроизвела такой крутой вираж, что «мустанг», пролетев практически по разделительной полосе, приземлился на асфальт с такой стремительностью, что Леви с пастором почувствовали себя словно заново родившимися. И если бы она вздумала взять хотя бы на волос правее — они бы точно попали в ДТП, так и не добравшись до церемонии. Впрочем, посадка произошла настолько неожиданно, что Леви, удерживая револьвер напротив затылка священника, чуть и вдруг в него не выстрел, тогда секрет стен этот тип уже точно унес бы с собою в могилу, и спросить было бы не с кого.
Покрыв Ханджи трехэтажным матом, «сильнейший» схватился за сидение, чтобы сохранить равновесие, (нет, он привык к подобным поездкам с «Очкастой», но сегодня она, окончательно войдя в раж, в пируэтах по мокрому шоссе превзошла саму себя), и едва машина опять выровнялась, он, вздохнув свободнее, вновь приставил к затылку пастора прицел. Криво улыбнувшись, мужчина только сейчас осознал, что разминулся в двух шагах с собственной смертью, и если бы не самоконтроль Леви, тот бы уже давно валялся на переднем сидении с простреленной башкой.
Словно не имея понятия, какой опасности подвергает священника, лавируя на огромной скорости вдоль проезжающих мимо авто, Ханджи продолжала идти на обгон. И пока они добрались до площади, где начинался важный для их маршрута проспект, дождь, тем временем превратившись в настоящий ливень, окончательно похерил как видимость, так и сцепление с дорогой. Именно по этой причине Леви и опасался всегда ездить с этой сумасшедшей ученой. В то время как для неё добираться так куда-либо: на работу или какое-нибудь мероприятие, было явлением нормальным, и в порядке вещей.
Повернув в сторону проспекта, Зое приготовилась совершить очередной вираж, как впереди них показалось ещё одна авто. Они шли прямо по встречной. Их надо было пропустить, но тогда Ханджи пришлось бы притормозить, и влиться в поток, но это тягомотина — не для неё. Плюнув на меры безопасности, она по старой привычке добавила скорость и вновь пошла на обгон. Леви, понимая, что им с пастором придется не сладко, если машина сейчас вылетит вперед и столкнется с какой-нибудь фурой или бетономешалкой, вскоре поймал себя на мысли, что ему уже все пох*й: секрет стен, пастор, гиганты, Эрвин со своими приказами, остальное человечество, не говоря уже о сто четвертом отряде, который уже давно грозился выйти из-под его контроля.
Два автомобиля неслись друг на друга, свет фар среди ливневой дымки от встречного почти заливал заднее сидение, где находился сам Леви, как вдруг водитель встречного авто сбавил газ, и машина Ханджи проскочила на волосок от масштабной в истории того проспекта аварии. Собственно говоря, на такой поворот событий азартная Зое и рассчитывала. Уступать кому-то дорогу — не её прерогатива. Правда, на этом приключения «развеселой» тройки не закончились.
Выбравшись на проспект, Ханджи шпарила на огромной скорости, не особенно обращая внимание на светофоры, раскиданные по краям улиц, но стоило им подъехать к одной из них, как впереди показался автомобиль с тонированными стеклами, перекрывая левый поворот. Сориентировавшись на месте, Зое с таким размахом крутнула баранку влево, что Леви, не до конца придя в себя после второго виража, на мгновение показалось, что её авто сейчас протаранит купе прямо этой махины прямо по центру. Увы, каким-то странным образом траектории движения машины Ханджи сместились, и они снова проскочили на волосок от смерти. Пастор Ник, чье положение, оказалось, пожалуй, самым безнадежным, поскольку над ним, помимо участи умереть в ДТП, все ещё довлела смерть от огнестрельного оружия, и пока его «попутчики» переругивались между собой, комментируя траектория дальнейшего маршрута, беспокоился по поводу того, как бы кто-то из них, прервав беседу, не обратил внимание на его штаны, подозрительно вздыбившиеся в районе, пожалуй, не сколько «интересного», сколько уязвимого места мужчины. Наконец, Ханджи удалось припарковаться напротив знакомого ей здания, чудом при этом не врезавшись боковой стороной своего «мустанга» в заднюю часть дорогой тачки какого-то чиновника.
Выбравшись наружу, Леви захлопнул дверь. Задержав священника, (ни живого, ни мертвого после экстремальной поездки), чтобы задать ему ещё пару дополнительных вопросов, Зое продолжала с ним болтать о стенах. Дождь к тому времени уже успел закончиться, зато усилился ветер, гнавший по пасмурному небу тяжелые облака. Дав обещание её дождаться, чтобы уже потом втроем ринуться в сторону здания, Леви подошел к багажнику, чтобы вытащить оттуда вещи Зое, но стоило ему произвести эту манипуляцию, как рядом с её авто припарковалось какое-то такси, и оттуда, размашисто хлопнув дверью, вышли Жан в обнимку с Микасой.
И виду не подав, что заметил их вдвоем, Леви продолжил с отстраненным видом свою возню в багажнике, рискуя по неосторожности нажать на кнопку, и оказаться им захлопнутым со внутри. Окинув удивленным взглядом «свингерский» наряд майора Зое, Микаса прошла мимо Капрала с такой физиономией, словно тот был посторонним и совершенно незнакомым для неё человеком.
Сегодня на ней была прозрачная блуза, черный бюстгальтер, короткая юбка и высокие каблуки, которые Леви всегда возбуждали. Проводив её украдкой взглядом до лестницы, молодой человек на мгновение задумался. В прошлый раз её подвозил Йегер, сегодня она приехала с этим смазливым недоноском Кирштайном, кто же тогда из них имеет её по ночам, раз она так близко с ними общается?!
В версию, что за этой особой приухлестывает Эрен, верить он почему-то отказывался и, зная, что вспыльчивый юноша видит в ней лишь навязчивую со своими заботами сводную сестренку, ему мало верилось, чтобы Йегер до такой степени жаждал Микасу, что ради удовлетворения своего желания был готов забраться к ней в трусики. Кирштайн, конечно, мог на неё иметь виды, и возможно, она с ним даже переспала пару раз от скуки, но с такой гейской внешностью, как у него, завоевать расположение столь придирчивой ко всему девушки ему явно не светит. Куда больше он замечал его в компании Марко, нежели вообще рядом с какой-то девушкой и, с этим парнем они, похоже, неплохо ладили. Поэтому единожды уверовав, что Микаса, с её «избирательностью», вряд ли клюнет на ухаживания этого самовлюбленного пижона, Леви продолжал себя мысленно утешать, что так продлиться вечно.
Вообще, сама мысль, что столь шикарная "самочка" отдает предпочтение каким-то двум задротам, для его эгоистической натуры, как в плане вещей, так и в плане людей, выглядела просто кощунственной, и когда к ней подходил кто-то из парней, (будь то невинный манипулятор Армин, или глуповатый Конни), Леви все сложнее и сложнее становилось скрыть свое равнодушие к происходящему.
Почувствовав на себе его заинтересованный взгляд, прежде чем ступить на лестницу, Микаса, нагнувшись, сделала вид, будто что-то поправляет на своей обуви. В этот момент сорвался ветер, и её короткая юбка приподнялась, обнажив перед взором Леви очертания её стройных бедер. Выпрямившись, и бросив на него дерзкий взгляд из-под плеча, девушка направилась дальше, подхватив под руку Кирштайна.
«Эх, попалась бы ты мне на всю ночь, да под конвойные наручники, — невольно подумал Леви, захлопывая багажник, и пряча револьвер в карман, — по-другому бы у меня запела»