"Просыпайтесь каждое утро с мыслью о том, что сегодня обязательно произойдет что-то хорошее. И оно обязательно "произойдет" (с)
Проснувшись от звона будильника, Леви не сразу сообразил, что лежит на полу. Зарывшись головою в простыни, он по привычке закрыл свои уши, лишь бы не слышать ненавистного звука. Сколько раз, просыпаясь в шесть тридцать утра, ему приходилось таращиться на ненавистный циферблат и, проклиная все на свете, с неохотой тащится в Разведкорпус. Подобное с ним уже происходило, но когда и при каких обстоятельствах, вспомнить он так и не смог. Потянувшись к будильнику, он попытался его отключить, но стоило ему сделать движение рукой, как в следующий момент его поясницу «прожгла» такая пронзительная боль, что сцепив зубы и, застыв в таком положении на несколько минут, он был вынужден подождать, пока она стихнет, и только потом, превозмогая неприятные ощущения, вновь повторить попытку. Боль напоминала приступ радикулита, но Леви находился далеко не в том возрасте, чтобы испытывать нечто подобное, да и вообще, все это выглядело крайне подозрительно, особенно, если учесть, что предаваясь вчерашней страсти на полную катушку, ничего подобного за собой не заметил. Боль дала о себе знать лишь под утро, и то, когда он попытался слишком резко приподняться с постели, а до того, проснувшись на животе, а не спине, как обычно, даже успел немного удивиться, почему проснулся именно в такой позе, когда привык засыпать, принимая совсем другой ракурс тела. Почувствовав, что его кровать как будто стала ниже, Леви потянулся к краю и, слегка наклонившись вперед, заглянул под неё. Передние ножки мебели оказались сломаны, а вот задние продолжали держаться на добром слове, хотя выломав их вместе с Микасой во время очумелого занятия любовью, он ожидал, что те продержаться чуть подольше, но в результате произошло то, что должно было произойти. Мысль о «совращении» подчиненной вызвала в его душе некое подобие угрызения совести, но тут же вспомнив о наказании, которое его ожидало в случае опоздания на экспедицию, Леви, быстро отпустив ситуацию, попытался переключиться на более «вдохновляющие» мысли. Оказавшись в постели с Микасой, он открыл для себя, что влюбленность, которую он нафантазировал себе от скуки, (или ему внушила это Ханджи, подкинув тот дурацкий диск с аудио тренингами), на самом деле являлась всего лишь страстью, которая могла закончиться в любой момент, поэтому поддавшись авантюре, и показав девочке некий опыт в постели, мог спокойно её отпустить и больше не задерживать возле себя. В конце концов, он просто сделал себе «подарок», на который имел право рассчитывать после стольких лет воздержания, и ничего плохого видеть в этом не хотел. В противном случае, если ему «повезет» влюбиться по-настоящему, (что маловероятно), то о спокойной и относительно размеренной жизни придется забыть. Кто именно ему нужен, Леви пока не знал, но в одном был уверен однозначно. Ни повернутый на титанах андрогин женского пола — Ханджи Зое, ни «мать семейства» — Петра Рал, пребывания возле которой могло вернуть его в первоначальное «амебное» состояние, ему не подходили точно. Любая привязанность или обычное влечение, если не перерастали со временем в нечто большее, превращались в привычку, и вместо того, чтобы тешить себя иллюзиями о какой-то мифической «любви», которая якобы должна была его утешить, он предпочитал довольствоваться тем, что есть, и брать от жизни то, что способен взять. К тому же будучи уже далеко не в том возрасте, чтобы верить в сентиментальную чепуху, общения с противоположным полом он не слишком-то чурался, но и не стремился связать свою жизнь с кем-то раз и навсегда. Постоянное присутствие на его личной территории постороннего человека его пониманию давалось с трудом. Ещё тяжелее ему было свыкнуться с мыслью, что рядом с ним по утрам может просыпаться кто-то ещё, что этому человеку, в конце концов, придется что-то готовить, приносить кофе в постель, как-то занимать его досуг, играть в его жизни какую-то роль. Привыкший жить один, Леви частенько любил оставаться наедине с собою, а жизнь с другим человеком подразумевала потерю этой прерогативы, и приобретение взамен чего-то другого, например, общения, во время которого периодически придется подстраиваться под образ мыслей партнера, чтобы прийти к взаимному «недопониманию», а к подобному повороту событий он пока был не готов. Потянувшись к телефону, чтобы проверить количество пропущенных звонков, Леви снова почувствовал опоясывающую боль в районе поясницы и, потерпев, пока та не сойдет на нет, пришел к выводу, что если ему друг захочется покинуть сегодня постель и ради интереса прогуляться на улице, то без посторонней помощи у него вряд ли что-то получиться. Такое с ним происходило впервые, особенно если учесть, что болел он редко. А теперь, будучи не в состоянии даже толком подняться с постели, чтобы взять со стола телефон, он был беспомощен словно дитя, и если Колоссу с Бронированным вдруг захочется опять взломать стену, чтобы запустить в пригород новых гигантов, он ничего не сможет сделать против них. Все, на что он был способен теперь — это оставаясь на месте, ждать, пока одна из этих гигантских тварей не нагрянет к нему домой, и не сожрет его прямо здесь, предварительно проломив рукою окно. Но не возможность столь глупой смерти приводила Леви в легкое негодование. В прошлый раз за пятиминутное опоздание Эрвин просто ударил его ногой, а вот что он с ним сделает за опоздание на два, а то и больше часов, «сильнейший» старался себе даже не представлять. Снова задавшись целью слегка встать с постели, он потянулся к столу, чтобы вернуть телефон на место, но стоило ему воспроизвести это движение, как невиданной силы боль вновь пронзила его поясницу. Стукнув от безысходности кулаком по пододеяльнику, Леви уставился в окно, за которым находился остальной мир, но этому миру до него сейчас не было никакого дела. Только теперь до него дошло, в какого рода непростую передрягу попал, застряв в четырех стенах собственной квартиры с мнимым «радикулитом», не позволяющим ему элементарно встать с постели. Он мог орать, визжать, ругаться, посылая все к чертям собачьим, никто из находящихся по ту сторону, и пальцем не пошевелит, чтобы наведаться к нему в гости, и узнать, что с ним. Нет, Леви никогда не требовал к себе любви, или внимания, подобно простым смертным, но во всей этой ситуации было что-то настолько ненормальное, что ему не терпелось узнать причину происходящего. Это же надо так было зависнуть в собственной квартире, что рядом не оказалось ни людей, ни единого живого существа, которого можно было попросить о помощи. Тогда проигнорировав пропущенные звонки на телефоне, он собрался с духом и, решившись на последний отчаянный «рывок», набрал номер Ханджи Зое. Эрвину звонить было бессмысленно, к тому же, он не совсем понимал, что должен был ему сказать в качестве оправдания за «срыв» экспедиции. А попытаться признаться в истинной причине «прогула» означало вновь поставить себя под удар, и нарваться на очередной всплеск праведного гнева Командора, который в его версию вряд ли поверит. Пришлось обойтись «малыми» силами, и сделать звонок Ханджи. Уж кто-то, а она должна быть в курсе того, что с ним происходило и, сделав вызов, он вскоре убедился, что чутье его не подвело. Дозвонившись до неё, и рассказав ей об испытываемой боли, «сильнейший» был немало удивлен, когда Зое, выслушав его до конца, внезапно заявила, что все эти пережитые им ощущения является не результатом его разбушевавшейся фантазии, а побочным эффектом уколов, с помощью которых на протяжении нескольких недель она пыталась поднять ему уровень гемоглобина в крови. — Не до конца абсорбировавшееся железо имеет свойство оседать в мышцах тела, — пояснила женщина, ещё раз перечитав в инструкции абзац, где говорилось о побочных действиях препарата, — и чтобы после окончания курса инъекций вещество окончательно растворилось в организме, необходимо подождать пару дней. — Пару дней? — переспросил он, мысленно выругавшись в адрес Зое. — И как долго придется ждать?! — Максимум три-четыре дня. «Четыре дня?!» от этих слов Леви не на шутку пробрало. Да за это время сверх титаны, если им конечно, удастся проломиться в город, не оставят от стен и щепки, что уже говорить об окружающей местности, куда после пробоя нагрянуть тупые гиганты в поисках «кормов». Вообще, вся эта ситуация с «горе-инъекциями» почему-то напомнила ему пытки, когда заключенному кололи свинец, и по истечению определенного срока лупили что есть духу по определенным участкам тела, что заключенный, больше не в силах терпеть ту боль, вскоре выдавал информацию о том, о чем его спрашивали, даже если он и вовсе о ней не знал. Процедура та настолько оправдывала себя, что в застенках Развкедкорпуса, где во всю пытали шпионов, спрос на неё только повышался. Сама пытка считалась весьма болезненной: достаточно было легкого шлепка по телу, в мышцах которого находился свинец, чтобы подозреваемый, завопив так, словно с него живьем сдирают шкуру, сознался в том, чего даже не совершал. Надо же так было, чтобы побочка от препарата для инъекций, прописанный ему для лечения от малокровия, подействовала именно в тот момент, когда отряд Эрвина собирался выдвинуться к стене «Мария». — А ведь накануне я тебя спрашивал, внимательно ли ты прочитала инструкцию, прежде чем вколоть мне это, — не скрывая своего раздражения, отчитывал её Леви, — на что ты мне ответила, мол да, прочитала, а в результате, из-за какого-то «радикулита» я сдвинутся с места теперь не могу, не говоря уже о том, чтобы покинуть постель и пройтись по комнате. Да, Ханджи эту инструкцию действительно читала, правда до текста, где было подробно расписано, что могло произойти с человеком после окончания инъекций, в тот день она так и не добралась и, не придав поначалу особого значения пропущенному абзацу, перечитывая инструкцию повторно, только сейчас поняла, на что обрекла своего приятеля в столь ответственный для всего человечества день. — Твою мать, Очкастая! Что ты со мной сделала? — не выдержав, выругался он, по-своему расценив её затянувшееся молчание. — Ты же знаешь, если я не прибуду на место, Эрвин меня точно убьет, причем не только он, а весь мой отряд, как старого, так и нового состава. Действительно, ситуация с неявкой на экспедицию походила на изощренную симуляцию, особенно если учесть, что накануне он провел ночь с девушкой, (а рано или поздно, об этом узнают все), Эрвин, добравшись до истины, мог устроить ему такой разбор полета, что мало не покажется. Со стороны его поступок выглядел так, словно он специально водил начальство за нос, то и дело придумывая различные «отмазки», лишь не бы не явиться на запланированное «мероприятие», будь то вылазка за стены, церемония награждения кадетов или просто экспедиция на «дальний кордон», пусть даже если на самом деле, все обстояло совсем не так. — Подожди всего лишь три дня, и боль пройдет сама. — тщетно пыталась успокоить его Зое, но Леви, уже предчувствуя новую «казнь», и слышать ничего не хотел в ответ. — Три дня? Ну, уж нет! Спасибо за «помощь». Действительно, подсобила, так подсобила… — Ну, никто не знал, что побочный эффект даст о себе знать именно сегодня, до этого вроде бы все нормально было. — Да мне надо было оказаться возле стен ещё четыре часа назад, но опоздание на ещё один час, боюсь, ничего уже не изменит. Эх, если бы не Ханджи со своими уколами, он сейчас не лежал, раздумывая, что бы такое предпринять, чтобы встать с постели, и добраться до ванной, с целью привести себя в порядок. Конечно, он был ей благодарен за своевременное вмешательство со всем этим «лечением», но с другой стороны, прощать ей «скрытую» правду о побочных действиях инъекций, он не собирался. — Ладно, Леви, оставайся пока на месте, — спустя пару минут отозвался она, предпринимая на ходу новые меры, — а я постараюсь выслать тебе кого-нибудь в подмогу. — Зачем? — Чтобы сделать тебе инъекцию анальгетиков, и ты смог хотя бы на время позабыть о боли. — Опять уколы? — вознегодовал он, хватаясь за голову. — Ну, если ты в состоянии добраться до стен, как есть, тогда флаг тебе в руки. Зое умела оказывать на него воздействие не хуже, чем он, прикапываясь до неё своими упреками. — Ладно, Очкарита, — добавил Леви, соглашаясь с её предложением, — присылай ко мне кого угодно, главное чтобы человек этот прибыл сюда как можно скорее. Ждать его здесь целую вечность, я не намерен, потому что сама понимаешь, если к моему дому сейчас подвалит одна из гигантообразных тварей, я же не смогу от неё ничем защититься. УПМ мой, сама понимаешь, остался в кабинете Разведкорпуса, так что сейчас моя жизнь всецело находится в твоих руках. Пообещав выполнить его просьбу в ближайшем времени, Зое отключила телефон, и оставшись наедине с собой, после недолгих раздумий, «сильнейший» попытался ещё раз предпринять попытку встать с постели, и сделать пару шагов в направлении ванной, как никогда понимая осознавая беспомощность Изабель, когда ей доктор сказал, что она никогда больше не сможет ходить. Понимая, что физическая боль, как не пытайся от неё отвлечься, его не отпустит все равно, а подняться с постели ему было жизненно необходимо, Леви, зажевав край одеяла, и превозмогая боль, кое-как скатился на пол, (вот сломанные ножки кровати и подсобили), а потом, потратив ещё минут двадцать на то, чтобы подняться с колен, и передвигаясь со скоростью улитки, добраться, наконец, до стола, чтобы прочитать документ, который пришел ему с утра по факсу. Взяв бумагу, он поднес её к глазам и перечитав ещё раз заглавные строчки, впереди которой красовалась его «позывные», пару раз ущипнул себя за подбородок, чтобы проверить, не снится ли ему это в каком-нибудь кошмарном сне. Вот что было написано в этой «телеграмме»:"Капитан Леви Аккерман, вам надлежит незамедлительно явиться на участок Военной полиции. Отказ повлечет за собой возможные меры дисциплинарного порядка, вплоть до увольнения из Разведкорпуса. С ув. Нил Доук, глава Королевской полиции"
Наткнувшись на слово «увольнение», Леви вздохнул так, будто с его плеч свалилась непосильная ноша. «Только идиот станет терпеть то, что приходилось терпеть мне на протяжении стольких лет в этой организации» невольно подумал он, с пониманием отнесясь к инициативе Доука лишить его ответственной должности, а саму организацию согласно приказу Дариуса Заклея и вовсе расформировать. Конечно, смена преступного ремесла на службу в Легионе разведки изменила его образ жизнь до неузнаваемости. Разведкорпус стал для него событием, ознаменовавшись чудесное превращение, трансформацию его личности, по сути, зачеркнувшее его амплуа бывалого преступника. Сменив «профессию», Леви стал не просто другим, он сознательно перестал общаться с людьми из своего прошлого, включая Кенни Аккермана, научившись сознательно вытеснять из головы все тревожное, но это вовсе не означало, что прошлое было намерено так просто «выпустить» его из своих «лап». Дотащившись до шкафа, где ещё оставались запасы спиртного, он взял с ближайшей полки недопитую бутылку коньяка, чтобы «отметить» таким образом свое «увольнение», но стоило ему открутить пробку, и опробовать спиртное, как до его слуха донесся какой-то подозрительный гул, идущий со стороны запада. Так и застыв с бутылкой в руке, молодой человек задумался. Что это за шум? Землетрясения или нашествие недобитых гигантов?! Задавая подобные вопросы, тогда он ещё не подозревал, что через полчаса здешняя местность превратиться в настоящий ад, а его жизнь измениться на все сто восемьдесят градусов. Ничего об этом не подозревая, Леви сначала хотел было направиться на кухню, чтобы приготовить себе какой-нибудь завтрак, но потом вспомнив, что в кулинарии он "Алексей", остановился на том, чтобы просто подогреть себе чаю. Но залить воды в чайник он залил, а вот с его отключением начали уже возникать проблемы, в результате чего, пока он до него добрался, чтобы его отключить, вода вся выкипели, электроприбор сгорел, а вместе с ней сгорела и розетка, к которой тот был подключен. Впрочем, Леви только «обрадовался» подобному повороту событий, точнее сделанному выбору в пользу одного чая, ведь противном случае ему пришлось бы бороться с пожаром более объемных масштабов. Подхватив бутылку коньяка, он направился к окну, пересекая комнату мелкими шажками. В былые времена у него по всем фронтам было хреново: то с едой, то со сном, то еще с чем, но сейчас, когда угрозы выговора от Эрвина, висевшей над ним подобно дамоклову мечу, больше не висела, он мог позволить себе творить что угодно, не опасаясь получить наказание за свои безрассудные действия. Распахнув ставни на кухне пошире, Леви огляделся по сторонам. Как обычно, ничего нового в тот день он для себя так и не открыл. На улицах было полно безумных людей, спешивших поскорее занять свои рабочие места в ближайших офисных центрах. Большинство из них жило в красивых домах и, казалось, на работу не ходило, но гигантов поблизости пока что не наблюдалось. Коснувшись рукой челки жестом, словно заранее складывая с себя обязанности «сильнейшего воина человечества», Леви устроился напротив окна и, подхватив бутылку в руки, слегка запрокинул её вверх, и поднес её горлышко к своим губам, оставившим вчера на теле Микасы знатные отметки «страсти». Как хорошо было вот так сидеть, и с беззаботным видом потребляя алкоголь, посылать все к едрене фене, включая Смита с его проектом по уничтожению титанов. Приятно было осознавать, что впервые за столько лет он, наконец-то, смог себе позволить выпить в спокойной обстановке коньяку, а если повезет, возможно, ему даже удастся поесть, как всем нормальным людям, без этой спешки в никуда. Конечно, после увольнения из Разведкорпуса ему придется подыскать другую работенку, но поскольку в этой жизни, кроме убийства гигантов, и генеральной уборки, он ничего умел, прежде чем приобрести новую квалификацию, и куда-нибудь устроиться, ему придется некоторое время пожить на чьем-то содержании, если конечно, риск умереть с голода его привлекал больше. Стать, к примеру, неофициальным любовником Ханджи Зое, (ведь она так долго мечтала, чтобы он жил с ней), где помимо любовных обязанностей, ему очевидно, как и Моблиту, придется драять полы и посуду в её доме, заниматься стиркой, периодически «выгуливать» Сони и Бина, и тщательно следить, чтобы вечно голодные гигантики не напали и не покромсали на части людей, а когда Зое, возвращаясь вечером с работы, будет чувствовать себя совсем уставшей после изнурительных трудов в лаборатории, готовить ей ужины, завтраки и обеды, принимать с ней ванную, а вечером танцевать для неё стриптиз. Все вышеперечисленное он умел, включая стриптиз, и ублажение будущей любовницы всему возможными и невозможными способами, несмотря на то, что многие привыкли видеть в нем лишь бесчувственную «машину» для убийства титанов, осталось только договориться с самой Ханджи, и услышать её мнение по этому поводу. Положение любовника на содержании Леви вполне устраивало, но тогда он рисковал потерять себя, как «мужчина», если уже не потерял это «звание», «обесчестив» за незначительное нарушение свою подчиненную, которая при любом раскладе могла теперь ему отомстить. Словом, все эти размышления занимали слишком много времени, и прежде чем принять окончательное решение, их надо было ещё хорошенько обдумать. И только он поднес бутылку к губам, чтобы сделать ещё глоток, как напротив окна промелькнула чья-то знакомая фигура, и задержавшись возле створок, обратилась к нему с довольно странной просьбой: — Простите, у вас тут можно приземлиться? — Что? — поставив бутылку на подоконник, и распахнув ставни окна пошире, Леви увидел перед собой Браус собственной персоной. — Посадку давайте, Капитан! — радостно крикнула она, отключая баллон на своем УПМ. — Не видите, ослабеваю?! Так и не дождавшись от начальника однозначного ответа, она прибавила скорость и, влетев в комнату подобно огромному шмелю, чуть не сбила его с ног, захватив по дороге бутылку. Очутившись у него на коленях, она поднесла горлышко к губам и, сделав пару глотков коньяка, громко выдохнула, чтобы прийти в себя после совершения столь длительного полета. — Рядовая Браус, ты уже совсем обнаглела?! — строго осведомился Леви, скидывая её с колен. Или не знаешь, что младшему по званию не положено сидеть на руках у старшего?! — Меня прислали за вами. — виноватым тоном выпалила Саша, почувствовав себя слегка хмельной после выпитого конька. — Кто? — Капитан Ханджи. — А ты, я вижу, упорная. — И упрямая. — Я это заметил. – глухо отозвался молодой человек, помогая ей встать с колен. — Послушайте, а у вас есть че пожрать, а то я с самого утра ничего не ела. — внезапно осведомилась Саша, осматриваясь по сторонам в поисках холодильника, и обнаружив его неподалеку, тотчас ринулась в его сторону, чтобы опробовать его на наличие продуктов. Каким же было её удивлением, когда открыв это новое приобретение, ничего, кроме идеальной чистоты, и блеска, там так и не обнаружила. Отсутствовала даже бутылка минеральной воды. — И зачем надо было покупать двухметровый холодильник, если вы все равно там ничего не держите? — спросила она, будучи уже невесть каким по счету человеком, который задавал ему подобный вопрос. — Как раз сегодня утром хотел пройтись по магазинам, — вспомнил Леви, — но не получилось. Понимая, что Браус сейчас от него вряд ли отстанет, если не найдет в квартире чего-то съестного, он внезапно вспомнив о гематогене, порылся по карманам своей куртки, со словами: «Хотя для тебя у меня кое-что и найдется… Так уж и быть, пожертвую своим завтраком», вытащил оттуда две упаковки, и вручил их девушке. — Давайте мне все! — выхватив из его рук «шоколадку», предназначенную для людей с недостатком гемоглобина в крови, Браус с такой скоростью её умяла, что он не успел даже спохватиться, чтобы предупредить о том, чтобы она оставила ему чуть-чуть. — Что опять не так?! — спросила Саша, заметив на его лице неоднозначную улыбку. — Я вообще-то на твою совесть надеялся. — вздыхая, отозвался он. — Могла бы и мне кусочек оставить. Кроме гематогена, из съестных запасов ничего больше не осталось. Но разве вечно «голодной» Браус что-то объяснишь? — Вы должны уже привыкнуть к тому, Капитан, — так пояснила она ему мотив своего поступка, - что если дело касается еды, то я всегда первая. Только сейчас обнаружив, что она притащилась сюда с аптечкой, где лежали пару ампул с анальгетиками, и шприцы, он был вынужден снова прилечь на диван, чтобы перетерпеть уже невесть какую по счету инъекцию. Сделав ему укол, Браус объяснила, что действия лекарства хватает всего лишь на три часа, и если за это время он не успеет справиться с титанами, боль может снова застать его врасплох. И пока девушка говорила, Леви, заметив ещё одну «улику» бурной ночи — порванные стринги Микасы, валяющиеся под диваном, быстро поддел их ногой, и незаметно зашвырнул за шкаф, чтобы они не попались на глаза любопытной Саше. Сейчас ему как никогда хотел избавить свою персону от ненужных расспросов, давать ответы на которые он пока был не готов. Предоставив Браус самостоятельно разобраться с медикаментами в аптечке, «сильнейший» направился на кухню, где его ожидала початая бутылка коньяка. Приблизившись к окну с целью насладиться прекрасной погодой в полнейшей тишине, он постарался раскрыть ставни пошире, как вдруг откуда-то сверху послышался шум, и ему на голову чуть не свалился кот окраса «grumpy cat», известного своей недовольной мордой. В моменты особо угрюмого настроя кот этот настолько походил на самого Леви, что соседи, преследуя цель выжить отсюда «сильнейшего», который имел свойство по полгода тянуть с оплатой за коммунальные услуги, вследствие чего весь дом служба надолго лишала удобств, то и дело дразнили его, сравнивая с этим нелюдимым животным, но заприметив вскоре, что этим насмешкам он не придает особого значения, даже наоборот, они его забавляют, переключили внимание на свои «проблемы», зато сам кот, словно чувствуя в нем «родственную» душу, с той поры стал часто навещать его квартиру, забираясь в неё через открытое окно в поисках харчей, которые, конечно же, здесь отсутствовали, хотя бы по той причине, что все съестные запасы Леви отдавал беженцам, ничего не оставляя самому себе. Подхватив кота за шкирку, он устроил его на подоконнике и, направив его мордочку в сторону горизонта, второй рукой придержал за холку, чтобы животное «полюбовалось» пейзажем. — Давай, воздухом подышим. Смотри, как классно. Вороны там. Любишь ворон? — разговаривая с ним, словно с человеком, он почесал ему за ушком. — Мяу. — подал голос «grumpy cat», и скорчив мрачную физиономию, ухватился когтями за край подоконника, и рискуя свалиться прямо во двор, стремительно пополз вниз. — Только давай без суицида. — подхватив кота за хвост, Леви потянул его обратно. Заинтригованный переполохом птиц, он перевел взгляд в западную часть горизонта, где кружила стая ворон, и уздрев на втором конце квартала гиганта, смотревшего прямо на него, на мгновение забыл, как дышать.***
То был тварь, сожравшая в свою время мать Эрена — Карлу Йегер и, наметив себе новую «жертву», направлялась прямо в сторону «сильнейшего». Выскочив из рук своего приятеля, кот устремился на верхний этаж и, оставшись наедине с гигантом, с которым бороться было бесполезно, Леви впервые задумался о тленности своего бытия. Сегодня просто удивительный день. Он уже начал было свыкаться со своей новой ролью — ролью будущей любовника на содержании, а ему, оказывается, суждено умереть в пасти гиганта. И когда двуногая тварь приблизилась к дому на расстоянии пять метров, «сильнейший», невольно вспомнив о веревке, которую когда-то купил, чтобы повеситься, уже десять раз успел пожалеть о том, что не сделал этого на полчаса раньше. Но теперь она, похоже, ему больше не понадобиться. Оставалось только встретить свою смерть, как полагается в таких случаях. Поставив бутылку с недопитым коньяком на подоконник, и расположившись напротив окна, словно ожидая своей участи, Леви посмотрел гиганту прямо в глаза. «Наверное, мне здесь и суждено подохнуть. — размышлял он, перестав надеяться на всякое «чудо», и помощь извне. — Мало того, что пару часов меня уволили из Разведкорпуса, так теперь ещё и суждено погибнуть, будучи сожранным одним из тех, кого я убивал на протяжении определенной части своей жизни. Бл*дь, как все сходится! Вот то я понимаю, «достойная» смерть для сильнейшего воина человечества» И когда до окна оставалась дистанция всего ничего, гигант сделал ещё один шаг и, протянув свою лапу вперед, чтобы схватить желанную «жертву», по инерции улыбнулся Капралу. Лучезарной