«Вся эта непредсказуемая любовь... Сегодня одно, а завтра может ты опять с ним...» (с)
Очутившись в квартире Леви, Микаса первым делом обратила внимание на полутемную обстановку помещения и горящие свечи на столе. Но ужина, как такого, который был бы уместен в подобных условиях, обнаружить ей так и не удалось. Да и вообще, сегодня Аккерман вел себя довольно странно, что не могло не бросаться в глаза, но не менее странным выглядело и молчание Флегеля, обещавшего чуть позже перезвонить, а потом и вовсе отключившего свой телефон, оставив её разбираться с Аккерманом наедине. — Ну, и как тебе моя квартира? — осведомился он, пропуская спутницу вперед и затворяя за ней двери. — Идеальное пристанище для одиноких и неприкаянных душ, — вздрогнув от его прикосновения, порядочно её взволновавшее, отозвалась она, переступая порог мрачной гостиной, — но вы обещали непредсказуемое свидание, тем не менее я не увидела здесь даже подходящей обстановки, в условиях которой мы могли бы неплохо провести вместе время, беседуя о мелочах. — Сегодня я запланировал предложить тебе нечто совсем другое, — отмахнулся мужчина, галантным жестом снимая с неё свой пиджак, — но скучать тебе не придется, обещаю. — И вы всегда так принимаете гостей, ничем их не угощая?! — неожиданно осведомилась она, только сейчас вспомнив, что так и не успела как следует поужинать, прежде чем отправиться на свидание. — Нет, я конечно, могу предложить тебе нечто более существенное, чем обычный чай, — возразил «сильнейший», оказавшись совершенно не готовым к такому повороту событий, — но мою стряпню, к сожалению, могут есть только я и… Эрен. Под дулом пистолета. Микаса нахмурилась. К разговору о сводном брате они ещё вернутся, но для начала не мешало бы немного перекусить, правда привыкший довольствоваться малым Капрал, вряд ли мог решиться переступить через свои принципы, приготовив возлюбленной что-нибудь существенное, чтобы она не чувствовала себя слишком голодной. — И вообще, в плане кулинарии, я довольно специфический человек, — на всякий случай добавил он, мигом придумав новую «отмазку», лишь бы сломя голову, не бежать на кухню, — и мне почти никогда не хватает терпения довести свою готовку до конца. Только найду рецепт, прикину в уме, сколько и чего мне понадобиться, чтобы получить определенный результат, как к середине процесса интерес к приготовлению блюда пропадает, и дальнейшую его часть я готовлю как попало, лишь бы поскорее с ним покончить. Нет, Леви, конечно, подозревал, что к приходу гостей не помешало бы приготовить элементарное блюдо, но оказавшись совершенно неготовым жертвовать своим свободным временем, чтобы удивить подчиненную, изощряться в кулинарных изысках ради Микасы, с которой не виделся столько месяцев, он не собирался. Но даже если бы ему вдруг и захотелось ей что-нибудь приготовить, в нынешних условиях, когда на кухне, кроме пропавшего чая, ничего другого на полках не хранилось, проделать что-нибудь подобное было просто нереально. — Погодите, а где ваш хваленый телевизор, о котором вы мне все уши прожужжали, пока мы добирались домой? — внезапно поинтересовалась девушка, внимательно осматривая помещение. — Накануне вы так хвастались своей новой покупкой, что мне просто нетерпиться ознакомиться с нею поближе. — Неужели я действительно о нем упоминал? — удивился Леви, прикидываясь простачком. — Там такой телевизор, что его только вдвоем и можно смотреть. Мы с Йегером его только так и смотрели. То есть я смотрю, а он — просто держит антенну на крыше. И система эта, на первый взгляд, вроде бы доступная, но пользоваться ею во время грозы и зимой не очень-то и удобно. А ведь один раз твоего Эрена как будто и вправду чуть не убило молнией. Еле откачали, что разумеется, не могло не сказаться на его психическом состоянии, которое и раньше не отличалось особой устойчивостью. Словом, в физическом плане с парнем было все в порядке, а вот телевизор... Поймав на себе гневный взгляд Микасы, Аккерман тотчас постарался придать своему лицу скорбное выражение: — Накрылся медным тазом. То есть сгорел. А теперь представь себе, сколько раз в сутки Эрену приходилось выбираться на крышу, чтобы настроив антенну, стараться её ещё удерживать во время сильных порывов ветра. Представив себе на миг эту картину, Микаса едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть в ответ, пусть ситуация и выглядела трагической. Ну, почему этот человек не может разговаривать с ней по нормальному, без всех этих дурацких шуточек?! Обязательно ерунду надо какую-то сморозить. — А с Разведкорпусом вы связь поддерживаете? — внезапно поинтересовалась она, не шибко веря, что он мог с такой легкостью разорвать все связи с организацией, так много значившей для неё в в далеком прошлом. — Связь?! Ни в коем случае. Разведкорпус для меня уже давно пройденный этап; даже скажем, закрытая книга, открывать которую желания у меня больше не возникает. И только сейчас обратив внимание, как она изменилась, превратившись из растерянной, но гордой девушки в ослепительную молодую женщину, уверенную в силе своего обаяния и неотразимости, счел за необходимое поделиться с ней результатом своих размышлений, к которым он пришел, вплотную приблизившись к тридцатилетнему рубежу своего возраста. — Да и вообще, если бы мне кто-нибудь сказал, что у меня когда-нибудь будет такая жизнь, как сейчас, и что такой дикий, своенравный и закрытый ото всех дебил, с угрюмой физиономией, каким я был в юности, в дальнейшем будет иметь не просто много денег, но ещё и пользоваться успехом у женщин, я бы просто набил табло такому человеку морду, не разбираясь, потому что не очень верю в подобные прорицания, но как видишь, жизнь постоянно меняемся, и мы не можем до конца просчитать, куда нас закинуть обстоятельства, чтобы преподать очередной урок. И теперь, когда ты находишься здесь передо мной, я не перестаю задавать себе вопрос о том, как такое вообще могло произойти в моей жизни, когда ты наверняка бы могла найти себе кого-нибудь попроще, не с таким тяжелым характером, как у меня. Леви продолжал что-то говорить, рассусоливая подробности своего прошлого, но уловив главную мысль его разглагольствований, остальную часть его повествования Микаса слушала без особого внимания. Она прекрасно помнила об указании Флегеля обыскать квартиру «сильнейшего» на наличие сыворотки для превращения в титана и чтобы отвлечь внимание Аккермана от очевидных вещей, уловив подходящий момент, попыталась перевести разговор в другое русло, сместив акценты с материального на духовное. — Ладно, с телевизором вашим все понятно, — язвительно проронила она, оглядываясь по сторонам, — но где же ваши картины, которые вы расхваливали всю дорогу, планируя удивить меня своими художественными способностями. На самом деле ей было интересно, что в качестве отговорки он придумает в этот раз, чтобы бы не показывать свое наскальное творчество, но поставив перед собой цель во что бы то ни стало доказать ей, что все эти бахвальства в плане художества не вранье, и он действительно умеет рисовать, Леви повел девушку к шкафу, и едва они остановились напротив мебели, протянув руку вперед, стащил со стены какой-то пришпиленный к ней кусок картона. — Вот, посмотри. Как и обещал, — пафосно выдал он, протягивая гостье эту незамысловатую вещицу с изображением какой-то человекообразной козявки. — «Командор Смит с откусяной рукой», — прочитала вслух Микаса, скользнув взглядом по надписи, сделанной к рисунку, имевшего мало схожести с настоящим Командором, на дорисовку руки которому Леви не хватило грифельного карандаша, но будучи слишком ленив, чтобы заправив его новым стержнем, как ни в чем не бывало продолжить рисование, оставив все как есть, повесил картину на стенку шкафа, а чтобы гости не спутали Командора Смита с какими-то посторонним человеком, для вида сделал к ней надпись печатными буквами, и наблюдая за тем, в какой шок повергло его искусство подчиненную, привыкшую скрывать свои эмоции, оставшись доволен тем впечатлением, которое произвела на неё эта картина, отобрав у девушки картонку, опять повесил её на стенку шкафа, чтобы она почем зря не мозолила глаза слабонервным людям. — Значит, это и есть все ваши картины? — повернувшись к «сильнейшему», уточнила полуазиатка, ожидая увидеть настоящий портрет Эрвина Смита вместо нарисованной кракозябры, еле различимую невооруженным глазом на старом картоне, и прекрасно понимая, о чем речь, Леви, будучи в глубине души не слишком высокого мнения о своих художественных способностях, постарался уйти от прямолинейного вопроса. Теперь, когда больше не существовало необходимости ежечасно убивать титанов, он, с головой окунувшись в творчество, постоянно теперь что-то рисовал, растрачивая запасы своей неиссякаемой творческой энергии на прорисовку похожих между собою кракозябр, одну из которых он только что осмелился показать своей бывшей подчиненной, морально подготовившись к самой жесткой критике. — Вижу, вы не особо много времени потратили на неё, — саркастически отозвалась Микаса, надеясь увидеть здесь тысячи картин с изображением не только бывших солдат Разведкорпуса, но и самих титанов, в результате все свелось к какой-то козявке, имевшей лишь самое поверхностное отношение к Смиту, чья прорисовка была выполнена обычным простым карандашом. — Я художник. Я так вижу, — спокойно бросил Леви, быстро отыскав объяснение для общего замысла портрета, если нарисованную кракозябру вообще можно было назвать подобным словом, и мало разбираясь в настоящей живописи, портрет Командора, выполненной собственной рукой, считал поистине «шедевром». — И пусть все считают меня убийцей, в глубине души я, как был художником, так им и остался; сменились лишь приоритеты. — Не знаю, вам моя критика может не понравится, но то, что вы нарисовали сейчас, имеет, к сожалению, слишком мало общего с настоящим Смитом, чтобы это можно было вообще обозвать шедевром, — вторила полуазиатка, потеряв всякую надежду преодолеть его твердолобость, чтобы убедить в обратном. — И если уж вы взялись рисовать столь известную личность, то могли бы для начала приложить усилия, чтобы в результате получилось что-нибудь и вправду стоящее. Увы, сам Леви, считая, что он уже и так выложился на полную, изобразив Эрвина именно в таком вот минималистическом ракурсе, не был уверен, что его портрету чего-то не хватает. — «Получше»? — возмутился мужчина, поражаясь степени придирчивости своей подчиненной, которая могла бы отпустить в его адрес более снисходительный комментарий. — Я НИГДЕ на художника специально не учился, но картины писать умею, причем именно такие картины, которых вы нигде не увидите. Мало того, я могу сочинять даже стихи, которые вы тоже нигде не прочтете… На самом деле я многое умею, но мне это не надо. И вообразив себя владельцем галереи, а то и вовсе коллекционером работ выдающихся художников, последний раз взглянув на портрет Командора взглядом истинного «ценителя» прекрасного, неожиданно добавил, вложив в свои слова побольше сарказма: — Конечно, картину «Эрвин с откусяной рукой» назвать «искусством» в прямом смысле этого слова довольно сложно, но неужели ты не видишь, сколько в ней динамики, экспрессии и подлинной страсти, я даже не побоюсь такого слова, как ненависти и гнева… Так что, кто из нас двоих не разбирается в искусстве, — это надо ещё выяснить. Почувствовав спустя пару мгновений, что ему вполне удалось отвлечь её внимание от этой дурацкой картины, он, подхватив девушку за руку, тотчас провел спутницу в спальню, и окинув взглядом постель, которую им наверняка придется сегодня немножечко примять, Микаса, испугавшись, что он сейчас заставит её раздеваться, и лечь туда, чтобы таким образом, отомстить за критику портрета Командора, будучи совершенно не готовая спать с ним прямо сейчас, развернувшись, уже хотела было выскочить из комнаты, оставив Леви наедине со своими непристойными мыслями, как вдруг «сильнейший», словно предугадав заранее попытку её побега, подхватив девушку за запястье, и подтолкнув подчиненную к прикроватному столику, со словами: «Сейчас я покажу тебе вещь, которую успел приобрести во время путешествия на континент, когда ездил выкупать из плена Эрена», вытащил из ящика добротную плетку, чьим хлыстом уже успел когда-то пройтись пару раз по многострадальной спине Флегеля Ривз, полюбовавшись некоторое время свой находкой, с такой силой ударил ею об пол, пробуя материал на прочность, что Микаса, подскочив на месте от звука многообещающего щелчка, в инстинктивном порыве закрыла уши, пожалев на некоторое время, что вообще решилась отправиться с этим неадекватным человеком на свидание. — Я вижу, вы капитально подготовились к свиданию, — рассеянно пролепетала она, очень скоро обнаружив прикованные к прикроватной перекладине наручники, — даже тяжелой техникой успели запастись. Сохраняя непринужденный вид, Леви молча кивнул. — Как только ты будешь готова — морально и физически, я может быть, с тобой «поиграю», — пообещал он, следя за её выражением лица, — и научу всяким «взрослым приемчикам». Вспыхнув, Микаса невольно покосилась на своего спутника и заметив, какой азартный огонек загорелся в его глазах, опасаясь, как бы Аккерман не повалил её на постель, и не проделал с ней все эти запретные вещи прямо сейчас, судорожно сглотнув, проронила следующее: — Я приблизительно догадываюсь, к чему вы клоните и на что что намекаете, но зачем вам столько БДСМ-техники, для меня так и остается загадкой. — Зачем? — удивился он, поражаясь степени её наивности. — Они придают яркости и креативности отношениям, Микаса, и после того, что произошло однажды между нами, когда ты была не прочь получить новый опыт, слышать от тебя такие вопросы сейчас мне как минимум странно. Вроде уже взрослая девочка, а знания об особенностях интимной жизни так и остались на уровне детского сада. — Я просто не одобряю такие игрушки, — категорическим тоном заявила она, вспоминая подробности их первой ночи, состоявшейся ещё во времена существования Разведкорпуса. — А я одобряю, — приблизившись к ней, Леви выдохнул ей эту фразу прямо в шею. — Да, я люблю доминировать и даже этого не скрываю, — и заметив, как девушка затрепетала от его близости, как бы невзначай добавил, стремясь ещё больше вогнать в краску свою дерзкую и одновременно мнительную собеседницу. — Я люблю заковывать девушек в наручники. Иногда я и сам не прочь, но это ещё надо заслужить. — А мне кажется, это грубо, пошло, — сузив ноздри, промолвила Микаса, не на шутку взбесившись подобному замечанию, — и по-моему, даже безнравственно. Но сам Леви, пропустив её замечание мимо ушей, был несколько иного мнения о подобного плана забавах. И не став дожидаться, когда его подчиненная окончательно впадет в шок от услышанного, он, отцепив от кровати конвойные наручники, поиграл ими для вида в воздухе и передав их в руки Микасы, как бы невзначай обронил: — Хочешь, я тебе их подарю? — Зачем? — уточнила она, не без интереса рассматривая изделие из железа. — Флегеля будешь приковывать к батарее, — сказал он, заранее себе представляя эту картину, — чтобы меньше бегал по клиентам. — А давайте, хотя бы этот раз вы не будете трогать Ривза младшего, — отрезала она, с претензионным видом вручая эти наручники ему обратно, и перестав с этого момента верить его непроницаемому выражению лица, оттолкнула «сильнейшего» прочь, стараясь держаться от него как можно подальше. — Ну, не хочешь, как хочешь, — невозмутимо бросил Леви, прикрепляя их обратно к прикроватной перекладине. — Я всего лишь предложил, твое дело — отказать. От мысли, что он собирался приковать к её постели, а потом ещё и отшлепать, ей было слегка не по себе, но списав капральскую выдумку на шутку, пусть она и смахивала на правду, недооценив уровень его инициативности, Микаса вновь прошлась взглядом по комнате, словно прикидывая в уме, с чего можно было бы начать обыск, однако посчитав, что в спальне он вряд ли будет прятать необходимое ей вещество, начала раздумывать о том, под какими предлогом можно было бы покинуть это помещение, чтобы провести ревизию в других комнатах, как вдруг Леви, вспомнив, ради чего он, собственно говоря, все это затеял, пообещав своей подчиненной незабываемое свидание, подтолкнул девушку в сторону выхода, и попросив её следовать за ним, очень скоро вытащил полуазитку на кухню, где предоставив ей возможность ещё некоторое время полюбоваться количеством барахла, которым было завалено помещение, подошел к дивану, укрытого от пыли клеенкой, и словно не решаясь её приподнять, чтобы нарушить установленный порядок, улегся сверху, подложив под голову подушку, чтобы было удобнее следить за движениями девушки, попросив её немного здесь прибраться. — Что, прикусила язык? — ухмыльнулся он, оставшись доволен реакцией гостьи на происходящее. — Да, тут есть на что посмотреть. Не чета твоим хоромам. У вас с Эреном, небось, там не кухня была, а целая пустыня. — Да, — согласилась Микаса, успев оценить масштаб предстоящей уборки, — ваша кухня на пустыню не похожа. И понятия не имея, с чего можно было начать, чтобы справиться с царившем здесь бардаком, полуазитка остановила вопрошающий взгляд на Аккермане: — Но вы ведь поможете мне с уборкой, не так ли? Хотя бы чуть-чуть… Демонстративно отвернувшись, Леви засопел в подушку, словно показывая, что сегодня на его помощь рассчитывать бесполезно. Вздохнув, Микаса неохотно взяла в руки швабру и ещё долго не решаясь приступить к уборке, опять сосредоточила свое внимание на паркете, усеянного шелухой и каким-то строительным материалом. Дома ей, конечно же, приходилось убираться, но приводить в порядок помещение у себя — это одно, а убираться на кухне у капрала Леви, — совсем другое. — Постарайся проделать все качественно, — отозвался он, — потому что в прошлый раз Эрена хватило на двадцать минут, а такой расклад дел никуда не годится. С сегодняшнего дня я решил повысить планку своих запросов, поэтому тебе придется справиться со всем этим бардаком вдвое быстрее. — Я вас поняла, — процедила она, только сейчас догадавшись о смысле, который он вложил в это свидание, пообещав сделать его незабываемым. — Если все пройдет хорошо, я тебя, так уж и быть, отблагодарю, — пообещал Леви, намекая на наручники, если им, конечно, повезет добраться потом до спальни, чтобы там предаться постельным забавам. — Натурой. Так что в обиде ты не останешься. Завязав на голове косынку, Микаса до последнего надеялась, что он не оставит её разбираться со всем этим барахлом самостоятельно и рассчитывая на несколько иной исход событий, поспешила его тут же поставить об этом в известность: — Женщина счастлива с мужчиной лишь тогда, когда знает, что на него можно полностью положиться. — Ну что ж, ложись, — растопырив ноги, указал он на себя, восприняв её замечание уж слишком буквально. Вспыхнув пуще прежнего, Микаса тотчас отвернулась, возмутившись столь пошлому предложению, но вспомнив, зачем сюда пришла и какое задание ей следовало выполнить, чтобы выйти отсюда живой, прикусив язык, чтобы не высказать в ответ все, что она о нем думает после такого, без лишних слов принялась за работу, и вытащив швабру с ведром на середину комнаты, окунула ветошь в воду, мечтая как можно скорее справиться с мытьем полов.***
Зарекомендовав себя в кругу общественности «сильнейшим воином человечества», Леви мог вечно смотреть только на три вещи в своей жизни. Как что-то вещает о титанах Ханджи. Как делиться с отрядом ключевыми моментами плана вылазки за стену Эрвин. И как убирается в его комнате Микаса, чьи функции раньше выполнял только Эрен. Покончив с потолками, девушка спустилась на пол и выглянув на балкон, чтобы поменять старую ветошь на новую, заметив брошенную невдалеке цепь от велосипеда и одну лыжу, неожиданно вернулась к бывшему начальству, задав ему следующий вопрос: — А для чего вы здесь все это держите? — Так, на всякий случай, — буркнул он со своего места, догадываясь, что она имеет в виду. — На какой «такой» случай? — с иронией отозвалась она, возвращаясь с ветошью обратно. — Будете на старости лет кататься на этой лыже, когда титан откусит вам ногу?! У «сильнейшего» ещё много барахла было припасено на «особый» случай, который при нормальном стечении обстоятельств вряд ли когда-нибудь мог наступить, оттого и перемещаться в захламленном помещении было не так уже и просто. Везде что-то стояло или висело, угрожая сорваться с потолка на голову. Поэтому боясь что-нибудь задеть, чтобы не покупать потом разбитую вещь за свой счет, Микаса, старалась как можно аккуратнее передвигаться вдоль помещения. «Выкинуть бы все отсюда», размышляла она, гоняя метлой паутину по углам и подсчитав про себя количество подметательных движений, которые та совершала, стремясь поскорее справиться с уборкой, Леви пришел к выводу, что из неё получилась бы неплохая служанка. — А пылесоса у вас не найдется? — через некоторое время осведомилась Микаса, покончив с протиранием пыли. Услышав её вопрос, мужчина фыркнул от возмущения. — Если бы я захотел, то мог бы позволить себе накупить самой разнообразной бытовой техники, но в отличие от других, я не боюсь физической работы, поэтому стараюсь все делать, обходясь усилиями спецвеника. — Да разве я боюсь? — возразила полуазиатка, еле сдерживаясь, чтобы не стукнуть его этим спецвеником по башке. — Я просто хочу поскорее со всем этим покончить, потому что возиться с этим хламом до самого утра у меня, знаете ли, нет никакого желания. Прислушавшись к её замечаниям, Леви, не горя желанием с ней спорить, был вынужден нарушить свой покой и нехотя забравшись под диван, на котором устроил для себя некое подобие лежбища, достал оттуда упакованный пылесос, как она и просила. — Держи, будет тебе вместо швабры, — насмешливо отозвался он, неохотно протягивая его своей «горничной», надеясь, что в этот раз она перестанет отлынивать от трудов, находя любой повод, лишь бы не убираться в его квартире, — подарок Очкастой мне на день рождение… «Нанотехнологии» Проверив тягу пылесоса и убедившись, что с ним все в порядке, полуазиатка включила бытовую технику на полную, и обнаружив через пару минут, что вся пыль, которую пылесос по идее должен был затягивать в себя, наоборот, выбрасывает все наружу, вовремя спохватившись, вырубила его из розетки, лишь когда само помещение, где они находились вместе с Леви, наполнилось какой-то странной пеленой, от которой теперь постоянно щекотало в носу. Расчихавшись от пыли, которая была теперь везде, «сильнейший», пожалев, что вообще решился доверить пылесос Микасе, предложил ей убраться на кухне «врукопашную», то бишь просто помыть полы руками, как есть, и не ожидая от него ничего другого после таких финтов, тяжело вздохнув, девушка с превеликой неохотой взялась за предыдущую работу, проклиная на чем свет стоит чрезмерное чистоплюйство «сильнейшего». — Только не вздыхай так тяжело, Микаса, — сделал ей замечание Аккерман, скользнув взглядом по её хмурой физиономии, — здесь работы непочатый край. Так что не расслабляйся. Окунув ветошь в ведро и тщательно её выжав, полуазитка принялась за мытье полов, стараясь не обращать внимания на косые взгляды, которыми одаривал её Леви, пристально следя за качественным выполнением работы. — Ты как черепаха: все медленно делаешь, — не выдержав, спустя некоторое время отозвался Аккерман, раскритиковав её работу в пух и прах, чтобы заставить девушку как-то ускориться. — Да я мыла этот пол уже два раза! — окрысилась она на мужчину, взбешенная его предвзятым отношением к её стараниям и стоило Леви в очередной раз открыть рот, чтобы поделиться вслух новым советом, как вдруг Микаса, пнув ногою ведро, так что вода разливалась по всему помещению, отшвырнув в сторону тряпку, посмотрела на начальника так, будто и вправду собиралась его задушить. — Ладно, можешь устроить себе небольшой отдых, — произнес он вслух, стремясь её успокоить, — и заодно приготовить мне чаю. — Чай? — удивилась она, совершенно не готовая к такому повороту событий. — Ну да, только у меня он особенный, на антибиотиках, — предупредил её Аккерман, словно намекая, что так просто отделаться от своих обязанностях ей вряд ли удастся. Микаса печально посмотрела на пол. Ей в жизни не приходилось кому-то готовить чай, но раз уж начальство попросило, грех было бы отказывать. В противном случае он мог бы попросту выгнать её из этой квартиры, нарушив все её планы, связанные с обыском помещения. — Не хочу тебя особо утруждать, — деловым тоном заявил «сильнейший», кивнув в сторону газовой плиты, — но тебе придется развести огонь, собрать нужные ингредиенты и приготовить мне чай. А вот пить его буду я сам. Будучи слишком уязвлена его эгоизмом, Микаса, так и не сдвинувшись с места, осталась стоять на месте, сохраняя прежнее молчание. Да и вообще, по ней было что-то не видно, чтобы она горела желанием со всех ног бежать на кухню, исполняя желание своего бывшего начальника, что разумеется, не могло пройти мимо внимания самого капрала. — Как можно быть такой ленивой? — не скрывая своего недовольства по этому поводу, Леви сделал ей очередное замечание. — Неужели тебе так сложно хотя бы раз в жизни что-то сделать для меня, а не для Эрена? — Нет, нетрудно, — глухо пробормотала она, пребывая в замешательстве от собственных мыслей, — но дайте мне сказать... — Не дам, — решительным тоном перебил её Аккерман, не собираясь потакать её ежесекундным желаниям. — Не трать понапрасну слов и живее приступай к делу. — Но если вы не хотели мне помочь с уборкой, то может подсобите хотя бы с приготовлением чая? — Помогу, но только на словах, а теперь отправляйся к плите, и делай так, как буду говорить тебе я. Не осмелившись его ослушаться, Микаса с негодующим выражением лица подошла к плите и чувствуя себя аптекарем, которому поручили приготовить редкое лекарство, принялась за исполнение процедуры, внимая каждому приказу не спускавшего с неё глаз Леви, которому было лень подняться с дивана, чтобы элементарно подержать чайную ложку, чтобы его подчиненная могла замешать в ней раствор спирта. — А это теперь куда? — указала она на гремучую смесь, чей состав в любой момент мог загореться, стоило к нему поднести вспыхнувшую спичку. — В двести-граммовую баночку из-под майонеза, — отозвался Леви, подкладывая под свою голову руки. — Только добавь туда предварительно антибиотиков. Через марлечку. — Вот столько? — показала она на заранее отмеренную порцию лекарства. Мужчина утвердительно кивнул, оставшись доволен её напускной кротостью. Как ни крути, но ему нравилось укрощать Микасу, из которой в будущем могла получиться неплохая жена, и любуясь тем, как она становиться почти ручной под его управлением, зная, что возможность сделать её своей, наступит ещё не скоро, он желал в глубине души, чтобы эти моменты управления ею не заканчивались никогда. — А теперь на кончике ножа всыпь туда чая, — сказал он, следя за тем, чтобы она ничего не перепутала, — потом разведи огонь и доведи получившуюся смесь до состояния полного кипения. Микаса сделала все в точности так, что от неё требовалось, преследуя цель поскорее совсем всем покончить, чтобы придирчивый до всего Капрал наконец оставил её в покое. — А теперь поставь «микстуру» на огонь и продолжай её помешивать, пока спирт не закипит, — приказал он ей, едва она, покончив с предыдущей процедурой, была готова перейти к следующей. — Нет, ты не подумай ничего такого. У меня оно чистое, как слеза. Я сам гоню. Оставив все, как есть, девушка вновь принялась за уборку и когда капральский чай был готов, с мыслью: «Наконец закончилась каторга», бросив все, она отправилась снимать с огня емкость, чтобы предоставить напиток начальнику в самом лучшем виде. Правда стоило ей покончить с этим делом, как вдруг Леви, привстав с дивана и осмотревшись по сторонам, словно боясь наткнуться на ещё какой-то мусор, попросил девушку высыпать накопившееся барахло в ведро и одевшись потеплее, следовать за ним. — Сейчас я покажу тебе, куда надо его сыпать, — пообещал ей «сильнейший» и не успела Микаса собраться с мыслями, прикидывая, что он мог задумать, подхватив забитое строительным материалом ведро словно пушинку, Леви стремглав ринулся на лестничную площадку, что засверкали лишь подошвы его обуви. Ни слова не сказав в ответ, полуазитка безропотно последовала за начальством. Идея выбрасывать мусор невесть куда её не очень радовал, но разве против упрямого Капрала попрешь?! Очутившись на лестничной площадке, они полезли наверх и открыв дверцу, ведущую на крышу многоэтажного дома, выбравшись наружу, Леви закинул туда мусорное ведро, не позабыв подать руку своей спутнице, помогая ей взобраться по лестнице, чтобы девушка не оступилась и споткнулась из-за платья. Очень быстро очутившись на крыше, Микаса, вдохнув запах прохлады июньской ночи, была слишком ошарашена происходящим, чтобы что-то произнести в ответ, и лишь когда Леви, подождав, когда она оклемается и придет в себя, снова взял в руки ведро, приказав девушке следовать за ним, взял курс прямо к краю крыши, полуазитка, будучи заинтригована его поведением не на шутку, невольно переспросила: — И куда мы это выбросим? — Вот, — с высоты десятого этажа указал он на тротуар. — Сыпь все прямо туда. — Как?! Вы хотите сказать, что… — совсем растерявшись, девушка на пару секунд потеряла дар речи. — Ничего страшного, — отмахнулся Аккерман, показывая всем своим видом, что нечто подобное ему приходилось уже проделывать несколько раз подряд и ничего ему за это не было. — Но это ведь запрещено! — попробовала возразить Микаса, во всей красе представляя себе последствия их поступка. — Запрещено, говоришь? — цинично переспросил он, поражаясь тону её морализаторства. — Сейчас увидишь, как это «запрещено». Если за дело берется сильнейший воин человечество, все невозможное становиться возможным. Уж ежели Эрвину удалось вывести жителей за стены, открыв им доступ до внешнего мира, то справиться с такой ерундой, как выбросить мусор — нам уж точно по силам. И не дав ей возможности выразить своего мнения по этому поводу, Леви, схватив ведро, помчался вперед со скоростью летучей мыши, выпущенной из ада, и затормозив на самом краю дома, покосившись на Микасу, со словами: «Ну, и чего ты ждешь? Беги за мной», сделал ей знак идти к нему. Очутившись рядом с ним, она чуть не поскользнулась на месте и мгновенно вцепившись в его ладонь, тотчас приземлилась на крышу, опасаясь слететь с неё вниз. Вытянув руки вперед, Леви перевернул ведро и весь мусор, какой там был, включая строительный материал, ореховую скорлупу и обгоревшие спички, —высыпался прямо на тротуар, угодив на голову проползающему мимо них Ханнеса, который прилично наклюкавшись в местном баре, возвращался домой, шагая на четвереньках куда глаза глядят. Отгребая задними ногами так, словно танцевал импровизированную ламбаду, мужчина продвигался вперед, и исполняя детскую песенку с таким надрывом и азартом, словно собирался оповестить о своем присутствии местных жильцов, несмотря на полную потерю контроля над самим собой, чувствовал себя самым счастливым человеком на свете:Я на солнышке лежу, Я на солнышко гляжу, Только я все лежу И на солнышко гляжу…
— Ой, — воскликнула Микаса, указав спутнику на старого вояку Гарнизона, — посмотрите, что вы натворили! Ему же попало все на голову! — Ты знакома с этим типом? — с подозрением уставился на неё Леви, однако так и не дождавшись от ошарашенной спутницы внятного ответа, вновь перевел свой взгляд на взбалмошного мужчину, вздумавшего в столь поздний час прогуляться под крышей именно этого дома и именно в тот момент, когда Аккерманы решили выбросить на улицу мусор. Не обращая никакого внимания на ореховую скорлупу, украсившего не только его голову, но и спину, Ханнес, почесавшись подобно бегемоту, продолжил свой путь, и не особо переживая из-за своего преобразившегося внешнего вида, приступил к исполнению второго куплета своей песни, потеряв всякую надежду подняться на ноги, чтобы продолжить остаток пути, передвигаясь по земле подобно титану:Носорог, рог, рог идет, Крокодил, дил, дил плывет. Только я все лежу И на солнышко гляжу
— Кто разрешил этому, — разозлившись не на шутку, отозвался «сильнейший», пристально следя за повадками старого вояки, — «крокодил-дил-дилу» гулять под окнами моего дома? — Ореховая скорлупа, наверное, набилась ему в ботинки, — обреченным тоном молвила Микаса, проводив взглядом Ханнеса до конца переулка, откуда было рукой подать до следующего бара, где он мог залечь до утра. — Если нищему солдату Гарнизона мешает жить только попавшая за шиворот ореховая скорлупа, он может считать себя вполне счастливым, — добавил Аккерман, никогда особо не ценивший труд гарнизонщиков, однако несмотря на показную браваду вояки, было что-то не похоже, чтобы Ханнес чувствовал себя счастливым. Впрочем, самому Леви уже было недосуг разбираться в правильности своего поступка и едва мужчина исчез за поворотом, «сильнейший», подхватив ведро, опять спустился через люк на лестничную площадку, после чего благополучно добравшись до своей квартиры, пообещал Микасе приготовить чай, только в этот раз рассчитывая уже на её вкус. Уловив момент, когда тот, отправившись на кухню, чтобы вскипятить для чая воду, оставил её в комнате одну, Микаса, бросившись к первому попавшемуся на её пути шкафу в гостиной, где лежали какие-то важные документы, открыв дверцы, принялась быстро перерывать бумаги, надеясь наткнуться на одной из полок на желанную для военной полиции коробочку, как вдруг в следующий момент дверь напротив неё скрипнула и тишину, нарушаемую до этого легким шелестом листов и возней в шкафу, прорезал голос с до боли знакомой интонацией. — Что ищем, Микаса? — осведомился Леви, облокотившись о дверной косяк. Густо покраснев, полуазиатка подняла на него глаза, и понимая, что надо было сделать сейчас хоть что-нибудь, чтобы отвести от себя подозрение, вспомнив о собственной сумочке, висевшей у неё на плече, с перепугу пролепетала первое, что пришло ей в голову в тот нелегкий момент: — Я… Я потеряла тушь. Увы, видевший людей насквозь, Леви не шибко поверил её басне. В отличие от Армина она не умела врать на столь первоклассном уровне, чтобы ложь была практически неотличима от правды. — А вдобавок к ней пудру, помаду и совесть, — процедил он, впиваясь в её лицо едким взглядом, и подождав, когда волнение спутницы достигнет своего пика, не спуская с неё глаз, невольно добавил, заранее себе представляя, какими шоком станет для неё это признание: — Ваш с Ривзом план провалился. Попятившись назад, Микаса испуганно на него посмотрела. Смутно догадываясь, что поход на кухню был подстроен специально, чтобы понаблюдать за ней, полуазиатка осознавала, что в этот раз по-настоящему попала в ловушку, и будучи знакома не понаслышке с уровнем жестокости этого человека, быстрого на расправу, затаив дыхание, просто ждала, что произойдет дальше. Ещё одно мгновение и в два счета оказавшись с ней рядом, Леви прижал девушку к стене и обхватив её горло руками, сделал все возможное, чтобы помешать кислороду поступить в её легкие.