Я хочу вернуть тебя.

«Главное дышать: глубоко, размеренно, не показывая никому своей неуверенности и страха» — так твердил себе Доминик, шагая по коридорам школы и касаясь ладонью холодной стали пистолета в кармане. «Главное не давать вторых шансов» — внушал он себе, смотря в глаза, смеявшегося с друзьями Алека. У того и жизнь не испортилась после глупого прикола над Санторски, только популярнее стал, мразь. «Главное не доверять никому» — и это правило исполнялась довольно твердо. Не было никаких отклонений и сомнений. Доверять кому-то значило бы самому подставить спину под очередной нож. Любовь к своему полу не пугала так, как пугала привязанность к кому бы то не было. Привязываться нельзя, потому что потом когда человек уходит или бросает, у тебя кусок души выдирает на живую без наркоза. Переезд в Америку дался достаточно легко, и плевать было, что родители смотрели на него, как на сумасшедшего. Наверное, думали, что он снова попробует покончить с собой. Нью-Йорк показался шумным, грязным и чуточку красивым. Правда, в воздухе витало столько запахов, что непривычного человека тошнило пару минут. Доминик снял маленькую квартирку и стал думать, на кого хочет поступить. В душе остался осадок после того, как он чуть не умер, но больше не было желания кончать с собой. Появилась только отчужденность от всех людей, потому что больше переносить такую боль Доминик не хотел. А потом появился Саймон: оптимистичный комок сарказма с небрежными кудряшками на голове. Саймон старался оживить Доминика, шутил, пытаясь вызвать улыбку, а Санторски думал, почему именно к нему привязался этот парень. Саймон приносил ему кофе, а потом смотрел грустными глазами на холодное лицо Доминика, который в очередной раз перечитывал Гамлета. «Не доверяй» — повторял Доминик, когда Саймон рисовал на его оголенных плечах какие-то узоры. Секс есть секс, а доверие — это другое. «Не привязывайся» — твердил он себе, с ненавистью понимая, что начинает проваливать эту заповедь. Саймон пах корицей, чернилами и почему-то нотками крови. Он улыбался, так солнечно, что приходилось кусать губы до крови, чтобы не улыбнуться в ответ. Саймон был живой, солнечный и старался сделать таким же Доминика. Санторски лишь посылал его и уходил, оставляя Льюиса от злости разбивать костяшки о стену. Саймон был сильным духом, поэтому не сдавался перед препятствием, а терпел все поступки Доминика. Терпел, когда тот посылал его, когда тот целовал какую-то левую девчонку и даже когда Санторски разозлившись, разбил ему губу и нос. Саймон усмехался окровавленными губами и старался прижать салфетку к носу, в то время, как Доминик с ужасом смотрел на этого парня. Стены рушились слишком быстро и сопротивления почти не оказывалось. Саймон видел это в его глазах, в неуверенной улыбке, подаренной на утро, в тихих стонах и нежных касаниях губ. Саймон приручил его, привязал к себе канатом и не отпускал. Доминик с ужасом ждал того дня, когда парню это надоест и он уйдет. Доминик смерился с тем, что ему разобьют сердце. И просто ждал того момента, когда в очередной раз захочет покончить с собой. Льюис был рядом, заставлял улыбаться и грел чужие холодные ладони в своих. Он одевал свой шарф на смущенного Санторски и целовал в щеку, когда хотел. Он любил переплетать их пальцы, когда они шли по улицам Нью-Йорка, а Доминик обычно смущенно жмурился и опускал глаза на асфальт, чтобы не видеть взгляды людей. Они были вместе три года, а потом, проснувшись однажды утром, Доминик увидел, что Саймона не было. И это заставило замереть, но потом Санторски просто откинул свои странные мысли. Когда Саймон не вернулся через пару дней, а его вещи исчезли, Доминик понял, что это случилось. И не было никого, кто мог бы объяснить ему, почему его парень ушел без разговора. Не было ничего, что могло бы ему помочь. Он остался один на один с разрушающейся фантазией, которая давно должна была истаять. «Так, порой случается, когда кто-то уходит наша жизнь рушиться. И мы сами должны помочь себе, потому что ни друзья, не близкие не смогут этого сделать. Я попытаюсь справиться его потерей, но не уверен, что смогу еще кому-то доверять. Он был тем, кто смог вытащить меня из мраморных стен, а я позволю ему уйти, не сломав меня. Я благодарен ему за любовь, поддержку и нежность и поэтому я отпускаю его. Пришло время нам обоим двигаться дальше, даже если это дальше скрыто во тьме. — Писал Доминик в своем дневнике, прикусывая губу и улыбаясь грустной улыбкой. — Все кончено, но я рад, что все произошло без прощаний. Он освободил меня от того, чтобы я видел его уход. Освободил меня от лишней доли страданий, и я благодарен за это».