Своя цена

Близилось время пересменки. Майк лежал поперек кресла, а его длиннющие ноги свисали через подлокотник почти до самого пола, магловская книга по нейрохирургии дополняла живописную композицию. Врач в третьем поколении, пусть и маглорожденный, Майк считал медицину величайшим из искусств, а самообразование - делом чести. Айван, случись он рядом, наверняка бы прошёлся по поводу более чем специфического выбора литературы, и был бы послан, тоже наверняка, по незамысловатому адресу. Хотя магловские подходы к лечению и были странные, забавные, а порой и просто варварские, Майк верил в пользу такого чтения. И, если нечеловеческие методы лечения переломов, с гипсованием, спицами и прочими металлоконструкциями, вызывали у него только отчаянное непонимание, то тема переливания крови оказалась весьма перспективной, хотя и шокирующей для магического мировоззрения. Именно прочтение " Основ трансфузиологии" помогло Майку три года назад спасти от верной смерти одного паренька. Он был в подмастерьях у зельевара и надышался парами черной ртути в нестабильной фазе. Субстанция магически переплелась с кровью, что делало связку нерушимой и убийственной. Вот тут молодой врач и вспомнил про магловские методы кровезамещения. Донора нашли легко, сестра-двойняшка оказалась идеальной по всем показателям. Правда пришлось тогда поломать голову над вопросом репликации одной пинты крови в полноценный объем, да решить вопрос единомоментной замены отравленной крови на донорскую, но результат был неоспорим! Мальчик не только выжил, но и избежал каких-либо осложнений. С тех пор Майк читал магловскую литературу не из академического интереса, а каждый раз примеряя методы на свою практику. В дежурку вошла Джемма, с чашкой чая в одной руке и эклером в другой. Оценив обстановку, она проигнорировала стулья и примостилась на подлокотник. Майк попытался отодвинуть свои колени в сторону, но потерял равновесие и чуть не выпал из кресла. — Пурген* тебя разбери! — выдал он одну из своих нестандартных сентенций, левитировал стул и водрузил на него ноги. Джемма заглянула в книгу, пытаясь понять, чем сейчас забивает себе голову её коллега, в этот момент Майк изогнулся и откусил половину эклера. — Что ты делаешь? — возмутилась девушка. — Спасаю тебя от ожирения, — сохраняя полную серьезность, заявил Майк. — Это с моим-то воробьиным весом? — Значит, эффективно спасаю. — А я склонна предполагать, что ты являешься основной причиной моей более чем стройной комплекции! — Ты хочешь сказать, что я тебя объедаю? — с притворным ужасом воскликнул Майк, и преданно заглянул Джемме в глаза. Достоверность актёрской игры была слегка подпорчена полоской крема на верхней губе. Майку было далеко до красавчика — ассиметричное смуглое лицо с перебитым носом, темные волосы, собранные в хвост, вечно сутулая спина и рост в шесть футов и пять дюймов. Но его глаза лучились юмором и добротой, а умение очаровывать просто зашкаливало. Если бы Майк выбрал себе любую плановую специализацию, то точно не знал бы отбоя от поклонниц. Причем в интервале от трёх и до ста двадцати трех лет. Джемма передумала сердиться, стёрла крем с губы коллеги и вернулась к чаепитию. Майк перевернул очередную страницу и хмыкнул. На цветном развороте пошагово демонстрировался алгоритм трепанации черепа. — Знаешь, — медленно проговорила девушка, отводя взгляд от фотографий, — никак не могу понять, кто ты — маньяк или гений. Эклер будешь? А то мне уже что-то не хочется. Майк с радостью принял подношение и, усиленно работая челюстями, склонился над иллюстрациями. — Привет, молодёжь! — в дежурку вошёл Мирослав. — Доброе утро, — отозвалась Джемма. — И снова здравствуйте, — с шутливым полупоклоном ответил Майк, но ноги со стула убрал и кинул на обивку невербальное evanesco.** Мирослав Гарин был заведующим отделением пограничных состояний и сегодня — сменщиком Майка. На горчичного цвета мантии золотом была вышита инсигния мастера-целителя — феникс, держащий в клюве цветок девясила. Гарин отдал колдомедицине полных тридцать лет, двадцать из которых проработал экстренным врачом. Мотался по вызовам, повидал много и всякого. Одинаково умел успокаивать младенцев и дебоширов, перепуганных родителей и истеричных жен. Возвращал с того света, собирал по кусочкам, отшкрябывал, отпаивал, приводил в себя... Спал урывками, ел что придется, аппарировал по двадцать раз на дню. Удивительно, как при такой жизни, смог создать и сохранить семью, вырастить сына, а теперь уже и тетешкать внучку. Впервые он посмотрел на работу под другим углом, когда на одном из вызовов прихватило сердце. Вот тогда Гарин понял: "Хватит!" Всех все равно не спасти, а себя загонять в ящик в сорок пять было жалко. Захотелось, как выражался он сам, под крышу, в тепло. Так Мирослав Гарин стал главным жестянщиком. Должность пришлась по душе. Опыт, накопленный за двадцать лет бурной, почти боевой, жизни помогал не только в практической деятельности. Тонкий и мудрый психолог, Мирослав незаметно сплотил команду, не боялся фамильярности со стороны молодых, опекал, поддерживал и — наслаждался новой жизнью. Дежурил сутки через трое, два раза в неделю читал студентам лекции по неотложке. После двадцати лет аврала, о которых Гарин всегда говорил, что они идут год за три, такой график казался просто раем. Вытягивать больных любой ценой уже не рвался, передав бразды правления судьбе, но и молодых, типа Майка, не одёргивал. Пусть себе. На таких отчаянных колдомедицина и держится. Упитанный, круглолицый, без тени седины в чёрных волосах, всегда мягкий и участливый, Мирослав не выглядел на свои, теперь уже пятьдесят пять, и казался скорее детским врачом, чем заведующим ургентного отделения. Ну а то, что сердце временами даёт сбои, так этого коллегам знать не нужно... — Как дежурство, по нолям? — Минус один. — Вот как? Заведующий прошелся по дежурке, взял книгу из рук Майка, полистал и вернул хозяину. — Мушка, похоже, тебя подсиживают. Джемма подняла на Гарина недоумённый взгляд и покраснела. Она всегда робела в его присутствии. — Простите, Мастер? — Доктор Логан уже добрался до головы... — Думаю, что у Джеммы появился конкурент покруче меня. — И Майк кивнул на думосброс. После каждого случая оба врача обязательно сохраняли свои воспоминания. Таким образом, имелось два взгляда на события. Был так же и архив, который поднимали довольно часто в образовательных целях и изредка — в спорных вопросах. Но особой популярностью у колдомедиков пользовались всякие приколы. Последние полгода пальму первенства держало воспоминание «О доблестном Майке». Молодой врач, иссекая заклинанием края раны, промахнулся и порезал себе палец. Никто и не подозревал, что доктор Логан боится крови. Своей... Обморок в исполнении Майка был бесподобен, этот момент всегда просматривали на замедлении. Закатив глаза, как подрубленная под корень многовековая секвойя, доктор Логан начинал рушиться. Сперва медленно и как бы нерешительно, а потом всё набирая скорость, вплоть до финальной встречи с плоскостью. Пока зрители, отсмеявшись, пытались восстановить дыхание, в воспоминаниях появлялся вечный дублёр Тимур, выяснял, что случилось, ловил ступор и... зрителям опять приходилось туго. Эту часть смаковали гурманы. Тимур, поначалу ещё держал себя в руках и вёл пациента спокойно, но хохот рвался наружу, и расплывался идиотской улыбкой на лице. Затем начинали трястись кудряшки шикарной докторской шевелюры. Тимур, продолжая оказывать помощь больному, уже сгибался пополам, рыдал навзрыд и хлюпал носом. Успокоиться не давал Логан. Он лежал под стеночкой в позе оловянного солдатика и жутко этим смешил. Эпичное завершение саги выдерживали только самые стойкие зрители. Остальные, не в силах больше висеть вниз головой над думосбросом, отползали. Когда пациент уже был вне опасности, а Тимур переставал всхлипывать, из-под стола, как поднятый некромантом покойник, восставал Логан. Обводил всех мутным взглядом и не своим голосом вопрошал: — Где я? Последним, что видели зрители, был судорожный всхлип Тимура, сопли пузырями и сползание под стол. Но до самого финала еще не досмотрел никто. Поговаривали, что там Майк опять вырубался, вспомнив причину своего обморока.*** Пока Гарин смотрел события прошлой ночи, вошёл Люк. Стройный до худобы, светловолосый, с огромными голубыми глазами и пышными ресницами, он походил на новорожденного жеребенка, такой же нескладный и трогательный. — Всем привет, — сказал Люк сменщикам, хотя ночью они уже виделись, и подпёр собою подоконник. Мирослав вынырнул из думосброса, потёр подбородок. — Интересно. На штатника не похож. Ни на силовика, ни на министерского. И работает без палочки. Профессионал высочайшего класса. — Вот и я говорю, спец! — подтвердил Майк. — А еще у него глаза такие... — начала было Джемма, но не смогла подобрать нужного слова. — Короче, жутко неуютно, — подвёл итог Логан. Мирослав криво усмехнулся. — Это у Вас еще, ребятки, легилиментов в пациентах не было. Худший из вариантов! Во-первых, он тебя, гад, читает. Хорошо, если с диагнозом или прогнозом всё ясно, а если нет? Смотрит в глаза и все твои метания насквозь видит. А самое мерзкое, что наркоз таких не берет. Хотел бы вырубить и лечить спокойно, так нет! — Это как это? — встрепенулся Майк. — У них там блоков в мозгах, больше, чем на гринготских сейфах сигналок. Поэтому все заклятия и зелья, что влияют непосредственно на головной мозг, на легилиментах не работают, — Мирослав Гарин незаметно перешёл на лекторский тон. — Это что ж получается… — задумчиво начал Майк, — ни стимуляторы, ни обезболивающие на них не действуют? — Даже банальное бодроперцовое не работает. — Бедняги! — прониклась Джемма. — Как же они живут? — А Мерлин их знает, — пожал плечами Гарин. Разговор вроде бы был исчерпан, но Майк Логан всегда любил докапываться до сути. Вот и сейчас он тасовал полученные сведения как колоду карт. — Выходит, что и алкоголь их не берет. И veritaserum!**** Ого!!! Это же идеальное преступление. Никто не расколет! — Майка всё больше увлекала проблематика. Пока Гарин заказывал эльфам кофе, молодой коллега всё анализировал. — Афигеть! — выдал наконец он, — Джемма, это же идеальный вариант любовника!!! Он всегда знает, чего хочет женщина. Девушка смущенно опустила глаза, Миросляв крякнул, Люк покраснел. — Эгей, дружище, ты-то чего застеснялся? У тебя и без ментальных фокусов всё отлично. Если судить по результату. Надеюсь, вы с Тори на четверых остановитесь? Люк пошёл пунцовыми пятнами. — Да... то есть, нет. Эммм. Тут такой дело, — начал было Люк, но все потонуло в диком хохоте коллег. — Ну ты, брат, даёшь, — простонал Мирослав, смахивая слезу, — Пока у нас есть Люк, магическому миру нет смысла беспокоиться о вырождении. *пурген — слабительное. Очередное магловское словечко Майка. ** evanesco — очистить, убрать. *** — Эти воспоминания были сохранены витологом Люком Джефферсоном. Воспоминания политравматолога Тимура Кардо были признаны неадекватными и изъяты из архива. ****veritaserum — сыворотка правды. Veritas — истина, правда (лат.), serum — сыворотка, водянистая жидкость (лат.).