Своя цена

Джерт аппарировал к крыльцу большого коттеджа в тихом районе города. Дверь, повинуясь брошенному заклятью, резко распахнулась и стукнулась о стену. Мягкий желтоватый свет в прихожей взбесил больше обычного. Два торшера, с плафонами в форме бутонов, стояли с обеих сторон от входа. Джерт привычно поймал себя на мысли, что нужно заменить эту безвкусицу. Дом начальнику ОБР был предоставлен конторой, и здесь мало что изменилось с того дня, как Джеллерт Брайан впервые переступил порог. Аврор, скинув зимнюю форменную мантию, сразу прошёл в кабинет. В верхнем ящике рабочего стола лежал артефакт — браслет из черненого серебра. Он тяжелой полоской металла обхватил руку хозяина чуть выше запястья. Вернувшись в гостиную, Джерт открыл камин. Пламя взметнулось, затрещали поленья. На журнальном столике, освещённый всполохами огня, лежал свежий выпуск «Ежедневного Пророка». На развороте темнел заголовок: «Кандидат на пост Министра Магии, Джозеф Вейн, пожертвовал детскому приюту Святого Фердинанда 20 тысяч галеонов». Ниже была представлена колдография: рафинированного вида мужчина, с дежурной улыбкой на лице, обнимает за плечи чумазого пацанёнка. Мальчик смущённо переминается с ноги на ногу и прячет за спину грязные ладошки. Газета, обречённо взмахнув страницами, полетела в огонь. Несколько секунд аврор наблюдал, как чернеют и съёживаются страницы, а с колдографий в панике разбегаются герои. Жаль, с живым Вейном разобраться было куда сложнее. Пара кругов по гостиной помогла упорядочить мысли. Пухлая книга в чёрной казённой обложке легла на журнальный столик: «Свод магических законов и предписаний для служащих аврората». Джеллерт углубился в чтение; часы с тяжёлым маятником мерно отсчитывали минуты. Очередная закладка легла между страниц, когда часы пробили восемь. Джерт раздраженно взглянул на камин и отложил книгу. Провел рукой по жесткому ёжику волос и призвал с полки очередной том: «Акты, формуляры и нормы для служащих аврората». В камине треснуло полено, выпустив сноп искр; Джерт в ту же секунду перевёл взгляд на огонь. Но синего пламени перемещения за кованой решёткой не наблюдалось. Ещё несколько закладок отметили интересующие аврора главы. Однако, повод уволить стажёра упорно не находился; формально тот соответствовал всем требованиям. Джерт отложил книгу и снова принялся мерить шагами гостиную. Гардины на больших, в пол, окнах надёжно скрывали уличный пейзаж. Короткий взмах палочкой едва не сорвал тяжёлую ткань с карнизов, заставляя отскочить её в разные стороны. Комнату залил магический свет уличных фонарей. Ночной пейзаж, как в зеркале, отразился в чёрной крышке дорогого концертного рояля. Джерт движением кисти снял с инструмента stabilitas*. Сделанный в Вене знаменитым мастером, рояль занимал почти половину комнаты. Из эбенового дерева, обладающего редким серебристым блеском и мраморной текстурой, был создан только корпус, для остальных деталей потребовалось ещё пятнадцать сортов древесины. Интонировку инструмента Джелерт проводил сам, не доверяя настройщику. Его мама была профессиональной пианисткой, от неё Брайан унаследовал идеальный слух. Она же привила мальчику любовь к музыке и научила играть. Длинные тонкие пальцы резко прошлись по клавишам. Джерт, как наяву, услышал голос матери: — Аюшка, если ты будешь так стучать по клавишам, то мне придётся купить тебе барабан. Эта картинка из прошлого, такая яркая и живая, заставила Джеллерта убрать руки с клавиатуры; садиться за инструмент в его нынешнем состоянии не стоило. Камин безмолвствовал, а безуспешный поиск юридических лазеек окончательно вывел начальника ОБРа из себя. Музыка для Джерта была неотделимой частью судьбы. Порой ему казалось, что он помнит свое рождение — совершенно ирреальное чувство яркого света и всепроникающей мелодии. Она заливала всё вокруг, наполняла его мир. Повзрослев, он не раз пытался найти то произведение, спрашивал маму. Но она лишь разводила руками. И Джеллерт снова и снова перебирал коллекцию пластинок, собранных матерью. Иногда Элиза устраивалась рядом с сыном и рассказывала про знаменитых композиторов и их произведения. А порой и сама садилась за небольшой кабинетный рояль и принималась играть. И тогда Аюшка замирал в большом гостином кресле, слушая. Музыка уносила его то в дальние страны, где жили дикие драконы, то в вековые леса у подножий гор, а то на магические турниры. Не удивительно, что самой любимой вещью в доме для маленького Джерта стал рояль. Он помнил его до мелочей: рисунок дерева, трещинку в лаке на крышке, немного жёлтые от времени костяные клавиши. Одно из первых воспоминаний — как мама играет ему колыбельную, сидя напротив ещё светлого окна, а он разглядывает инструмент сквозь прутики детской кроватки. В три года мама первый раз посадила сына за рояль, показав малышу язык музыки. «Вот так поет в лесу на рассвете зарянка, так шумят дубы и ясени», — рассказывала она, наигрывая мелодии. С этого дня Джеллерт сам мог просиживать за роялем часами. Голова смешно возвышалась над клавиатурой, а маленькие пальчики бережно нажимали на клавиши. Не удивительно, что ноты Джеллерт выучил раньше алфавита. Музыка стала для него лучшим другом, учителем и собеседником. Ей он доверял свои секреты, чувства, переживания. Перед посторонними Джеллерт не играл, но иногда друзья семьи, нежданно заглянувшие в гости, услышав музыку, пророчили мальчику великое будущее. Мама на это лишь тепло улыбалась, а отец и вовсе считал увлечение сына юношеским баловством, однако занятиям не препятствовал. Он учил сына по-своему. Джерт вынырнул из солнечных и уютных детских воспоминаний и снова коснулся клавиш рояля… Он так погрузился в игру, что не заметил, а точнее — позволил себе не заметить появление Вагнера. Гость молча шагнул из камина, привалился спиной к каминной полке и какое-то время наблюдал за аврором. Потом, так же тихо, с некоторой нерешительностью в движениях, опустился в глубокое темно-зеленое кресло. Джерт импровизировал смело, почти агрессивно, бросая аккорды друг на друга как валуны — широко, уверенно, хлестко. Громоздкая звуковая конструкция срывалась в неудержимую серию глиссандо; растекалась, сметая преграды, руша, опустошая. Но уже новая волна аккордов дыбилась и росла, заполняя все пространство своей мощью. Первобытный хаос гремел, кричал, стонал на все голоса. Руки пианиста метались над клавиатурой; в то время как лицо не выражало ничего, усиливая диссонанс, что царил в музыке. Вагнер сидел в кресле, закрыв глаза и, казалось, спал. Часы пробили девять. Гулкие удары вплелись в мелодию настолько органично, что Джерт, взяв эти звуки за тему, повел импровизацию в новое русло. Заданный часовым механизмом неспешный ритм подчинил себе пианиста и заставил иначе звучать инструмент. Безудержная пляска стихии сменилась умиротворением угасающего дня. Мелодия, спокойная и всепроникающая, плыла, как колокольный звон над полями, умытыми грозой. Заплеталась прядями тумана между влажных древесных стволов; возносилась вверх, как дымок костра в безветренную погоду; опадала звонкой капелью и растворялась шелестом трав. Последние, легкие как осенняя паутинка звуки, облетели гостиную и истаяли. Джерт убрал руки с клавиатуры и замер, будто еще слыша недоступные простому уху вибрации. За окном, радостно улюлюкая, два подростка тянули санки, на которых барахталась малышня. След от полозьев блестел в свете вечерних фонарей. — Как я понимаю, — тихим, глухим голосом начал легилимент, — стажер остаётся. Это не был вопрос. Просто констатация факта и желание поскорее начать и закончить разговор. — Пока. — с нажимом процедил Джеллерт. — И всё же, думаю, тебе будут интересны его мотивы. — Зачем? Я не планирую потакать его душевным порывам, — Джерт скривился, явно демонстрируя свое отношение к Вейну, как таковому, и порывам, в частности. — Хм, поединок «Брайан Джеллерт против Джозефа Вейна» не окончен? Хочешь взять реванш? — Не твое дело! — аврор вскочил из-за рояля и начал мерить шагами гостиную. Вагнер демонстративно отвернулся от собеседника, удобнее устроился в кресле и снова закрыл глаза. Джерта такое поведение взвинтило еще больше. — Ты сюда спать пришел? — Я пришел доложить о результатах читки твоей четверки, — ровным голосом отозвался легилимент. — Вот и докладывай! О МОЕЙ четверке! — Фаррел, как обычно, доволен жизнью, — неспешно начал повествование Вагнер. - Ровно настолько, насколько бывает доволен растопырник в своем болоте. Интеллект, по крайней мере, схож. Единственное, что омрачает бытие нашего персонажа на сегодняшний день, это диатез на апельсины у младшенького. Легилимент перехватил испепеляющий взгляд аврора и продолжил бесцветным голосом: — Пемброук занят более глобальной дилеммой. Купить билет на 1/8 финала по квиддичу или спустить эти деньги с ребятами за пивом. Джеллерт стиснул зубы так, что скулы побелели. — И, судя по всему, — как ни в чем не бывало, продолжал Вагнер, — акции паба значительно выше... — Что у тебя произошло с Ивором? — тон вопроса заставил легилимента поднять глаза на аврора. Взгляды встретились. Стало отчетливо слышно, как потрескивают поленья в камине. Как глухо и объемно щелкает часовой механизм. Как в соседнем переулке взахлеб лает собака. Джерт отвел глаза первым и с раздражением осознал, что опять ухватился правой рукой за браслет. Попытался расцепить пальцы, не привлекая внимания, но понял, что его жест уже замечен. Вот только Вагнер не торопился пройтись по этому поводу. Он, опираясь на подлокотники, встал и направился к думосбросу. — Пересказывать нет смысла. Посмотри сам. Чаша из зеленого мрамора в вечернем свете казалась почти черной. Перламутровая струйка воспоминаний растворилась в темном омуте, закручиваясь причудливой спиралью. Джерт вынырнул из думосброса с перекошенным лицом. — Недоумок! — Самокритика — замечательная черта характера. — Заткнись! Аврор закружил по гостиной. — Какого...Ладно, этот...младенец, но ты! — Я получил ровно то, что хотел. — Хотел подставиться под режущее? Жить надоело? — Да разве это жизнь? — с горькой усмешкой спросил Вагнер. Джеллерт остановился. — Расслабься, я ничем не рисковал. — Ну да, я заметил! — Ты не заметил главного, — Вагнер снова опустился в кресло и расслабленно положил руки на подлокотники. — Здесь, насколько я понимаю, будет небольшое философское отступление? Легилимент удовлетворенно кивнул, абсолютно не замечая желчи, с которой вопрос был задан. — Вы с Ивором похожи как близнецы-братья. Настолько похожи, что мне даже не интересно. Но! Ивор учится быстрее тебя. Он уже сейчас пытается думать, а ты в его возрасте только на инстинкты полагался. — Ну да, именно опираясь на инстинкты, я тебя и вычислил в семнадцать лет. Не завирайся! — А как же Брюкс? — Да кто же мог предположить, что он задохнется, подавившись своими зубами? Я всего лишь хотел его вырубить. — Мотивы — дело десятое. А факт остается фактом. Человек погиб из-за твоего бесконтрольного приступа ярости. — Да какой это человек! Мусор! И какое ты имеешь право вообще меня обвинять! Одно дело — смерть рецидивиста, и совсем другое — покушение на сотрудника аврората. Вагнер удивленно вскинул бровь: — И давно я пребываю в этом статусе? Может, мне стоит в бухгалтерию наведаться, за денюжкой? — Не юродствуй. Твой статус пожизненный. Но для Ивора ты сотрудник. И точка! — И всё же, — вмиг уставшим голосом проговорил Вагнер, — послушай моего совета. Не трогай Ивора. Ему сейчас очень нелегко. — Твоими стараниями. — Не спорю, — легилимент замолчал надолго, вглядываясь в пламя очага. — Из этой пропасти в одиночку ему не выбраться. Мальчику нужна твоя поддержка, а не выволочка. — Как начальник я должен отреагировать. Хотя это и была чистой воды провокация. — Как начальник ты должен поступить РАЗУМНО. Аврор встретился с Вагнером взглядом и опять не выдержал визуального контакта. — Может, чаю? — примирительно спросил Джерт. — Спасибо, я лучше пойду. — Дерек... — ? — Почему ты не пользуешься мазью? Легилимент невесело улыбнулся. — Знаешь, у меня такое впечатление, что тот криворукий зельевар, который составлял рецепт, основным лекарственным эффектом стремился сделать привкус металла во рту. А аналгезия это так, легкая побочная недоработка, — Вагнер через силу встал и шагнул к камину. — Гвозди бы делать из этих людей — сколько бы вышло ржавых гвоздей*. — Что? — Джерт смотрел на собеседника с удивлением. — Один магловский поэт. Вольное цитирование. Очень вольное... Пламя камина взметнулось синими языками. stabilitas* — заклинание неизменности состояния, для предметов. Гвозди бы делать из этих людей — сколько бы вышло ржавых гвоздей* - отсылка к стихотворению Н.Тихонова. В оригинале строка звучит так: “Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей.”