Grumpy Barista

Микки знает, чем вызвана такая улыбка — будто все его секреты чернилами исписаны на его теле. * Похоже, что Йен слишком долго выжидает момента вновь появиться в кофейне, что заставляет Микки перестать надеяться на то, что тот вообще вновь собирается это сделать. Он из Милковичей, и надежда — это не для них. Микки даже не уверен в том, что он способен физически или эмоционально что-то чувствовать. Но он точно знает, как сдаваться и отступать. Микки не совсем понимает, что происходило между ним и Йеном (не то чтобы он считал рыжего своим другом, нет), просто это, видимо, закончилось, и теперь он со спокойной душой может вернуться к своей работе, в которой отсутствует маленькое раздражающее говно, ставящее все на паузу ради гребанного латте. Но вот, что настоящий пиздец — осознание того, что он скучает по этому. Хотя себя он пытается убедить в том, что на самом деле он скучает по процессу приготовления кофе, которому он в действительности когда-то специально обучался. Потому что если бы это было чем-то другим, он бы себя возненавидел. * Поздним вечером четверга Микки готов идти домой. Он запирает заднюю дверь кофейни, ставит ее на сигнализацию (как будто хоть кто-то будет ее грабить, ага) и уходит. Или, точнее, хочет уйти, потому что в этот же момент осознает, что попал в засаду. Есть много вещей, которые пугают Микки, но появление кого-то из тени в темном, тесном переулке — точно не одна из них. У Микки моментально срабатывает инстинкт самосохранения, и в следующий момент он прижимает Йена к стене, сильно схватив того за горло. Он узнает рыжего моментально, но осознание того, что он делает, появляется только через пару мгновений. Микки так же быстро, как схватил, отпускает его и делает шаг назад. Он нервно скрещивает руки на груди, смотря на выход из переулка, и хочет просто уйти, несмотря на то что шок при виде Йена буквально сковывает его ноги цепями. — Я думаю, что заслужил этого, раз подошел к тебе так внезапно, — бормочет Йен, а Микки замечает, как тот потирает свою шею. Микки пожевывает нижнюю губу, чувствуя себя виноватым, хотя, да, Йен действительно появился слишком внезапно. Тем более, из темноты. — Так значит, твои костяшки не врут? — откашлявшись, вновь шутит рыжий о тату на пальцах Микки. Микки хочет быть где угодно, только не здесь. — Что ты, блять, тут делаешь? — наконец спрашивает он, все еще не смотря на Йена. Милкович не любит ходить вокруг да около. Пусть рыжий уже говорит все, что хотел сказать. Микки хочет уйти. Находясь рядом с Йеном, он неслабо нервничает, а это заставляет его нервничать еще больше, потому что он, блять, почти никогда не нервничает. — Подумал, что чем быстрее мы разберемся в ситуации, тем лучше, — отвечает Йен, а Микки только фыркает. — Для тебя месяц — это достаточно быстро? — выпаливает он и тут же жалеет о сказанном. Нет, он не обводил каждый день в календаре со дня их последней встречи. Просто хорошо запоминает числа и даты. Йен удивленно смотрит на него, а затем сужает глаза, смотря на Микки, как на сложное математическое уравнение, решить которое ему не удается. — Нет, не быстро… — тихо отвечает он, глазами продолжая тщательно исследовать Микки. Взгляд Йена заставляет всю кожу брюнета покрываться мурашками. Из-за этого взгляда он буквально забывает о том, где сейчас находится. Йен ничего не говорит, но и Микки нечего сказать. Необходимость перестать думать о Йене давно взяла свое, и находиться рядом с ним сейчас просто невыносимо. Кажется, что вся эта херня с латте, произошедшая между ними, была намного раньше, чем всего лишь месяц назад. И Микки действительно отвык и перестал думать об этом. Но сейчас, глядя на Йена, трудно было не вспомнить. — Ну, эм… Я пойду, — большим пальцем указывая на выход из аллеи, нервничая, говорит Микки. Он поворачивается, чтобы уйти — если Йен не собирается ничего говорить, больше нет смысла здесь оставаться. Черт, да даже если у Йена целая речь заготовлена, Микки все равно может уйти. Его время, блять, не принадлежит рыжему. Его время — это его время. — Ты не собираешься надрать мне зад? Микки останавливается, поворачиваясь к нему. — А? Оттолкнувшись от стены, Йен пожимает плечами. — Я флиртовал с тобой, — взяв себя в руки, прямо и твердо начинает он, — и тогда, когда ты замолчал, я понял, что совершил ошибку. Понял, что ты наваляешь мне за это, и сбежал, — Йен вновь пожимает плечами. — Вот почему я так долго не возвращался. Но в итоге понял, что заслужил этого и… я здесь. — Ты не… — Микки разочарованно фыркает, ловя взгляд Йена. — Слушай, я не собираюсь бить тебя, окей? Но он не говорит Йену о том, что сбежав, он был прав. Хотя на самом деле Микки не знал, что мог бы тогда сделать. Мог ничего не делать. А мог ебануть Йену по лицу. А, может, мог опустить его на колени, чтобы убедиться, действительно ли он не против члена в своем рту, как тот сам и сказал. Микки сглатывает слюну, накопившуюся во рту, соглашаясь с мыслью о том, что любой из этих сценариев мог быть возможным в ту ночь… — Нет? — Йен округляет глаза. Он готов был услышать все, что угодно, кроме этого. И его взгляд напрочь сдавливает внутренности Микки. Всю свою жизнь он зарабатывал себе репутацию опасного человека, заставляя людей бояться его. А теперь, вот оно, пожалуйста — он облажался на славу! — Нет. Так что, блять, можешь приходить, заказывать ебанный латте и продолжать быть занозой в заднице. Мне поебать. Но это своего рода «Ты не должен бояться. Ты можешь приходить. Я хочу, чтобы ты приходил». Потому что такого он никогда не говорит. Его рот просто не знает, как говорить подобные слова. Но Йен улыбается, медленно и уверенно, будто понимая, что именно имеет в виду Микки. И он знает, чем вызвана такая улыбка — будто все его секреты чернилами исписаны на его теле. Он нервничает еще сильнее. — Так тебя это не смущает? — Что именно? То, что ты не даешь мне уйти домой? — протягивает Микки, а улыбка Йена становится еще шире. — То, что я гей. Фраза заставляет Микки ощутить холодок, проходящий по всему позвоночнику — твою мать, одно слово заставляет его это чувствовать. Микки оглядывает темную часть аллеи, будто проверяя, не спрятались ли в тени монстры, желающие схватить его за пятки и утащить прямиком в ад. Стоя здесь, почти на выходе, он ощущает себя слишком открытым, слишком уязвимым. Тогда он яростно толкает Йена обратно в тень, слишком поздно отдавая себе отчет. Здесь только один выход, который теперь далеко. Лишь стены, плотно давящие с трех сторон, заставляют его чувствовать себя более уверенным. Он снова прижимает Йена к стене, удерживая его грудь своей рукой. — Нет, меня это не смущает, — низким голосом шепчет он. Нет, не смущает — жутко пугает. Будто Йен — живое воплощение секрета, запертого глубоко в груди Микки. Закопанного так глубоко, что большую часть времени этот секрет удается легко игнорировать, даже не вспоминая о нем. Йен ничего не говорит, но Микки замечает, как взгляд рыжего с глаз перемещается на его губы. — Даже, блять, не думай об этом, — усмехается он. Микки кажется, что нужно быстрее сваливать отсюда. Просто сваливать. Но Йен внезапно толкает Микки к противоположной стене и тянется к его губам. И Микки думает «Оттолкни его», хотя в ответ яростно прижимает рыжего к себе. «Ударь его», хотя закрывает глаза и отвечает на поцелуй, впитывая тепло мягких и невозможно сладких губ Йена. Потому что Микки никогда не делает этого — он категорически против быстрых перепихонов на бухую голову, когда соображать-то и не приходится. Но сейчас он полностью трезв, и это… поцелуй. Микки никогда не делает этого... Но он все равно не останавливается. — Я, все же, верно догадывался, а? — отрываясь, тяжело дыша, шепчет Йен ему на ухо. Его голос намного ниже, чем всегда, а бедра слишком плотно прижаты к бедрам Микки. На улице ужасно холодно, но нескончаемая дрожь, искрами пробегающая по их телам, вызвана не этим. Совсем не этим. Вот он — шанс. Когда Микки может оттолкнуть Йена, послать его нахуй и сказать, что если тому дорога его жизнь, он больше не будет появляться на глазах Микки. Вот, что нужно сделать. Но он только оттягивает волосы рыжего и рычит: — Заткнись, — а затем вновь заставляет их губы соединиться в яростном поцелуе. * Микки действительно стоило въебать Йену, когда тот впервые вошел в кофейню за 15 минут до ее закрытия. Может быть, тогда все это не стало бы таким чертовски сложным.