Меж двух лёгких

      — А ещё Сэйта сказал, что ты наконец-то перепихнулась.       Кофе во рту не задерживается, забрызгивая весь стол, а несколько особенно проворных капель пикируют на кофту Хиновы. Впрочем, Солнце Ёшивары продолжает обворожительно улыбаться, точно ничего и не произошло, испытующе разглядывая собеседницу.       Пока Цукуё пытается откашляться и прийти в себя, Хинова устраняет последствия недавнего конфуза, снимая испачканную скатерть, протирая стол и расстилая новую. Цукки ей совсем как младшая сестра, и женщина ни секунды не сомневается, что Гин-сан, о котором так много рассказывал Сэйта, всего лишь её друг. Цукуё определённо не из тех девушек, кто бросается в постель с первым встречным. Да что там, даже если бы она знала этого мужчину целую вечность, результат был бы всё тем же. Однако Хинова не может удержаться от соблазна подшутить над девушкой, тем более что её бурная реакция выше всяких похвал. По правде сказать, лёгкое подтрунивание — лишь разминка перед выходом тяжёлой артиллерии.       — Я ни с кем не сплю! — Цукки не надо смотреть в зеркало, чтобы убедиться: лицо у неё горит аки восходящее солнце. Она не удивлена, что Сэйта поделился с матерью впечатлениями от знакомства с Гинтоки. Однако с того дня, когда мальчик оставался ночевать, самое большее, что происходило между соседями, — это споры да беседы, которые они вели с балконов своих квартир. В последнюю встречу (кроме той, что состоялась пару часов назад, когда Сэйта подловил Гинтоки, чтобы проговорить с ним «по-мужски») они обсуждали удобство пуховых подушек.       Она хочет добавить к сказанному много чего ещё, но прикусывает язык, осознав одну неприятную истину. Саката Гинтоки, взрослый мужчина с детством в одном вполне конкретном месте и серебристой шевелюрой, заставляет её краснеть даже тогда, когда его самого поблизости не наблюдается. Как же раздражает.       — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы всерьёз думать, будто бы он тебя отымел. — Цукуё передёргивает от пошлости прозвучавшей фразы. — Но я так же уверена, что ты на него запала! — Голос Хиновы радостно подпрыгивает вверх, и Цукки едва удерживается от желания закатить глаза. Вместо этого она смотрит прямо перед собой, на книжный шкаф, стоящий у противоположной стены, как на наиболее нейтральный объект в комнате: кажется, стоит кинуть взгляд на что-то другое, и она тут же сгорит от стыда.       Хинова делает небольшой глоток и смотрит на девушку в лёгком недоумении.       — Неужели и отрицать не будешь?       — М-мне нравится с ним говорить. — Глаза Хиновы распахиваются ещё шире.       — Так почему же ты раньше молчала, Цун-куё*!       — Эй! Это ещё что за имя такое?!       Девушка не успевает и моргнуть, как подруга оказывается рядом, крепко сжимая её ладони. Не удивительно, что жители Ёшивары называют Хинову своим Солнцем: её улыбка подобна лучу света, согревающему сердца людей.       — Я так счастлива! Ты всегда избегала этой темы, и я всерьёз боялась, что ты никогда никем не заинтересуешься из-за Джираи... — Цукуё аккуратно высвобождает руки из ладоней женщины, хотя внутренне сжимается от зябкой дрожи. Чувство такое, словно на неё вылили ведро ледяной воды.       — Всё совсем не так. — Она смущённо заламывает пальцы, нервно теребя и выгибая кисти, не упуская из виду, как внимательный взгляд Хиновы мечется между её лицом и руками, примечая малейшую перемену в эмоциональном состоянии подруги. — Мне интересно с Гинтоки, но он просто мой сосед. Порою мы неплохо проводим время, но я вряд ли смогу находиться с ним слишком долго: на мой взгляд, он слишком ленивый и наглый. — Цукуё отрывисто смеётся, хотя и сама слышит, насколько натянуто звучит её веселье. Девушка понимает, что совершенно не убедила подругу, когда та с сочувствием смотрит ей в глаза.       — Прости, я не должна была лезть в ваши отношения. — Она успокаивающе поглаживает Цукуё по плечу. — Хотя я всё равно продолжаю беспокоиться за тебя. Ты никогда не проявляла сексуального влечения или романтического интереса к другому человеку, и даже крохотная вероятность, что тебя наконец-то к кому-то тянет, взволновала меня до глубины души. — Хинова мягко коснулась светлой пряди, обрамляющей лицо. — Ты очень красивая, Цукуё, целеустремлённая и уверенная в том, как добиться желаемых результатов. Мне грустно видеть, что такая хорошая девушка выбирает в жизненные спутники одиночество. Мир куда больше, чем тебе кажется.       — Я понимаю, о чём ты говоришь, но мне комфортнее одной. Так проще сфокусироваться на том, что я должна делать. — Работа страшно изматывает, однако Цукуё не жалеет о затраченных усилиях, имея перед глазами достойные плоды трудов. Торжество правосудия и защита прав пострадавших — в её глазах это стоит намного больше устроенной личной жизни с возможностью делить один футон на двоих и обзавестись лишней зубной щёткой в ванной. Кроме того, у неё есть Хинова и Сэйта, есть много хороших знакомых в Ёшиваре — женщины и девушки, презираемые и высмеиваемые обществом, хотя и служившие лишь для удовлетворения его низменных потребностей. — И я не одинока. Вы остаётесь со мной, и этого более чем достаточно, чтобы двигаться вперёд.       Хинова понимающе улыбается, и Цукуё приходит к выводу, что подруга больше не станет давить.       — Как скажешь, Цукуё-чан. Я не буду заставлять тебя менять свой взгляд на отношения: это твой выбор, и я его уважаю. Но в нужный момент используй вот это. — Огромный фиолетовый вибратор выпрыгивает из сумки, как кролик из шляпы фокусника, приземляясь на кухонный стол прежде, чем Цукуё успевает опомниться.       — Хинова!       — Что? У женщин тоже есть потребности, Цукуё-чан.       — Хорошо, но зачем ты принесла это мне?       — Ну, могу поручиться, что он хорош. Я говорю не конкретно об этом экземпляре, он совершенно новый, так что не переживай.       — И ты просто решила прихватить его с собой, идя в гости?       — Мы только что получили новую партию, и я хотела попросить тебя поучаствовать в проверке качества товара…       — Цукуё-нээ, только посмотри, что мне подарил Гин-чан!       Ровно в этот момент Сэйта в сопровождении скучающего Гинтоки нарушает приватный разговор женщин. Посреди маленького обеденного стола в небольшой кухне, оформленной в спокойных голубых тонах, тянется в небо фиолетовый исполин с неоновой подсветкой. Если бы кто-то из присутствующих на мгновение отвлёкся от этой любопытной картины, то мог заметить чёрную сумку, невинно примостившуюся рядом с инвалидным креслом, из которой с любопытством выглядывают блестящие фаллоимитаторы. Вроде никто и не бегает по квартире голым, но удушающий стыд заставляет каждого участника сцены почувствовать себя так, словно именно сегодня он забыл одеться.       — Эмм… Гин-чан подарил мне бокуто. Мы можем устроить тренировочный бой: я со своим мечом и Цукуё-нээ со своим.       — Вряд ли игрушечный меч на столе подходит для таких поединков, Сэйта-кун.       — Ох, ну надо же… Я не рассчитывала оставить о себе такое первое впечатление. — Хинова, ничуть не уступающая яркостью румянца подруге, приближается к мужчине, всеми силами избегающему смотреть на Цукуё и огромного фиолетового слона возле неё. — Я Хинова, мать Сэйты. А вы, должно быть, и есть Гин-сан.       — Приятно познакомиться, Хинова-сан. Извините, если мы отвлекли вас. — Лишённая дара речи Цукуё не смеет отвести глаз от двери, однако чувствует быстрый взгляд Гинтоки, скользнувший от макушки до пяток. Ему есть на что полюбоваться: с лицом, горящим и дымящимся как жерло вулкана, и телом, скованным ледяной тюрьмой дикой неловкости, она наверняка невероятно хороша. — Эмм… Сэйта-кун, может, сходим купить мороженого?       — Правда? Отличная мысль, Гин-чан!       — Знаете, я как раз собиралась в магазин за напитками. — Хинова с сомнением смотрит на подругу, после чего обращается к сыну. — Не похоже, что Цукуё готова составить мне компанию, поэтому, Сэйта, ты поможешь мне с покупками, а заодно и выберешь мороженое.       Конечно, Сэйта идёт за матерью, и волочащийся по полу деревянный меч тихо отстукивает мерный ритм. Конечно, вслед за этим музыкальным сопровождением следует гробовая тишина, которую лишь на мгновение прерывает резкий хлопок входной двери, выводящий Цукуё из транса. Конечно, после ухода Хиновы и Сэйты она осталась с Гинтоки наедине. И конечно, сияющий фиолетовый монстр всё ещё стоит на столе, ни на минуту не давая забыть о своём жизнерадостном присутствии.       Цукуё вскакивает со стула и тут же садится, заливаясь смехом. Смешно, очень смешно.       Гинтоки уже не выглядит таким скучающим, как в момент своего звёздного появления. Он пристально вглядывается в её лицо, но по-прежнему молчит, ожидая, что девушка первой нарушит напряжённую тишину. Что она и делает. Не переставая истерически хихикать, Цукуё хватает мозолящий взгляд объект и швыряет через плечо, из-за чего её блистательный мучитель врезается в стену, приземляясь на пол с приглушённым стуком.       Она несмело косится на Гинтоки, который, по всей вероятности, и сам не знает, куда деть глаза.       — Мы можем просто забыть об этом? — Неловко спрашивает девушка, пока взгляд уже второй раз за день буравит книжную полку за спиной гостя.       — Я не против. Но прежде, чем окончательно распрощаться с этим важным куском воспоминаний, можно сказать кое-что?       Цукуё подносит зажигалку к сигарете, не поднимая на него глаз, что он расценивает за готовность услышать продолжение.       — Тебе определённо стоит смеяться чаще. — Вместо самодовольства, что так часто сквозит в его ухмылке, Цукуё непроизвольно отмечает нечто влекущее, почти завораживающее. От простого комплимента тянет улыбнуться, как от лёгкой щекотки, однако она сдерживается, недовольная тем, насколько просто Гинтоки удаётся выходить за рамки её представлений и ожиданий. — И если ты любишь кувыркаться с мамой Сэйты, я никому не скажу.       Она бросает в него зажигалкой, на что мужчина лишь смеётся. Девушка закрывает глаза, искренне радуясь, что он всё же знает, когда действительно стоит промолчать.

*******************

      Хинове и Сэйте потребовалось сорок минут, чтобы дойти до магазина, купить мороженое и холодный чай, а затем вернуться обратно. Цукуё хмуро поглядывает на мальчика, подозревая, чьими усилиями короткая прогулка обернулась долгими скитаниями по Кабуки-чо.       За это время она узнаёт о том, как Сэйта докучал Гинтоки играми и просьбами рассказать какую-нибудь крутую историю. Цукуё не сомневается, что позже мальчик с восторгом передаст ей всё, что слышал от мужчины: ему нравилось повторять то, что говорил Саката.       Цукуё смеётся. Честно говоря, она просто не знает, как ещё реагировать на любезность в её адрес. Мало того, что девушка не привыкла получать комплименты, так ещё и личность их отправителя заставляет теряться и нервничать сильнее. Однако она не сомневается в искренности его слов, и потому позволяет себе расслабиться, успокаиваемая приятным тембром мужского голоса.       Унизительный эпизод из недавнего прошлого постепенно выветривается из головы, и плавный баритон Гинтоки всецело завладевает вниманием Цукуё. В иных обстоятельствах ей бы потребовалась целая вечность, чтобы остановить бессмысленный поток зацикленных мыслей, вертящихся вокруг пережитого позора. Однако его невозмутимость внушает девушке уверенность, что волноваться действительно не о чем. Она улыбается, безмолвно благодаря мужчину за все старания — намеренные или нет, — направленные на разряжение обстановки. Усталость и стресс, накопленные к концу рабочей недели, сходят на нет, пока она слушает его свободные речи.       — Он сказал мне, что ты выросла в Ёшиваре. — Пачка сигарет выскальзывает из ладони и падает на пол, выдавая смятение, которое Цукуё безуспешно прячет за бесстрастным выражением лица.       — Ах, это… Да, так и сеть. Меня продали в весёлый квартал, когда я была ребёнком. — Она чувствует его пристальный взгляд. Девушка следит за своими пальцами, теребящими край светло-жёлтой скатерти, не в силах заглянуть Гинтоки в лицо.       — И там вы познакомились с Хиновой? — Цукуё отрывается от разглядывания рук, и поднимает глаза на озадаченного мужчину. — Ты говорила, что она для тебя совсем как сестра.       — Да, с тех пор мы всегда были вместе, пока я не переехала в Кабуки-чо.       Гинтоки продолжает расспрашивать её о жизни в Ёшиваре, и, как это ни странно для человека со столь слабыми представлениями о приличиях и, если уж совсем честно, склонностями к извращениям, ни разу не переступает черту. Он вполне мог прицепиться к её словам, вытянув из них множество скользких тем, но не делает этого, интересуясь лишь тем, что связано с ней и Сэйтой.       После возвращения Хиновы и Сэйты они болтают о разных пустяках, поддразнивая друг друга, будто старые приятели. Цукуё смотрит, как мальчик гоняется за Гинтоки по квартире, размахивая новоприобретённым бокуто, а Хинова подбадривает его с трибуны, коей служит диван гостиной, и думает, каким славным вышел день.       Около десяти вечера Хинова и Сэйта уходят домой, и Цукуё уже могла готовиться ко сну, если бы развалившийся на софе Гинтоки чуть лучше понимал намёки.       — Значит, ты из тех гостей, кто докучает хозяевам даже после окончания вечера? — Цукуё не слишком церемонится с потерявшим счёт времени соседом, стаскивая его ноги с сидения на пол. — И чему я удивляюсь?       Он устало вздыхает, сползая с дивана на ковёр.       — А-а, я старею. Сэйта слишком подвижный для меня. — Она усмехается и вдруг решается задать те вопросы, что интересовали её с первого дня знакомства. Они провели вместе весь день, и Цукуё находит обстановку подходящей для удовлетворения собственного любопытства.       — Я могу тебя кое о чём спросить? — Тяжело кряхтя, он неспешно поднимается с пола на ноги, потягиваясь и разминаясь. Она ловит себя за разглядыванием крепких мышц, проступающих под футболкой, обтянутых тканью бицепсов и тугого пресса, виднеющегося за задравшимся краем одежды всякий раз, когда он поднимает руки. Цукуё поспешно отводит взгляд.       — Ммм?       — Почему Отосэ называет тебя отцом Шинпачи? Ты его усыновил? — Он заканчивает массировать шею и поводит плечами, и она слышит похрустывание суставов, когда мужчина садится рядом, едва не соприкасаясь с ней бедром.       — Ну, это неофициально. Я ему кто-то вроде наставника.       — Так все эти истории о достижениях в кендо не далеки от истины? — Она отстраняется, сознательно увеличивая расстояние между ними.       — Ха-ха, нет. Я занимаюсь кендо, но дело не в том. — Цукуё внимательно смотрит на мужчину, ожидая продолжения.       — Это немного запутанно. — Он почёсывает затылок. — Я рос без родителей, и, повзрослев, решил взять их под опеку. — Гинтоки посматривает на неё краем глаза. — Детей, которые выглядят потерянными. Как-то так.       — Детей?       — А, да. Кроме Шинпачи есть и Кагура-чан. Она живёт с мужем, офицером полиции — как летит время.       — Хорошо, так сколько же тебе лет?       — Столько вопросов, и всё за один вечер. Давай притормозим, Цукки-чан. — Она хочет возмутиться против неуместного прозвища, но прежде, чем успевает открыть рот, перед глазами появляется визитка. — Уже поздно, но я буду рад поболтать с тобой как-нибудь потом. Может быть, за ужином — полагаю, в этот раз за мой счёт. — Девушка пробегает взглядом по прямоугольной карточке в своей ладони. На ней написаны имя владельца и телефонный номер. Сердце беспокойно подпрыгивает в груди.       — Ёродзуя Гин-чана? Это ещё что…       — Следующая суббота, семь часов вечера. Встретимся внизу, хорошо?       — Подожди минутку, ты не можешь просто…       — Оставлю тебя заботам твоего фиолетового друга. Спокойной ночи, Цукки!       Дверь за ним захлопывается, а Цукуё по-прежнему не может унять волнительного смятения и даже забывает рассердиться на грязную фразочку о «фиолетовом друге». Она откладывает визитку в сторону, но продолжает думать о цифрах, отпечатанных на её поверхности — ещё одном доказательстве присутствия Гинтоки в её жизни.       Цун-куё — «цундере» + окончание оригинального имени. Не помню, откуда это пошло, но, по-моему, Цукки идёт =D