Предисловие: Как мэтр Дюма уродов лепил
30 июля 2016 г. в 19:46
Очень просто, скажу я вам, и почти не заморачиваясь: все эти дианы, сен-люки, жанны и бюсси выпирают на передний план повествования этакой жизнерадостной массой, и мэтру только и остаётся, что поддерживать их бренное существование в сюжете всякими нелепостями, от которых внимательный читатель подпрыгивает аж до потолка.
Но что поделаешь, раз уж сами эти персонажи не способны на сколь-нибудь живые поступки, то автору приходится толкать развитие сюжета вручную, всякими забавными кунштюками, - отдуваться за этих голубчиков персонально, хотя, по совести сказать,лучше бы автор этого не делал.
Приезд барона Меридора в Париж, к примеру,это же прелесть, что такое, - более бессмысленное действо в этой истории трудно отыскать в принципе. Бледной тенью, не повлияв ни на что абсолютно, приехал старый барон, уехал старый барон, никто почти этого и не заметил, разве что внимательный читатель, который изнемогает и места себе не находит от любопытства. Этот внимательный читатель таки желает знать, как графиня Монсоро объяснила мужу приезд отца, которого, тайно, притащил из Анжу её новоявленный поклонник. Воистину, практической пользы от прекрасного Бюсси не было никакого, и способен он был лишь вот на такую, довольно посредственную, имитацию бурной деятельности.
А если, дорогой читатель, мы отодвинем в сторону свежепомытого слона, которым мэтр Дюма прикрыл неблаговидные делишки своего «влюблённого» и "благородного" Бюсси, то мы обнаружим много чего интересного. Ну например тот факт, что вовсе не любовь сблизила Диану и Клермона, а в первую очередь, единообразие и кучность мыслей. Эти уродцы, совершенно очевидно, были друг дружке под стать, два «одиночества» нашли друг друга, и не мешкая слепились в один ком.
Если проанализировать их беседу, ту, в которой Диана жалуется Бюсси на несчастья своей жизни, и на их виновника, графа Монсоро, так волос подымается на голове от изумления:"Ах, может он не так уж виноват", - говорит она, убедившись, что письмо написано рукой герцога, а у читателя в этот момент дёргается глазик.
Значит, сидение в замке Божё не убедило баронскую дочку в серьёзности намерений герцога Анжуйского? Как и его письмо, в котором он пишет о божественной красоте, сразившей его наповал, и весьма прозрачно намекает пленнице, что рассчитывает нынче вечером на тёплый приём. Значит не от принца спасаясь, она поехала прятаться в Париж? И не после встречи с принцем в церкви, она мчалась домой, поджав хвост? Не принц ли Анжуйский выследил её, и накануне шурудил ключом в замочной скважине, и не принца ли отогнали от порога миньоны короля, и всё это только лишь выдумки злобного, коварного Монсоро?
Я понимаю, дорогой читатель, что голова, этот причудливый шарообразный предмет, был дан баронской дочке природой сугубо для того, чтобы на нём росли чудесные белокурые волосы, и что только от крайнего скудоумия она, как тупое парнокопытное, пережёвывала целыми днями жвачку, о коварном похитителе и загубленной девичьей доле, вопреки здравому смыслу и целому вороху неоспоримых фактов, но не всё здесь упирается только лишь в скудоумие.
Женщина лишённая теплородности, мягкости, способности сказать "спасибо", избалованная до невозможности, лживая, эгоистичная и зацикленная только на себе, а Диана была именно такова, не может, на мой дилетантский взгляд, претендовать на статус положительной героини.
Это существо ни за что не поблагодарит графа Монсоро за всё, что он для неё сделал, оно будет упиваться своими глупыми сказками, вертя по сторонам белокурой головой, ища поддержки своим убеждениям и домыслам, которую оно, кстати, находит, в лице неожиданного поклонника, кавалера де Бюсси.
Оный кавалер, выслушав её печальную повесть, падает на колени и говорит именно то, что так жаждет услышать баронская дочка по поводу ситуации с её скороспелым замужеством, а именно: "Вы не виноваты, Настасья Филипповна, а я вас обожаю!", - и эти слова в точности соответствуют его расчетам по стремительному завоеванию очередной половой щели.
Знаешь, дорогой читатель, если прекрасный принц в душе - прохвост, то это не лечится, а благородный, ха-ха, Бюсси был именно прохвост. Ни гений зла, ни дурак, ни слабоумный, ни честолюбец - прохвост. Именно это слово определяет его манеру поведения по жизни, в целом.
Вот монсеньор Анжуйский вручает Бюсси ключ от двери таинственного дома, с чётким указанием, разъяснить, что там за мужик отирается возле белокурой красотки, а также, негласно, даёт ему все полномочия убить, ежели чего, этого мужика. Принц посылает лучшего из своих друзей в таинственный дом, поскольку совершенно не исключает такого исхода действий, а прирезать Бюсси, поднаторевшего в такого рода делах, весьма затруднительно.
И Бюсси, выслушав рассказ Дианы, ведёт себя, на первый взгляд, очень странно: он осведомлен лучше всех о планах герцога на белокурую красотку, он, подтвердив подлинность письма, написанного герцогом Диане, не может не понимать, что история с замком Божё - правда, и что узнав "старую знакомую", которую увели у него буквально из кровати, принц, и так нешуточно пылавший, возбудится ещё больше; то есть наш благородный Бюсси не может не понимать, что основная опасность для Дианы исходит именно от его покровителя, герцога Анжуйского, но молчит об этом, как рыба. Ни слова о монсеньоре не срывается с его уст, наоборот, он начинает сочинять истории о коварном Монсоро, заговоре, и убеждать Диану,что опасность была не так велика.
А эта дура, которая ещё недавно сидела, запертая в комнате, с видом на водоём, которая петляла через пол-Франции, чтобы спрятаться и спастись от ужасной доли, которая уже кинжал приготовила, чтобы принц её не сцапал, сидит, смотрит на человека, который является шпионом этого самого принца, и она об этом знает, и даже укорила его этим, должна же она понимать, что осада не снята, и что не взяв крепость нахрапом, принц послал, как оно водится, лазутчика, и лазутчик вот он, сидит, конечно, напротив, с умильной рожей, но война ещё далеко не закончена и опасность вовсе не миновала.
Но Диана де Меридор не хочет признавать очевидного, они с прекрасным, благородным Бюсси, как две цапли на болоте, кивая друг дружке в унисон, курлычут: "Это всё ужасный, коварный Монсоро виноват, да-да, Монсоро...Монсоро-Монсоро".И здесь мы можем наблюдать в полной мере единение, и общность мировоззрения и мировосприятия, главных героев романа Дюма.
И как Диане не радоваться, и не смотреть на Бюсси влюблёнными глазами, когда он пообещал собственноручно разгрести все её проблемы, и много чего ещё. Одного она не учла, что прекрасный и благородный Бюсси, назначив виноватым графа Монсоро, образно говоря, "лает" не на то дерево. Что Бюсси вовсе и не думал тягаться с герцогом Анжуйским из-за очередной пары сисек, ну не дурак же он на самом деле, чтобы перечить монсеньору. Так же, баронская дочка не учла, насколько она лёгкая добыча для такого фрукта, как Бюсси, и что он изначально, почуяв её доступность, кинулся разводить руками чужое горе.
И ловелас-Бюсси не ошибся, не прогадал - очередная щель сама пришла, сама предложилась и напросилась на "пистон", всего-то делов ему было, что привезти зачем-то в Париж барона, поторговать рожей в Лувре, да полежать под одеялом.
Потом Бюсси к ней, щели-то половой, новообретённой, своей конечно приехал, весь из себя такой героический и прекрасный, оприходовал в два счёта, лишил девического звания, и баронская дочка, регулярно окучиваемая доблестным Клермоном, стала превращаться в некое его подобие, что, при отсутствии собственной её индивидуальности, было совершенно неизбежно.
Морис Лелуар, который был Гением, и Добрым Волшебником своего дела, в своих иллюстрациях к роману, изображал своих героев очень подробно, и с ювелирной точностью подчеркивал даже малейшие нравственные их преображения.
Вот, к примеру, Бюсси у постели Монсоро: Бюсси, как Бюсси - пустоголовый, ясноглазый павлин, Монсоро, приподнявший, слабую ещё руку в упреждающем жесте, и Диана. Она в этой мизансцене, по замыслу Лелуара - главное действующее лицо.
Стоит графиня у кровати супруга, держась рукой за резной столбик балдахина. На лице - маска покорной жены, глаза полуопущены, вся из себя чинность и покорность в одном флаконе...если бы не рука.
Вся блядская фанаберия добропорядочности на лице графини, перечёркивается пальцами, нетерпеливыми, судорожно напряжёнными, которыми она вцепилась в этот самый резной столбик, и чувственным томлением, тире, похотью, разлитым по телу,которое она, в присутствии своего любовника, даже не пытается скрыть.
В приспущенных веках этой дамы притаилось злорадство, что понятно, готовь мол, муж -дурак, напильник, спиливать рога, которые мы тебе скоро удлиним, в том самом садике, куда ты, лопух, нас посылаешь подышать свежим воздухом.
Замечательная графиня получилась, вышла из-под кисти Лелуара, просто в яблочко: вся великая "любовь" Дианы де Меридор здесь просматривается, как на ладони. Женщина, у которой при встрече с любимым человеком, на лице не отражается никаких созидательных чувств, а лишь похоть и злорадство, это вполне достойная пара легковесному свистуну Клермону.
Вылепить что-то большее из баронской дочки, во-первых, вряд ли было возможно, уж очень скуден был исходный "материал", ну и во-вторых, "лепильщик" из графа де Бюсси,тоже был не очень. Полагаю, дорогой читатель, что нам следует обратить самое пристальное внимание на работы Мориса Лелуара, потому что они расскажут нам историю графини Монсоро и её графов, лучше, чем что-либо иное.