Предсловие: О злостно поруганной любви
20 июня 2017 г. в 23:32
По совести говоря, читатель,не очень мне хотелось затрагивать тему оплёванной любви - одного провинциального графа к некой баронской дочке, - но ничего не поделаешь,придётся.
Жил да поживал,некогда, один граф,и влюбился этот граф в дочку барона, живущего по соседству, и посватался. По всем правилам, и папа-барон был страшно рад, а баронская дочка, наоборот, - задрыгала ногами и упала в обморок, в знак протеста.
Папа-барон только руками развёл, и граф уехал восвояси, слова не сказав поперёк, и, хотя жениться ему хотелось ужасно, - решил баронскую дочку забыть. Он-то думал, что у барона не дочка, а натуральный ангел - добрая, кроткая, нежная, ласковая девушка, чистая, как горный ключ,и лапать этот "ключ" грубыми руками, не представлялось графу возможным, потому что, несмотря на некоторую звероватость и что-то волчье во взгляде, человеком он был с понятиями, и чёткими жизненными принципами.
И тут в эту тихую провинцию нагрянул брат короля, покровитель нашего графа, монсеньор герцог Анжуйский, который вовсе никакими принципами не страдал, и глядя на баронскую дочку,распалился, как большой монастырский самовар.
Его высочество пожелал означенную девицу себе на утеху, чем поставил влюблённого графа весьма затруднительное положение, ибо графу, по всем канонам жанра, пришлось спасать любимую женщину от похотливых домогательств принца, а с точки зрения всяческих выгод и светлейших милостей, граф был самым неподходящим для этого дела человеком, во всём французском королевстве.
Худородный провинциальный дворянин, который чего-то добился в жизни, только милостью своего покровителя, герцога Анжуйского; да, граф был умён и полон всяческих достоинств, но таких, как он было много, а придворных должностей - мало, и только лишь покровительство и особое расположение герцога, - несомненно, честно графом заслуженное, - способствовало столь успешному продвижению графа по придворной карьерной лестнице.
Спасти девицу от домогательств принца, обманув его, и сделав, в глазах общественности козлом отпущения и последним негодяем, означало не просто укусить кормящую руку, это было предательство чистой воды, предательство, которое не прощалось.
Зная мстительный и припадочный нрав герцога, можно было заранее поставить крест на карьере и, вполне обоснованно, начинать опасаться за свою жизнь. К чести графа будет сказано,что он не долго колебался, выбирая между выгодой и любовью.Граф выбрал любовь,хотя понимал прекрасно, что принц не простит ему измену,и ничего хорошего ждать от жизни, в будущем не придётся.
Но жизнь подбросила графу гораздо больший сюрприз, чем он мог рассчитывать, в лице его предполагаемой невесты,и тут всё обернулось даже хуже чем с принцем, потому что принц, с его коварным, мстительным нравом был предсказуем, и на него можно было найти управу, чем, собственно,граф и занимался, в перерывах между женитьбой, а кроткий ангел, - совершенно неожиданно, - испоганил, изговнил светлое графское чувство и обернулся натуральным бедствием, и целенаправленно разрушил графу жизнь, в ответ на всё хорошее, что граф для этого ангела сделал.
Не то что бы граф не догадывался, что за счастье ему досталось, - глаза у него открылись очень быстро, - но любящий мужчина уязвим и трепетен, аки лань, и разочарование в любимой женщине, которую он поймал на "горячем" было очень уж сильным,хотя, судьба не прихлопнула графа одним ударом, а методично "била" по нарастающей.
Под окнами замка Божё граф понял, что его будущая жена, которая вместо того,чтобы целеустремлённо спасаться, мечется и заламывает,на пустом месте, руки - истеричка и кривляка; мчась сквозь тёмную чащу на горячем вороном, граф зажал девице рот рукой, и не сказал, конечно, что орать во всю глотку, спасаясь от погони,может только конченая дура, но, наверняка подумал.
В Париже граф понял, что его будущая жена - прирождённая лгунья и лицемерка...но, поделать уже ничего не мог. Не мог он отвезти её к отцу, после того, как барон приказал дочери идти с ним под венец, и дал родительское благословение, подкреплённое портретом, да и не собирался, особенно после того, как переложил с плеч немощного старца, бремя этой проблемы на себя.
Граф терпеливо и деликатно выжидал, когда же баронская дочка соизволит выполнить данное ему обещание, руки за корсаж девице не совал, хотя мог, с полным на то правом, и для него пути назад уже не было, чего не скажешь о его предполагаемой супруге, которая тянула время, собираясь, по-видимому, вопреки родительской воле и собственным обещаниям, когда минует гроза, вернуться на вольные хлеба, к папе.
Девица Меридор предполагала, что если принц считает её мёртвой, то и делу конец, что граф ей тогда не нужен, и зависимость её от графа кончилась, и что папа-барон примет её назад, радостно, с распростёртыми объятьями. Так и скажет:"Какое счастье, дочка вернулась домой! Жива-здорова, а вовсе не бросилась в пруд, спасая свою честь...соседям будет о чём поговорить. И замуж не вышла? Какая молодец, просто жила в Париже, на хлебах у нашего соседа, месяц-другой? Ну, сущая ерунда, с кем не бывает!"
Все эти "выверты",всё это дурошлёпство и циничную ложь граф видел и понимал, но тянул со свадьбой, сколько было возможно, пока красотка не притащила к самому порогу его дома, весьма возбуждённого принца Анжуйского,и не оставила тем самым, графу никакой возможности для манёвра, и граф пришёл вечером домой и женился. Изверг.
На своих правах мужа граф особо не настаивал, так, пошумел и вышел вон.А с чего ему было набиваться к бабе, которая брезгливо кривится в его присутствии? И лжёт, и изворачивается, как лгала и изворачивалась изо дня в день; граф имел удовольствие наблюдать сей процесс в подробностях, и неспроста сказал жене:"Вам больше не удастся разыгрывать передо мной роль гонимой, несчастной жертвы", - не бровь, а в глаз, и это был единственный упрёк, который граф себе позволил.
Когда была возможность выбора: ехать домой, к папе, и решать проблемы самостоятельно, или переложить всё на будущего мужа, девица Меридор не долго думала, - села графу на шею и ножки свесила, наобещала всякого-разного, и граф честно и целеустремлённо "впрягся", а в ответ получил только смачный плевок в лицо. Прекрасная Диана обманула графа, самым натуральным образом, и граф это прекрасно понимал.Не удивительно, что он пошумел-пошумел перед запертой дверью,да и пошёл прочь, не на помойке он себя нашёл, в конце-то концов, чтобы так унижаться.
То, что в дальнейшем граф не настаивал на правах мужа - вполне естественный ход событий: граф соблюдал внешнюю форму брака, исполнил всё, что обещал,и даже больше, но понимал, как человек отнюдь неглупый, что с этим вот оборотнем, которого он сам выбрал, семьи у него нет и быть не может.
Поэтому он отправил госпожу де Монсоро в отцовский замок, а не в одно из своих поместий, такое впечатление, - избавился от непосильной ноши. Граф тащил этот неподъёмный воз в одиночку, выполнил всё возможное и невозможное, обезопасил Диану де Меридор, потешил старого барона дворцовой церемонией, и отправил их обоих из Парижа, с глаз долой. Именно поэтому граф не берётся за плётку, когда застаёт жену с любовником, и не идёт к барону требовать объяснений, - так поступил бы человек защищающий своё, свою семью, свою собственность, а графу нечего было защищать...только свою честь, единственное, что у него осталось.
Граф отнюдь не тешил себя иллюзиями, но не представлял в полной мере, что за прошмандовка досталась ему в жёны, пока не пришёл с ней по-человечески объясниться. Совсем как Каренин, который оставлял жене честное имя, положение, состояние и просил только одного, - не позорить его публично, на что в ответ мадам Каренина, целенаправленно притащила любовника в дом; так и граф, пришёл говорить с женой человеческим голосом, а в ответ услышал презрительное:"Сам дурак!"
Вот граф и кидается на Сен-Люка, и вовсе не из ревности. Ревнивцы,как существа крайне эгоистичные, вопреки бурным проявлениям темперамента, на самом деле расчётливы и осторожны,и зазря не станут подвергать свою жизнь опасности, тогда как граф шёл убить, или быть убитым. Вся эта нелепая ситуация с женитьбой, в которой он всегда был должен и обязан, и всегда виноват, не получая ничего взамен,"наболела" неимоверно, но больше всего страдала его гордость, - никогда граф ещё не был так унижен.
Впрочем, - вот последовательный человек, - граф не винит жену в своих бедах, хотя у него к этому есть все основания, потому что эту жену он выбрал себе сам, и понимает, что в этом браке по-необходимости, основанном на лжи, его жена тоже несчастна. И что она такая же пленница сложившейся ситуации.
"Прогуляйтесь с госпожой де Монсоро по саду", - говорит граф Бюсси, явно, заботясь о жене, чем несказанно удивляет массового читателя. С чего же тут удивляться, скажу я, граф, человек многих достоинств, и высоких душевных качеств, понимал, что его жене, как существу крайне зависимому, в этой ситуации гораздо хуже, чем ему самому, и самое главное, жена, изменяя ему в открытую, обманывая его и позоря, была честна с ним в главном - она никогда не говорила, что любит его, и ничего никогда не обещала, пусть она и делала это бессознательно, инстинктивно, совершенно не задумываясь о своём поведении.
Поэтому убивать Бюсси у Монсоро не должно было быть особой охоты, они не соперники и Монсоро отнюдь не рогоносец. Вот за преданную дружбу рассчитаться, да, это другое дело, но опять же, в книге Монсоро ненавидит Бюсси так, что аж трясётся, аж "кушать не может",когда на самом деле,здесь был бы уместен совсем иной подход.
Дюма, подсунув читателю "чучела" героев, скомкал финал, сделав его "картонным", "лакированным"и уныло-очевидным, тогда как можно было, не ломая характеров, оставить большинство героев в живых, смачно раздав всем "сестрам по серьгам", и удовлетворить тем самым, стремление читателя к правдоподобию и завершённости в известном сюжете.