Три оси времени

Собственно, интуиция Куросаки Ичиго никогда не подводила — это и в самом деле оказались квинси. Да-да, те самые, старые добрые квинси, детишки милейшего родителя, Яхве прозывается. Куросаки как чувствовал, что мороки с этим будет на сто лет. Собственно, так и получилось. Саке кончилось, и капитан Куросаки разочарованно поморщился. — Синсенгуми! Молчаливый лейтенант будто материализовался за его спиной, и Ичиго повернулся к нему, требовательно протягивая пустую бутылку. — Будь другом, принеси ещё. Мужчина только коротко кивнул и растворился в наступающих сумерках — сегодня годовщина, капитан имеет право. Этого лейтенанта Куросаки подогнал Гинрей, после того, как третий отряд символично сменил четверых. Как и ожидалось, толстячок погиб в числе первых — шальная стрела квинси пробила ему правую глазницу ещё на первом этапе «переговоров». Да, когда при жизни Урахара-сан сказал, что «шинигами уничтожили квинси двести лет назад», он очень сильно покривил душой. Или польстил шинигами, Ичиго не был уверен. Потому что эти чёртовы консерваторы, чёртовы вечные шинигами тянули до последнего. Первые пятьдесят лет общения с квинси назывались «переговорами», и выглядели так — пара капитанов с лейтенантами приходила к медиумам, и либо погибала под обстрелом, либо отбивалась и сбегала. Иногда им удавалось взять живыми главнокомандующих, и вот тогда начинались те самые легендарные споры о том, можно ли убивать пустых. Ну, как начинались — капитаны плясали вокруг пленного, а связанный квинси брызгал слюной и поливал своих пленителей матом. Цивилизованная Европа, шествие тысячи демонов им в задницу. Конечно, Ичиго не сидел без дела. Он вертелся, как уж на сковородке, завёл себе камни в почках от постоянного чаепития с Генрюсаем и сорвал голос, угрожая, упрашивая, умоляя. Вот он, вот враг — убивает наших женщин и детей, наших товарищей, стирает невинные души с ткани мироздания. Так всё, вперёд — выступить единым фронтом, стереть лучников с лица земли, остановить это безумие! Нет, этим старпёрам требовалось время подумать, всё взвесить, обсудить… В период «переговоров» Общество Душ понесло колоссальные потери. Руконгай потерял около десяти районов — деревья, дома и души были переработаны в духовные стрелы. Потери среди рядовых были настолько огромными, что их даже не удалось посчитать. Во втором отряде умерло двое Шихоин и несчётное количество Фонг, погиб Рюджи Шиба, капитан пятого и восемь лейтенантов двенадцатого — или больше? Ода Нобунага держался до последнего — и, надо сказать, именно его смерть стала последней каплей. Квинси настолько обнаглели, что пробрались к нему ночью и зарезали, как чёртового ягнёнка, связав своими чужеземными заклинаниями. Куросаки Ичиго был первым, кто прибыл на место происшествия. Куросаки Ичиго организовал достойные похороны. У Куросаки Ичиго кончилось терпение. На счастье, он накопил достаточно энергии для выхода в мир живых в своей высвобожденной форме, так что Второй Кенпачи отправился к врагам один. И им, уж поверьте, этого хватило. Квинси расслабились, преступно расслабились — ведь все шинигами, с которыми им приходилось иметь дело, имели прямой указ на самозащиту и ограничивающие печати. Один жутко злой капитан плевать на всё это хотел с высокой колокольни. Случайно выяснилось, что он может преобразовывать их энергию в реацу. Как сказал Король Душ — побочный эффект от слияния с собственным занпакто. Он поглотил Зангетсу, и часть души Яхве так же была поглощена и полностью переработана. Так, если души убитых им квинси и возвращались к Отцу, то вся сила переходила к рыжему шинигами. Четыре убитых штернриттера, и его резервы переполнены — на счастье, использование банкая быстро организовывает новое место для реацу. Конечно, это было ужасно. Конечно, он больше никогда не сможет посмотреть в лицо Исиде Урью. Не после того, как он перерезал глотку десяткам других Исид — Ичиго честно пытался считать, но почему-то так и не получилось. Хуже всего было с Куросаки. Не с Ичиго, нет, с другими — с тяжеловесным мужчиной, с массивной челюстью, чуть более тёмными рыжими волосами и мамиными глазами. С прекрасной женщиной, с её усмешкой и тонкими, будто нарисованными бровями. С маленьким мальчиком, который, глотая натёкшие сопли, наставлял на него вытащенный из мёртвых пальцев лук. Они все умерли от его меча — потому что, когда сходишься в смертельной схватке, в живых остаётся только один. И Ичиго просто не мог сейчас умереть. Он выходил на сражение с квинси всего дважды — потому что «благородное» Общество Душ, объявляя уничтожение квинси, запретило шинигами трогать женщин и детей. Женщин в том случае, если они отбросят оружие, детей в любом виде — и Ичиго мог сколько угодно доказывать, что это решение им ещё аукнется, его никто не слушал. Сейчас, когда всё закончилось, Куросаки испытывал к ним благодарность за это. И ненависть — ведь, когда квинси вернутся, ничего нельзя будет изменить. Но, по крайней мере, он ослабил Яхве — убивая собственных предков, убивая женщин и детей, скатываясь в такую грязь, от которой не отмыться никогда. Возможно, это поможет им, когда он вернётся. Возможно, эти жалкие крупицы силы, что удалось у него украсть, станут решающими. Когда Ичиго прятал голову на груди своей мелкой и выл, размазывая слёзы по её кимоно, он отчаянно хотел в это верить. Когда всё закончилось, когда Общество Душ признало, что «квинси полностью уничтожены», Ичиго выжил только чудом. Существование мертвеца зависит от его душевного состояния — и Куросаки был слишком близко к тому, чтобы раствориться в течении времени. Спас его Гинрей — причём спас невольно, спас жуткой ценой. У старого друга умер сын — тот самый, которого смешливый капитан так ждал. Умер героем, выйдя один на один против двадцати штернриттеров, с только что обретённым банкаем — вышел, чтобы спасти свою жену и свою мать. Обе женщины были беременны, и для обеих это кончилось плохо — преждевременные роды, смерть новой химе Кучики и смерть маленькой девочки, которую старый друг так ждал. Повезло, что не погибла сама мёртвая химе — от этого удара друга Куросаки не смог бы уберечь. Они оба выжили, переждали, даже научились улыбаться — и оба души не чаяли в малыше Бьякуе, который только-только научился бегать и всё ещё говорил с ошибками. Ичиго был ему вторым дедом, и Гинрей часто говорил, что однажды мелкий переедет к нему жить — настолько будущий глава Кучики тянулся к рыжему капитану. А Куросаки, смотря на маленького ребёнка, видел не холодного командира шестого, который отправил свою приёмную сестру на смерть, а его отца, своего названного племянника, и его великую жертву. — Как вы просили, капитан. Молчаливый синсенгуми поставил новую бутылку и исчез, как умел только он, и Куросаки приложился прямо к горлышку, плюя на все приличия. Замечательный он всё же мужик, этот последний воин сёгуна. Сказал бы своё настоящее имя — цены бы ему не было. Увы, лейтенант упорно называл только выдуманное — Ичиго был в этом уверен, как отличник, хорошо знающий историю — так что они сошлись на нейтральном «синсенгуми». И как только Гинрею удаётся набирать в свой отряд живые легенды? Например, первый Ирэдзуми, великий мастер татуировки. Ичиго как-то пришёл к нему, чтобы набить на спину хризантему и акулу — два символа смерти, но Мастер отказался. «Позже, если твоё решение не изменится. Я не вижу их в тебе». Что же, Ичиго и не настаивал. Реальность приближалась огромными скачками — он видел это так же ясно, как и собственное отражение в озере. В одиннадцатом сейчас бушевал девятый Кенпачи, у нынешнего Шихоин подрастала дочка, в отряде кидо главенствовали знакомые вайзарды, а в лейтенантах пятого ходил, широко улыбаясь, Шинджи Хирако. Мелкая Хиёри наверняка тоже здесь — общайся Ичиго с Хикифуне, знал бы наверняка. Только вот в последнее время Куросаки предпочитал или гонять чаи с Гинреем, или чего покрепче в собственном дворе, в одиночестве. Посиделки с Рицу, неразлучным союзом Шисуй-Укитаке и стариком Ямамото не в счёт. Не хотелось мозолить никому глаза и портить настроение своей кислой рожей. А другой у него теперь и не бывало. Всё, выключили Куросаки — был, да уплыл. По реке крови уплыл, угу. Крови Куросаки, крови детей — тех, на кого показали и сказали «враг». И плевать, что сказали тогда, ещё пару столетий вперёд… Куросаки поморщился — настроение было на редкость поганым. Идти к Рицу не хотелось, мелкая и так загружена его проблемами по самое немогу, а у Гинрея приболела химе. Хотя Бьякуя, наверное, будет рад — но дышать перегаром на ребёнка не было никакого желания. И Куросаки, аккуратно поставив саке на пол — синсенгуми закроет и спрячет, сокровище, не лейтенант — медленно побрёл в Руконгай.