Три оси времени

Гин. Его подопечный, его наследник, его ответственность. Теперь, после объяснения с Рицу, после втыка глупой, упрямой Апельсинке, Ичиго безумно хотел поговорить именно с ним. И вот, он стоит здесь, в кабинете, который когда-то принадлежал ему, а напротив сидит худощавый мужчина с белыми волосами, жуткой улыбкой и холодной реацу, плотным коконом прячущей его эмоции. — Ты вырос, Гин. Вежливый кивок в ответ, и официальное: — Благодарю, Капитан. С возвращением. И — реацу. Холодная, мёртвая реацу, ничуть не похожая на ледяной поток Хёринмару. И — дежурная змеиная улыбка, которая никогда не была направлена на него. — Ты ничего не хочешь сказать мне? Лёгкое пожатие плечами и смахивание пёрышка со стола — откуда оно тут вообще взялось? — Ничуть, капитан. Вы были командиром, я был подчиненным, и Вы были не обязаны отчитываться передо мной.  Вежливость, вылизанная, выверенная, аж тошнит. Змеиная улыбка словно приклеена к лицу. И реацу, такая густая, что можно задохнуться, если приблизиться.  «Ты делаешь хозяину больно. Уходи» Прости, Шинсо, не уйду. Если уйду — всё будет куда хуже. — Гин, прекрати. Тошнит уже. Будешь дальше так делать — нос тебе разобью. И улыбнулся — устало и немного снисходительно, как тогда, в прошлом, когда подопечный что-то совершал, а он делал ему очередное внушение.  Змеиная улыбка стекла, словно нарисованная дешёвой тушью, а кокон медленно заворочался, высвобождая слой за слоем. — Правда? У Вас силы меньше, чем у ребёнка-плюса, Капитан. Вы ко мне даже подойти не сможете. И вообще — какое Вам дело до жалкого мальчишки, когда-то жившего в Вашем доме? Жалкого, бесполезного мальчишки, приносящего одни проблемы?  Спокойно, Куросаки. Ты скала в океане, помнишь? Всесильная, нерушимая скала. — Я никогда не относился к тебе так, Гин. Слой за слоем, обнажая душу, выпуская эмоции. Как же ты выжил, Гин? Как перенёс? Как спрятал чувства, отгородил от себя? Как удержался, не стёк в патоку поступающего безумия? — Тогда почему Вы ничего не сказали? Не вернулись за поддержкой? Ни мне, ни офицерам, ни тому дурацкому синсенгуми? Ладно мы — простые служащие, никому не нужные шинигами, но ведь Вы и друзьям ничего не сказали, Капитан! И потом, с болью в голосе, гораздо тише: — Почему Вы никого не взяли с собой, Капитан? Почему Вы погибли? О Боги. Гин, несчастный Гин, как ты вообще это пережил? Ичиго с трудом мог дышать, с головой погрузившись в боль, обречённость и мёртвое отчаяние. Слепую обиду, удушающее одиночество, ненависть к миру вокруг и к себе — тихую, почти незаметную радость от того, что он вернулся. И жажда крови — мерная, безразличная, оставляющая легкое послевкусие. Та, что всегда сопровождала мальчика со змеиной улыбкой. Он страдал — страдал почти так же, как та девчонка Фонг, только у него не было клана и всё ещё оставалось умение поступать правильно. Он, Ичимару Гин, до последнего верил в своего капитана. Он справился. И Куросаки Ичиго, ненавидя себя за это, произнёс то, что должен был произнести. — Я отправил синсенгуми в отпуск, остальные только мешались бы под ногами, а ты… ты был слишком юн, Гин. Маленький, нескладный подросток, за которого я отвечал. Я просто не мог утащить тебя за собой. Ложь. Он не взял бы с собой никого, даже Гинрея — потому что думал, что прикрывает Айзена. Но Гин, кажется, услышал то, что хотел. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, соединив кончики пальцев и, казалось бы, полностью погрузился в себя. Ичиго, подождав несколько минут, развернулся — да будет так, он подождёт. Все его чувства и эмоции не имеют значения — Гину явно гораздо, гораздо хуже. Шинсо свистнул, упёршись ему в спину и холодя кожу сквозь плотное юката. Ярость, боль, обида — и тихое, шипящее: — Вот так, просто, подставляешь мне спину? Усмешка, принятие, обречённость. — Конечно. Если хочешь, можешь убить меня — сам сказал, я слабее любого плюса. Реацу повсюду — давит так, что невозможно дышать. Лёгкие уже выворачивает, а голову ведёт, но Ичиго только стискивает кулаки и приказывает этому слабому, нетренированному телу — терпи. — Почему? Как будто бы он не знает ответа. Или знает, но хочет услышать вслух? Как будто это и в самом деле важно. Как будто это может изменить мир. — Я верю в тебя, Ичимару Гин. Напряжение спадает — буквально, обрушиваясь на Ичиго холодом и привкусом пороха с металлом. Гин стоит за спиной, но Шинсо больше не прикасается к телу — покоится в ножнах, успокоенный, довольный. А Куросаки только стоит, прикрыв глаза — его бывший подопечный щедр, делится силами и болью крепко, пьяно, только успевай поглощать. Понял, что давление было слишком сильным, что капитан на пределе, и ни секунды не сомневался. Всё ещё незаконно — всё ещё не для всех. — Пойдёмте со мной, Капитан. Гин выходит из кабинета, и некоторое время они просто молча идут, пока не оказываются около капитанских апартаментов. Здесь всё почти по-старому — появилось немного техники, незаметно, если не приглядываться. Новый третий осторожно опускается на колени на свободную часть пола, и Ичиго, влекомый любопытством, опускается следом. Узкие руки, похожие на лапки ящерицы, осторожно приподнимают часть пола, и на свет появляется длинная продолговатая коробка — и будь Куросаки Ичиго проклят, если он не знает, что в ней. Гин берёт Мидори но Бураши двумя руками, словно драгоценность, и осторожно протягивает своему капитану. — Вот. Они хотели отправить на переплавку, но я не позволил. Возвращаю его Вам, Капитан. Ичиго берёт ставший родным меч осторожно, тихо здоровается и кладёт к себе на колени. Потом поднимает лицо, и глаза его серьёзны, дико серьёзны для внешности парня пятнадцати лет. — Спасибо, Гин. Лёгкая улыбка, а потом взгляд глаза в глаза. Гин сейчас больше, старше, куда сильнее — но Ичиго чувствует, что сейчас он полностью беззащитен. Обнажён, выпотрошен, уничтожен. Мальчик, которого он когда-то притащил за собой. Гин не плачет. Кажется, он просто не способен это сделать.  Сидит, вглядывается, думает о чём-то. Если не ощущать эмоций — просто два человека в одной комнате. Но это сухое, немного песочное ощущение отчаяния и безнадёжности значат куда больше, чем вся солёная влага мира. А потом он повернул голову, и тихо, спокойно сказал: — Пообещайте мне одну вещь, капитан. Когда Вы в следующий  раз пойдёте умирать, Вы возьмёте меня с собой. При любом раскладе, в любой ситуации. Змеёныш всё решил, всё просчитал. Выбрал самый безболезненный путь. Ичиго слабо улыбнулся — его найдёныш вырос. — Хорошо, Гин. Я обещаю.