Три оси времени

Риока сидели на крыше выделенного им дома и что-то обсуждали вполголоса. Ичиго смотрел на них, пытаясь выудить имена и лица из памяти — те лица, что он видел до того, как умер в первый раз. Они ведь так много пережили вместе с каждым из них, они спасали друг друга, они были чем-то очень важным. Он умер ради них. Он возродился и готовился, если потребуется, умереть ради них ещё раз. А сейчас — ничего. Эти лица были чужими, не вызывающими даже смутного узнавания. Их голоса не заставляли его вздрагивать и оборачиваться, их имена испарились из его памяти. И ему предстояло говорить с ними. Он пару раз коротко выдохнул и поправил своё капитанское хаори — плотное, новое, с длинными рукавами и знаком на спине. Ямамото приказал приступать к работе сразу же, только отмахнувшись, когда Ичиго попытался объяснить, насколько он физически слаб. «Ты второй Кенпачи, который и раньше без реацу прекрасно обходился. Выкрутишься, Куросаки-кун». Ну, если начальство говорит, что выкрутится, значит так и будет. Лишённый возможности что-нибудь делать и не знающий, за что хвататься, капитан Куросаки решил разобраться со своим отрядом и превратить его в специальное подразделение по борьбе с квинси — тем более, что одобрение от Ямамото уже было у него в кармане. Пока, правда, дело не двигалось — он устроил смотр, пообщался с шинигами и вышвырнул лейтенанта взашей, перед этим хорошенько поваляв в луже. Потому что не стоит грубить старшим, находящимся в теле пятнадцатилетнего подростка, и уж точно не надо высказываться о возможных родителях начальства в лицо начальству. В общем, Ичиго немного разозлился — и теперь бывшего седьмого лейтенанта ждало исключение из Готей-13 и запечатывание меча. И этот мужик даже не представляет, как сильно ему повезло не оказаться в Гнезде Личинок — Куросаки проявил просто чудеса добродушия и милосердия. На замену был выбран странный парень с плетёным ведром на голове. Он был скромным, тихим, исполнительным и пах силой — собственно, Ичиго и выбрал его ради этой чужой, немного резковатой реацу. Парень явно был силён, куда сильнее предыдущего лейтенанта — и, как выяснилось позже, именно этот шинигами претендовал на место капитана наравне с Шиба. Что же, Саджин Комамура явно был куда достойнее этого Гандзю — не носи он это дурацкое ведро, цены бы ему не было. Впрочем, по прогнозам Гинрея, это было ненадолго — ибо, как говорит старый друг: «если тебя называют „Дурацким Ведром“, твоё терпение скоро лопнет. Это не смотрящий тебе в рот бывший синсенгуми, так что быть тебе, дружище, покусанным». Что имел в виду старый друг, говоря про укусы, Ичиго так и не понял — он что, владеет занпакто-вставной челюстью? Впрочем, пока Комамура выполняет свою работу, пусть хоть кусает, хоть целует — и пусть не жалуется, если ему со всей силы прилетит ногой по зубам. А вот теперь, наконец-то, удалось выкроить время, чтобы поговорить с риока. В какой-то степени, это было его заданием от Ямамото — потому что живых надо было повесить хоть на кого-нибудь, но Йоруичи просто некогда было ими заниматься. Принцесса только хваталась за голову, пытаясь разгрести бардак, накопившийся в вотчине Шихоин за время её отсутствия. Ещё, конечно, можно было приплести приёмную Кучики, но девочку вообще никто в расчёт не брал, так что вторженцев повесили на самого крайнего — то бишь, на рыжего капитана, чьё ныне мёртвое воплощение их сюда привело. И сейчас он стоял здесь, под крышей дома, и пытался вспомнить хоть что-нибудь. Память шинигами — забавная штука. Стирающая лица, имена и даты, выкидывая их, как бесполезную информацию, но сохраняющая любое прикосновение реацу, будто навсегда сохранив на память образец. Именно так, по реацу, его узнали остальные, именно так его сразу признали, именно поэтому никто не усомнился. И сейчас он пытался вспомнить их именно так, как шинигами — только вот рыжая девочка невыносимо пахла мелкой, от квинси разило квинси и кололо запястье, а с молчаливым смуглым парнем он общался только при жизни, когда у самого реацу было через край, и не было времени принюхиваться. Всё, хватит — время дорого, он не может торчать тут вечно. — Добрый день. Все трое синхронно вздрогнули и повернулись к нему. Седьмой капитан видел всё по глазам — радость, перемешанная с облегчением, и шок. Да уж, помня себя подростком, Ичиго не удивлялся. От этих живых ушёл резкий, хмурый, напитанный силой подросток с огромным тесаком, а вернулся вежливый и аккуратный юноша в капитанском хаори, слабый, как котёнок. Впрочем, они были бы счастливы видеть его, даже смени он пол и натяни женскую одежду. А ещё, может быть, так им будет немного легче. — Куросаки-кун! Они были счастливы, по-настоящему счастливы видеть его. И он не представлял себе, как сказать им, что перед ними мертвец. — Ну и заставил же ты нас поволноваться. — Ичиго. Впереди стояла рыжая риока, так сильно пахнущая его мелкой, что больше всего на свете капитану Куросаки хотелось погладить её по волосам, усадить рядом и рассказать какую-нибудь историю из жизни, из тех, что когда-то заставляли её улыбаться. Спрятать, увезти с собой, подарить новый дом и целую стопку кимоно, куда более красивых, чем те, что он дарил ей раньше. Мёртвая, мёртвая мелкая. А напротив — живая, полная надежды риока. — Вам что-нибудь сказали? Они выглядели удивлёнными и переглянулись между собой. Слово взяла рыжая риока, которая осторожно, маленькими шажками, приближалась к нему. — Н-нет, Куросаки-кун. Мы пытались узнать что-нибудь о тебе, но никто не хотел ничего рассказывать… Ну спасибо, старик Ямамото, удружил. Или это не было его приказом? Или никто просто не знал, как о таком вообще можно сообщить? Но это значило лишь то, что ему придётся нелегко. — Хорошо, тогда начнём сначала. Добрый день, гости Готей-13. Меня зовут Куросаки Ичиго, я бывший капитан третьего отряда и нынешний капитан седьмого. Где-то сто лет назад я погиб, и моя душа переродилась в вашего друга. По случайности, моя личность пробудилась, полностью заменив вашего Ичиго. Простите, но, боюсь, вашего друга больше не существует. Он специально не смотрел на них. Этому приёму его давно научил Гинрей — прикрытые глаза, дружелюбная улыбка и максимальное напряжение глаз, чтобы мир вокруг был просто сгустками реацу. Но даже это его не спасло. — Шутка затянулась, Куросаки… — Не надо, Исида-кун. Он говорит правду. Разве ты не чувствуешь, что это не наш Куросаки? Девочка плакала. Тихо, обречённо, без всхлипов или бесполезных попыток вытереть щёки. И его рука сама потянулась к ней — к его мелкой, которая когда-то из-за него умерла. Только вот он не успел прикоснуться, успокоить, поддержать — рыжая риока улыбнулась, широко, не пытаясь вытереть слёзы. — Добрый день, Куросаки-сан. Меня зовут Иноуэ Орихиме, и я верю, что наш Ичиго ещё жив. Ведь, если Вы смогли пробудиться, то и он сможет. Это ваши друзья — то есть, друзья нашего Куросаки Ичиго, конечно же. Исида Урью и Чад. И опять — надежда. Безумная, отчаянная, слепая вера в то, что их имена что-то всколыхнут в его душе, и всё станет, как раньше. Ичиго тоже с интересом прислушался — пустота. Они полностью стёрлись из его души. Но он ни за что не стал бы разочаровывать свою мелкую — даже если сейчас она всего лишь рыжая риока. — Приятно познакомиться. Обещаю, что если ваш Ичиго очнётся, я уступлю ему место. Кажется, он уже научился складно лгать. Впрочем, этим троим просто хочется надеяться, а он не может их сейчас добить. «Кто-то возгордился и стал слишком самоуверенным?». «Величество, всё куда проще. Я хорошо знаю Айзена». И, если Айзен взялся за его воскрешение, то это значит, что пути назад уже нет. Нынешний отступник наверняка предусмотрел абсолютно всё и подстраховался, чтобы остальные личности, когда-то жившие с его душой, не могли пробудиться. Ичиго даже не сильно удивится, если после колдовства Айзена он вообще не сможет уйти на перерождение или снова очнётся в ком-нибудь, стерев чужую личность с ткани мироздания. Рыжая риока задала Ичиго ещё несколько вопросов, на которые он терпеливо и дружелюбно ответил. Девочка юлила, заикалась и иногда путала слова, но Куросаки был готов стоять и слушать её вечно — как минимум потому что мелкая куда дольше слушала его. Двое других друзей стояли и молчали, но Ичиго ощущал их недоверие. Впрочем, и странный здоровяк Чад, и квинси явно были достаточно обучены, чтобы ощущать колебание реацу, так что они оба должны были убедиться, что он говорит правду. — Но что будет с семьёй нашего Ичиго? Голос Чада не вызвал у седьмого капитана каких-то воспоминаний, но Куросаки вежливо кивнул, понимая, что этот вопрос очень важен. К собственному стыду, несмотря на медитацию и воспоминания о прежней жизни, свою семью Ичиго так и не смог вспомнить. Он помнил свою мать-квинси, которая умерла в детстве, и помнил, как приходилось прятать приёмную Кучики и модифицированную душу в мягкой игрушке от семьи… Но какая она была, эта семья? Отец, очевидно, из шинигами, причём из клана Шиба - ему никто не давал про это забыть. А остальные? Были ли они вообще? Кажется, были — Куросаки отчётливо помнил, что за младших любого порвать был готов. Но вот только он даже количества этих самых младших не помнил, не говоря уже о поле, возрасте и именах. Кажется, из него вышел чудовищный старший брат. А ещё, кажется, с Миром Живых всё ещё были проблемы. Ичиго теребил рукоять своего меча, раздумывая над ответом и ощущая, как напряжены все его слушатели — трое риока и прячущийся на крыше Гин. И, если он хоть что-то понял про собственную природу… «Величество, я ведь не могу вернуться?» Король Душ, никуда не исчезнувший после своей последней реплики, мысленно вздохнул. «Боюсь что да, Ичиго. Я вернул тебя к форме моего занпакто, а это значит, что вне Общества Душ ты станешь простой железкой. Даже если ты накопишь силу, чтобы создать кокон и сохранить форму, ты не сможешь войти в тело — ведь для этого защиту придётся снять, и на грудь своей оболочки ты свалишься куском металла. Это опасно, Куросаки Ичиго — тебя даже вернуть на территорию Общества будет некому, потому что ты носишь отпечаток моих сил, и шинигами, не способный выдержать моей мощи, просто погибнет при попытке приблизиться.» «А если поднести тело вплотную к порталу?» Ичиго спросил это просто так, потому что и так знал ответ. «Факт перехода из мира в мир всё равно есть. Телесную оболочку не удастся протащить сюда, ты не сможешь шагнуть внутрь, не соприкоснувшись с Миром Живых. Возможно, тебе удастся частично залезть в ножны, но ты всё равно станешь мечом, и вот тогда вас разъединить будет не так просто. Прости, но придётся тебе остаться здесь.» Что же, он это ожидал. Да и, на самом деле, не очень хотелось — потому что от одного факта, что он забыл свою семью, становилось мерзко за рёбрами. Да они и не были его семьёй — его родные погибли, а эти Куросаки ждут и волнуются не за него. И всем будет лучше, если он не будет мучить ни себя, ни их. — Я остаюсь в Обществе Душ. Конечно, риока не согласились с этим решением. Уговаривали его все трое — даже молчавший до этого момента квинси, который скорее язвил, чем был дружелюбным. Кажется, они надеялись, что в родной среде их Ичиго вернётся. Зацепится за родных, семью, город, пробудится и всё станет как раньше. Исчезнет вежливый древний капитан, чужой и такой неправильный. Даже если силы навсегда исчезнут, даже если их Ичиго больше не сможет видеть призраков — они были готовы отдать всё за возвращение своего друга. — Вы нервируете Капитана, дорогие гости. Он ещё слишком слаб, ему стоит отдохнуть. Вы же не собираетесь мешать уважаемому Капитану? Гин возник прямо перед Куросаки, в самый разгар их спора. Вовремя возник, надо сказать — Ичиго было всё труднее сдерживать свои эмоции, и он уже двумя руками сжимал меч, готовый извлечь его и атаковать. Всему виной было чудовищное сочетание огромного жизненного опыта, пятнадцатилетнего возраста и наличия рядом квинси — того, кто уже давно стал естественным врагом. И, как ни уговаривал себя Ичиго, что нельзя всех мерить по паре психопатов, и что этот Исида его друг, и что Исида его мира предал Яхве, перед глазами всё равно стояли зверства войны и собственная смерть, а когда Урью, от переизбытка эмоций, перестал сдерживать Ки, Куросаки чуть его на месте не загрыз. Гин широко улыбнулся, наклоняя голову на бок и впитывая испуг юных риока. — Вам очень повезло, гости Готей-13. Капитан — настоящая легенда среди нас. Второй Кенпачи, прошедший всю войну с квинси, непревзойдённый мастер кидо… это великая удача, что он вернулся к нам. А потом, не давая риока опомниться, вежливо поклонился и повернулся к седьмому, чтобы сообщить о проблемах с восстановлением территорий. Разумеется, бывший воспитанник говорил о том районе, который пострадал от боя одного из риока, и напирал на жертвы среди мирного населения. От живых так явно запахло виной, что Ичиго с трудом подавил желание утешить их. В этом был весь Змеёныш — он с самого детства умел читать людей, как простейшие иероглифы, и бил только по самому больному. Хотя какой он уже Змеёныш? Мальчик вырос, и теперь за узкой щелью глаз и ледяной улыбкой прятался настоящий Змей. Неведомым образом Гин построил свой доклад таким образом, что Ичиго оставалось только попрощаться с риока, предложив обращаться к нему по возникающим вопросам. А потом, очевидно, повернуться к ним спиной и уйти бок о бок с третьим капитаном, обсуждая насущные вопросы, требующие его участия. Вот уж и правда, Змей заматерел и вырос — и Ичиго возблагодарил Короля, что заключил с Айзеном ту сделку. Как они, в его мире, вообще победили, выступая против таких противников? Ах да. Гин, как обычно, решил, что точно знает, как будет лучше. Третий капитан никуда не собирался деваться, и седьмой отлично почувствовал его желание остаться рядом на весь день, и не видел в этом никакой проблемы. Он как раз собрался пригласить Змея на чай, когда почуял чудовищную реацу, а потом увидел и его обладателя. Зараки Кенпачи. Тот, чьё имя Ичиго никогда не забывал. Тот, кому собирался бросить вызов и тот, кому отдал величайший дар — право сделать Рицу счастливой. Куросаки часто думал, на что будет похожа их встреча. Забавно, но сейчас, стоя лицом к лицу, Ичиго вообще не обращал на воина никакого внимания. Они смотрели друг на друга, и оба замерли от узнавания. Снова и снова Ичиго напрягал все свои способности, не в силах поверить в то, о чём говорили все его чувства, и чувствовал ответный шок. Розовые волосы, детское тельце, нашивка лейтенанта — от шинигами и не отличишь, но… Но это точно был занпакто. Материализованный в Обществе Душ, в человеческой форме, достаточно древний и очень сильный занпакто. — Нам надо поговорить с Ичи-куном, Кенпачик. Не подслушивай, страшная змеюка. Занпакто спрыгнул и боком перепрыгнул на ближайшую крышу, и Ичиго последовал за ним — они не моргали, боясь потерять контакт или повернуться друг к другу спиной. Так же, не отрываясь, они вместе накладывали дьявольские заклинания — то, что сейчас будет сказано, не должно достичь чьих-либо ушей. И, наконец, всё было сделано, и Ичиго, едва сдерживающийся и скрипящий зубами от нетерпения, смог сказать: — Моё имя — Куросаки Ичиго. Занпакто как-то криво усмехнулся, послав ощущение боли и злой иронии. — Ячиру. Очевидно, это не было настоящим именем, и Ичиго поднял бровь, отправляя вопрос. Меч тихо вздохнул. — Он так меня называет. Нынешний хозяин. Раньше у меня было имя, но сейчас… Куросаки замер, с трудом проталкивая воздух в лёгкие. Это просто легенды. Это невозможно. Никто не может подчинить себе чужой занпакто. Никто не может материализовать его в человеческой форме. Никто… Боги и пустые, что же ты за монстр, Капитан Зараки? Ячиру надоело стоять просто так, и она тихо выдохнула. — Не ожидала, что кто-то может материализоваться, кроме меня. Ты чей? Моего хозяина ты видел, так что всё честно. Куросаки и сам не ожидал, что это может так смущать. Обычно он тратил время, стараясь образами ответить на такой вопрос, а тут, вот так, просто, произнести это вслух… Было как-то дико. Наверное, именно поэтому, признаваясь другому занпакто, Ичиго почувствовал, что краснеет. — Король Душ. Так что я не совсем… материализован. И снова Куросаки ожидал сюрприз — обычно мечи, узнавая личность его хозяина, пугались или наполнялись благоговением. Некоторые, кажется, на него молились — от таких занпакто Куросаки старался держаться подальше, а то мало ли. Но Ячиру только странно хмыкнула, скрестив руки на груди. Ничего удивительного, если подумать — ведь её существование так же невозможно, как и его. Однако, вот они — стоят напротив друг друга и даже разговаривают, нарушая мыслимые и немыслимые законы мироздания. Наконец, девочка хмыкнула: — Спрашивай уже. И Ичиго с неким благоговением произнёс: — Как ты сменила хозяина? Для него нечто подобное казалось просто немыслимым. Занпакто умирает вместе с хозяином — и даже когда слуги Яхве смогли выкрасть капитанские банкаи, души мечей остались со своими шинигами. Потому что именно в этом и есть смысл их существования. Ячиру наполнилась горечью, и, прикрыв глаза, погрузилась в воспоминания — судя по эмоциям вокруг, ей всё ещё казалось, что это произошло буквально вчера, а не тысячелетие назад. — Зараки Кенпачи убил моего хозяина. Мы храбро сражались бок о бок, но маленький мальчик со страшным взглядом оказался сильнее. Мы лежали там, на поляне, и умирали — а потом оказалось, что умирает только он. Мальчик… забрал меня. Обмотал своей реацу, пленил, привязал к себе. Когда поняла, что происходит, начала сопротивляться — именно поэтому та женщина ещё жива. Я мешала наносить каждый удар, покрывалась трещинами, откалывала от себя целые куски — что угодно, лишь бы он выбросил меня, и я могла спокойно умереть. Мы сражались много лет, но… но я занпакто, как и ты. Она замолчала, и, кажется, наполнилась печалью. — Сейчас я понимаю, что ему было одиноко. Что он… он меня услышал. Почувствовал отголосок умирающего меча и, с детской непосредственностью, привязал к себе. Он хотел найти себе друга, хотел разделить со мной радость битвы, хотел найти верного союзника. Но я… я не сдалась без боя, и он меня сломал. Он мучил меня, заставляя подчиняться, и каждая секунда моего плена была хуже пытки. Он подавлял мою волю, подавлял мою ярость, разрушал мои мечты. И... и я сломалась. Я была раздавлена этой борьбой, я так устала хранить верность мертвецу. Тогда я склонилась. Перед захватчиком, насильником и убийцей моего шинигами, потому что я была простым занпакто, а он хозяином, а занпакто должны служить. И вот, когда я покорилась, с ненавистью к собственной слабости, но не в силах более сопротивляться, он сделал это. Ячиру махнула руками, как бы показывая на своё тело. — Он меня материализовал. Я не знаю, как, но результат ты видишь. Сначала я ничего не поняла, и он, как оказалось, тоже — и он дал мне имя. Имя, представляешь? И с тех пор мы неразлучны. И знаешь, Ичиго… он куда более заботливый хозяин, чем тот, ради кого я была рождена. Он внимательнее, он любит и ценит меня, он удивительно нежен. Он именно такой, каким и должен быть идеальный хозяин. Но я всё равно не могу сражаться ради него. Ичиго молчал. Ей надо было выговориться, поделиться своей болью, хранимой внутри столько лет. Она была похожа на перенёсшую насилие женщину — но если человеческая душа способна любить несколько раз за жизнь, и впускать в себя нескольких мужчин, то для занпакто это было невозможно. Меч рождается внутри своего хозяина, существует в сражении во славу хозяина и умирает вместе с хозяином. Но та, что носила имя Ячиру, осталась жива. И Ичиго, сбросив все запреты, обнял её за плечи. — Ты не виновата. Ты сделала всё, что могла. И ты… если тебе нравится твой хозяин, то это нормально. Ведь… ты ведь его меч. Ячиру позволила себе ткнуться ему в грудь лбом и постоять так несколько минут, пока бушующие вокруг эмоции не начали спадать. — На самом деле, всё не так плохо. Мы с Кенпачиком притёрлись друг к другу, и я знаю, что ничего не могла сделать и ни в чём не виновата. Я почти готова сказать ему своё имя и сражаться с ним, просто… просто пока рано. А потом Ячиру улыбнулась, становясь похожей на ребёнка, и ткнула пальцем в собственный меч.  — Они такие странные, да? Лично у меня какая-то неведомая штуковина из шестерёнок. Ичиго усмехнулся в ответ, постучав себя по мечу. — У меня огромный железный шар. Тебе удалось вытянуть хоть слово? — Не-а. Я вообще не уверена, что штуковина умеет разговаривать. Только пар пускает в знак согласия. — У меня вибрирует. Они рассмеялись, и всё вокруг наполнилось облегчением и весельем. Ичиго только сейчас понял, насколько напряжён он был всё это время, приняв слишком близко к сердцу чужую историю. От облегчения его повело, и Куросаки сел прямо на землю, чувствуя, как разрушается его кидо. Да уж, столкновение с другим занпакто заставило его забыть, насколько он слаб. Ячиру нахмурилась, проведя поверхностную диагностику реацу, а потом глубоко задумалась, смешно упирая палец в подбородок. — Знаешь, я, кажется, могу тебе помочь. Ичиго, должно быть, выглядел удивлённым, потому что девочка продолжила. — Ну, с силой. У тебя ведь почти нет реацу, верно? И, дождавшись кивка, широко улыбнулась. — Ты ведь умеешь забирать реацу у других, да? Тогда всё просто. Забирай излишки силы у Кенпачика.