Три оси времени

Гриммджо Джагерджак пребывал в полной уверенности, что все вокруг либо идиоты, либо издеваются над ним. Все они, даже Айзен-сама, считали, что ничего не происходит! Его интуиция вопила, что в крепости чужие, а они снисходительно смотрели на его выращенную заново руку и уверяли, что «по приборам Заэля всё в порядке». Да ничего там не в порядке! Он чуял неладное всем телом, до кончика запечатанного сейчас хвоста, он буквально пил напряжение из и без того тяжёлого воздуха Уэко Мундо, но, стоило озвучить свои опасения, как вслед ему летели понимающие улыбочки и лицемерное хихиканье. Нойтора даже озвучил парочку сальных шуточек относительно той живой девчонки, которая отрастила ему отсечённую той идиотской ледяной глыбой конечность, и Заэль поддержал его смехом, а Харрибелл явно хмыкнула в свой воротник. Этот дурной Шиба же так заливался, что даже свалился со стула — при условии, что он, подражая Айзену-сама, зализывал волосы назад, выглядело просто отвратительно. Пожалуй, только Тоусен воспринял его слова серьёзно, но этого дурного капитана с демонстративной повязкой на глазах Гриммджо терпеть не мог, да и влияния он никакого не имел. Хотя, кажется, Айзен-сама выглядел довольнее, чем обычно. Хотя эта разница, скорее, так же основывалась на интуиции, но, в отличии от очевидной чёрт подери угрозы, улучшение его настроения чувствовали все, кроме, пожалуй, Старка. Улькиорра даже выражение лица пару раз изменил, и сидел вполоборота, сканируя Короля своими глазищами. Или, может, тоже показалось? Будь у него фрассьон, всё было бы проще, но эти идиоты умудрились умереть в самый неподходящий момент! Гриммджо скрипнул зубами, чувствуя непроизвольно нарастающую маску на лице. Эти идиоты… Не готовые биться до конца, сходящие с дороги на полпути, готовые склонить голову и отдать ему собственное тело… Неважно, сколько раз он вправлял им мозги, неважно, сколько раз тащил за собой — эти идиоты всё равно умудрились героически сдохнуть в идиотской битве с шинигами ни за что! Как обычно, верно? Как бы то ни было, проблемы в их «неприступной» крепости явно были, и он собирался выяснить, в чём дело, даже в одиночку. И если ему никто не верит, то и плевать! Он выяснит, в чём всё дело, притащит Айзену-сама доказательства, и тогда Король точно оценит его усилия, и он получит право просить… И, если правильно подобрать слова, то Айзен-сама позволит ему разорвать этого мерзкого шинигами, посмевшего отрезать его руку, на мелкие кусочки! И это, чёрт их всех подери, будет последним днём в жизни Тоширо Хитсугаи. О да. Он уже предвкушает это со всей силой. Этот белый выскочка с серьёзным лицом, который командовал остальными шинигами так, словно он имел на это право. Даже капитанское хаори напялил и всегда появлялся с женщиной-лейтенантом — правда, в основном он просто рычал на неё, и это низкое тягучее «Куросаки» до сих пор стояло в его ушах. Но самое худшее в мерзком пареньке было то, что он довольно долго бился с ним, Гриммджо, на равных, а потом вышел в свой дурацкий банкай и отсёк его руку до того, как истаял первый ледяной цветок за мелкой детской спинкой. Даже не изменив выражения лица, так, словно он утреннюю разминку совершал! Какой-то незнакомый адьюкас прошёл мимо него, словно ничего не видя перед собой. Острые глаза выделили белое хаори с иероглифом «семь», короткий ёжик рыжих волос и три хвостика из нижних прядок, неведомым образом не сливающиеся в одну массу ниже по спине — а заканчивалась эта волосяная масса явно ниже копчика, но хозяину это ничуть не мешало. Висящий на поясе меч тоже ничем не выделялся, как и чёрная униформа шинигами… Стоп. Стоп-стоп-стоп. Простите, что? — Эй, шинигами, чей ты фрассьон? Рыжий мужчина замер, и на несколько секунд плечи его напряглись, но потом, словно что-то для себя решив, расслабился и с усмешкой повернулся к нему. — Боюсь, Вы ошиблись, я не чужой фрассьон. Честно сказать, я даже не пустой. Я — седьмой капитан Готея-13, в данный момент тайно штурмую Лас Ночес, продвигаясь к пленнице, оставляя за собой трупы. Вон, дальше по коридору распадаются — троица из бывшей Эспады, если я правильно понял. Впрочем, кажется, Вы и сами догадались. Наглый шинигами повернулся к, на секундочку, секста Эспаде, и скрестил руки на груди, явно издеваясь. — Кстати, Вы первый, кто заметил неладное. Как я успел заметить, обычно пустые не пользуются зрением и слухом, ориентируясь на реацу. Я ведь ощущаюсь, как адьюкас средней паршивости, верно? Гриммджо недовольно скривился. Вот именно, чтоб он к Заэлю на эксперименты попал! И он сам тоже почти попался — и то, позора удалось избежать лишь потому, что в Лас Ночес творится что-то неладное, и он повысил бдительность. Шинигами явно выглядел расстроенным. — Не думал, что именно мне придётся начинать. Было очевидно, что нас рано или поздно раскроют, и тогда мы окажемся в ловушке, но мне так не хотелось быть первым… Шинигами печально вздохнул, а потом глянул на Гриммджо. — Может, сделаешь вид, что не заметил меня, и мы разойдёмся мирно? Не хочу драться с кем-то ниже первой пятёрки. Одних этих слов было достаточно, чтобы секста Эспада назвал этого рыжего ублюдка своим вторым главным врагом — первое место всё так же занимал белый капитан Хитсугая. Костяные зубы прорезали кожу, стены и пол пошли трещинками от переизбытка силы, и Гриммджо ринулся вперёд. Между ними оставалось около семи сантиметров. Скрещенные руки, усталый выдох, немного сутулые плечи — и снисходительный взгляд, сопровождающиеся абсолютным спокойствием. Семь сантиметров, и белые когти выдрали бы его сердце, но эта рыжая зараза даже не сконцентрировала силы, даже не сделала вид, что тянется к мечу! И эта насмешка, это дурашливое сожаление, это непонятная расслабленность бесили Гриммджо сильнее, чем что-либо. Семь сантиметров, чёрт побери! Но взрыв в противоположной части Лас Ночес раскидал их в разные стороны. Рыжий шинигами не выглядел удивлёным, и его резкое «фууух» вместе с многозначительным взглядом вызывали в Гриммджо Джагерджаке желание убивать. То есть, он, как пустой, в принципе состоял из желания убивать, но рыжий ублюдок с тремя хвостиками и белый мальчишка-капитан обладали просто невероятным талантом взывать к неизведанным глубинам его сущности. А хренов шинигами даже бровью не дёрнул на такое явное желание его убить, с полуулыбкой рассматривая коридор, словно сможет увидеть источник взрыва через несколько километров и кучу стен. — Значит, всё же капитан Хитсугая… Гриммджо замер, а потом с силой впечатал когти по обе стороны от этой крайне раздражающей рыжей башки. — Что ты только что сказал, маленький шинигами? Эта сволочь всё ещё источала спокойствие. — Я только что сказал, что первым на открытый штурм пошёл капитан Хитсугая. Не могу в это поверить — он ведь самый спокойный и рассудительный из нашей группы. С другой стороны, он самый младший, так что это неудивительно. Но ты, кажется, спрашивал не совсем об этом? Костяные зубы не предназначены для ухмылки, но Гриммджо всегда это удавалось без проблем. — Именно. И если ты не врёшь мне, и мелкий капитан здесь, то я должен убить тебя как можно быстрее. Шинигами рассмеялся, как будто Гриммджо Джагерджак отлично пошутил, и несколько раз постучал себя кулаками по бёдрам. — Боюсь, в твоём плане есть небольшой изъян, господин пустой. Даже два. Во-первых, пока мы будем сражаться, капитан Хитсугая может и умереть. Я в этом, конечно, сомневаюсь, но всякое может быть. А во-вторых… Атмосфера так резко изменилась, что Гриммджо не смог сдержать дрожь. Шинигами напротив словно развернулся, словно выстрелил — и его-не-его реацу заклубилась вокруг, наполняя узкий коридор удушливым, кислым, немного пряным желанием разрушения. Броня против воли выступила на руках и ногах, резкими буграми закрыла хребет и шею, а сам Гриммджо отступил на несколько шагов назад, собираясь перегруппироваться и использовать ресуррексион. И в этот раз рыжий шинигами не ухмылялся. — …боюсь, если мы сразимся, я просто тебя убью. И только полный идиот не понял бы, насколько реальна эта угроза. Гриммджо Джагерджак идиотом всё ещё не был, и в нём, помимо очевидной настороженности и опасения, против воли поднялось восхищение. Человек, стоящий сейчас перед ним, был куда большим пустым, чем некоторые из Эспады. Убей или будешь убит, жри тех, кто слабее, и иди по своей территории с высоко поднятой головой, не обращая внимания на хрустящие трупы под ногами. Чёрт, лучше бы этот рыжий ублюдок был в свите Айзена-самы, вместо идиота Шибы! Стань это реальностью, они, наверное, были бы непобедимы. Когти втянулись в пальцы, и белые пластины на спине одна за другой медленно возвращались обратно под кожу. Воздух буквально приходилось затягивать в органы, заменяющие ему лёгкие, словно используя леску. Где-то глубоко внутри шевельнулся страх, но тут же потух, залитый жаждой крови и холодной яростью. Всё верно — он пустой, он создан для сражения. Бесконечного, безумного, немного иррационального — но, в конце концов, они все чудовища. — Как твоё имя, шинигами? Рыжий выглядел немного разочарованным. — Куросаки Ичиго. И я не собираюсь сражаться с тобой, непонятливый пустой. Когти всё же снова вылезли, и Гриммджо уже напрягся, чтобы ответить, когда резкий, насмешливый голос идиота-каланчи окатил его с головы до ног. — А со мной? Реацу рыжего была настолько густой, что приближение Ннойторы полностью прошло мимо Гриммджо. Дышать сразу стало легче, а потом резко тяжелее — он буквально оказался в эпицентре сражения. Два пустых, два меноса, два лорда — одна территория, которую предстояло разделить между ними. Тот, кто назвал себя Куросаки Ичиго, с интересом принялся рассматривать нового участника их странного разговора. — А вы который по счёту? Гриммджо даже спиной ощутил, как Ннойтора ухмыляется и задирает форму. — Я квинта. Шинигами буквально засветился, даже в ладоши пару раз хлопнул от радости. — Отлично, просто отлично! Куда-нибудь отойдём, или останемся здесь? И резко, без перехода, дружелюбно обратился к Гриммджо. — Думаю, Тоширо ещё сражается. Если постараешься, сможешь успеть. Никогда ещё Гриммджо Джагерджак не поворачивался к сильным противникам спиной. Никогда ещё не выполнял чьи-то указания так послушно, так слепо, так бессмысленно. Никогда ещё не сдерживал себя, оказываясь лицом к лицу с кем-то по-настоящему раздражающим. Но сейчас, стоило рыжему шинигами приказать, как он беспрекословно повиновался. Будто он его фрассьон, будто его уже подчинили. Будто этот незнакомец почти Айзен. Когти таранили стены коридоров с мерзким звуком, а из прикушенной губы капала кровь. Ноги уже ныли от копошащихся под кожей пластин, но Гриммджо упорно загонял их назад, глубже в тело. Чёрт… Чёрт… Чёрт… Чёрт!!! Он добрался до капитана Хитсугаи, когда между ним и его врагом уже всё закончилось. Ямми медленно сливался с Уэко Мундо, а белый мальчишка сидел над ним, тяжело дыша и опираясь на ледяные крылья. За спиной почти истаял первый цветок — как в той битве, лишившей его руки. Ярость от собственной беспомощности и разочарование от неслучившийся драки захлестнули сексту с головой. Как говорится, мсти тем, кто ближе — и Тоширо Хитсугае крайне не повезло оказаться именно здесь и именно сейчас. Мальчишка заметил его приближение сразу и тяжело встал, заметно покачнувшись и показывая врагу глубокую рану на левой руке. — Вот мы и снова встретились, капитан Хитсугая. Ннойтора Джилга ещё никогда не испытывал такого восторга. Этот Куросаки Ичиго не высвобождал меч! Даже заклинаний не использовал! И при этом, шинигами и пустые — держался с ним на равных, иногда даже теснил и заставлял выпускать броню. И, судя по всему, получал столько же удовольствия от их схватки, сколько и он сам. Коридор давно превратился в руины, а на куполе над ними появилась пара трещин, но битва только набирала обороты. Песок и остатки стены медленно растворялись, частично поглощаясь его противником, и Ннойтора на долю секунды ощутил своё превосходство — он поразительно дальновидно не стал брать с собой прилипалу-Теслу. Рыжий шинигами резко вильнул в сторону, своим ударом снося высокий воротник и оставляя царапину на шее. О, вот это уже интересно. — Ты первый, кто смог пробить моё иерро. Рыжий широко усмехнулся, с видимым удовольствием покачивая своим мечом и хрустя плечами. — Если не придумаешь что-нибудь, следующий удар будет последним. Но ты ведь припас несколько техник в рукавах? Ннойтора ухмыльнулся, всем своим естеством ощущая чужую радость и нетерпение. Шинигами напротив жил этой битвой, не думая о последствиях, вкладывая всего себя в каждый удар и бросая вызов. Ресуррексион послушно лёг на тело, запуская процессы и преобразуя его во что-то более первобытное. Немного подумав, Ннойтора выпустил и две другие руки, не ощущая и капли чужого страха — только чистое, щенячье возбуждение. Что же, сегодня он собирается быть честным. Куросаки Ичиго мягко улыбнулся, пожимая плечами и протягивая вперёд руку. — Всё закончилось, Гин. Девочка уже была мертва, когда я её нашёл. Думаю, нам стоит возвращаться. Приятный полумрак был настоящей отрадой для глаз после вычурно белых стен длинных коридоров подвалов Лас Ночес. Удивительно, но здесь было даже сыро, а ещё приятно пахло землёй. Ичиго замолк прямо на середине предложения, когда узкое лезвие оказалось в его животе, немного левее, чем следовало бы. — За что, Гин? Кровь изо рта красная-красная, и падает на пол медленно, глухо гася звук о мягкий, землистый пол. Рыжий мужчина медленно осел вниз, лицо его поплыло, тело напряглось и тоже преобразилось. Родинка спряталась под ниточкой крови, мерно капающей на грудь. Тонкая рука зажимает бок, в голубых глазах боль и немой вопрос. Куросаки Рангику медленно, тихо шепчет: — За что, Гин? Выходит обречённо и слишком жалко. Идеальные брови искажаются в гримасе боли, когда женщина сгибается пополам и сипло, надрывно кашляет. Металл и кровь. Прищуренные глаза. Змеиная, мёртвая улыбка. Рангику успевает всхлипнуть, когда мгновенно удлинившийся меч врезается в её горло, чтобы через секунду рассечь голову пополам. Тело лежит на земле. Нелепый фрак, платье, вычурные рукава. Резкий запах раствора, в котором бьются из последних сил две сморщенные, уродливые головы. Капитан заградотряда проходит дальше, не пытаясь протереть меч и не оборачиваясь. У Ичимару Гина просто нет на это времени. Белый мальчишка оказался чертовски хорош. Гриммджо мог сказать это наверняка — сейчас таял последний ледяной цветок, но он всё ещё был на ногах и бился, будто не размазал Ямми тонким слоем несколько минут назад. Собственный ресуррексион щипал содранную кожу, между пластинками застряли кусочки льда. Какого чёрта этот мелкий ублюдок ещё стоит на ногах, а он уже с трудом может следить за атаками?! Впрочем, капитан Хитсугая не стоит на ногах. В вертикальном положении его поддерживают его крылья. Ухмылка через костяной скелет, призванная стать насмешкой чужому ледяному спокойствию. Вызов и бравада против тактики и острого ума. — Кажется, тебе недолго осталось, ледяной мальчик? Изогнутая бровь, словно они на приёме в каком-нибудь вычурном и безвкусном дворце. Вылизанное, пафосное спокойствие. — Как и тебе. Очередная правда, так раздражающе легко вылетающая с облачком пара из раздражающего рта. Он и в самом деле на пределе — с мёртвым фрассьоном, в окружении насмешек, в немилости Айзена, подчинившийся рыжему шинигами. Воистину, не было более неподходящего момента для сражения. Он Гриммджо Джагерджак, он был создан из битвы, и однажды он будет ею сметён. Пустые именно такие — в шелухе несуществующих эмоций, за масками искусственно наращенной человечности. Просто играющие в людей чудовища. — Пора заканчивать. Белый капитан напрягся, собирая лёд вокруг по кусочкам для последней атаки. Ничего не ответив, разумеется — должно быть, считал реплики своего врага-пустого слишком незначительными. Отлично. Как будто он сейчас в том состоянии, чтобы обращать на это внимание. Один удар — у него есть всего один удар. Значит, пора его уничтожить. — Десгаррон! Вот так, не думая, не гадая. На грани своих возможностей, за гранью своих возможностей, бросая вызов самой жизни и смерти, не думая о последствиях… До конца. — Последний лепесток, да? Тоширо Хитсугая тяжело моргнул, апатично рассматривая остатки ледяных цветов за своей спиной. Тело сотрясала крупная дрожь, в груди было слишком холодно, а Хёринмару словно примёрз к руке и немилосердно тянул вниз. Да уж, в этот раз он выложился на полную. Удивительно, что он вообще ещё стоит на ногах. Хотя, чего удивительного — он просто вмёрз на пару километров вниз. Проблематично будет перебраться в более спокойное место и зализать раны, и хотя бы поэтому ему стоит поторопиться. Он и так наследил достаточно, проведя два боя насмерть подряд, и чем быстрее он уберётся отсюда, тем больше шансов остаться в живых. Сладко. Так сладко, что забивает нос и рот, а в глотке возникает мерзкое перщащее ощущение. Розовые волосы. Прямоугольные очки. Слишком дружелюбная и слащавая улыбка. — Кто это тут у нас такой маленький? Тоширо Хитсугая никогда не думал, что умрёт вот так. После двух побед, после выматывающего вторжения, после того, как поверил в то, что останется жив. Последний лепесток ледяного цветка предостерегающе задрожал, готовясь рассыпаться. Улыбка, безумная и счастливая, против воли растянула его губы. Он всегда знал, что его банкай несовершенен. Чувствовал сам, слышал от Хёринмару и получил письменное заключение от Уноханы-сан. Там, за ледяными цветами, точно что-то было — что-то могущественное и смертоносное, что-то, что при неправильном обращении обернётся против своего создателя. Он всегда думал, что совершенная техника требует вдумчивого изучения и осторожного подхода. Зараки Кенпачи, Йоруичи Шихоин, Киске Урахара и Ичиго Куросаки придерживались противоположной точки зрения. Но, если нечего терять, то почему бы и нет? — Добей меня! Ннойтора в бессильной ярости скрёб единственной уцелевешей рукой по пыли и песку, в которые превратилось ставшее местом их битвы крыло. Они сражались на пределе возможностей, а потом вдруг что-то грохнуло, и Ннойтора замер, оглушенный давлением непривычно красного мира — чтобы в следующую секунду рухнуть куда-то вниз, пронзённый тысячью лезвиями. Или всего одним? А сейчас он лежал в пыли, рассматривая чужие ноги, уничтоженный собственной беспомощностью, вынужденный смотреть, как враг насмехается над ним. Это ведь снова будет «нет», верно? Кто-то вроде него недостоин умереть от рук такого, как седьмой капитан Куросаки Ичиго. Вот карие глаза, полные сожаления, приближаются, а рот открывается чтобы сказать «нет». Он ведь прав, и это будет «нет»? — Нет, не добью. Так и есть. Даже нет сил ругаться, нет сил выражать ярость и умолять. Ему давно следовало перестать быть таким наивным. — Нет, не пойми меня неправильно. Это не потому, что ты слаб или что-то в этом духе — скорее, даже наоборот. Будь у меня чуть больше времени, мы бы смогли насладиться этой схваткой в полной мере. Я пришёл сюда, чтобы поглотить какого-нибудь пустого, и у меня нет никакого желания, чтобы всё закончилось так. Это было самой большой глупостью в жизни Ннойторы Джилги, самой нелепой битвой — но, почему-то, он вдруг стал счастлив. Последняя рука разжалась и бессильно опустилась в песок, а потом одним мощным движением перевернула его тело на спину. — Значит, в следующий раз? Широкая ухмылка снизу смотрится совсем иначе. — Конечно. Кстати, квинта — ты, случайно, не знаешь, где здесь сильный пустой, которого не жалко? Рыжий мог даже не просить. — Четыре поворота, и ты попадёшь в северный зал, где заседает наш сегунда. Подойдёт? Даже когда за ним примчался побледневший Тесла, чтобы утащить в подвал, Ннойтора Джилга не переставал ухмыляться. Тоширо Хитсугая грязно выругался, зажимая отсутствующий кусок тела и ощущая, как непривычно длинные ноги постепенно отнимаются. Что же, ему удалось — и удивительно взрослое тело только это подтверждало. Он уничтожил розового пустого с одного удара — из-за эффекта неожиданности, разумеется. Но, уже пребывая на последнем издыхании, херова зверюга смогла атаковать. Ноги подкосились, как треснувшие колонны ледяного дворца, и десятый капитан рухнул в пыль и песок Уэко Мундо. Ну нет, так это не кончится. Только не теперь. Ноги прекратили слушаться окончательно, но его руки всё ещё могли работать, и ему оставалось только стиснуть зубы и ползти. Ползти, ползти изо всех сил, ползти стиснув зубы и изрыгая проклятья сквозь стиснутые зубы. Для него ещё ничего не закончено. Тия Харрибелл успела только резко выдохнуть, когда Мила Роза исчезла, став первой в череде смертей её фрассьона. Она чувствовала это наверняка — как каждый нумерос ощущает состояние своих подчинённых, своей кровожадной стаи. Разьярённая и оглушённая, трес Эспада выскочила из своей комнаты, на ходу вытягивая меч из коротких ножен. Чужой занпакто вошёл прямо под грудью, пробивая иерро. Холодно, мороз, пахнет свежей и застоявшейся кровью. Серебряные волосы. Высокий рост. Белое хаори. Улыбка. Меч вывернулся и разорвал её пополам — наполовину, отделяя голову и грудь от остального тела. Гин даже не поморщился — у него не было на это времени. Заветная дверь скрипнула, и мелкая рыжая риока с писком опрокинулась на спину. — Ну здравствуй, Иноуэ Орихиме. Сколько он уже полз? Тоширо Хитсугая даже предположить не мог — но был готов поклясться, что, если он оглянётся, то увидит длинный кровавый след через очередной серый коридор. Не смей сдаваться, капитан Хитсугая! Пыль и песок, песок и пыль — они были даже здесь, внутри вылизанного дворца Лас Ночес. Они все были именно такими — пыльными, песочными миражами, ускользающими между его онемевшими пальцами. Ползи, капитан Хитсугая. Ползи изо всех сил. В какой-то момент он уткнулся в сапоги — высокие, женские сапожки, вульгарно белые, точно по ноге. — Подлечи его, маленькая риока. Капитан Куросаки не простит тебе, если из-за каприза маленькой девочки он потеряет хорошего бойца. Поверь, ты этого не стоишь. Но капитан Хитсугая уже этого не слышал. Он был на пределе, сохраняя совершенную концентрацию и кидая остатки своих сил, чтобы поднять голову. Его хватило ненадолго — буквально несколько секунд, а потом спасительная темнота. «Ну здравствуй, бабушка…» Барраган Луизенбарн и подумать не мог, что ещё не разучился удивляться. Рыжий шинигами, прыгающий вокруг него на дрожащих ногах, доказал это на деле. Он даже приподнялся на троне, чтобы разглядеть его получше. Некогда красивые рыжие волосы спутаны в сбившийся набок колтун, с уголка рта тянется кровь и ниточка слюны. Хаори истлевшими нитками повисло на сутулых, но всё ещё слишком молодых плечах. Дольше всех боролись глаза — коричневые, всё ещё полные жизни, всё ещё готовые бороться. Не будь Барраган Луизенбарн так стар и опытен, он бы решил, что это молодой и дерзкий пустой собирается занять его место. Будь это так, он бы принял его в свой фрассьон. Он бы оказал ему протекцию, подарил бы охотничьи угодья и других пустых. Он бы поделился с ним мудростью, он бы оберегал его. Возможно, назвал бы сыном и преемником. — Очень жаль, шинигами. Рыжий шинигами кивнул и словно согласился. — Да. Очень жаль. А потом метнул свой меч — резко, отчаянно, безрассудно. Глупо, конечно же — но молодые всегда делают глупости. Всё было бы иначе, будь сегунда серьёзен. Всё было бы иначе, не смотри рыжий шинигами таким взглядом. Всё было бы иначе, швырни он меч раньше или позже. Или всё произошло бы точно так же? Ичиго резко выдохнул и упал на одно колено, ощущая, как чужая сила перетекает в его тело. Не вымотайся он до этого в бесплодных попытках атаковать и в битве с квинта Эспадой, его бы просто разорвало. Снова. Его резервы впервые с момента возрождения были полны, даже переполнены, и он тут же пустил излишек на восстановление своего тела. Дряхлые мышцы, почти не работающие органы, убитая душа — если бы не дикое, сверхъестественное, невозможное даже для него везение, он бы просто рассыпался в пыль и песок. Мидори но Бураши упал на пол с жалобным "звеньк", и только подойдя поближе, он понял, насколько тяжело это далось его бессмертному пассивному компаньону. Именно на бессмертие и был расчёт — ведь занпакто существует только внутри хозяина, и, даже если хрупкая оболочка разрушится, Ичиго верил, что сможет вытащить его снова. Занпакто выглядел просто ужасно — покрытое трещинами и местами расколовшееся лезвие, полностью истлевшая рукоятка и дикая, неправильная ржавчина, словно болезнь, пожирающая их обоих изнутри. — Прости, дружище. Тебя обязательно подлатают. Честно, только продержись до нашего возвращения. Но это и в самом деле слишком дикая и странная победа для него. Неприятно признавать, но сегунда Эспада был слишком силён для той его формы, в которой он пришёл в Уэко Мундо, и подобная победа была просто нелепа… А, нет. Удивляться не имеет смысла. — Давно не виделись, Айзен.