Три оси времени

Зов был силён — даже слишком силён, особенно для Мира Живых. Он даже был вынужден остановиться​ — хотя до этого имел вполне конкретную цель, и двигался строго к ней. Мышцы ныли, требуя немедленно развернуться и идти туда, что-то новое и непривычное ворочалось за грудной клеткой, но он усилием воли пытался это подавить — и, пока что, ему удавалось остаться стоять на месте. Ловушка? Похоже. Очень похоже — силой зова, направленностью порыва и мощным откликом с его стороны. Но, с другой стороны — никто вокруг явно больше ничего не чувствует, значит, приманка направлена именно на него. Подобного рода вещи просто так не делаются, и это значит, кто-то очень долго готовился, чтобы поставить ловушку именно сейчас, и заманить туда именно его. Но зачем? Зачем — и кто был настолько дальновиден, что предсказал всё это? Но, несмотря на сходство с ловушкой, несмотря на подозрительность и собственную паранойю, он всё ещё был уверен — нет. Зов, жалобный, полный отчаяния, боли и неведомой, чужой силы, был слишком настоящим — и, кажется, он готов рискнуть и поверить. Собственный занпакто вибрировал и откликался, и это тоже говорило о многом — жаль, что он никогда не умел говорить с собственным мечом. Нет, они отлично общались, взаимодействовали и сражались вместе, но никогда им не удавалось просто сесть и поговорить. Не нуждались, наверное — или им обоим и в голову не могло придти, что это кому-нибудь нужно. Внезапно зов стал тише, и к нему добавилось тихое, горчащее отчаяние — это напугало куда сильней. Что бы ни служило источником зова, он явно чувствовал, что существо в отчаянии — и то, что оно начало сдаваться, надавило куда сильней. Внутренности скрутило, голова против воли поворачивалась туда, к источнику — он уже твёрдо решил, что отправится туда. Нельзя, чтобы источник потерял надежду — ведь тогда его точно не найдут. Безумно хотелось рвануть туда в шунпо, прикоснуться, поделиться силами — сказать, что он не один. Что его слышат, его нашли, его поддержат. Узнать, что с ним произошло, в конце концов — но это, на самом деле, было не так важно. Выгадав момент, когда остальные отвлеклись, он развернулся и кинулся вперёд. Зов манил, тянул, вёл как по ниточке — казалось, напряги зрение чуть сильнее, увидишь красное мерцание, уходящее вперёд. Источник не знал, что к нему идут — зов явно был односторонним, хотя он и послал свою реацу в ответ. Только бы источник не отчаялся, только бы не прекратил звать — иначе он просто не успеет его найти. Таинственное существо полностью завладело его сознанием — не было силы даже проверить, идёт ли кто-то из шинигами за ним. Это всё было неважно, совершенно неважно — даже если он сейчас умрёт, таинственный зов всё ещё был важней. Где же ты? Подай знак! Давай, ну же — позови сильней! С каждым шагом он был всё ближе и ближе, зов усиливался, занпакто буквально прыгал в ножнах, а внутри томился испуг и ожидание — вот-вот, вот-вот, ещё чуть-чуть, уже почти… Когда один дом уже закончился, а новый ещё не начался, он внезапно ощутил некую робость, разглядывая тёмный провал. Узкий проход, в котором покоится цель его путешествия. Несколько шагов, и он на месте — а что дальше? Могла ли их битва пробудить что-то древнее и давно забытое Обществом Душ? Новая волна зова была гораздо тише всех предыдущих, и почти не была окрашена эмоциями — и сжимающее сердце предчувствие, что это волна была последней, заставило его забыть обо всех сомнениях и кинуться вперёд. Катана. Матово-белая, чужая, хрупкая — прикоснись, пойдёт трещинами и осыплется песком. Пригибающая к земле чужой сильной волей — прикоснись, и погибнешь, если будешь недостаточно силён. Одинокая, страдающая, почти исчезнувшая из поля, когда её ещё можно почувствовать — ещё доля секунды, и исчезнет, не успеешь разглядеть. Не думая о последствиях, не думая о возможностях, не думая о ловушке, он рванулся вперёд и обхватил холодящую пальцы рукоять. Ичиго уже почти успокоился. Он не знал, сколько длилась его истерика, но сейчас разум потихоньку возвращался к нему, а с ним и умение думать и рассуждать — и паранойя, заставившая его медитировать в поисках успокоения. Он должен спрятаться, чтобы не привлекать внимания. Он должен стать незаметным. Сначала спрятаться, потом подтереть эмоциональный фон, и после всего этого — сесть и подумать, что ему делать дальше. Так себе план, конечно же, но другого не было. И Ичиго уже почти успокоился, когда чужое прикосновение погрузило его в неконтролируемый поток бесконечной, бурной, нечеловеческой радости. Кьёраку Шисуй спрятал за соломенной шляпой потемневшие глаза. Айзена они всё-таки завалили — пришлось попотеть и устроить массовый капитанский банкай, но до чего-то радикального и кровопролитного так и не дошло. Отряд кидо тут же преступника повязал, Бьякуя почти сразу ускакал искать подарок своему ненаглядному сыну, а остальные медленно подтягивались к проходу домой. Кажется, Шисуй вообще был единственным, кто заподозрил неладное — и, слегка полапав Лизу Ядомару за всякие интересные места, он как бы вскользь бросил, что они присоединятся позже, и исчез в шунпо. Встретить бывшего лейтенанта было безумно приятно и ностальгично, но, увы — дело важнее. Добраться до нужного места не составило труда, Шисуй сунулся в тёмную нишу — и отшатнулся, поражаясь, что такое не фонит на три мира сразу. Здания, между которыми бушевала сила, потихоньку плавились, и у восьмого капитана потемнело в глазах — но происходящее было куда важнее. Укитаке водил шальными глазами, ухмылялся и тяжело дышал, не пытаясь что-то сделать с текущей по подбородку и шее кровью. Да и не смог бы — он двумя руками сжимал стеклянный, матово-белый меч. Всё вокруг грохотало, на стене разверзлась огромная тень Мимихаги — у Шисуя хватило сил сделать пару шагов вперёд и тихо спросить: — Что за чёрт? Джунширо услышал — резко, как безумный, повернул голову на звук, склонился к плечу и хрипло рассмеялся. Или закашлялся, смотря как посмотреть. Стало ясно, что он на пределе — Мимихаги, болезнь и странный меч, тянущий силы и реацу. Что-то в глазе друга лопнуло, струйка крови потекла вниз — будто плачет, и, чует его капитанский опыт, второй глаз скоро постигнет та же участь. — Это Куросаки Ичиго, Шисуй. Меч Короля Душ. Только не прикасайся — это я тут Мимихаги. И покачнулся — Шисуй едва успел подхватить за торс, охнув от резкого отката реацу. Силы улетали в никуда, будто он и не капитан, а неопытный новичок, неправильно применивший какое-нибудь кидо. Интуиция вопила, что надо убираться отсюда, и несколько метров восьмой капитан тащил их троицу в полном одиночестве — Укитаке не мог пошевелиться, а хрупкий на вид меч оставлял в асфальте огромную борозду, разрезая его, как масло. — Что вообще творится в голове у седьмого? Тринадцатый тихо закашлялся-засмеялся, тратя и так отсутствующие силы. — А он ничего не слышит. Вообще. Видимо, это его первый раз в такой форме, вот он и растерялся. И мягко улыбнулся — оправдывает, зараза. Знает, что умирает, что чужой меч лишает его сил — и всё равно оправдывает. Врождённая сентиментальность или откат от связи занпакто-шинигами? Всё же, не только хозяин влияет на свой меч, но и меч влияет на хозяина. Выход из узкого зазора между зданиями был словно дверью в другой мир — тяжело, непонятно, страшно. К остальным соваться сейчас нельзя, Укитаке умирает, с Королевским Мечом ничего не понятно от слова совсем, да и силы у восьмого капитана не бесконечны. Пахнуло гарью, силой и чужой смертью — кажется, где-то здесь не так давно столкнулись двое Шиба. Шисуй только тяжело вздохнул. Ну, Шиба значит Шиба. Почему бы и нет. Идти по улицам Мира Живых, не привлекая к себе внимания, было тяжело — но Шисую было как-то плевать. Плевать на секретность, плевать, что за ними остаётся глубокая, неестественная полоса и куча крови — иногда и в самом деле стоит просто не думать о последствиях. Укитаке пытался что-то бормотать, иногда смеялся и двигал головой — Шисуй старался его успокоить и уговаривал не тратить силы. Идти спиной было неудобно, но только так это вообще было хоть немного возможно, и это значило стиснуть зубы и терпеть. Поразительно, но они добрались. С трудом, стащив к себе почти всех Пустых и отгоняя их чистыми матюгами — потому что тратить столь необходимую Джунширо реацу на мелкую шушеру было просто невозможно. Шиба даже дверь сразу открыл — наверное, хотел рассказать им всё, о чём он думает, но, увидев их троицу, быстро заткнулся и помог войти в дом. Дышать сразу стало легче, а вот бывший десятый пошатнулся и явно не ожидал, что его реацу тоже потечёт рекой. Откуда-то изнутри выглянул седой мужчина в очках. — Что за внеплановое собрание шинигами? Пыхтящий Шиба, недовольно разглядывающий трещину в полу, фыркнул и завернул налево. — Не поверишь, но мне тоже интересно. Шисуй нетерпеливо мотнул головой, под тихое хихиканье Укитаке. — Неважно, это всё неважно — можешь открыть проход в Общество Душ? У нас очень мало времени. Незнакомый мужчина, смутно кого-то напоминающий, демонстративно поправил свои очки. — Полагаю, у вас точно хватит время всё объяснить. Это что — последствие от сражения с вашим Айзеном? Думать, раскрывать этим двоим тайну Куросаки, или нет, Шисуй даже не собирался — седьмой капитан уже успел как-то договориться с Ишшином, так что вряд ли бывший десятый капитан узнает что-то новое. А даже если и узнает — он вряд ли тут же побежит к Главнокомандующему или во Дворец. Укитаке уже не мог даже бормотать, искать кого-нибудь ещё было просто некогда, так что восьмой капитан, печально выдохнул, начал объяснять. С каждым словом Ишшин Шиба мрачнел всё сильнее и сильнее, а его напарник теребил серебряный крест. Под конец седой мужчина куда-то исчез, а бывший десятый выглядел полностью раздавленным, с непередаваемой болью рассматривая стеклянный меч. — Так вот о чём ты говорил, Ичиго. У Шисуя даже хватило сил приподнять бровь. Ишшин мрачно рассмеялся. — Когда я пошёл разбираться с ним, он заявил, что жить ему осталось в лучшем случае год, и что он дорого заплатил даже за это. Боги, Ичиго, ты опять пытаешься всех защитить. Должно быть, я воспитывал тебя слишком усердно. Бывший капитан мотнул головой, не давая Шисую вставить и слова. — Я знаю, что ты скажешь мне, восьмой. Что это не тот Ичиго, что это не мой сын. Думай что хочешь — я просто знаю, что это мой сын. Думаю, что и он там есть — просто делает вид, что всё забыл, потому что так будет проще. Видит Король Душ, я не могу его за это винить. Второй человек вернулся, неся в руках стеклянную банку с демонической бабочкой. Ишшин встал, разорвав контакт, и начал готовить бумажные ворота. — Гандзю мёртв, Кьёраку Шисуй. Можешь не волноваться о нём. Увидимся в последней битве — передай Урахаре, что с его магазинчиком всё хорошо. Удачи. Восьмой капитан только кивнул, буквально падая в проход. Стоило им оказаться в родном мире, руки Укитаке сами собой разжались, и старого друга вывернуло в жутком приступе. Из зелёных глаз исчезло шальное безумие, тринадцатый капитан перестал хихикать и вести себя, как под дурманящей травой. Шисуй рухнул рядом, отдавая жалкие крохи сил на исцеляющее кидо — не для того он его сюда тащил, чтобы Джунширо тут отъехал. — Что…что с… Из чужих глаз всё ещё хлестало, и Шисуй осторожно прикрыл кровящие белки ладонью — Унохана и не такое видела, и точно им поможет. Осторожно огляделся, пытаясь найти основной источник всех их бед и последнюю надежду человечества. Куросаки Ичиго стоял чуть поодаль — высокий, в неровном чёрно-белом кимоно. Длинные рыжие волосы, ничего, похожего на меч — два костяных рога, будто маска пустого, прорастающих прямо из головы, чёрные ломанные линии, бегающие под чужой кожей, и два глаза, будто инверсия друг друга. И в этих глазах не было ничего человеческого.