Три оси времени

Первое, что понял Ичиго, когда смог что-либо ощущать — у него снова есть тело. Не непонятно что, а вполне себе человеческое тело, которое он носил несколько сотен лет — с руками, ногами, головой и всем остальным. Второе — он лежит на горизонтальной поверхности и ощущает запахи, так свойственные баракам четвёртого отряда. Третье — он вполне может себя контролировать. Четвёртое — слабость в теле, вывернутые руки и осознание, что всё дико болит. Послушные глаза открылись, и Куросаки пару раз моргнул, наслаждаясь властью над собой. Да, так и есть — бараки четвёртого, его родная одиночная комната и тихо всхлипывающая во сне Котетсу, видимо, ожидающая его пробуждения. Куросаки легонько улыбнулся и попытался пошевелить ногой. Кажется, его нашли. Его воспоминания заканчивались на том потоке бурной радости от чужого прикосновения, когда он полностью утратил контроль над чужой, нечеловеческой частью себя, ведомой совсем не живыми инстинктами. Как оказалось, быть мечом опасно — просто оступись и тут же рухнешь вниз, а на твоё место придёт что-то более древнее и почти нерукотворное — придёт, чтобы всё расставить по местам. Мир вокруг словно двоился, разные изображения накладывались друг на друга и путали цвета. Ему это не мешало — он с силой втянул внутрь окружающее пространство, чтобы пополнить запасы сил. От этой короткой сценки голова будто взорвалась, и Ичиго резко вскинулся, закрывая ладонями виски и сгибаясь пополам. Котетсу тут же проснулась и оказала первую помощь, запуская лечебное кидо в солнечное сплетение, а потом куда-то убежала — звать Рицу, наверное. Под пальцами было тепло и липко — кажется, с двух сторон головы кровило. Лёгкой ощупывание подтвердило две овальные ранки, непонятно откуда взявшиеся и непонятно почему даже не затянувшиеся до сих пор. — Мы ничего не смогли сделать — кожа просто растворяется. Кажется, придётся окунать в источник. А теперь объясни мне, во что ты умудрился влезть, Куросаки Ичиго? Ему бы кто объяснил. Голова болела, как и всё остальное — но привычного опустошения внутри не было. Наоборот, его просто распирало от количества реацу — а ещё от желания высвободить меч. Мидори но Бураши… Чёрт! Конечно же, Мидори но Бураши! — Мой меч… чёрт, мой меч… Рицу тихо выдохнула и прикрыла глаза. — Я не знаю, Мышонок. Когда Кьёраку принёс вас сюда, его при тебе уже не было. Руки сами собой потянулись вниз и вверх, будто отлично знали, что надо делать. Одна — к диафрагме, другая — к хребту, где шея переходит в плечи. Ладони осторожно прикоснулись, проникли под кожу — и потянули, первая вниз, вторая вверх. Давно, когда он ещё был жив, у него было два меча. Длинный и короткий, позвоночник и грудина — сейчас рукояти снова лежали в руках. У него больше не было мечей. Он сам — меч. Нет, того, второго, он бы не тронул — не так и не сейчас. Если не король, то конь, и наоборот — занпакто будет драться, если не будет удовлетворён своим хозяином. Но их внутренние дела будут решаться потом — сначала следует убрать никому не нужную помеху. В контакте меч и хозяин третьи не нужны, и бесполезная душонка была врагом. Все, кроме хозяина — враги. Ичиго подобрался, готовясь атаковать. Чужая реацу осторожно циркулировала по телу, и Ичиго осторожно выпрямился, понимая, что чуть не снёс своим взрывом стены. Рицу мягко гладила его по спине, легко сдерживая его порывы. Воистину, самая великолепная женщина на свете — ну как её можно не любить? Мозг заторможенно отметил, что на время странных приступов он теряет над собой контроль. Мужчина осторожно выпрямился, держась за сильные руки. Рицу лёгким движением убрала прилипшие пряди с висков. — Шисуй?.. Женщина только кивнула. — Да. Принёс тебя и залитого кровью Укитаке, а потом свалился с сильнейшим истощением — как он только не распался на частицы, не понимаю. Они оба тут, в соседних палатах — ты очнулся первым. Что ты помнишь, Ичиго? Нападение? Союзники Айзена? Это произошло на территории Общества Душ? Некоторое время Ичиго боролся с собой, а потом плюнул на мужскую гордость и со стоном ткнулся Рицу в плечо — она его и не таким видела. Думать было тяжело и неприятно, воспоминания не хотели укладываться в кучу, и мужчина просто тихо молился, чтобы в состоянии тринадцатого и восьмого был виноват не он. Слух зацепился за знакомое имя. — Айзен?.. Рицу легко поцеловала его в макушку, накрыв своими ладонями его — два кровящих участка на голове даже болеть, кажется, стали меньше. — Неделю назад был суд. Двадцать тысячелетий заключения — после этого он предстанет перед судом снова, и совет Сорока Шести посмотрит, стоит ли пересмотреть решение. Рядом с Рицу всегда было тепло и свободно — рядом с ней можно было быть человеком. Не шинигами, не мертвецом, не занпакто Короля Душ, не капитаном одного из отрядов и не вторым Кенпачи. Человек, просто человек — обычная душа-плюс, которая может улыбаться, любить, жить и ни о чём не думать. И чьи ошибки — это только её ошибки. — А почему не казнь? Унохана тихо хмыкнула. — После того, как он вживил в себя хогъёку, Соуске Айзен официально стал бессмертным. Нынешние технологии Общества Душ просто не способны его убить. И, положа руку на сердце — Ичиго, ты ведь не думаешь, что Айзену был бы вынесен подобный приговор? Капитан тихо хмыкнул, легко целуя уже не свою женщину в шею и вызывая предупреждающий смешок. Собственно, никто в этом и не сомневался — политика, она такая, даже в мире мертвецов. Куросаки осторожно отстранился, понимая, что потихоньку приходит в себя — Рицу даже не пыталась его удержать. Уже давно не время нежностей, больше не будет их любви — самое время расхлёбывать последствия. — Ничуть. По поводу моих воспоминаний — я полный идиот, Унохана Рицу. По какой-то неведомой причине, я потащился смотреть, как вы будете биться с Айзеном. Единственной причиной, по которой Ичиго до сих пор не атаковал, было осознание того, что в этом случае он ослепнет. Правосудие ведь должно быть слепо, верно? Оружие слепо. Судьба слепа. Очевидно, что он ничем не отличается. Не то чтобы он боялся ослепнуть — всё же, мечи не полагаются на зрение, но перспектива напрягала. Сильное, не живое, заставляло мышцы дрожать — занпакто подбирал момент для нападения. Рицу качала головой — кажется, в этот раз силу удалось сдержать, но он просто сидел и смотрел в одну точку, как последний идиот. — Я в этом не сомневалась. Ты всегда был в зоне риска, Куросаки Ичиго — Айзен вполне мог убедить тебя в собственной правоте. Он великолепно смешивает правду и ложь, он играет с нашими чувствами — и ты уже умер за него однажды. И сейчас я скажу тебе то, что мы всё это время твердили Момо Хинамори — ты не виноват. Мы все в него верили, вопрос лишь в том, что вы верили немного сильнее. К тому же ты был сильнее, верно? Ты не стал биться с остальными товарищами за него. От этих слов хотелось убивать. Он не запутавшаяся маленькая девочка, влюблённая в своего капитана — он взрослый мужик, который с самого начала знал, какая Айзен тварь. И от его выхода в Мир Живых, в отличии от дурацкой девочки, были вполне ощутимые последствия. «Рад, что ты это понимаешь, идиот.» Вопреки всему, Ичиго улыбнулся — Величества сильно не хватало. Его остановил голос. Громкий, проникающий внутрь черепной коробки и заставляющий поднять голову вверх. Хозяин, это был хозяин — и Ичиго хотелось убивать в его руке. Но голос говорил не с ним. Рядом раздался громкий, немного испуганный голос — почти хозяин хлопал врага по плечу. На ощупь, с силой, не смотря — медленно текущие красно-зелёным глаза были плотно закрыты. — Скажи, что ты это слышишь! Пожалуйста, скажи, что ты тоже слышишь! Ты слышишь? Слышишь, как Король Душ говорит со мной… «Сколько раз я говорил тебе не покидать Общества Душ? Миллион? Сколько раз ты меня послушался?» Гнев Короля Душ достигал каждой мышцы, каждой клеточки его тела. Заслуженный гнев, полностью заслуженный — Ичиго был готов исполнить любой приказ. «Так, значит, я стал катаной, Ваше Величество?» Голос давил к земле, заставлял склоняться, будто он просил прощения. Он не просил — знал, что не заслужил даже права. «Именно. Поразительная догадливость для идиота, решившего погибнуть, когда мой убийца почти на пороге. Можешь гордиться собой — ты чуть не убил Мимихаги, и я сейчас не о его носителе говорю. Моя рука, знаешь ли, не очень приспособлена для высвобождения в Мире Живых.» Принадлежи ему его тело, Ичиго бы вырвал себе сердце. Кровь всё ещё текла из двух овальных ран, заливала футон и пол — повезло, что после их короткого диалога Рицу ушла проверять остальных. Восьмого капитана пока что насильно держали в коме — кажется, что-то там со слуховыми каналами было не так, и Унохана решила их полностью заменить. Тринадцатый был в куда худшем состоянии, но уже шёл на поправку — ему вырастили новые глаза и связки, заодно заменив почти всю кровь. Обычное дело для бессмертных шинигами, на самом деле. Голос замолк, и почти сразу же раздался другой: — Заткни уши. Заткни уши, я сказал! Почти хозяин кинулся к врагу, обхватил голову тёмно-бордовыми руками — и повернулся к нему, поймав взгляд глаз. Стиснул зубы, а потом открыл рот — заговорил громко, чётко, чеканя слова и не обращая внимания на красно-зелёную кровь, текущую на грудь. «Всё очень просто, Куросаки Ичиго. Убей его — убей Яхве, когда он поднимется ко мне. Единственное условие, единственное правило — единственный пункт нашей сделки. Да и, на самом деле, ты и не очень-то виноват. Я прекрасно знал, чем всё закончится, когда объяснял тебе, на каких условиях ты можешь покидать мой внутренний мир.» Вот как. Значит, никакого внешнего контроля — расплачиваться за собственные проступки он будет сам. И бывший капитан заградотряда отлично знал, как будет себя судить. Вставать было больно, но он справился — реацу, пущенная по венам, творит чудеса. Осторожно двинулся прочь, опираясь на стену, под обречённый вздох Короля Душ. «Ты вообще меня не слушаешь, верно? Слушай, серьёзно — всё не так печально, я на тебя любя ворчу. Заодно и ваше взаимодействие с Мимихаги проверили.» Первым не выдержал правый рог. Пошёл чёрным, завибрировал — и взорвался, заставляя его голову мотнуться, а тело потерять равновесие. Ичиго растерялся, метнул очередь серо наугад — сил хватило на восемь беспорядочных плевков, песком осевших на острых, будто нарисованных зубах. Руки ошпарило болью — мечи буквально разрывали их и крошили кости, стремясь вернуться на свои места. Куросаки тяжело опустился на колени, в довольно глубокую ямку, и с диким воплем ощутил, как разрывается второй рог. Зрение всё-таки исчезло, внутри разверзлась пропасть, и он окончательно перестал что-либо ощущать. Укитаке лежал в комнате, полной барьерных символов кидо. Ичиго знал их все — осторожно наклонился, заставил мерцать, пуская немного реацу в нужные углы. Медленно двинулся вперёд, склонился над тринадцатым капитаном, и начал лечить — путь возвращения давался как никогда легко, и у него были отличные учителя. Куросаки отлично понял, почему Рицу не стала заканчивать лечение сразу — почти наверняка на предыдущие действия ушла куча сил, и первая Кенпачи не собиралась рисковать. Ну, у второго прямо сейчас реацу чуть ли не из ушей лилась, и никаких проблем не было. Первое, что увидел седьмой капитан — открывшиеся зелёные глаза наполнились облегчением, и тринадцатый слабо улыбнулся. — Рад, что ты в порядке, Куросаки Ичиго. Прости, плохой из меня Мимихаги вышел… Чужие слова резали и убивали без кидо. За что? За что Укитаке, чуть не погибший из-за него, просит прощения? Почему он радуется, когда видит его живым? Должно быть, полумёртвый капитан каким-то образом прочитал его мысли — иной причины, почему он слабо сжал рукав его кимоно, попросту не было. — Не вини себя, седьмой капитан. Это инстинкты, просто инстинкты — когда я искал тебя, то тоже не смог сопротивляться. А если ты думаешь о том, что пошёл к Айзену… мы все знали, что ты туда пойдёшь. Дальше говорить с Укитаке не стоило — даже такая короткая речь вымотала его, и Ичиго, осторожно вычистив кровь из лёгких, осторожно его усыпил. Ну, и сразу послал кого-нибудь за Рицу или Котетсу, когда вышел из специальной кидо-комнаты. Тесная клетка лопнула, и Ичиго почувствовал, словно рука, сжимавшая его, перестала его сдерживать. Он раскрылся, как свёрнутая в канат нить — и первыми, с реацу и воздухом, раскрылись лёгкие. Он жил, он существовал, он прорастал из той части земли, куда воткнулся своим хрупким, стеклянным телом — и он чувствовал, как тот, кого раньше звали Широсаки Хичиго, ликует вместе с ним. Старик тоже был здесь — бродил под кожей, как песчаный червь, готовился к нападению, отзывался болью на запястье. Одна ошибка, и он вырвется наружу, перекроит его по образу и подобию, превратит в бездушный, чужой лук… Реацу хозяина была приятнее шёлка и бархата. Ласкала кожу, оседала на рогах. То, что было Хичиго, с наслаждением открыло только что отросшие веки. Как довольно быстро выяснилось, Шисуй очнулся без его участия — очередной сеанс от четвёртого капитана творил чудеса. К восьмому капитану, разумеется, его не пустили — и Ичиго, никем не замеченный, выскользнул в Сейрейтей. Руки всё ещё болели, но с ногами и реацу всё было в порядке, так что мужчина свечкой ушёл в шунпо. Пахло давно забытыми шинигами и пустыми, где-то полыхнуло радостью от Лизы Ядомару и облегчением от Гина — Куросаки только стиснул зубы и рванул ещё быстрей. От всеобщей жалости и принятия становилось только хуже. Как будто они и в самом деле и не думали его винить — как будто все считали, что он с самого начала был уязвим. Как в этих чудесных байках, когда злой злодей берёт чужой разум под контроль — а потом, когда всё заканчивается, его жертвам говорят, что «это не они». Дрожащее пространство вызвало щемящее чувство дежавю. Когда-то он именно так погиб — решил, что это лаборатория Айзена, а это оказались квинси. Старые раны почти мгновенно заныли, остро ощутилось отсутствие меча, а огромный зелёный шар внутри опять запросился наружу — Ичиго был готов поклясться, что прямо сейчас легко сможет выйти в банкай. Но нет — это оказалась банальная гарганта, и Ичиго, накрутив вокруг себя настоящий панцирь, сразу нырнул внутрь. В этот раз обошлось без сюрпризов — его и в самом деле выкинуло в Уэко Мундо, прямо напротив центрального входа в Лас Ночес. Крайне удачно выкинуло, между прочим — хоть миллиметром выше, и его бы проткнуло кавалерийской пикой какого-то пустого. Кажется, он попал на начало вторжения — и тут же распустил свою ауру, до того, как смог вообще понять, что он творит. Удивительно, но это подействовало, и огромная белая лавина остановилась. — Разойтись. Они послушались беспрекословно — кто-то даже поклонился, признавая превосходство. Ичиго бы удивился или заподозрил подвох — да вот только все Пустые были творениями Айзена, а друг-не друг пообещал, что ворота Лас Ночес всегда будут для него открыты. — Оставайтесь на месте, пока я не вернусь. Тут явно был кто-то свежевыращенный, составляющий новую Эспаду — но Ичиго не увидел ни одного из предыдущих солдат, а это значило, что они внутри. Куросаки достаточно хорошо знал Айзена, чтобы не сомневаться — его войско не развалится только от того, что он вдруг был схвачен Обществом Душ, и кто-то наверняка уже придумал план по его освобождению. Так и есть — внутри, в том самом зале в Лас Ночес, восседали незнакомые пустые, Ннойтора и Улькиорра. — И какого чёрта вы решили сотворить, господа? Высокий квинта стукнул кулаками по столу и резко плюнул серо. — Издеваешься?! Вы захватили Айзена — а теперь ты приходишь сюда, будто имеешь на это право, и задаёшь вопросы?! Но до того, как Куросаки успел что-либо ответить, члена Эспады одёрнул флегматичный Улькиорра. — Он и в самом деле может свободно приходить сюда — таково желание Айзена-самы. Седьмой капитан Куросаки Ичиго является его дорогим другом и имеет полную неприкосновенность. Мы не будем нарушать его приказ, даже если самого Айзена-самы сейчас нет с нами. Ичиго мысленно порадовался, что именно квадра стал новым Королём — пусть и временно, конечно, но с ним можно было договориться. Когда он шёл сюда, он ещё не знал, что сказать — но сейчас слова всплыли в голове, будто сами собой. — В первую очередь, я принёс вам новости. Айзен жив, и его приговорили к двадцати тысячелетиям заключения. Ваше вторжение только испортит дело — сейчас, по крайней мере, у него есть шанс. Воистину, мне казалось, что у его армии больше мозгов — вы ведь не думали, что Айзен и в самом деле мог проиграть? Будь во главе стола кто-либо другой — тот же спящий в уголке примьера, реакция была бы совершенно иной. Но во главе Уэко Мундо всё ещё стоял прямой и патологически послушный Улькиорра. — И что ты предлагаешь? Куросаки мысленно улыбнулся — возможно, его безумный, только что родившийся в голове план сможет воплотиться в жизнь. — Лгите. Делайте вид, что вы раздавлены и покорены. Смените дислокацию — скоро сюда придёт Враг, и вам стоит подготовиться к отступлению. Именно, Эспада квинта — к отступлению. Отступайте, отползайте, прячьтесь по самым тёмным углам — и выживайте, копите силы и выживайте. Чтобы потом, когда Айзен вернётся в своё Королевство, у него были те, кто готовы за него умирать. Ответа ему не требовалось, какой-либо реакции тоже — Ичиго спокойно повернулся к пятерым вастарлордам спиной, не опасаясь серо или удара. Уже у двери ему следом прилетело тихое: — Значит, ты даёшь нам слово, что Айзен-сама вернётся? Такая фраза от Улькиорры не вызвала ничего, кроме смеха, и Ичиго позволил себе от души расхохотаться. — Господи, вы это серьёзно? Я разочарован, Эспада квадра — это же Айзен. Неужели ты совсем в него не веришь? Его даже любезно выпустили в гарганту, направив её в Руконгай. Почти сразу на седьмого капитана обрушился Король Душ: «И какого чёрта ты творишь?» «Ну, если коротко — собираю нам армию. Пусть в войне гибнут пустые, а не шинигами. Или ты не согласен?» Именно — он наломал дров, ему и исправлять, и, если он может спасти чью-то жизнь, он попытается это сделать. Он никогда не отрицал, что виноват — но, чёрт подери, он готов исправлять ошибки. После этого дышать стало немного свободнее, и следующую порцию сочувствия и «ты не виноват» было вынести чуть легче. Кажется, Готей-13 сошёлся на мысли, что Айзен затуманил ему мозги, и никто не верил, что он мог себя контролировать. В общем, почти Хинамори, только без умельцев из третьего за спиной — ещё бы, если невиновность подтверждает лично их капитан. За то, что он сбежал из бараков четвёртого, его тоже никто не винил — Рицу явно была уверена, что он выходил посмотреть на пустынный пейзаж и заняться самоуничижением. В общем, по нему прошлись все, кроме семьи Кучики — Гинрей носился по Миру Живых по каким-то там делам, а у Бьякуи Ичиго чихал и кашлял. Перевести дух удалось только вечером, спрятавшись в собственных бараках и пережив нравоучения Комамуры и восхищение Хинамори. Ненадолго, впрочем — стоило Куросаки потянуться писать рапорт, в окно влезла непривычно серьёзная и скромно одетая Йоруичи.