Три оси времени

Первой его заметила бдительная Йоруичи, и Куросаки пришлось рухнуть на колени, чтобы пропустить палаш над головой — на большее он просто не был способен. Впрочем, меч так и не достиг цели — вторым неучтённого капитана увидел Гин, и сталь встретилась со сталью. Дальше вмешались Главнокомандующий и ответственный за перемещение Урахара, где-то позади звучало резкое «обещал!», но Ичиго их уже не слышал. С запястья будто содрали всё мясо до самой кости, ноги онемели, диафрагма застыла каменной скульптурой, а его неживая часть внутри орала и выла, разрываясь между двумя хозяевами. Прикосновение руки к загривку спасло. Прогнало вопли, раздвинуло сдавившие горло мышцы, подарило определённость. — Ты в порядке? Укитаке. Обеспокоенный, но старающийся держать всё под контролем. Понимающий, что должно произойти, и готовый к этому лучше, чем он. Якорь, оставшаяся в стене кошка — схватись, уцепись, держись изо всех сил. — Он. близко. Тяжело… держать. Он… молчит. Позови… позови меня. По имени. Правая Рука Короля Душ на секунду нахмурился, склонив голову на бок. Главнокомандующий спешно раздавал приказания, и пока что они всё ещё были вне центра внимания, но даже Шисуй не может отвлекать сильнейших вечно. — Тогда скажи его мне. Если бы Ичиго мог, он бы рассмеялся. Обычно именно это и происходит — занпакто говорит своё имя шинигами, когда приходит время. Только вот Куросаки Ичиго не обычный занпакто, а Король Душ не похож на шинигами. Дыхание более-менее выровнялось, но четвёртый знал, что это лишь отсрочка. Как океан, отступающий от берега, чтобы волна могла снести скалы — сил Мимихаги не хватит на спящую оболочку, пока он не выйдет в шикай. — Ненависть. Вот то, что дало мне сил вернуться из мёртвых, вот то топливо, на котором я брал города. Таков мой шикай — слепой, почти неконтролируемый, беспощадный. Только вот против Яхве его мало — а я совершенно без понятия, как выйти в банкай. Так что у тебя немного времени, чтобы догадаться. Или Величество… Задумчивый Укитаке совершенно несвойственным себе жестом дёрнул головой, а потом перебил четвёртого на середине фразы. — Нет, он не вмешается. Прямо сейчас Яхве ломает его щиты, и Королю как-то не до нас. Пусть я всего лишь малая часть, но напряжение, предназначающееся мне, колоссально. Что же, я услышал. И тут же, без перехода или пафоса: — Ненавидь, Куросаки Ичиго. Тело сразу обрело привычную силу и ловкость, родные мечи скользнули в ладони. Он физически ощущал, что ему снова пятнадцать — Куросаки Ичиго стал тем, кто пришёл на последнюю битву с Яхве много столетий и смертей назад. Будто статуэтка, вытащенная из янтаря — в ладонях Зангетсу и Широсаки Хичиго, пусть они были едиными, а потом стали с ним одним целым. Он вернулся — вернулся в самое начало, чтобы покончить с этим. А ненависти не было — только радость. Чистая, незамутнённая, безумная. Как старый пёс, которого вдруг снова взяли на охоту, как давно домашняя такса, задушившая первую в своей жизни лису. Его нечеловеческое начало сплелось с сознанием, пело и радовалось где-то в голове, и хотелось ему вторить, хотелось смеяться и разрушать мир. Он был выкован ради этой битвы, он закалялся в крови и чужой смерти, он столько томился в тесных ножнах собственной души. И теперь его время пришло. — Что здесь происходит? Кажется, голос подал капитан Хитсугая — шипел, как ледяная змея, а вокруг кольцами вился разъярённый дракон. Шисуй качнул головой, встав между мечом и Правой Рукой, плеснул на остальных реацу. Припугнул, придавил, вернул сосредоточенность и напомнил о цели. Идеальный командир — слишком хорош для такого места, как Готей-13. — Тайное оружие. Нет времени объяснять — мы должны защитить Короля. Вмиг собравшиеся капитаны кивнули, и они бросились бежать. Будто специально выжидавший окончания переговоров мир заревел и содрогнулся. Дворец, в котором они сейчас находились, пошёл крупными трещинами, стены шатались и рушились, падая куда-то вниз, на Общество Душ. У них же не было на это времени — они летели вперёд, туда, где схлестнулись две силы, туда, где становился видимым сам воздух. Быстрей, быстрей, быстрей. Ичиго чувствовал их — чувствовал их всех. Будто сам вдруг стал Королём — только не Душ, а Мечей. Занпакто капитанов, занпакто рядовых, занпакто мертвецов, занпакто живых, занпакто тех, кто борется в Сейрейтее, и занпакто тех, кто остался оборонять Мир Живых. Они кричали, они боялись, они горели и рвались в бой — они все, абсолютно все верили в него. Смотрели прямо внутрь, под рёбра, шептали, поднявшись по ушным каналам до головы: «Отринь сомнения, забудь о последствиях. Забудь о жизни, забудь о смерти, забудь о том, что случилось тогда. Оставь всё здесь, оставь всё нам — на обмен жажда битвы и смерть одного из вас. Сделай то, чего не можешь, сделай то, чего никто не смог. На грани возможностей, за гранью возможностей, рассмейся в лицо противнику, поставь всё на кон — и выиграй, выиграй, разрушая законы мироздания.» Или это он — собрал их в одном месте и кричал, рвя связки, эти прописные истины в чужие лица? Он сделает это. Он обещал. Замок Короля Душ был частично разрушен — по крайней мере, когда они добрались до него, верхние залы просто отсутствовали, будто взорванные изнутри. Они остановились около тела огромного мужчины с бородой. Рядом лежали бусы — нитка лопнула, и они раскатились вокруг, замерли красным на красном. Урахара наклонился, аккуратно опустил руку в кровь, покатал между пальцами. Ичиго последовал примеру ученика, потом вытер руку о труп и покачал головой. — Здесь только его кровь. Не знаю, удалось ли поранить Яхве другим способом, но физических ран у него нет. Что тебя напрягло, что ты засомневался, Киске? Капитаны кивнули, принимая это объяснение, и обернулись к Шисую. Главнокомандующий мрачно смотрел на тело. — Придерживаемся плана. Все, кроме Укитаке, атакуют и отвлекают внимание Яхве, после чего тринадцатый выводит четвёртого в банкай, а мы отступаем к Королю Душ и уходим в глухую оборону. Помните, главное - защитить Короля. Куросаки… Хотел что-то сказать — подбодрить? Предупредить? Попрощаться? Не стал, замолчал, махнул рукой. Меньше, чем через секунду, капитаны оказались во Дворце Короля Душ. И, разумеется, их план полетел к чёрту. От вида Яхве у Куросаки Ичиго просто отключился мозг, и он атаковал — без техники или кидо, зато с криком и яростью. Как и ожидалось, его атаку отбили, но он без проблем устоял на ногах и бросился в бой снова. С задержкой в несколько секунд к нему присоединились и остальные — использовали лучшие техники, один за другим уходили в банкай, пытались хотя бы задеть, хотя бы поцарапать. Бился и Укитаке — бился яростно, будто и не думал сейчас о задаче, на которую не было времени. И проигрывали — они не смогли сдвинуть Яхве даже на один шаг, и Враг одновременно бился с ними и громил защиты Короля. В какой-то момент они бились один на один, и Враг вдруг замер, а потом хмыкнул, и рука Куросаки взорвалась от боли. Не сдержавшись, он заорал, на долю секунды потеряв равновесие, и Яхве, поняв что-то для себя, начал ломать связь меча с Королём Душ. Не только меч, но и крест — не только крест, но меч. Где-то рядом — дважды мертвец и пустой, и то, что зовётся Куросаки Ичиго, не будет целым без каждого из них. Палка о четырёх концах, и за свою жизнь он уже побывал в трёх ипостасях — и теперь Враг пробуждал к жизни четвёртую. Он всё ещё был на ногах, он всё ещё мог сражаться, но это больше походило на то, будто он отпиливает себе руку ржавым ножом. Шикай пока что защищал его, но этого было недостаточно, и он мог только слепо биться, причиняя себе боль снова и снова, и ждать. Быстрее, быстрее, быстрее, Джуширо Укитаке! Да, понять чужую душу порой сложно, гораздо сложнее, чем себя самого, но ты должен — потому что без этого мы все уже мертвы, а его ждёт участь гораздо хуже. И Ичиго понял, что тринадцатый нашёл. Почувствовал потрохами, будто он был сямисэном, и мастер наконец-то идеально натянул струны. Замер, кинул взгляд через плечо, а потом снова начал смотреть только вперёд, на врага, ощущая лёгкое прикосновение к лопатке. У Укитаке опять пошла кровь горлом, и четвёртому было неведомо, болезнь это или сила голоса того, кому молились шинигами. Даже не смотря, он чувствовал — тринадцатый улыбался. Наклонил голову, еле слышно шепнул — даже прислушавшись не услышишь. — Низвергай, Куросаки Ичиго. И мир вокруг раздвоился, потонув в инверсии. Ичиго почувствовал, что отступает на второй план, а голову поднимает то, нечеловеческое, дающее ему право называться занпакто. Вместе с перестраивающимся телом расходилось, раздвигалось, хрустело костями и скалилось на врага. Он снова начал выглядеть на тридцать, а из головы к небу взвились рога. Всё вдруг стало по-другому, иначе и гораздо правильнее. Не Король Душ, а Король, не Яхве, а Враг, не два Зангетсу, а кости его, Грудина и Позвоночник, потому что сам он — меч, созданный, чтобы разрушать слишком дерзкие мечты. Связь с Врагом исчезла, будто и не было её, Джуширо поймал Шисуй, капитаны отступили к Королю Душ, и меч атаковал. Враг не ожидал — не ожидал совсем. Такой скорости, такой мощи, того, что удар Позвоночника пропорет его тело, а Грудина пустит кровь, а потом они выйдут из раны и вонзятся в тело снова, позволяя ноге припечатать Врага к земле. — Ну надо же — не ожидал. Враг ухмыльнулся, вправляя назад выбитую руку — под чёрный плащ натекло красной крови. Тёмно-красной — меч ухмыльнулся, понимая, что даже у Врага идёт кровь. Первая сшибка*, первая победа — не победа даже, так, демонстрация собственных сил. Он хвастался, гарцевал, приглашал на танец — тот самый, после которого один отправится кормить червей. Давай, Враг, прошу — я был рождён ради тебя. Вторая сшибка, время кавалера. Представляется, танцует, щёгольски поправляет пиджак — бьёт сериями, с оттяжкой, пробивает насквозь плечо, а потом вдруг ловит его в ловушку. Грудина и Позвоночник надёжно зафиксированы, не дотянуть, не поменять. Перед лицом — чужая усмешка, снисходительная, весёлая, приглашающая посмеяться. Меч не стал ухмыляться в ответ. Челюсть щёлкнула и раскрылась, с болью выдвинулись верхние и нижние клыки. Укус — глубокий, цепкий, захочешь не снимешь. Его невозможно лишить оружия. Он сам — оружие. Стороны представлены, посмотрели, оценили — время танцевать. Третья сшибка — та, после которой один останется лежать, и плевать, что второй может остаться рядом с ним. Оба не играют, оба серьёзны, оба бьют так, будто этот удар — последний. Да, да, да, именно так! Когда битва идёт на секунды, когда нет Тогда и нет Потом. Есть меч, есть Враг, и есть Сейчас. Сейчас, сейчас, сейчас! Они убили друг друга одновременно. Меч почувствовал, что его рёбра превратились в крошку, искромсав всё, что пряталось под их защитой. Враг был мёртв чуть больше — Грудина вошла в его глотку, а Позвоночник пробил живот. Меч зарычал, рванул свои костяные мечи в разные стороны, а потом склонился над дёргающимся телом. Ненависть поднималась изнутри, но меч, в отличии от Куросаки Ичиго, не чувствовал ни ясности в сознании, ни желания убивать. Для меча ненависть была таким же оружием, как собственные кости, которые лежали в его руках. Он терпеливо ждал, пока ненависть поднимается выше, следил, как она медленно заполняла его тело, а потом с болью рвалась в четыре клыка — наследство Пустого, одна из частей его души. Поднялась, скопилась, перетекла — а потом вырвалась, выплеснулась наружу, ударила в чужое тело. Серо — не простое, не Пустое, но такое же страшное. Конец и начало, начало и конец — первое уже было здесь, а теперь сбылось и второе. Первым, конечно же, лопнул рог. Разорвался, залив голову и глаз кровью, заставил тело дёрнуться, отшатнуться в сторону. Потом, будто для равновесия, второй — а дальше, как лавина, всё остальное. Мечи втянулись в ладони и пронеслись по костям, занимая положенное им место, мышцы лопались и вырастали снова, а Куросаки Ичиго стремительно возвращал себе контроль. Или это то, что было частью его, милостиво уходило на второй план, засыпая до времени, когда вновь понадобится содрогнуть мир? Он вернулся в запечатанную форму, такую родную и такую тесную — не шикай, не банкай. Косы растрепались, расплелись, ленты потерялись где-то там, капитанское хаори растрёпано и изодрано, хоть сейчас выкидывай на помойку. В груди глухая боль, чёрная форма прячет кровь. Да даже если и не прятала — он весь обляпан ей, с головы до ног. От Яхве мало что осталось, он будто гранату проглотил. Капитанов куда-то отбросило последним взрывом, а Дворец обзавёлся огромной дырой, затрагивающей крышу и стену. Со стороны похоже на огромную смотровую площадку, а под ней во всей красе раскинулся прекрасный Сейрейтей. Закончилось. Закончилось! Закончилось? Он был близок к состоянию абсолютного счастья — возможно, он уже был счастлив. Он не знал. Внутри было пусто, немного дрожали руки, и он чувствовал себя бутылкой саке на чужой могиле, которую опрокинул ветер. Керамика разбилась, алкоголь вытек и испарился — что теперь? Что дальше? Впрочем, вскоре все мысли выветрились из головы Куросаки Ичиго — четвёртый капитан с благоговением рассматривал Короля Душ. Нельзя описать, что чувствуешь, когда впервые видишь своего хозяина. Он был мечом, занпакто, частью чужой души — и увидеть того, кто всё это время был Тем Самым, было чем-то неописуемым. Вещи созданы, чтобы служить, они поют от радости в заботливых руках — Куросаки Ичиго осторожно сделал несколько шагов вперёд, не веря собственному счастью. Теперь можно, правда? Теперь можно? «Ни шагу дальше.» Он послушно застыл, так близко и так далеко. Видя свою цель, ощущая, как вся его сущность стремится вперёд, и в то же время понимая, что ему придётся остаться на месте. «Это жестоко, Ваше Величество.» Нутро обожгло чужим сожалением, но следом шла уверенность — ничего не изменится, и неважно, как сильно они оба хотят иного. «У нас нет выбора, Куросаки Ичиго. Даже сейчас, когда ты полностью запечатан, мы можем разрушить этот мир. Это будет ужасной потерей, особенно после того, как мы только что его спасли, разве нет?» Ичиго только сейчас услышал усталость и боль в голосе Короля. В голове будто что-то щёлкнуло, в глаза бросились крупные трещины на кубе, в котором был заточён хозяин. Он держался из последних сил — только подуй, разрушится, разлетится на куски. Как же так? Но в ответ на его беспокойство Величество только усмехнулся, будто это ничего не значило. А потом чужие эмоции резко сместились, и хозяин сменил тон на деловой. «Тебе стоит поторопиться. Если погибнешь здесь и сейчас, я совершенно без понятия, что произойдёт с твоей душой, но с уходом в твой внутренний мир шанс сохранить целостность и выжить немного выше.» Только после этих слов Ичиго вдруг понял, что его убили. Что его грудная клетка похожа на кровавое месиво, и он не может ни выдохнуть, ни вдохнуть, что глаза почти ничего не видят, и только сила поддерживает в нём жизнь. Что его руки уже испаряются, вплетаются в поток реацу вокруг, они уже растворились до костей. Что свет исходит от его лица, волос, от одежды и каждой части его тела. Что он умирает — снова, снова, снова. «Понял.» Развернуться, чтобы не видеть, броситься вперёд — посмотреть почти ослепшими глазами на мир, за который он умирает во второй раз. Дорога кончилась, и он прыгнул — туда, вниз, к обожаемому и ненавидимому месту, носившему название Сейрейтей. Только вот ничего не увидел — мир вокруг окрасился в сине-зелёно-красное. Его тело разрушилось до того, как он покинул пределы Дворца Короля Душ. Король Душ наблюдал за последними искрами реацу, уходящими в небо, когда правящая верхушка Готей-13 влетела в зал. Последний взрыв выбросил их чуть ли не за пределы здания, так что потребовалось время, чтобы вернуться — несколько лишних мгновений, за которые всё успело кончиться. Капитаны замерли, сканируя мир вокруг и по остаткам реацу понимая, что здесь произошло. Третий капитан Ичимару Гин взвыл, а потом приставил удлинившийся меч к кристаллу, выпуская убийственную Ки. — Ты чего творишь?! Спрячь меч и отойди от него, немедленно! Змей замер, словно заледенел. Ни следа той детской истерики, которую он устроил на подходе сюда, когда понял, что капитан Куросаки Ичиго опять собирается умереть в самый неподходящий момент. Теперь — режущие сталь глаза, руки, сжимающие верный меч, безумие и решимость, разбавленная едким запахом крови. Страшный капитан, сильный капитан — он не моргнув глазом разрушит с таким трудом сохранённый мир, если он встанет на пути к его цели. Король Душ смотрел на него с отстранённым интересом. — Где бывший третий, бывший седьмой, действующий четвёртый капитан Куросаки Ичиго? Спрашивал — так, будто имеет право получать ответы. Отчаянный, безумный, не успевший защитить своего капитана во второй раз. «На пути к перерождению. Тело не выдержало нагрузки и разрушилось — также, как и в прошлый раз. Но я не могу сказать, что он мёртв — после того, что с ним сделали, Куросаки Ичиго будет вынужден возрождаться снова и снова. Его душа будет расти, развиваться, учиться и любить — а потом эта новая личность будет стёрта, и на её место придёт твой вечный капитан. Снова, снова и снова — вечная жизнь, вечная смерть, вечное возрождение. Так что подожди, и он снова вернётся в этот мир.» Голос Короля слышали все, хотя ни его голова, ни губы не двигались, надёжно скованные древними заклинаниями мастеров-шинигами. Капитаны притихли, ощущая его силу, и переваривали новую информацию. — И как долго ждать? Капитаны резко обернулись, рефлекторно выхватывая мечи и косясь на обладателя насмешливого голоса. Айзен шёл с высоко поднятой головой, в чистой, выглаженной одежде, словно он только что пил чай, и пришёл на всё готовое. Капитан Хитсугая зарычал, собираясь атаковать, но Главнокомандующий резким взмахом руки запретил ему это сделать. Тот, кто хотел стать Богом, сейчас шёл по Дворцу, который собирался захватить, и задавал вопросы тому, кого собирался уничтожить. Со стороны Короля Душ ничего не изменилось — отстранённость, задумчивость, интерес. Он не злился, не боялся, не протестовал — будто смотрел на муравьёв, которые внезапно облачились в фиговые листы и начали танцевать ча-ча-ча. «Это не от меня зависит. После того, что ты сотворил с этой душой, и после того, что сделал с ней я, недостаточно просто пустить всё на самотёк. Нужен сосуд — с подходящей силой, подходящей гибкостью, готовый резко измениться и способный к обработке определённого типа реацу, и ещё великое множество факторов, которое ничего не скажет обычному шинигами вроде тебя. Всё просто — если наш капитан успел оставить потомство, то возрождение Куросаки Ичиго займёт около пятнадцати лет. Если же нет, то вполне может пройти несколько тысячелетий, пока не найдётся нужное тело.» Бессмертный обладатель хогъёку усмехнулся и прикрыл глаза. — Я подожду. А потом развернулся и поднял руку, чтобы открыть гарганту — прямо здесь, в самом сердце Дворца, нагло игнорируя все законы мироздания. Удивление Короля стало сильнее, ошпарило, пробежалось по остальным. Стало каким-то… живым? «Не собираешься убивать меня?» Айзен посмотрел через плечо, немного подумал и вдруг улыбнулся — совсем чуть-чуть, легко, вспоминая о чём-то своём. — Меня не прельщает путь вечного одиночества. Соуске развернулся и опять попытался красиво уйти в гарганту. Не вышло — в этот раз его остановил Шисуй. — Рад, что ты решил выступить на нашей стороне, Айзен. Как ты можешь видеть, в настоящий момент ситуация критическая, и я предлагаю… — Ты, верно, чего-то не понял, Кьёраку Шисуй. Больше не было спокойного и почти дружелюбного Айзена — был Айзен, без сожалений убивший своих товарищей и выдвинувшийся войной на Общество Душ. — Я не поддерживаю шинигами, не выступаю на их стороне и не заключаю союзов. Я повелеваю Уэко Мундо, а там, кажется, живут ваши природные враги. Или я что-то упустил? У Главнокомандующего было что ответить, но он сдержался и промолчал, только спрятал взгляд на своей шляпой. Айзен перевёл взгляд на гарганту и сделал ещё один шаг. — Не лезьте ко мне, и я не полезу к вам. Во всяком случае, до возвращения Куросаки Ичиго. И в этот раз ничего не могло его остановить. Капитаны хранили молчание, пока он уходил, пока закрывалась гарганта и пока след от неё растворялся в воздухе. На самом деле, у них были другие заботы — например, харкающий кровью Укитаке, который всё ещё был жив, но без должной помощи мог погибнуть. И даже Мимихаги, оставшийся в его теле, ничего не мог изменить. Его подпитывали реацу все, кроме Урахары и Йоруичи — эти двое бросились к Яхве, пытаясь понять, существует ли риск его возрождения. Мрачный Шисуй в очередной раз вытер струйку крови, текущую из чужого рта, и посмотрел на остальных. — Надо решить, что делать дальше. О том, что именно произошло с четвёртым, я расскажу позже, сейчас в приоритете восстановление Сейрейтея и экстренная помощь выжившим рядовым. У кого-нибудь есть кандидатуры на нового четвёртого капитана? О том, что они будут с этим делать, когда Ичиго вернётся, никто не думал. Это ещё когда будет-то — сейчас важнее проблемы живых. Несколько минут висело молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием Укитаке. А потом подал голос Урахара — резко вставший, будто решивший что-то для себя, резко отшвырнувший кусок кости Яхве как можно дальше от себя. — Новым четвёртым капитаном стану я. Ученик Второго Кенпачи смотрел прямо, не пряча глаза за панамой, и в них горел огонь — тот самый, из-за которого бывший третий когда-то взялся его обучать. Никто не протестовал — у бывшего двенадцатого было право занять это место. Сами же звали, много раз. — Уверен? Глаза в глаза, решительно, без сожалений. Запрещая себе сомневаться, запрещая вспоминать о последствиях. — Я его ученик. Это значит — наследую и достижения, и долги. Остальные кивнули, принимая нового капитана, и пропуская к раненому. Урахара действовал быстро — сначала просто подлатал, чтобы заняться тринадцатым капитаном уже в Обществе Душ. Лидеры Готей-13 начали собираться в обратный путь. Потом они соберут стол, потом порадуются победе и выпьют за героев — после того, как подсчитают потери, посмотрят, что можно сделать с теми, кто выжил, и переговорят с остатками совета Сорока Шести. Мёртвых мёртвым, живых живым — некоторые считали, что именно за это их когда-то возненавидел Соуске Айзен. Но разве Куросаки Ичиго не говорил — смотри вперёд, иди вперёд? Разве он не хотел бы, чтобы они заботились о его людях, а не тратили время на его оплакивание? Дольше всех возился Комамура. Седьмой капитан задумчиво замирал, то и дело оглядывался на кровавое пятно, оставшееся от Яхве, и на медленно затягивающийся кристалл, в котором был заточён Король Душ. — Кажется, я даже завидую. Возможности умирать, точно зная, что потом возродишься. Лиза Ядомару громко фыркнула, а Роз и Йоруичи посмотрели на него, как на идиота. Капитан Хитсугая глубоко вздохнул, а остальные просто не обратили на это высказывание никакого внимания — они несли капитана Укитаке. Впрочем, один человек подошёл к седьмому, чтобы ответить — Хирако Шинджи встал рядом и похлопал его по плечу. — Как по мне, нет участи ужасней. Он никогда не сможет остановиться, он будет вечно исправлять свои ошибки. Когда Сейрейтей обратится в пыль, а Готей-13 скроется в тумане истории, он всё ещё будет ходить по этой земле и принимать решения. Разве такой человек не заслужил право на смерть? Разве он сделал недостаточно, чтобы его, наконец, оставили в покое? Кровь Яхве густо блестела под прямыми лучами, текла по каменному полу, проникала во все щели. Тихий разговор капитанов давно превратился в отдалённый гул, а потом вовсе стих в одном из чудом уцелевших коридоров. Королю Душ не было до этого никакого дела — ни до того, что он был в шаге от смерти, ни до того, что он единственный выживший Король Душ, во всех вероятностях и мирах. Не думал он и о цене, которую ему пришлось заплатить за воровство чужой души, и о том, какой мощный перекос среди мёртвых и живых создала эта война. Он не заглядывал в будущее, не изучал прошлое и не смотрел на другие реальности. Король Душ тихо радовался тому, что, впервые с момента его заключения, его тюрьму освещает настоящее солнце.