Три оси времени

— Это мальчик, Ичиго! Мальчик! У меня родился сын! Гинрей носился вокруг, не позволяя Куросаки радостно обнять его или похлопать по плечу. Они находились в одной из гостиных особняка Кучики уже десять часов, и Ичиго мог только поразиться — он умудрился подобрать момент и придти в гости именно тогда, когда у мёртвой химе начались схватки. Он, конечно, честно развлекал друга всё это время, стараясь унять его волнение — Гинрей был готов штурмом брать Дворец Короля Душ и тащить назад Тенджиро-сана, хотя все вокруг твердили, что для первого раза всё протекает удивительно легко. Ну, и сам волновался, конечно. Неважно, что они с химе не очень-то ладили, беременность это всегда тяжело и опасно. И сколько бы он ни изучал медицину, в гинекологии он был несколько плох, так что даже успокоить друга толком не получалось. Но теперь это неважно, ведь, наконец-то родился долгожданный мальчик — как бы усадить Гинрея, пока он ничего не разнёс? — Уже придумал, как назвать? Старый друг кивнул, не переставая превращать свою голову в гнездо. — Казухико. Казухико Кучики, наш первый принц. Ичиго выразил свой восторг по поводу имени, чувствуя почерк мёртвой химе — насколько он знал старого друга, Гинрей предпочёл бы «Рю» или «Тоора». Нечто столь цветочно-возвышенное, как «Казухико», ни за что не пришло бы ему в голову. Хотя, возможно, это какая-то дань уважения и очередная традиция семьи Кучики… — Жена выбирала имя мальчику. Я отвечал за девочек. Вот, что и требовалось доказать — ничего удивительного. Ичиго почти схохмил по этому поводу, но тут двери родильной комнаты открылись, и Гинрей, не слушая никого и ничего, влетел внутрь. Дождавшись приглашения от одного из побочных Кучики, Ичиго отправился следом — и поразился тому, насколько маленьким и сморщенным оказался юный Казухико. Но, несмотря на совершенно отталкивающий внешний вид, третий капитан ощутил прилив нежности — он осторожно склонился над ребёнком, тут же вцепившемся в свисающую прядь, и тихо пробормотал: — Расти побыстрее, маленький Кучики. Тебе лучше успеть стать взрослым до войны. С момента обнаружения квинси прошёл без малого год, и пока что их называли «мутировавшими душами-плюс», и не было ни одного полноценного контакта, чтобы узнать их самоназвание. Общество Душ приходило от находки в полный восторг — как же, живые люди, способные бороться с Пустыми! Это ж сколько работы можно скинуть на них, проедая бюджет! Но все попытки наладить связь оборачивались полным провалом. Видимо, квинси принимали шинигами за пустых, поэтому атаковали без раздумий, и Готей-13 уже потерял не меньше десяти парламентёров. И никто, никто во всём Сейрейтее не воспринимал эту ситуацию всерьёз, считая смерти глупым стечением обстоятельств — Ичиго, знающего, чем всё закончится, и пытающегося предостеречь остальных, официально считали параноиком. Его попытки изменить ситуацию и предложения вырезать всех квинси прямо сейчас воспринимались со снисхождением, а потом в виде анекдотов уходили в народ. Над ним посмеивался даже слегка сбрендивший от ожидания ребёнка Гинрей, и ему не позволили выступить на последнем собрании. И капитан-новичок Куросаки, слабо представляющий, как перетянуть других на свою сторону, только устало грозил пальцем и говорил что-то в духе «попомните мои слова, попомните!». Единственным, кто прислушивался к его словам, был Ода Нобунага, но сейчас слова третьего Кенпачи значили не больше, чем слова второго. К тому же, мёртвый самурай сохранял осторожность, и Ичиго не мог быть уверен, что полководец поддержит любое его решение. Ичиго его понимал — пока что Готей-13 ничего не знал о квинси, им следовало разобраться в ситуации и принять верное решение. Демонстрация злодеяний природного врага и способ, которым они уничтожают пустых, должен ужаснуть Совет Сорока Шести — ведь именно это и произошло в его прошлом-будущем, и шинигами приняли верное решение. Возможно, он слишком напирал — следует немного притормозить и позволить лучникам проявить себя. Маленький Казухико дёргался и кричал, извиваясь, как червяк, и его максимально быстро и осторожно отдали уставшей химе. Гинрей с благоговением прикоснулся к сморщенной щеке, другой рукой поддерживая обожаемую жену, и облегчённо ткнулся ей в плечо. Друг выглядел умиротворённым, и Ичиго не мог не улыбнуться, радуясь за чужое счастье.