Танцуй

Анна его пугала. И завораживала. Величественная, статная, холодная, отталкивающая, но всё же безмерно привлекательная и невероятно милая. Она вызывала жалость к себе своим отнюдь не простым прошлым. От её улыбки становилось тепло на душе, а от откровенных фраз леденела кровь. Такая вот женщина-загадка, воплощающая в себе все оттенки и контрасты женской души. Франциск понятие не имел, с чего всё это началось, и уж точно не знал, что натолкнуло его попытаться обратить на себя её внимание. Но, чем бы это ни было, ему всё же удалось. Бонфуа, конечно же, с самого начал понимал, к чему всё это может привести. Он догадывался о всех этих непонятных моментах и тонкостях русской души, но всё же пошёл на это. Она улыбалась, а Франциску жутко льстило, что эта улыбка принадлежит только ему. Он сам не ожидал, что сможет продать своё сердце самой властной девушке этого мира. Продать всего лишь за эту улыбку. Хотя, возможно, он продешевил, и эта вечная любовь не была достойной платой, но, так или иначе, он уже подчинён этим глазам и этому голосу. А Анна остаётся непокорной. Бонфуа готов рушить стену, которую она выстроила вокруг себя, пока от неё не останется и камня. Всё ради того, чтобы открыть для себя ещё больше. Пусть Россия (всё такая же непокорная, хотя он уже сделал для неё слишком многое) рвёт и мечет из-за каждой отломанной частицы её брони, Франциск уничтожит эту каменную башню, чтобы получить право самому её защищать. — Убирайся из моего дома, — голос слегка дрожит. Анна впервые плачет на его глазах. Франция почти достиг своей цели. — Я не хочу тебя видеть, — бормочет, до крови впившись ногтями в свои ладони. От её непроницаемой когда-то брони остались жалкие ошмётки. Он улыбается, хотя не должен. Анне кажется, что она должна оскорбиться, но от чего-то не получается. — Можно мне кое-что забрать? — Франциск всё ещё улыбается, хотя она может и не разрешить. Даже если здесь осталось слишком много дорогих ему вещей. — Что-то одно, — Брагинская поджимает губы и отворачивается, строя из себя обиженную. Или всё же оскорблённую — она ещё не решила. А Франция забирает то, что для него дороже всего на свете. В конце концов, когда Россия разрешила взять ему что-то одно, она не упоминала, что эти чем-то не может быть сама Россия. Её стена крошится на куски быстрее, чем она успевает заметить это. Анна плачет. Франциск улыбается.