Innermost

      Она хотела его с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать. Тони не отвечал ей взаимностью, потому что у него всегда был кто-то, кто по всем параметрам затмевал младшую сестренку.       Все ее ухищрения и попытки втиснуться в его компанию ни к чему не приводили и казались до ужаса нелепыми. Эффи получала лишь снисходительное отношение старшего брата, но ее это категорически не устраивало. Это раздражало, бесило Стонем. Ей хотелось гораздо большего.       Когда Тони сломал ногу и сначала загремел на неделю в больницу, а потом еще три недели сидел на больничном дома, у Эффи появилась возможность проводить с братом гораздо больше времени, чем раньше. И она этим, конечно же, воспользовалась: усердно ухаживала за ним, каждое утро собственноручно выжимала апельсиновый сок, который он обожал, готовила завтраки (каждый раз что-то новое) и приносила брату полностью заставленные подносы в постель, чтобы тот лишний раз не спускался со второго этажа, поскольку делать это на костылях было довольно проблематично, а ходить без них он еще не мог.       Она сидела с ним до тех пор, пока он не поест, и, прежде чем уйти, целовала его в лоб, что служило своеобразной похвалой за то, что он «нормально» позавтракал. Тони это забавляло, он считал это не более чем сестринским проявлением любви. Тони был слеп.       За два года Эффи устала наблюдать, как раз за разом Тони предпочитает ей кого-то другого (среди его «избранников» был даже чертов Макси — этот блондинчик с крайне тупым выражением лица). В этот раз она просто не могла упустить шанс и выпустить хвост Удачи из своих цепких рук. «Если брат не видит в тебе потенциального партнера, нужно открыть ему глаза», — думала она, и эта мысль добавляла ей решительности.       В один из дней, когда Стонем в очередной раз ел в постели завтрак, заботливо приготовленный сестрой, вместо привычного поцелуя в лоб или щеку он получил довольно чувственный поцелуй в губы сразу после того, как допил апельсиновый сок. Он явно не ожидал этого, но отталкивать Эффи не стал. Для нее это уже было маленькой победой.       В другой раз Эффи прокралась в его спальню, как только он уснул, и легла рядом, приобняв его так, чтобы он не проснулся. Тони спал крепко и не почувствовал, что на кровать лег кто-то еще. Он беспокойно спал, часто ворочался во сне, и в конце концов обнял Эффи, видимо, посчитав, что она — это съехавшая вниз вторая подушка, которую он всегда клал на другую половину кровати, чтобы во сне ему было удобнее переворачиваться. Утром он спросил, почему она спала вместе с ним, на что у Эффи заранее был готов ответ: «Мне приснился кошмар, я боялась оставаться в своей комнате одна. С тобой рядом мне гораздо спокойнее». Тони такой ответ устроил. Он вспомнил, что в детстве сестра вела себя точно также и улыбнулся внезапно всплывшему из недр памяти воспоминанию.       Эффи не уставала проводить одну «манипуляцию» за другой. Казалось, с кончика языка у нее все время были готовы сорваться сотни фраз: отмазок, комплиментов, глупой лести, лжи, чтобы вскружить голову доверчивому старшему брату. И Тони сам не понял, как стал принадлежать только ей. Стонем считала, что начало их отношениям дал апельсиновый сок. Только благодаря ему она сейчас имела брата в полном своем распоряжении.       Эффи стала прочно ассоциироваться у Тони с апельсиновым соком и синим цветом — цветом тревожности, тепла и глубоких ночей, которыми она приходила к нему в комнату.