***
«Это не Пэм» — написала Марта в ежедневнике. Хотелось кричать об этом, рассказать кому-то, позвонить в полицию. Но ей были доступны только несколько слов на бумаге — белой, в коричневую точку. Марта сидела в кафе через дорогу: ноги ее почти не держали, чтобы искать место подальше и получше. Кофе оказался на вкус как пепел, зелень в салате горчила, но Марта заставляла себя есть: от волнения может снова разыграться гастрит, а проблемы с желудком ей сейчас нужны меньше всего. Она то ковырялась вилкой в тарелке, выбирая кусочки лосося и кедровые орешки, то смотрела, не отрываясь, в блокнот, в котором таилась страшная правда. Это не Пэм. Определенно не она. Или Марта сошла с ума. «Может, и то, и другое», — мрачно подытожила женщина и захлопнула ежедневник. Слишком много странностей. Заказ. Нападение. Проблемы с превращением. Пэм, которая не Пэм. Марта прикрыла глаза и начала копаться в воспоминаниях. Она пыталась понять, с чего все началось: с электронного письма или раньше, но в голову ничего не приходило. В жизни Марты не было странностей. «Или ты их просто не замечала, пока они не стали слишком странными», — подсказал мерзкий голосок в голове. Марта с ним согласилась. Она не любила то, что выбивается за рамки дозволенного, не верила в бога или в магию, поэтому многие вещи могла не замечать, а странности — игнорировать. Видела ли она призраков раньше? Вампиров, оборотней, может? Или ещё какую нечисть? Ладно она, но Мартин — он тоже ничего не замечал. Он был циником, но не лишенным доли романтизма. Взять хотя бы то, как он вел счет своим жертвам и пускался иногда перед убийством в сентиментальные размышления. Он-то заметил бы «чертовщину», как назвал это Люсьен. Марта мысленно фыркнула. Красавчик Люсьен, в которого Мартин медленно, неотвратимо влюблялся. Он понял бы это, спустя годы, возможно, когда было бы поздно и глупо, но Марта понимала сейчас. Ее это злило и забавляло одновременно. Она чувствовала отголоски его эмоций той крошечной частичкой сознания, которая оставалась, когда она уходила, а Мартин оставался. — Мисс, у вас все хорошо? — смазливый официант коснулся плеча Марты, робкая улыбка мазнула его губы. Марта рассеянно кивнула и попросила счёт. Чем она привлекла его внимание? Злорадно улыбалась, что-то шептала под нос или пялилась в одну точку? Кто знает. Крошечная иголка паранойи кольнула сердце: что, если парень что-то знает? Но Марта отмела эти глупости. Она вышла на улицу и беспокойно осмотрелась. На первый взгляд — никаких странностей. В сумочке пикнул смартфон. «Я освобожусь в 7. Но если хочешь встретиться раньше, с 2 до 3 можем пообедать возле редакции». Марта крепко сжала телефон; облегчение в ней мешалось со страхом. Люсьен ей поможет, но только если это действительно Люсьен. Сердце забилось чаще, шею будто обожгло. Нет, так не пойдет. Марта порылась в сумочке и проглотила несколько таблеток успокоительного, не запивая. Остаток дня она будет сонной и вялой, но хотя бы без тахикардии и панических атак. И если никто не набросится на нее из темного угла, то этот день из «ужасного» может даже перерасти в «сносный». Кто знает.***
На полпути к дому Марта поймала себя на мысли, что ей страшно возвращаться туда. Таблетки глушили тревогу, не давали сердцу колотиться быстрее положенного, а пальцам дрожать, но в мозгу все еще копошился страх чужих рук на горле. Это было какое-то иррациональное чувство, которого она никогда раньше не испытывала, будто в мозгу сидел паразит и давил на одну точку, отвечающую за деструктивные эмоции. «Я только переоденусь, возьму кое-какие вещи и уеду», — убеждала себя Марта, попутно бронируя номер в отеле, но все в ее голове сегодня работало плохо, кроме ужаса. «Соберись, дура», — ругалась Марта, но получалось плохо. В первый день после превращения гормоны всегда шалили: ее бросало из отчаяния в ярость, затем — в экзистенциальную тоску. Раньше это было терпимо, но не сегодня. Марта спешно упаковала вещи в рюкзак, отключила всю технику, обошла квартиру и сделала несколько фото в приступе сентиментальности. На мгновение ей показалось, что она сюда больше не вернется. — И плевать, — пробормотала она под нос, но это было все что угодно, только не «плевать». Марта начала копить на квартиру в пятнадцать, несколько лет спустя подключился Мартин. У нее не было родителей, к которым можно вернуться, не было другого дома: бросить квартиру было сродни капитуляции. — Это не трусость, — сказала Марта и почувствовала себя донельзя глупо. Раньше она постоянно разговаривала с Агатой. Говорить с кошкой — это не странно, но кошки больше нет. — Если продолжишь упрямится — и тебя не будет. В нагретом воздухе искрилась пыль, тяжелый запах крови прятался в темных углах, и — всего на мгновение — квартира показалась Марте невозможно чужой и чуждой. Будто кто-то накинул на голые заплесневелые стены иллюзию, а сейчас она медленно сползает, обнажая истину. Схожее ощущение было, когда Марта сбегала из детского дома в пятнадцать лет: толстые нити привычки выдергивались из спины с противным хрустом. Но тогда это приносило облегчение, теперь же — только горечь.***
Люсьен нервничал. Он выглядел безукоризненно — Марта подметила каждую мелочь, на которую Мартин никогда не обращал внимания. Легкая растрепанность — как раз по последней моде, ухоженные ногти, аккуратно выщипанные брови и этот неповторимый голодный блеск в глазах, который делал Люсьена еще привлекательнее. Но переживания портили его красивое лицо: уголки губ тянулись вниз, морщины на лбу становились глубже, крылья носа дергались. — Здравствуй, Люсьен, — улыбнулась Марта и села напротив. Она не торопила мужчину — дала себя изучить. Люсьен смотрел внимательно, и то улыбался, то хмурился. Он даже не пытался скрыть эмоции — почти детский интерес плескался в его взгляде, каждое движение рук выдавало нетерпение. — Рад знакомству, — наконец ответил он. Подошел официант с чашкой кофе и крем-супом; запах поджаренного хлеба, сливок и шпината царапнул ноздри. Марта бегло изучила меню и заказала обед, хотя и не была уверена, что сможет проглотить хоть кусок. — Взаимно, — ответила женщина, когда официант ушел. Она пила свою минеральную воду с огурцом и лимоном, Люсьен — медленно ел суп. Со стороны это напоминало встречу старых знакомых или же неловкое свидание — они совершенно не привлекали внимания, никто не смотрел в их сторону, и плотный комок тревоги, застрявший где-то в животе, медленно рассасывался. Люсьен тоже переживал, нервничал, и от этого Марте было немного легче. — Скажи, — осторожно начала она. — А когда ты искал информацию о Розмари, ты не заметил ничего странного? Люсьен уставился на Марту со странным выражением лица. На Мартина он бы побоялся так смотреть, ведь тот был опасным мужчиной, Марта же не внушала ни страха, ни доверия. Ей можно посылать такие взгляды — полные разочарования и снисходительности. — Нет, а в чем дело? Это имеет какое-то отношение к… твоему делу? — Люсьен бросил короткий взгляд на рюкзак, который лежал на соседнем стуле — грубый, потрепанный, он совершенно не вписывался в идеальный образ Марты: льняной оверсайз пиджак, приталенное кремовое платье, массивные золотые украшения. — Ты уезжаешь? Марта отрицательно покачала головой и принялась рассказывать. Люсьен, как любой хороший журналист, умел слушать и задавать правильные вопросы. С каждым словом Марте становилось легче и сложнее одновременно. Она украдкой наблюдала за Люсьеном в попытке понять, настоящий ли он. Мартин бы сразу понял. Или нет — ему было, в большинстве случаев, плевать на любовника, и видел он только то, что хотел. — Тебе есть где остановиться? — спросил Люсьен, когда Марта закончила рассказ. Он не выглядел обеспокоенным — скорее сбитым с толку. Чертовщина привлекала его и отталкивала, а женщина напротив, которая была так похожа на его любовника, которая была его любовником, вызывала не менее смешанные чувства. — Я разберусь, — ответила Марта, но лицо ее немного смягчилось. — Люсьен, я все думаю о твоих словах. Что происходящее — это чертовщина какая-то. Вначале мне это показалось глупостью, но теперь… Ты правда веришь в это? Люсьен бросил взгляд на часы, затем — на летнюю террасу. Несколько минут назад начался дождь, и крошечные столики заливало водой; тонкие лепестки фризий в вазах напоминали лоскуты ткани. То, что сейчас происходило, не вписывалось в рамки деловых отношений. В рамки «секс в мотеле» — не вписывалось тоже, и все же ему хотелось говорить с этой женщиной. — В детстве я жил в деревне, с бабушкой. Все говорили, она ведьма. Мне… — мужчина замялся, сделал несколько поспешных глотков — зубы стукнулись о кромку стакана. — Мне тогда тоже так казалось. — На то были причины или детская фантазия? — Не знаю. Может, и то, и другое. Она не пускала меня в подвал, но иногда принимала там людей. Порчу, наверное, выводила или на картах гадала. Марта лениво подметила, что Люсьен за их короткую встречу рассказал ей о своей жизни больше, чем Мартину за несколько лет знакомства. Возможно, потому что у нее лицо было добрее. Или он просто не хотел ее трахнуть. Плевать. Марта была ему благодарна: это не было обещанием дружбы, скорее актом вежливости — Марта рассказывала о себе, Люсьен оплачивал тем же. Но все же, было в этом что-то интимное — будто она лезла в отношения Мартина и Люсьена, раньше пряталась за шторкой, а теперь вышла на свет в самый разгар страсти. — Мне нужно идти, но я правда хочу тебе помочь, Мар… та, — Люсьен виновато кашлянул. — Я отменил все встречи на вечер, можем встретиться, где тебе удобней. — Отвези меня к своей бабушке, — выпалила Марта, пока Люсьен не ушел. Она не знала, почему сказала это — слова просто вырвались из ее рта, заполнили пространство. Люсьен не рассмеялся. Не сказал «нет». Он сложил руки на столике и уставился на свои холеные пальцы. Так проходила минута за минутой, дождь резко усилился и так же резко закончился. — Хорошо. Завтра. Но мы можем только зря потерять время. Марта коснулась сжатой в кулак ладони Люсьена. Ей всегда сложно давались благодарности, особенно когда они были искренними. — Почему зря? Ты увидишься со своей бабушкой, — она улыбнулась, мужчина неуверенно кивнул. Этот разговор ему явно не нравился, но он не уходил. Жизнь Люсьена плотной пеленой окутывала скука; от скуки он согласился искать информацию для Мартина четыре года назад, от скуки же начал с ним трахаться. Сейчаса же ему казалось, что плата за отсутствие скуки будет намного большей, чем несколько синяков и риск попасть в тюрьму. Но жизнь порой была такой пустой, такой тоскливой… Люсьен быстро взял себя в руки и одарил Марту ответной улыбкой — холодной, расчетливой, совсем не дружелюбной. — Не верю, что ты позвала меня только для этого. Признаюсь, я заинтригован настолько, что прямо сейчас опаздываю на деловую встречу. Но мой интерес начинает угасать. «Чертов Мартин, — подумала Марта. — Находит себе умных, проницательных мужиков, у которых настроение скачет быстрее, чем у беременных из-за гормонов!» Они вышли на улицу — воздух пах бензином и влажной почвой, солнце медленно высушивало кляксы воды на асфальте. Марта отвлеклась на старушку, которая продавала цветы возле фонтана. Несколько пластиковых ведер, поникшие люпины и ромашки в прозрачном целлофане — картина прямиком из крошечного городка, в котором Марта провела свое детство и юность. И цены у старушки, наверное, смехотворные. Марта переборола глупое желание подойти и купить несколько букетов, а затем выбросить их в урну, подальше от этих умоляющих глаз. Или же подарить Люсьену. Поникшие, избитые дождем лепестки на фоне идеальной укладки и дорогого костюма — то еще зрелище. — Мартину было очень плохо вчера, поэтому он не связался с заказчиком, — Марта помедлила. Это была слишком наглая просьба, огромная услуга, на которую здравомыслящий человек не согласится никогда. — Один короткий звонок, Люсьен. Иначе он обратится к кому-то другому, и все станет… намного сложнее. — Нет. Конечно же, нет. Если бы Люсьен легко согласился, Марта бы разочаровалась в нем. Но Люсьен ответил «нет», его челюсть крепко сжалась, глаза сузились. — Я знаю, что о многом прошу. Ты меня даже не знаешь, а Мартин плохо с тобой поступал… Мы никогда не были друзьями, но, мне кажется, могли бы стать. Люсьен несколько секунд молчал, только нервно поджимал губы. — Я разочарован. В тебе. Мартин бы так не поступил, — наконец ответил он. Злость красными пятнами вспыхнула на его щеках. — Ищешь друзей перед лицом опасности. Искренности в твоём жесте — ни грамма. «Как ребенок, — подумала Марта. — Мартин трахается с ребенком, который верит в бескорыстную дружбу». — Хорошо, — ответила она. — Мы взрослые люди, Люсьен. Можем заключить сделку. Я расскажу тебе все, дам интервью, не анонимно. Люсьен цокнул языком, отвлекся на сообщение в телефоне — торг шел полным ходом. Он знал, что может получить намного больше, но пока не решил, что еще попросить. — Хорошо, давай телефон. Что нужно говорить? Только мне нужна будет ответная услуга, от Мартина. — Я не могу решать за него. Мартину это не понравится. Люсьен сверкнул недоброй, полной довольства улыбкой. «И как я могла подумать, что этот человек влюблен в Мартина, растоптан его жестокостью? — ужаснулась Марта. — Он сам кого хочешь растопчет». — Что ж, думаю, он потерпит, — Люсьен нахмурил брови в притворном сожалении. — Или человека придется убивать тебе.