Avantage

Остаток дня Марта провела в тревожном ожидании. Она раз за разом прокручивала в памяти разговор с Люсьеном, затем — разговор Люсьена с нанимателем, если это был действительно он. Спокойный мужской голос, приветливый тон — такой человек никогда не будет отменять заказ за несколько дней до исполнения. Марте хотелось, чтобы Люсьен расспросил незнакомца о многом, но она понимала — нельзя. А мужчина и вовсе держался молодцом: говорил так уверенно, будто занимается этим всю жизнь. Люсьен. Чертов журналист, которого Мартину стоило придушить давным-давно. День медленно перетек в ночь, и размышления Марты стали ещё мрачнее. Не хватало Агаты, которую можно затащить под одеяло и гладить ее мягкое пушистое пузико. Не хватало Пэм, с которой можно болтать всю ночь, пока ее муж на дежурстве. Не хватало внутреннего спокойствия — будто стержень, который держал ее на плаву все эти годы, надломился. Марте не хотелось умирать. Разбираться со своим убийцей тоже не хотелось. Мартину было бы такое по душе, но он свалил, как всегда. Марта с раздражением посмотрела на свои худые руки, коснулась выпирающих тазовых косточек, провела пальцами по волосам на лобке. Как из этого неведомая сила каждый раз вылепляет новое тело? И зачем? Раньше она не думала об этом — ее все устраивало. Да, подобная особенность создавала трудности… По телу Марты прокатилась дрожь — воспоминание о вчерашней боли, которая грозилась свести ее с ума. Но в этом были свои преимущества… Место дрожи заняло нервное возбуждение, нечто сродни охотничьему азарту. Марта сжала волосы на лобке в кулак, потянула, сильнее, пока боль не превратилась в жжение под кожей. Женщина закрыла глаза и скользнула пальцами ниже. Когда Марта ночевала не дома, ей почти никогда не удавалось заснуть, но новые места всегда поднимали ее либидо. Сейчас желание разрядки было не более чем сигналом переутомленного тела. Марта знала, что мастурбация не поможет избавиться от навязчивых мыслей, но… в отеле все равно нечего было делать: вайфай здесь ловил плохо, а включать телевизор никакого желания не было. Женщина нехотя поднялась, достала из рюкзака вибропулю (она знала, что в таком состоянии одними пальцами ей не управиться) и пошла в ванную. Свет здесь был каким-то странным. Белый и холодный, как в больнице, он выхватывал из теней каждую деталь. Марта посмотрела на себя в зеркало — синяки под глазами стали темнее, лицо осунулось, но на шее по прежнему не было никаких следов.  — Возможно, мне это действительно почудилось, — сказал вслух женщина, но не для себя, а для воображаемого нечто, которое, как ей казалось, таилось в каждом углу. Она вернулась в комнату и забралась под одеяло с головой. Марте хотелось хоть на мгновение почувствовать себя в безопасности, но ни уютная темнота, ни вибрация на максимальной мощности не помогали. Она уткнулась лицом в подушку, вцепилась ногтями в бедро — так было легче представить, что это какая-то девушка нависает над ней, грубо ласкает ее грудь, ягодицы и ноги. Или же… Воображение некстати подсунуло чей-то размытый силуэт. Вот он отделяется от тени в углу комнаты, медленно ползет мимо стола возле зашторенного окна, обходит прикроватную тумбочку. От сквозняка полы его одеяния слабо развеваются, черные длинные волосы закрывают лицо так, что видны лишь глаза. Голодные, алчущие. Две ядовито-зеленые точки в расплавленных золотых омутах. Под весом неизвестной прогибается кровать; она скользит руками под одеяло, касается ступней Марты. Пальцы у нее почти невесомые и ледяные, острые когти царапают кожу. Вжих! Тонкий след тянется от голени к бедру, несколько капель крови набухает поверх алого пореза. И чей-то язык — шершавый, горячий — начинает слизывать каплю за каплей. Выше. Ещё выше. Ледяные пальцы до боли сжимают бедра, обжигающие губы касаются плоти, а острые клыки… Судорога скрутила тело Марты, вслед за ней волна оргазма прошибла мышцы. Женщина вцепилась зубами в подушку, разжала хватку онемевших пальцев на бедре. Вибратор громко жужжал, ее сердце грохотало и сотрясало тело. — Проклятие! — прошипела сквозь зубы Марта и выбралась из-под одеяла. Конечно, никого, кроме нее, в комнате не было. Плод воображения, который заставил Марту испытать один из самых сильных оргазмов в жизни. Нет, она знала, что страх и возбуждение идут рука об руку, но после оргазма Марту накрыла волна отвращения. Кислотно-зеленый взгляд стоял перед глазами, а ледяные пальцы, казалось, до сих пор ласкали ее тело. От этого она чувствовала себя грязной и нездоровой, а ещё — чертовки удовлетворенной. «Даже пальцами шевелить не хочется, — подумала Марта. Мысли тоже были ленивыми — они неспешно ворочались в мозгу и наползали друг на друга. — Душ — завтра. Все остальное — тоже. Черт! Поездка с Люсьеном к его бабушке…» Марта пыталась мыслить связно, но усталость укутывала ее тело, залепляла глаза. Девушка в полудрёме навела будильник и почистила зубы, но когда она легла в кровать, сон как рукой сняло. Марта кожей чувствовала чье-то присутствие. Некстати вспомнилось утреннее происшествие. Могла ли Розмари выжить после такого? Нет. Марта отмела этот вариант сразу — версия с призраками звучит и то правдоподобнее. К тому же, на шее у той девушки не было пореза. «Нужно было догнать ее, остановить, а я только стояла и пялилась, — бранила себя Марта. — Но что бы я спросила? Хей, девушка, почему ты жива до сих пор? Тебе ведь позавчера перерезали горло. Дурость… А ещё и Пэм». Марта сжалась в комок от неоткуда накатившего ужаса. Пэм в ее воображении превратилась в нечто жуткое, потустороннее. Вполне возможно, что она сейчас выйдет из стены и набросится на Марту. Утащит в Преисподнюю.  — Я знаю, ты здесь. Выходи, хватит прятаться! — крикнула Марта. Она ни черта не знала. В детстве она часто делала так же, когда ещё жила в большом доме, укутанная в любовь и заботу. Девочка верила, что так она обманывает монстров, они пугаются подобной смелости и убегают прочь. Сейчас от этой веры мало что осталось. Но никто не вышел, разве что штора колыхнулась на сквозняке.  — Что ж, хорошо. Отлично. Просто замечательно! — Марта вытащила из аптечки баночку со снотворным и проглотила капсулу, не запивая. Глупые мысли, глупые слова, поступки — ещё глупее. Она устала бояться. Завтра она поедет к бабушке Люсьена, и все или прояснится, или станет ещё сложнее. Пускай. Это будет завтра, сегодня же она перевыполнила план тревожности и паранойи на месяц, нет, на год вперед. Какое-то странное, неприятное спокойствие окутало размышления Марты, а тело будто погрузило под теплую воду. На границе сна и яви, когда ее глаза были плотно закрыты, а голова накрыта подушкой, что-то в комнате изменилось. То ли воздух стал холоднее, то ли пол скрипнул несколько раз без причины. Марта чувствовала эти изменения — словно мелкая мушка ползет по руке и задевает волоски — но ничего не могла сделать. Ее тело больше не слушалось: оно лежало, неподвижное и будто бы каменное; замедлялось дыхание и сердцебиение, а кожа шла рябью и менялась, менялась без конца. Но этого Марта уже не почувствовала — она спала. * — Отлично выглядишь. Марта коротко кивнула. Комплимент был ей неприятен, но ссорится с самого утра с Люсьеном не хотелось. К тому же, она действительно выглядела отлично: косметика и хорошая одежда были ее броней. Феминистка в Марте говорила, что это прогиб под патриархат, а не скрытая сила — Марта соглашалась, но правильно подобранные украшения и матовая помада добавляли уверенности. Мартину он такого никогда не говорил. Зачем сейчас сказал Марте — неясно. «Не ищи скрытые смыслы там, где их нет, — приказала себе Марта. — Возможно, это простой акт вежливости. Или попытка поддержать — ты выглядишь напуганной». Она не только выглядела напуганной, чувствовала себя Марта еще гаже. Ее пугали не заказ на себя, не чертовщина в отеле или еще раньше, в квартире. Страх ее был свежим и глупым. Когда она утром переходила дорогу, одна из машин поехала, прямо на нее. Постоянное напряжение предыдущих дней вылилось в ступор и крик. Марта стояла и кричала, стояла и кричала… Машина резко затормозила, из нее вышел молодой парень в сером костюме. Улыбка на его загорелом лице выглядела пластиковой.  — Извини, я просто пошутил, хотел познакомиться. Ты красивая телка, ну, хватит орать. Марта захлопнула рот, уставилась на парня. Сзади им сигналили машины, другие пешеходы оборачивались.  — Ты что хотел сделать? — прошептала Марта охрипшим голосом и бросилась на парня с кулаками. Ситуация казалась ей нереальной. Нет, так не бывает. Несусветная глупость. Поэтому она кричала и хлестала парня сумкой и кулаками, куда доставала. Ей было не жаль ни слов, ни ударов. Парень вырвался, сел в машину и уехал — только шины взвизгнули, оставляя на дороге черный след. Этот звук вырвал Марту из оцепенения мыслей, все вокруг стало слишком реальным и страшным. Машины сигналили так громко; водители объезжали Марту по широкой дуге, кто-то на ходу опустил стекло и крикнул ей: «Убирайся прочь, психованная». Женщина на негнущихся ногах добрела до тротуара, села на бордюр, невидяще уставилась на свои пальцы — под ногтями было красно от чужой крови.  — Безумие, — прошептала Марта. Ее тело била крупная дрожь, глаза жгло, а сердце клокотало где-то в горле. Когда она дошла до места встречи с Люсьеном, все было отлично, по крайней мере внешне. Водостойкая косметика скрыла слезы, таблетка успокоительного уняла дрожь, но этот комплимент… «Люсьен тебе нужен, уймись, — убеждала себя Марта. — И это не он испортил тебе утро». — Ехать где-то два часа, если на выезде из города на будет пробок. Можешь поспать на заднем сидении или… Марта отрицательно покачала головой и скосила взгляд на свою сумку.  — Спасибо, но мне нужно работать. Люсьен удивлённо хмыкнул, но ничего не ответил. Они ехали некоторое время молча; Люсьен водил уверенно и аккуратно, а его музыка оказалась не раздражающей. «Поставлю ему пять звезд, как доедем», — мысленно ухмыльнулась Марта. Сосредоточиться на работе не получалось: женщина то и дело отвлекалась на вид из окна. Многоэтажки и писк машин скоро сменились безлюдной дорогой и пустотой туманных полей. Поодинокие заброшенные дома выглядели жутковатыми миражами на молочно-зеленом полотне; линии электропередач и ветряные мельницы то выныривали из плотного тумана, то прятались в нем черными пауками. Марте казалось, что она путешествует по иному миру, и путешествию этому не будет конца.  — Я в детстве боялся тумана, — нарушил идиллию Люсьен. Марта поймала его взгляд в зеркале и недовольно нахмурилась.  — Чего там бояться?  — Не знаю. В темноте ты хотя бы не увидишь чудовище, что вот-вот тебя проглотит. А в тумане… — Люсьен кашлянул. — Сейчас это звучит глупо. «Да, а еще я — не твой психотерапевт», — подумала Марта, но ее рот открылся будто бы сам по себе, горло вытолкнуло из себя:  — А я ничего не боялась. Верила во всяких монстров подкроватных, но не пугалась. Врачи даже думали, что у меня какое-то отклонение. Но с возрастом это прошло. «И я обросла страхами», — мысленно закончила Марта.  — Здорово, наверное, ничего не бояться, — Люсьен понизил громкость музыки. Его голос в наступившей тишине звучал слишком механически: на мгновение Марте показалось, что за рулем автомобиля андроид, и сейчас он повернет к ней металлическое лицо. Но Люсьен был ответственным водителем и не вертелся.  — Скучно, на самом деле, — Марта подумала несколько секунд, правда ли это. Никаких страшилок в летнем лагере, но она и в лагере никогда не была. Никаких ужастиков на ночевках у подруг — ни подруг, ни ночевок. Никакого хтонического ужаса перед лицом смерти в три часа ночи по выходным. Даже сны Марта видела скучные и однообразные. В них девочка была монстрами и чудовищами — ее боялись. — Мы почти приехали, — прервал размышления Марты Люсьен. — Моя бабушка… она немного странная, но даже не думай ей грубить — она сразу нас за двери выставит. — Поздновато предупреждать. Моя история — сплошная грубость. Люсьен обернулся впервые за поездку и ободряюще улыбнулся. «Никакого лица робота», — вздохнула Марта и вернула измученную улыбку. Они въехали в тихий золотистый городок. Вокруг рябило от красных клёнов и каштанов, которые так красиво увядали. За пышными кронами прятались кремово-белые дома. «Словно маршмэллоу. Отвратительно», — подумала Марта. Аккуратные газоны, одинаковые на каждом участке, были слишком зелёными для этой поры, а ограда казалась кукольной. Все вокруг напоминало декорации к дёшевому мюзиклу. Марта ненавидела мюзиклы, сельскую пастораль и стариков. Люсьен припарковался возле дома, который слегка выбивался из общей картины. На первый взгляд это не было заметно, но если присмотреться… Разноцветная кучка листьев на газоне, потёртые двери, латки моха на черепице, белье висит не идеально ровно, а кое-как, и ветер полощет простыни на ветру. Марта вышла из машины и поежилась. Улица была пустой и слишком тихой: ни собак, ни птиц. Стук каблуков по асфальту был оглушительным, он разносился по округе словно сигнал бедствия или призыв к оружию.  — Здесь мило, но жутко, — как-то удивленно сказал Люсьен, будто это не он прожил в городке всё детство. Мужчина проигнорировал звонок и постучал в окно. Раз, второй — ни звука.  — Твоя бабушка нас хоть ждет? Ты же предупредил ее? Люсьен обворожительно улыбнулся.  — Конечно, она же моя бабушка! Дверь скрипнула, а затем распахнулась так резко, что Марта с Люсьеном отпрянули. В темном дверном проеме стояла высокая красивая женщина, которую назвать старухой не поворачивался язык. У нее были белые-белые волосы и моложавое худое лицо, на котором ярко сияли зеленые умные глаза. Люсьен был на нее поразительно похож — те же широкие скулы и волевой подбородок, та же форма бровей.  — Люсьен, мальчик! Какой приятный сюрприз!.. — голос у женщины оказался очень старым и неприятным. Марта с ужасом подумала, что не спросила заранее у Люсьена имя его бабушки. — Сколько ты здесь не появлялся, лет пятнадцать? Или больше? Марта метнула быстрый взгляд на Люсьена. Предупредил о прибытии, как же! «Использовал меня как предлог, чтобы наладить отношения с бабкой. Помощник, черт возьми», — думала Марта. Она впилась короткими ногтями в ладонь и с улыбкой ждала, пока Люсьен ее представит или они уберутся прочь. *** — Ты веришь в то, что рассказала? Бабушку звали Аделайн. После неловкого знакомства она пригласила их в дом, где все было именно так, как Марта себе представляла: вязаные салфетки соседствовали с разноцветными кристаллами, фигурки неизвестных богов — с фарфоровыми ангелочками. Тускло-голубые обои красиво сочетались с букетами сушеных трав; по телевизору в гостиной шла передача о медитациях. Марте казалось, что она смотрит на искусную иллюзию, которая показывает только то, что ты хочешь видеть. Люсьен пересказал историю Марты в двух словах, после этого Марта рассказала ее подробно. Аделайн умела слушать: она не перебивала и кивала, где нужно. Но такой вопрос задаёт психиатр, прежде чем написать в графе диагноза «шизофрения». — Какая разница, верю я или нет?! — щеки Марты вспыхнули, она вспомнила предупреждение Люсьена. — Извините, миссис. Эти события происходят независимо о моей веры. Аделайн кивнула. — Значит, ты умеешь превращаться в мужчину. И ведёшь в его теле другую жизнь. Покажешь? — бабушка Люсьена взяла с подоконника портсигар, закурила. «Ее голос — лучшая антиреклама сигарет», — подумала Марта. — Нет, я не контролирую это. Аделайн презрительно фыркнула и выпустила колечко дыма. — Почему? Марта стиснула зубы. Вопрос ее ошеломил, но виду она не подала. Старуху не удивлял сам факт превращения — это обнадеживало. В глубине души Марта боялась, что ее засмеют. Осудят. Будут смотреть с отвращением. Посоветуют обратиться к психиатру. И многое, многое другое. «Мартину было бы плевать, — с горечью подумала Марта. — Он просто убил бы обидчиков». — Я не знаю, — наконец ответила Марта. Она не смотрела на Аделайн — только на золотой портсигар в ее холеных руках. На потертой крышке были выгравированы слова на латыни и веточка чертополоха. Чем дольше Марта смотрела, тем уродливее становились и буквы, и растение, а тусклый жёлтый блеск будто приказывал: «Отвернись, не смотри». Люсьен сидел сбоку в старом плетеном кресле, внимательно слушал, но молчал. Марта с удивлением подметила, что вид у ее знакомого больной и совсем измученный, будто само пребывание в этом доме причиняло ему боль. «Нужно побыстрее убираться отсюда, а то и мне станет плохо», — подумала Марта. — Люсьен говорил, вы кое-что умеете. Может, и мне сможете помочь? Я заплачу. — Ах Люсьен говорил… — Аделайн стряхнула пепел в хрустальный стакан, что служил ей пепельницей. Дым окутывал ее лицо, сглаживая черты. — Признаться, я удивлена, что он тебя привез, ведь в детстве Люсьен всегда смотрел только на мальчиков. Марта помимо воли скривилась и бросила на Люсьена быстрый взгляд — мужчина выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание. — У нас не такие отношения, миссис. — Это хорошо. А с Мартином? «А с Мартином у него грубый секс, созависимость и сомнительные дела», — подумала Марта и тихо рассмеялась. Ей не хотелось делать этого, она стискивала челюсть и кусала изнутри щеки, но смех все равно просачивался сквозь сжатые губы. Аделайн смотрела на Марту пристально и враждебно; ее брови хмурились, а глаза сверкали в полумраке — две изумрудные точки в рассеянном свете осенних сумерек. Сумерек? Марта быстро заморгала. «Сейчас где-то полдень, почему в доме так темно? — подумала она, но мысль сразу выскользнула из ее головы. — Плохо… Дышать тяжело». Она посмотрела на Люсьена — в полутьме его смуглое лицо почему-то казалось белым пятном, губы дрожали. Марта медленно встала. Двигаться было тяжело и лениво, воздух казался густым и дымным, словно Аделайн не сигарету выкурила, а дом подожгла.  — Люсьен, тебе плохо? Ты слышишь меня? — она повернулась к Аделайн, из последних сил выплюнула: — Зачем вы это делаете, он же ваш внук! — Ох, мать луна! — Аделайн всплеснула руками и бросилась к внуку, на ходу несколько раз щёлкнула пальцами — и все исчезло. Мрак, удушающий дым и слабость. Люсьен глубоко вздохнул и закашлялся, Марта осела на пол. Перед глазами плясали черные точки, в ушах шумело. «Только не отключайся! — приказывала себе Марта. — Ты и не такое терпела». Бабушка Люсьена вмиг растеряла свою грозность. Она убежала на кухню — звякнула посуда, из крана полилась вода — и вернулась с мокрыми полотенцами. Одно протянула Марте, другим накрыла лоб Люсьена. Пальцы ее дрожали, губы сжались в тонкую белую линию — страх удивительным образом омолодил ее лет на десять. А там, под испуганной скорлупой, пряталось нечто жуткое, изменчивая тень, которая то и дело мелькала, стоило закрыть глаза. — Нет, не то! — крикнула она спустя несколько секунд и унесла полотенца. Аделайн металась по комнате, хватала то кристаллы с комода, то Библию с потертой обложкой. Марта наблюдала за этим с ленивым безразличием. Что-то внутри нее говорило, что пора закрыть глаза, нечто другое — сильное, жестокое — металось и требовало выхода. Наконец Аделайн остановилась. Она накрыла гостей вязаными пледами и распахнула настежь окна. Воздух, хлынувший снаружи, был обжигающе холодным. — Так лучше! — бабушка Люсьена цокнула языком и скрылась на кухне. Спустя несколько минут она вернулась с подносом. — Вставай, милая, не сиди на полу! И ты давай, просыпайся! — она деловито похлопала Люсьена по щекам и принялась разгружать поднос. «Это какой-то бред. Она едва нас не убила, а теперь пряниками угощает?» — подумала Марта. Ей стоило бы перестать удивляться всякой чертовщине, но что поделать, если чертовщина всегда была такой удивительной? Марта села на диван и плотнее закуталась в плед. Грубая шерсть неприятно царапала кожу сквозь шелк блузки, но это ощущение помогало оставаться на плаву. — Дурацкая защита. Она старая, как я, вот и случаются сбои, — Аделайн бросила виноватый взгляд на внука, а затем принялась за чай с пряниками. Марта решила не уточнять, что за «защита» такая: собственных странностей ей было вполне достаточно. Люсьен и вовсе не издавал ни звука. Он сидел, обхватив пальцами кружку, и выглядел обиженным ребенком, только разбитых коленок не хватало. «Слабак», — подумала Марта и на мгновение устыдилась своих мыслей. — Кто-то хочет меня убить, — сказала Марта, откусывая пряник. Тот оказался сладким до тошноты. — Мне… нам с Люсьеном кажется, что здесь замешаны потусторонние силы. Хотя я в них не верила никогда, но…  — Но что-то тебя переубедило, милая. Верно? Марта с опаской кивнула. Если бы не события предыдущих дней, ее бы убедила бабушка Люсьена и ее чертова убийственная магия.  — Что-то было в моем доме. Оно душило меня, а потом просто исчезло, оно… оно убило мою кошку. Я уехала в отель, но там тоже было… что-то. И Пэм, моя подруга, вела себя очень странно. Словно это была не она, — Марта потерла глаза. — Я знаю, это звучит как бред. Аделайн не ответила. Она допила чай и демонстративно отставила кружку, затем включила ноутбук — ее наманикюреные пальцы быстро забегали по клавиатуре. Марте хотелось схватить ноутбук и бросить его в стену. Или в лицо бабушки Люсьена. Она ждала не этого.  — Ч-что вы делаете? — наконец не выдержала Марта, Аделайн только цыкнула. Она десять минут просидела в каком-то оцепенении, ожидая, что еще немного, всего мгновение, и бабушка Люсьена начнет что-то делать. Но Аделайн пялилась в экран и то хмурилась, то улыбалась, будто листала новостную ленту Фейсбука.  — Не мешай бабушке, — прошептал Люсьен слабым голосом. — Давай выйдем на улицу. * Воздух снаружи казался колким, как хрусталь. Туман, который должен был исчезнуть к полудню, только разросся и загустел. Он плотным покровом лежал на деревьях и домах, вился над дорогой. Марта выдохнула облачко пара, потерла озябшие руки. Ей хотелось крикнуть на Люсьена и хорошенько его потрясти, но мужчина выглядел так, будто развалится от одного касания.  — Она пыталась учить меня в детстве, но мне всегда было плохо от… магии. Родители узнали об этом и забрали меня. Странно, но я забыл об этом. Об уроках и остальном… А сейчас вспомнил, — мужчина помолчал. Он ковырял землю носком дизайнерского ботинка, и это было насколько не похоже на Люсьена, который всегда одет с иголочки, на Люсьена с голливудской улыбкой и идеально уложенными волосами. «Удивляешься так, будто знаешь его всю жизнь, а не два дня, — подумала Марта. — Ты тоже сама не своя. И тоже не прочь поковырять землю».  — Бабушка злится на меня, — продолжил Люсьен, когда возле его ног образовалась небольшая ямка. — Я давно не завишу от родителей, но ни разу не приехал. Сам не знаю, почему.  — Мог бы предупредить. Люсьен кивнул. На его измученном лице не было ни капли сожаления. Марта задумалась, в силе их сделка или нет. Если ее убьют, нужда рассказывать свою историю отпадет. Уже не впервые мелькнула мысль, что это все проделки Люсьена, чтобы заполучить историю. Или чтобы отомстить Мартину за грубость. Или… Марта скомкала мысли в шар и запрятала их поглубже. В животе что-то кольнуло — раз, другой, невыносимо, словно кто-то изнутри ковырял кожу тупым ножом.  — Твоя бабка чуть нас не убила! — взорвалась Марта. — Мы тут уже час, а я не получила ничего, кроме головной боли. Мы теряем время. Они стояли на крыльце, и туман омывал их ноги. Вокруг было тихо, звуки угасали, и разъяренный голос Марты превратился в шепот. Марта не понимала, существует ли это все на самом деле. Существует ли она. Спросить у Люсьена не разрешала гордость и что-то еще. «Она пыталась учить меня в детстве». Учить магии. Страх затянулся тонкой петлей на шее, Марта бросила короткий взгляд на Люсьена. Почему он такой тихий?  — Она сильно тебя… обидела?  — Нет, я же ее внук, — Люсьен вяло улыбнулся. — Но в этом доме, этом городе мне тяжело дышать, кажется, что я падаю, падаю, падаю… И так без конца.  — Здесь что-то не так, — Марта кивнула и опасливо оглянулась. Она сделала шаг, другой — гравий громко скрипел под каблуками. — Мы будто в чертовом Сайлент Хилле. Марта вышла на дорогу, осмотрелась — ни людей, ни собак, ни вездесущих ворон. Но в густом тумане ей постоянно мерещилось что-то из ее худших кошмаров. Тени, изменчивые и гротескные, рыскали между домами, светили желтыми глазами из окон припаркованных машин. «Люсьен говорил, что в детстве боялся тумана — и вот он, туман на весь город, — с раздражением подумала Марта. Она пыталась сфокусировать взгляд, но все вокруг будто бы расплывалось. — Нужно спросить, какие еще у него страхи были. Мало ли…»  — Люсьен, — начала она, оборачиваясь, но на крыльце никого не было. И крыльца не было, и дома. Белая пелена окутала все вокруг; она стремительно приближалась. Марта попятилась, но туман шагнул за ней, лизнул белым языком острый носок туфли. Марта открыла рот, чтобы позвать Люсьена, но что-то скользнуло ей на язык — холодное, влажное, почти невесомое. Оно протолкнулось глубже, заполнило собой весь рот, схватило за горло. Белое — все вокруг и внутри было таким белым…