Avantage

Мартин открыл глаза и первым делом посмотрел на руку. Никаких родимых пятен. После он осмотрел остальное тело: все было на месте и — о чудо — не окровавленное и обблеваное, как это часто случалось, хотя кожа была неприятно натянута. Он даже чувствовал себя хорошо: от синяков и ссадин, которыми наградила Марту Аделайн, не осталось и следа. Разве что одежда из сна не перенеслась: Мартин любил обтягивающее белье, но не настолько. Резинка трусов болезненно сжимала напряжённый член, но делать что-либо с этим ему не хотелось. Тем более, в комнате он был не один. Мартин широко улыбнулся Люсьену, потом вспомнил, что тот убил вчера свою бабку, и улыбнулся ещё шире. Ведьма этого заслуживала, да и ее внучек — тоже. Рядом с Люсьеном, обняв худыми руками острые колени, сидел Лилиан и что-то жевал. Оба смотрели на Мартина с осторожным интересом. Значит, все видели ночью и после успели насмотреться. «Тем лучше», — подумал Мартин, закутался в простынь и пошел заваривать кофе. — Советую умыться. На тебе нет крови только потому, что она вся в Лилиане, — Люсьен слабо улыбнулся и протянул свою кружку. Наверное, им стоило обсудить хотя бы что-то, но в доме до сих пор воняло гарью. Мартин умыл лицо прямо на кухне, скорчившись над раковиной, но неприятное ощущение липкости никуда не делось. Он налил кофе себе и Люсьену и молча подвинул кружку. Несколько минут они притворялись, что ничего не произошло: пили ужасный кофе, смотрели на кафель, в окно, на магнитики. — Пора уезжать, — наконец не выдержал Люсьен. — Можешь переодеться в мои вещи. Мартин придирчиво осмотрел кухню, выглянул в окно. — Кто-то из соседей видел, как ты закапываешь тело? Или слышали взрыв? Очень странно, что никто не вызвал полицию. Люсьен царапнул ногтем позолоченный ободок кружки. — Пора уезжать, — повторил он с нажимом. — Мне все равно, что ты будешь делать дальше, но в этом доме никто не останется. Никто. Я и так ждал почти сутки, пока ты проснешься. Мартин вяло отмахнулся. Спать хотелось невыносимо, а еще — принять ванну, переодеться, что-нибудь съесть, выпить, желательно виски, а еще, еще… Убить кое-кого. И на этот раз даже не за деньги. Нужно было сказать: «Мне жаль, что так получилось» или лучше «Соболезную твоей потере», но Мартину не было жаль, он ни капли не соболезновал. Хотя, с другой стороны, Люсьен спас его жизнь. Думать об этом не хотелось, благодарить — подавно, поэтому Мартин сказал: — Хорошо, завтра утром. Но… ты считаешь, ее не будут искать? Не свяжут наш приезд с ее пропажей? Полицейские собаки не унюхают труп на заднем дворе? — Мартин спрятал ухмылку за прозрачным фарфором. — Ты влип, Люсьен. — И ты, Мартин. Мы вместе приехали.  — О, нет, ты приехал с женщиной. Помнишь ее? Такая худая, с короткой стрижкой, в брючном костюме. У нее есть имя, фамилия, прописка, работа. Я же — никто, — на последних словах довольная улыбка Мартина увяла. Он плотнее закутался в простынь — на кухне вдруг стало очень холодно. Люсьен смотрел на него злым прищуренным взглядом; казалось, зеленые искры сверкают не только в его глазах, но и вспыхивают под кожей. В Люсьене чувствовалась какая-то внутренняя сила, и это пугало Мартина сильнее всего. Магия. Даже ее фантом. Магия была опасной и не сулила ничего хорошего. Мартину не хотелось верить в ее существование, но не верить — теперь — было глупо. Он чувствовал, словно выбрался из крошечной клетки в клетку побольше. В коридоре послышался шорох, вслед за ним — шипение. Воздух враз стал тяжелым, вязким и сладким до одури. Лилиан. В клетку впустили опасное животное и покрыли ядом прутья. Мартин обернулся и сдавленно фыркнул — бояться Лилиана в таком виде у него не было сил. Пусть шипит сквозь зубы, пусть скалится и хватает за горло, но этот шелковый халат с кружевными вставками… А если бы Аделайн была типичной старушкой в махровых цветастых халатах?  — Где такой достать? Я люблю цветы, — Лилиан моментально оказался близко-близко. Мартина замутило от его присутствия. Он подавил волну паники, подступившую к горлу, и медленно отодвинулся.  — Я расскажу тебе. И даже куплю. Если ты перестанешь читать мои мысли! Лилиан изящно склонил голову, блестящие волосы тяжелыми прядями упали на плечо. Он был юным и красивым — любой другой выглядел бы в кружевном халате вульгарно, любому другому Мартин захотел бы присунуть, но Лилиан оставался величественным. Жутким. Он дернулся всем телом, словно ожившая мраморная статуя, и схватил Мартина за горло. Мартин рефлекторно схватил его в ответ, но сразу же одернул руку — ту будто кипятком обожгло.  — Тебе нужно лучше прятать свои мысли, смертная, — юноша не душил Мартина — просто держал на расстоянии и рассматривал, с детской непосредственностью, каждую морщинку и пору на лице. — К тому же, ты шевелишь губами, когда думаешь. Дура, какая же Марта дура, если пошла на эту сделку! И Люсьен дурак, раз ее закончил. Но разве поступил бы Мартин иначе? Да. Он отдал бы Люсьена, а после попытался убить Лилиана. «И ничего бы не получилось», — ответил ровный голос в голове. Мартин не понимал, Лилиан это или его внутренний голос. Тем временем юноша, не обращая ни на кого внимания, тщательно вымыл руки, будто контакт с человеком причинил ему вред. Он тер пальцы кухонным полотенцем, пока те не стали красными. После он вытащил из морозилки несколько кубиков льда и закинул их в рот.  — Ты можешь помочь ему, но не так, как думаешь, — Лилиан брезгливо отодвинул тарелки и уселся на стол — третьего стула на кухне не было; Люсьен и Мартин синхронно отодвинулись. Юноша хищно улыбнулся и закинул ногу на ногу. — Нужно развивать свою способность.  — Предлагаешь мне жить здесь и изображать Аделайн? О, дорогие легковерные идиоты, вот ваш расклад на картах Таро… — Мартин скорчил рожицу. — Воздержусь. И почему ты обращаешься ко мне как к женщине? Лилиан почесал острым когтем щеку и уставился на Мартина ничего не выражающим взглядом. Лед на его зубах хрустел, но почти не таял.  — Люсьен хочет уехать и избежать неприятностей. Ты тоже этого хочешь. Я хочу исполнить условия сделки. Смерть решает любые проблемы, но Люсьен сказал, что сейчас так не делают.  — Раньше тоже так не делали, — ворчливо ответил Люсьен, и Мартин понял ужасную истину: они поладили, этот напыщенный журналист и чудовище из подвала. Ему захотелось сказать что-то жестокое, но в этот момент в дверь резко постучали. * — Одиннадцать вечера — мы можем не открывать, — невозмутимо сказал Мартин, но шторки на кухне задернул — так, на всякий случай. И говорить стал тише. Люсьен не разделял его спокойствия. Магия, сделки, смерть — все осталось во вчерашнем дне, сегодня же Люсьена настигло кое-что похуже. Ответственность. Стресс притупил его опасения, даже появилось глупое, ребяческое ощущение, что все замнется. Наладится само собой. В фильмах ведь так всегда бывает: вампиры, оборотни, колдуны, магические битвы, а простые люди не обращают на это внимания. Но едва из проклятого рта Мартина вылетели опасения, они стали реальными. В дверь постучали ещё раз, настойчивей. Пронзительно запищал колокольчик. — Аделайн, открой! Это ж я, Карвер! — послышался зычный голос. Люсьен бросил встревоженный взгляд на Мартина, будто тот мог чем-то помочь. Лилиан и вовсе не выглядел заинтересованным — болтал ногами на столе и жевал свой лёд. Люсьен вытер вспотевшие ладони о домашние штаны и направился к дверям. Он поговорит с наглецом, и тот уйдет, а к утру их здесь уже не будет. Люсьен открыл дверь и взглянул на незнакомца сверху вниз — тот стоял, согнувшись, и пытался рассмотреть что-то в замочную скважину. — Доброй ночи, — улыбнулся Люсьен. Ночь, определенно, не была доброй. Мужчина отступил на несколько шагов, пристыженно закашлялся. Но его неловкость длилась недолго: уже в следующий момент он расправил широкие плечи и уставился на Люсьена решительным взглядом. Точнее, взгляд задумывался решительным, но все портили чересчур нависшие веки и водянистый цвет глаз. Мужчина — Карвер, вспомнил Люсьен — напоминал грустную старую собаку. — Мне нужно увидеть Аделайн, — он окинул коротким взглядом Люсьена и почему-то остался недовольным. — Ты внук её, да? Сходство налицо. Люсьен только кивнул. Держать человека на пороге было невежливо, но Люсьен в последнее время растратил всю свою вежливость: последние крохи ушли на приветствие, на которое наглый мужчина даже не ответил. «Нужно натравить на него Лилиана», — подумал Люсьен и ужаснулся: вдруг оракул читает и его мысли? Карвер, тем временем, немного растерял боевой запал: — Дело срочное, — начал он поникшим голосом. В слабом свете из коридора фигура Карвера напоминала камень, покрытый трещинами. — Я, прости, парень, что без приглашения, но не знаю, к кому еще идти. Моя Кэсси, она… она пропала.  — Бабушки нет дома, — Люсьен мягко, сочувственно улыбнулся. — Но я передам ей, что вы приходили. Доброй ночи. Он уже хотел закрыть дверь, на Карвер перехватил его руку, сжал ее — не больно, но крепко.  — А где же она? — спросил он подозрительно. Место отчаяния в нем сменила злоба. Люсьен выдернул руку из цепкой хватки — как бы синяков не осталось.  — Уехала, вернется завтра или послезавтра. Какие-то важные дела.  — Уехала? Она не отвечает на звонки, ее машина на заднем дворе. Да и разве она бы уехала, когда ты, ее любимый блудный внучёк, вернулся?! — мужчина приблизился вплотную. Он был за шаг от того, чтобы отшвырнуть Люсьена прочь и ворваться в дом. — Аделайн! Ты дома?  — Послушайте, я понимаю, вы расстроены, но бабушки нет. Уйд…  — Если она не хочет меня видеть после того случая, я понимаю. Но Кэсси пропала! В полиции сказали приходить через три дня, но за три дня может все ужасное случиться! Пусть Аделайн разложит карты, она… она никогда не ошибается! — широко раскрытые глаза мужчины выхватили какое-то движение позади Люсьена; он скривился и покраснел от злобы, крикнул: — Аделайн, умоляю, я знаю, что ты дома! В доме напротив зажегся свет. Люсьен вцепился в дверь, оттесняя мужчину подальше, но Карвер был коренастым, словно гном, с большими руками, а отчаяние придало ему сил. «Проклятие, нужно было уезжать раньше. Сейчас вся улица сюда сбежится», — думал Люсьен, лихорадочно пытаясь найти выход из ситуации. В любом другом случае он мог бы пригрозить полицией, но не теперь. И почему он, дурак, не догадался загнать в гараж машину?! — Люсьен, дорогой, в чем дело? — послышался недовольный голос. Люсьен почувствовал, как недавно выпитый кофе подступает к горлу. Если придраться, то голос был не совсем похож — немного грубее, с более резким выговором, но все же это был голос Аделайн. Люсьен застыл, не оборачиваясь. Это какая-то магия Лилиана или же всё, что оракул говорил в подземелье, правда? Мартин действительно мог… Додумать мысль Люсьену не дали: костлявая рука опустилась на его плечо.  — К тебе посетитель, — ответил Люсьен сквозь зубы. Ему казалось, открой он рот, рвота и желчь польются наружу.  — Аделайн, слава богу! Кэсси… Помнишь Кэсси? Она пропала! Ночью не вернулась домой. Я знаю, мы расстались не очень хорошо, но прошу тебя… — казалось, Карвер сейчас упадет на колени. Или в обморок. Люсьен отошел, пропуская мужчину в дом, сам же задержался в дверях, бросая на «бабушку» гневные взгляды. Видеть ее было… тяжело. Неприятно. Даже больно. «Аделайн» была на пару сантиметров ниже, чем нужно, и морщин возле губ у нее было больше, но глаза — глаза были теми же. Не мертвыми и мутными, словно болото; не перепуганными и умоляющими. Хотя нет, страх все же в них был. «Он совершенно не знает, что делать, — понял Люсьен. — И, наверное, едва стоит на ногах от боли». Последняя мысль принесла утешение. Люсьен закрыл дверь на ключ — так, на всякий случай — и пошел вслед за бабушкой в гостиную. *  — А это кто? — Карвер покосился в сторону Лилиана. Юноша сидел в кресле неподвижно — только глаза сверкали из-под опущенных ресниц.  — Мой клиент. Он… не в себе. Я пытаюсь ему помочь, но на это уходят все силы, поэтому я попросила Люсьена никого не впускать, — терпеливо обьяснила «Аделайн». Карвер кивнул. Поверить, что с Лилианом что-то не так, было проще простого. — Я не могу погадать тебе сейчас — неподходящее время. Но ты можешь рассказать, что случилось, и мы вместе подумаем, как тебе помочь.  — Не можешь? — с трудом выговорил Карвер, не в силах поверить в такое. Ответом ему был укоризненный взгляд «Аделайн».  — Будь я шарлатанкой, я бы погадала сейчас и сказала тебе все, что ты хочешь услышать. Но ты ведь пришел за правдой, Карвер. Верхний свет был погашен, а в рассеянном свете ночника она казалась почти настоящей. Люсьену едва удавалось скрывать нервную дрожь, что раз за разом сотрясала его тело. Люсьен перевел взгляд на Карвера — тот выглядел как человек, способный распустить руки, едва что-то пойдет не так. Неужели у Аделайн с ним что-то было? «Аделайн» выглядела немного уставшей, но невозмутимой. Она предложила Карверу чаю с бисквитами и благодарно улыбнулась, когда тот отказался. Выслушала рассказ о Кэсси, с которой Карвер повздорил прошлым вечером, и девочка — его внучка — убежала, хлопнув дверью. Мужчина обзвонил ее друзей и обошел большую часть городка, но девушки нигде не было. Больше того, ничего из ее вещей не пропало.  — Она просто выбежала… как всегда. Я был зол и… немного пьян, и не пошел за ней. Уснул в кресле. «Аделайн» поджала губы. «Держи контроль», — лихорадочно билась в голове единственная мысль. Лилиан выразился предельно четко: если Марта хоть на мгновение забудет, кто она сейчас такая, ее маскировка пойдет трещинами. И тогда Карвера придется убить. Идея была заманчивой, но Марта ее отбросила. Где-то глубоко внутри заворочался Мартин — ему идея нравилась, он даже придумал, как это сделать. Но «Аделайн» было не до идей: она впивалась ногтями в ладонь и кусала щеки изнутри — боль помогала не упасть в обморок. Ведьма знала Карвера и Кэсси, возможно, даже помогала им раньше, но Марта одолжила ее тело — не мысли. Да и какие мысли у мертвой? Если бы только Люсьен перестал сидеть истуканом и взял ситуацию в свои руки! Но нет, на него надеяться не стоило.  — Ей семнадцать, Карвер, — мягко начала «Аделайн», только бы не молчать. Но следующие слова вырвались изо рта помимо ее воли: — К тому же, я всем и всегда говорю не гулять городом, когда там туман. Это опасно. Карвер вскинулся:  — Чепуха! Что опасного в тумане? Ее скорее какой-то маньяк похитил — она же у меня красавица, — закончил он с какой-то нездоровой гордостью.  — Она могла споткнуться и упасть в овраг. Или попасть под машину, — вклинился Люсьен. Кажется, он уже свыкся со своей воскресшей бабушкой. — Или друзья не захотели ее сдавать, что неудивительно. При всем уважении, Карвер, но бабушка устала.  — Устала? Я ждал хоть какой-то помощи!.. Лилиан, до этого сидевший неподвижно, резко поднялся и ушел на кухню. Загремела посуда, послышался шум воды. Это отвлекло всех, и спор замялся. «Аделайн» пересела в самый затемненный участок комнаты и отвечала кратко, Люсьен же наоборот разговорился. Карвер был рад слушателю, но не рад Люсьену, поэтому говорил неохотно. Спустя несколько мучительно долгих минут разговор увял.  — Девочка могла уехать к матери, — вдруг изменившимся голосом сказала «Аделайн». С такой интонацией чаще всего говорил Лилиан — будто слова были пустыми и не значили ровным счетом ничего. — Она не раз грозилась это сделать, Карвер. И, видит бог, ее никто не осудит. Карвер сжал кулаки и двинулся в сторону Аделайн, но Люсьен ловко перехватил его и усадил обратно — откуда только силы взялись? Карвер сидел на диване и сопел, словно огромная собака; его квадратное лицо то белело, то покрывалось алыми пятнами. Люсьен замер возле него, готовый к нападению. Он ни разу в жизни серьезно не дрался, его тело и разум не были готовы к такому виду насилия, но что-то глубоко внутри жаждало этого — крови, боли, победы. Или поражения. Адреналин заставлял кожу гореть там, где ее только что касались руки Карвера. Люсьен любил подчиняться мужчинам в постели, но, оказывается, не подчиняться им было даже приятней. Он скосил взгляд на «бабушку» — та выглядела не лучше, чем когда он ее закапывал.  — Ты же звонил ее матери, Карвер? — спросил Люсьен. Карвер только покачал головой.  — Нет, я… Она живет черт знает где, у меня даже номера нет!  — Поищи ее на фейсбуке, — голос Люсьена смягчился. — Кэсси найдется, не переживай. Приходи завтра, если ничего не выяснишь. Бабушке будет получше, и она погадает тебе. Хорошо? Люсьен приветливо улыбался, пока выталкивал обескураженного Карвера из дома. * Едва за Карвером закрылась дверь, Люсьен и «Аделайн» бросились на кухню. Лилиан невозмутимо мыл посуду — его ногти с противным визгом царапали стекло.  — Признавайся, ты сожрал Кесси? — крикнула Марта. К черту прелюдии. Она ослабила контроль, и маска бабушки пошла трещинами: сначала лицо, потом — руки и шея. Картина была не из приятных: морщинистая кожа потрескалась, под ней проступила новая — упругая и окровавленная, голос менялся на каждом слове.  — Нет, — Лилиан дернул головой, принюхался. — Она живая. Но где-то… не здесь. К тому же, я не голоден. Марта вспомнила высушенное тело Аделайн и брезгливо поморщилась. Бросила взгляд на аккуратную горку чистой посуды, натертую до блеска плиту и микроволновку — кто бы подумал, что оракул из вонючего сырого подземелья будет таким чистоплотным. Но он был. Стоит только посмотреть на его длиннющие волосы, сейчас вымытые, тщательно рассчитанные и блестящие. Наверное, весь шампунь в доме использовал. Марта мысленно усмехнулась: думать о волосах Лилиана сейчас — чистое безумие. — Что же с ней случилось? И что это за чертовщина была? Я… не хотела говорить этого, о тумане, — Марта прижала костлявые руки к губам — пора собирать деньги на операции: старость ей явно не к лицу. Люсьен громко кашлянул, привлекая внимание. Мог бы придумать что-то оригинальное, но в последнее время театральность Люсьена сошла на нет. — Мартин… Марта, ты не могла бы вернуть свой прежний… облик? — Люсьен потер ладонью шею, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Марта только снисходительно улыбнулась. Она не хотела признаваться, что не знает, как это сделать. Пусть Люсьена немного помучит совесть. Совесть их всех должна была мучить — старику и его внучке никто помогать не собирался. А, между тем, в городке происходило кое-что действительно странное. Аделайн знала об этом, возможно, знал и Лилиан, но первая была мертва, а второй… Марта отмахнулась от ненужных мыслей. Это не ее город — пусть туман хоть все тут сожрёт. Визит Карвера напомнил Марте о кое-чем важном. — Кто-то видел мою сумочку? — спросила она. Непривычный грубый голос раздражал ее до тошноты, но на лице Люсьена читалась такая боль… «Мы с ним в расчете, почему же так хочется его помучить?» — пронеслось в голове. Ответа у Марты не было. У Мартина, кажется, тоже. А ведь еще пару дней назад Люсьен ей нравился. Женщина нашла свою сумочку и заперлась с ней в ванной. Карвер, значит, звонил Аделайн, а звонил ли кто-то Марте? Она выпала из социальной жизни на несколько дней — с работы, наверное, уже заочно уволили. Но было кое-что важнее звонков с работы. Второй вопрос Лилиану она формировала долго и очень дотошно, но ответ на него был коротким. Марта ненавидела этот ответ. Она опустила крышку унитаза и села сверху; в каком-то оцепенении уставилась на морщинистые руки. У Аделайн был красивый яркий маникюр — его Марта не успела скопировать, и теперь короткие обкусанные ногти смотрелись чужеродно на тонких длинных пальцах. Что еще Марта не скопировала? Все, что под одеждой. Волосы — тут помогло полотенце, которое скрыло это безобразие. На самом деле, Марта успела одолжить только лицо, руки, шею и голос, но как теперь это вернуть? Превратиться ей помог страх, теперь же страха не было — лишь боль и усталость. Марта достала из сумочки зеркало, осмотрела себя — кровь засохла на лице причудливыми пятнами. Один глаз был ее — серо-зеленый, второй — изумрудный, с темным ободком; Марте захотелось выцарапать его. «Главное — намерение», — повторила она несколько раз, постаралась расслабиться. Закрыла глаза и представила, как меняется ее лицо и тело, как это могло бы быть — без боли. Но боль все равно прокралась в нее — жгучая, невыносимая. Марта закусила край сумочки, чтобы не закричать. Рот наполнился кровью, густой и горькой, словно это и не кровь вовсе. Через плотно сцепленные зубы вытекла одна капля, упала на дрожащие ноги. Вслед за ней наружу попросилась вторая, третяя. Они были черными и воняли гнилью. Смертью. Марта нагнулась к мусорному ведру и выплюнула несколько сгустков, включила вытяжку. «Я превращалась в мертвеца, теперь мертвец выходит из меня», — со странным безразличием подумала женщина. Она чувствовала, как по пищеводу вверх ползут черви и комья земли. В подростковом возрасте она посмотрела фильм, в котором человека хоронили заживо. Подумала еще тогда, что это худшая из смертей. Сейчас Марта не умирала — воскресала, поэтому ее не тревожило ничего, кроме гастрита, который обязательно вернется после очередной рвоты. Женщина захлопнула крышку мусорного ведра — смотреть, как поверх черных кровавых сгустков копошаться белые черви, было невыносимо. Вдыхать воздух, пропитанный запахом падали, было еще хуже, но теперь Марта была Мартой. Если выбирать между часами агонии и комком червей, то последние — не такие уж плохие ребята. Умывшись, Марта наконец достала из сумочки телефон. Двадцать три пропущенных, большая часть из которых — от Пэм. Сообщений в разных мессенджерах — и того больше. Тоже от Пэм. «Кто убил мою кошку Агату, а если не убил, кто причинил ей вред или забрал с собой?» — спросила Марта у Лилиана в сыром подземелье. «Пэм, — ответил Лилиан, облизнувшись. — Кажется, она твоя подруга». Марта подавила соблазн потратить третий вопрос, чтобы узнать, почему и зачем она это, черт возьми, сделала. Почему и зачем.  — Привет, Пэм, — Марта помолчала несколько секунд. — У меня все нормально, не волнуйся. Завтра вернусь в город и встретимся. Извини, что не отвечала, я потеряла телефон. Марта прослушала сообщение — ее голос все еще звучал плохо — и отправила. Еще раз умылась, почистила зубы чьей-то щеткой: после червей ей было уже плевать. Под дверью ее караулили Лилиан. Юноша оглядел Марту с ног до головы и, кажется, остался довольным.  — Смертная, пора учиться убивать демонов, — из кармана халата торчал нож для мяса и блестел едва ли не ярче, чем глаза Лилиана. Марта отмахнулась от этого хищного блеска:  — Нет, бессмертный, пора уезжать.