Впрочем, теперь для меня правда не так уж важна, Ведь больше никто на свете не помнит её, Тело это лишь символ, опознавательный знак, Ты рядом со мной хоть символ давно уже мёртв. Flёur — Амнезия
Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, разгар войны. США и СССР, две мировые сверхдержавы, которые закинули удочки на ещё одну нефтяную точку. И плевать им, всегда правильным политикам, сколько жизней будет отдано на «благо страны», главное, чтобы пополнялись счета в надёжных банках Швейцарии. Некто однажды сказал: «Война — отличный способ разбогатеть». Кто-то, как не печально, был прав. Барнс узнал об этом много позже… Баки было девять, когда отца забрали в Афганистан*. Тогда всех мало-мальски способных (и в умственном, и в физическом плане) солдат туда отправляли, якобы подавить конфликт, а на самом деле поучаствовать в бойне. Пушечное мясо, люди без права на «нет». Мать ушла в себя от горя. Она не пила, нет, не вела разгульный образ жизни, выходила рано утром на работу (рыбная фабрика у рыбацкого порта), приходила вечером, готовила ужин и садилась писать письма отцу — строка за строкой, лист за листом. Конверт едва успевали забрать, как в ящик тут же опускалось новое. Мир сошёл с ума в тот самый миг, когда отец вернулся домой спустя год. В цинковом гробу и с флагом США. В ящике от отца осталось всего ничего: бледная окровавленная голова без нижней челюсти, крепящиеся к изуродованной шее и грудине, да нога в солдатском ботинке. «Мина», — сказал тогда один из капитанов. «Он был героем», — добавил второй. Баки не видел ничего героического в смерти папы. Баки возненавидел армию… Война в Афганистане закончилась в тысяча девятьсот восемьдесят девятом, забрав с собой тысячи невиновных жизней. В двенадцать лет Барнс из первого ряда наблюдал за свадьбой своей матери. Она в белом пышном платье шла к алтарю под классическое «пам-пам-парам», сжимая в ладонях букет ароматных лилий. Ждавший её Сантьяго Гасто только горделиво улыбался, рассматривая красавицу-жену, и от волнения теребил манжеты накрахмаленной красной рубашки. Поочерёдное «да» звучало под гул одобрительных возгласов. Сантьяго был неплохим отчимом: в меру внимательным, в меру заботливым, в меру безразличным. Баки его не любил, но уважением проникся. Наверное, вспыльчивый, но справедливый итальянец оказался не таким плохим, как казалось на первый взгляд. А мать… мать почему-то пахла предательством, особенно тогда, когда клялась другому мужчине в любви. Хотелось закричать «а как же отец?!», но Баки молчал. То ли сам всё понимал, но смириться не мог, то ли слов нужных просто не находилось. Он молчал почти всегда, иногда кивал головой и по вечерам сбегал из дома, спускаясь по деревянной ограде с вьющимся по ней плющом. В одну из таких вылазок Баки познакомился с соседским мальчиком, которому, как оказалось позже, тоже не сиделось дома по ночам. Светловолосый щуплый парнишка с живыми яркими глазками. Тот щурился и улыбался, говорил так много и быстро, что многие слова просто терялись на фоне. Барнс впервые завёл настоящего друга. Они учились в одной школе, сидели за одной партой и влюбились в одну и ту же девочку, сумевшую отшить их обоих. Братья не по крови, но по духу. — Это же не совсем больно? — тихо спросил он, рассматривая нож в руке Баки. — Ну, — мальчишка почесал затылок свободной рукой и важно кивнул, — так делают в летних лагерях, становясь братьями по крови. И не думаю, что это так уж больно. — Раз ты сказал… Братья по духу стали братьями по крови. Баки и его друг закончили школу, но поступили в разные колледжи. Баки стал финансистом — Сантьяго настоял на этом, а он… он подался в полицию. В двадцать лет Барнс узнаёт, что его отчим занимается не совсем легальным бизнесом, точнее, совершенно противозаконным. И носил Гасто почётный титул дона Гамбино, который позже перейдёт по наследству к самому Баки. — Для этого и нужен был экономический колледж, — выдыхает Барнс. — Военная подготовка, стрельба… — Так получилось, что у меня не может быть детей, — выдыхает Сантьяго и качает головой. — А в моём деле наследники — это главное. Я готовил тебя с малых лет, а сейчас настало время. — Для чего? — Чтобы ты поднялся с самых низов. У Баки не было права на «нет». Особенно тогда, когда он наводил ствол на лучшего друга, поймавшего его на «горяченьком». Друга звали Стивом Роджерсом. Баки так и не выстрелил.***
— Я понимаю, что в нашем случае «каблук» не самое подходящее понятие, но что-то рядом с этим у нас с тобой происходит, — Уилсон подтягивается, вставая из-за стола, и громко хрустит суставами. Пожалуй, пару часов листания документов, сортировки отчётов и прочей занудной чуши возымели свой результат. — Этот ваш Барнс такой зануда: ни шлюх, ни алкоголя, ни наркоты. Питер скептически хмыкает, показывая то, что он думает по этому поводу, и возвращает взгляд к монитору. Видео, отданное ему Тони Старком, давно перешло в ряд «просмотренных», как и многие другие. Записей с камер наблюдения оказалось больше, чем хотелось бы (а хотелось, конечно, чтобы их совсем не было). — Куда ты отослал рыжую гарпию? — спрашивает Дэдпул, совершая наклоны в разные стороны. Скрип красно-чёрного костюма раздражал до чёртиков, но Паркер лишь смиренно слушал чужой нудеж по поводу и без. — Отослал… Звучит, как «отсосал», да? — Наташа занята кое-чем очень важным. Уэйд пошло приоткрывает рот и языком надавливает на внутреннюю сторону щеки, имитируя оральный секс. Правой рукой у рта совершает поступательные движения. Питер невольно краснеет. — Именно это она с тобой сделает, когда вернётся. — А вернётся она откуда?.. — Я уверен, что это совершенно точно не твоё дело. — Неужели ты мне не доверяешь?! — После того, как ты пытался меня убить, — саркастично добавляет дон Луккеза и качает головой. На мониторе огромный чёрный джип (такими машинами пользуется его охрана) пересекает главные ворота поместья и поворачивает в сторону главной дороги. Тонированные окна мешают увидеть лицо водителя, но Питер знает, кто внутри. Знает и от этого хреново. — Но-но-но, — Уилсон кренится вперёд, от чего в спине противно похрустывает, и тут выпрямляется, — в конечном итоге я тебя спас! Спас — это вытащил из самолично подпаленного здания. Ну, очень умно. — Да, конечно, — Питер закатывает глаза, хлопая крышкой ноутбука. — Собирай людей, Уэйд. — Чего? Уилсон распахивает глаза в удивлении, широко открывая рот, и пялится на Босса, как на Восьмое чудо Света. Чтобы его Питти сказал такое? Уэйд едва не хватается за сердце. — Оружие, машины, люди… Люди с оружием и в машине, — Паркер встаёт с дивана, опуская ладонь на ручку мудреной трости. — Подготовь ребят. Экран телефона горит — «муха попала в паутину». — Можно мне взять Беатрис? — Нет, — Паркер выдыхает, вспоминая громоздкий гранатомёт. — Ох, ладно, бери. — Юху! Это самый лучший подарок на Рождество!***
— Эй, Стив? — говорит Баки, обращаясь к Роджерсу. — Спасибо тебе. — Мы же братья, — он пожимает плечами и бросает настороженный взгляд в идеально чистое окно. — Нас окружили. — Меня, Стив, ты всегда можешь уйти. Нет, не может…