Совушка

      Луна, большая и белая, сегодня была так близко, казалось, что можно вытянуть руку и коснуться ее кончиками пальцев, ощутить твердую, шершавую поверхность, больше похожую на камень, чем на привычную землю, почувствовать ее холод. Ее свет, такой холодный, окутывал величественный замок, освещая каждый уголок, до которого мог добраться. До полнолуния оставалась всего пара дней.       Ветер чуть поутих к вечеру, но все равно был сильным и пронизывающим, холодным. Волосы совсем растрепались, и некоторые особо длинные пряди падали на глаза — Гарри проводил по ним ладонью, зачесывая назад, но они все равно падали обратно через несколько минут: сами или от особо удачного порыва ветра.       С Южной башни открывался прекрасный вид на озеро, преобразившееся, как и все остальное, в свете луны. Было в нем что-то волшебное, пугающее и притягательное одновременно. Вода была практически неподвижна, лишь изредка по поверхности пробегала волна из-за слишком сильного порыва ветра; казалось, что стоит только коснуться поверхности — какое-нибудь существо или же сама вода схватит тебя и утянет на самое дно, но сделать это хотелось неимоверно, будто таинственные жители озера активно использовали заклятье Империус на всех незадачливых наблюдателях. Гарри бросил на озеро еще один долгий взгляд и вернулся к чтению книги, лениво переворачивая страницы — для того, чтобы упокоиться, а не найти нужную информацию. В голове было пусто. Все эмоции и чувства ушли, оставив после себя лишь приятную пустоту.       Поттер еще раз кинул взгляд на озеро и вернулся к рассматриванию жуткой иллюстрации человека, застрявшего в процессе превращения: его руки и ноги были вывернуты под неестественным углом, в лице его не было почти ничего человеческого, кроме глаз, выражающих необъятный ужас и страдание. Это было похоже на обращение оборотня, которое никогда не закончится.       Гарри очень скучал по Ремусу.       Скучал так, что порой ему казалось, что он скучает по нему сильнее, чем по крестному, родителям. Возможно, живые вызывали в нем более сильные эмоции и чувства; он переживал, они — Сириус, Седрик, родители — приходили к нему по ночам, но ничего, кроме грусти и смирения, парень не чувствовал. Они были далекими, холодными, и все, что от них осталось, — воспоминания. Ремус же был теплым, живым, с кучей тараканов в голове и своими недостатками, которые в мертвых замечать не принято. С ним можно было поговорить, рассказать о своих переживаниях, поделиться идеями; до него можно было дотронуться и обнять.       Он был единственным, кто знал одну из самых больших тайн Гарри Поттера.       А что Гарри Поттер не любил больше всего, так это лгать близким людям: Рону, Гермионе.       Он так погрузился в свои мысли, что чуть не свалился с подоконника и уронил книгу, когда что-то похожее на маленькую птицу — возможно, летучая мышь — быстро пролетело в нескольких сантиметрах от его лица. Книга упала совсем рядом с краем и, качнувшись пару раз, упала вниз, на лестницу.       Пролета на два вниз, судя по звуку.       Буквально через несколько секунд тишины Гарри услышал быстрые шаги — кто-то поднимался по лестнице.       Он соскочил с широкого подоконника, зацепился сумкой за выступ, чуть не упал и ринулся вниз по лестнице, чувствуя, что стоит ему замедлиться, и он кубарем полетит вперед — по инерции. От падения и дальнейшей смерти Героя спас Снейп, схвативший парня за шкирку, как котенка, и швырнувший к стене.       Книга, слава всем возможным богам, была закрыта и спокойно покоилась в левой руке профессора. Обложка порвалась и съехала, но Гарри надеялся, что Снейп не додумается снять ее или поправить. Иначе ему крышка. Буквально.       — Минус сорок баллов с Гриффиндора за прогулки после отбоя, — зельевар со злорадством посмотрел на ученика. — Поттер, помнится, недавно я вас предупреждал, чем вам грозит ваше дальнейшее наглое нарушение школьных правил.       Гарри в ужасе смотрел на обложку, которая начала сползать, стоило Снейпу сменить захват.       — И еще минус десять за порчу школьного имущества, — раздраженно добавил Снейп, кинув недовольный взгляд на книгу.       Он уже успел снова посмотреть в глаза Поттеру, как нахмурился и опустил взгляд обратно на книгу.       Сердце Гарри пропустило один удар.       — Что это такое?       — Учебник, сэр.       — Я вижу, что это учебник, только не понимаю, какого черта вы, мистер Поттер, почитываете «Тонкости превращений» Вааса Моровинда? — Снейп почти вплотную подошел к гриффиндорцу.       Вспомнился тот эпизод в совятне: было такое же чувство, будто на тебя надвигается смертельно опасный хищник, но ты не можешь двинуться и с места. В карих глазах читалась злость. Гарри очень надеялся, что тень, падающая ему на лицо, мешает Снейпу увидеть в его глазах страх.       — Поттер, — угрожающе шепчет Снейп, и в этом есть что-то неприличное, противное и гадкое, что-то, что заставляет скривиться и попытаться вжаться в стену настолько, насколько это вообще возможно.       — Помнится, недавно вы сняли с меня баллы за нарушение вашего личного пространства, — Гарри старается лишний раз не дышать и отворачивается.       — Сэр.       — Я подумал, что неуместно обращаться к вам подобным образом, когда вы так близко.       Снейп резко отодвинулся, и сразу стало легче дышать; профессор все еще держал в руках книгу и требовательно смотрел. Гарри молчал и не собирался ничего говорить: зельевар и так все прекрасно понял.       — Завтра у меня в кабинете в восемь часов. И принесите другие книги, которые у вас есть.       За последнюю неделю он в сотый раз убедился, что Северус Снейп — самый непонятный человек, которого ему доводилось встречать.

***

      — Хочешь поговорить об этом, Гарри?       Дамблдор успел отойти от омута памяти и сесть за свой стол. Он налил чай, достал вазочку с различными сладостями, поправил очки и посмотрел на ученика — выжидательно, но добродушно.       — Я понимаю, если ты не хочешь говорить об этом сейчас.       — Чем он отличается от меня? Чем я отличаюсь от него?       Гарри не хотел перебивать директора, но вопросы вырвались сами собой: он больше не мог их сдерживать. Его всегда волновала эта безумная схожесть со своим главным врагом, а теперь он получил еще одну часть мозаики, которая снова показывала, что их с Волдемортом судьбы слишком похожи.       — Ты помнишь, что ты почувствовал, когда узнал о своих силах?       Поттер помедлил. Он посмотрел еще раз на омут памяти, потом на портреты, которые сегодня были подозрительно тихими, окинул взглядом шкафы, на секунду задержал взгляд на глазах профессора и, наконец, остановился, рассматривая пейзаж за окном.       — Я не поверил. Думал, что это какая-то шутка, что это происходит не со мной. А потом… Потом я почувствовал себя таким счастливым. Будто у меня отняли нечто важное, и я не знал, что именно, а потом вернули. И все встало на свои места.       — Вот и ответ на твой вопрос. Том был уверен, что его сила делает его лучше других, делает его особенным.       — А разве это не так, профессор?       — Мы можем превращаться в животных, — Гарри кинул быстрый взгляд на профессора и отвернулся к окну, стараясь не выдать себя, — мы можем читать мысли, создавать артефакты, зелья, одним движением палочки устраивать фейерверки или выращивать драконов. Зато магглы побывали на луне и совершили огромное количество открытий в области физики, математики, биологии, они изобрели столько невероятных вещей. Мы просто разные. Ни лучше, ни хуже — просто разные.       Директор отпил немного из своей кружки и отдернул рукав. Если летом обугленными были только пальцы, сейчас черная полоса кончалась чуть выше кисти. Гарри ничего не спрашивал: боялся, что ответ ему не понравится.       — Зачем вы показали мне это?       — Вступать в бой с врагом, о котором ничего не знаешь, — значит заранее проиграть. В любом случае я хочу показать кое-что очень важное, но время еще не пришло.       Гриффиндорец просто кивнул и опустился в кресло. Он чувствовал себя очень странно: смятение, отчаяние, боль, грусть, нетерпение, ярость и понимание — все это смешалось в один жуткий коктейль, прожигающий Гарри изнутри; где-то глубоко внутри что-то треснуло, выпуская на поверхность события второго курса. Они с Реддлом были изначально разными, но их путь был таким похожим, и Поттер боялся, что ему потребуется чуть больше времени, чтобы прийти к тому, к чему пришел Том, но он обязательно придет. Слова пророчества набатом звучали в голове, перебивая другие.       «И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой».       Как будто Гарри был к этому готов. Как будто он не изменится после этого. Как будто это так легко — взять и лишить другого человека жизни, пусть тот и утратил почти все человеческое.       Чай черный с ягодными нотками — клубника и что-то еще — очень вкусный, приятный перебивает вкус горечи во рту. Вазочка со сладостями быстро пустеет, и Гарри становится лучше: Гермиона рассказывала, что это из-за каких-то гормонов, но Поттер так и не понял, о чем говорила подруга — слишком далек он был от всего этого. От сладкого становилось лучше — этого было достаточно.       Дамблдор тепло улыбнулся, когда парень наконец-то расслабился и посмотрел на волшебника, и мягко, приглашая сменить тему и поддержать разговор, произнес:       — У вас завтра контрольная по Травологии, если я не ошибаюсь?       Гарри вспомнил попытки Гермионы разобрать записи прошлого урока и улыбнулся.       — Да, сэр.       Потом он посмотрел на свою опустевшую чашку и подумал, что, наверное, там было успокоительное. И попросил налить ему еще.