Совушка

      Было темно. Темно настолько, что невозможно было увидеть и очертания предметов — только всепоглощающий черный. От него болели глаза; от этого цвета было невозможно спрятаться: он проникал под кожу, с каждым вдохом заполнял собой легкие, просачивался в другие органы через нос, уши, анус. Больно не было — было тяжело. Тяжесть ощущалась всем телом, будто оно внезапно стало свинцовым или наполнилось адамантием — он видел что-то подобное в книжках — комиксах — своего кузена. Покалывание в кончиках пальцев постепенно становилось сильнее, а потом вдруг прекратилось. Руки и ноги больше не ощущались вообще.       Черный стал отступать, — или же глаза просто привыкли — и парень увидел прикроватную тумбу. Она была точь-в-точь такая же, как и в его спальне в доме Дурслей, а на ней стояло что-то очень похожее на настольную лампу. Он попытался дотянуться до нее и включить, но рука так и продолжала лежать вдоль тела неподвижно. Парень с силой втянул носом воздух и повернул голову прямо, по пути замечая, что стены чем-то увешаны.       Вместо потолка он увидел лицо. Черный овал лица, на котором нельзя было различить и глаз, но мальчик был уверен, что они смотрели на него пристально, не мигая.       А потом пришла боль.       Она пришла вместе с кровью из прокушенной чужими зубами губы. Вместе с синяками в тех местах, куда впивались чужие пальцы, вместе с невозможностью нормально дышать, когда чужое тяжелое тело вдавливало в матрас. Вместе с карими, почти черными, глазами, — такими знакомыми — в которых отчетливо мелькали ненависть, ярость и похоть. Вместе с именем — единственной мыслью — набатом звучавшим в голове.       Снейп.       Он был так близко, заполнял все окружающее пространство собой: своим телом, своим запахом, своей силой. Его движения — пальцы, касающиеся совсем юной, тронутой только лишь солнцем кожи предплечья, плеч, груди; бедра, ритмично касающиеся чужих, — твердые, уверенные, сильные. В них не было ни капли нежности или терпения. Кожа соприкасалась с кожей, такая же потная, грязная, разгоряченная. Он был повсюду: сверху, с обеих сторон.       И внутри.       Было жарко, очень жарко, будто по венам пустили огонь. Волосы слиплись от пота, прилипли к вискам — пальцы путались и застревали в длинных черных прядях, периодически с силой дергая их. Под губами, всюду, куда они могли дотянуться, была соленая, горячая кожа. Хотелось кусаться, царапаться, оставлять свои метки: животная страсть вырвалась наружу, затмевая собой все остальное. И боль, и страх, и отвращение с ненавистью.       Внезапно запахло кровью. Она была повсюду: на кровати, стекала на пол и расползалась огромной черной лужей, она попадала в нос и в рот, обволакивала обнаженные тела, хлюпала при малейшем движении и соприкосновении. Она текла из ран. Они были по всему телу парня: маленькие и большие — в тех местах, к которым он припадал своими губами.       Гарри закричал.       И проснулся.       Поттер резко сел на своей кровати, пытаясь отдышаться и совершенно не понимая, где он находится. Белая простыня сбилась и почти свалилась на пол, удерживаемая лишь крепким судорожным захватом пальцев. Было очень мокро: футболка, вся влажная от пота, неприятно липла к спине, пот впитался в матрас, простыню и подушку. Капли пота все еще стекали по лбу и задней части шеи. Во рту пересохло.       Он чувствовал себя грязным. Таким грязным, будто весь вечер валялся в экскрементах в канализационной шахте или участвовал в одной из кровавых оргий Пожирателей, байками о которых так любили пугать младшекурсников; будто предал своего лучшего друга ради бутылки огненного, будто месяц провел в каком-то притоне. Грязным настолько, насколько можно быть грязным, когда тебе снится сон о том, как тебя имеет собственный преподаватель. Как тебя имеет Северус Снейп.       Гарри с силой стукнулся коленями о кафель, когда, уронив все принадлежности с тумбочки, споткнувшись о собственное одеяло и наверняка разбудив своих соседей, добрался до ванной комнаты для мальчиков.       Его тошнило.       Долго, в несколько заходов — каждый раз при вспоминании особо ярких моментов сна — гадко и неимоверно мерзко. Больно. Живот скрутило так, что невозможно было разогнуться, а по голове будто треснули чем-то тяжелым: огромной кувалдой, не меньше. Вдобавок он абсолютно не мог ориентироваться в пространстве из-за головокружения и естественно полетел вниз при попытке встать. Только не упал.       Чьи-то руки — достаточно сильные, чтобы уберечь Поттера от скоропостижной смерти в результате встречи кафельного пола с собственным виском — подхватили его и прижали к чужому телу, теплому и мягкому. Гарри вцепился в широкие плечи, отчаянно пытаясь оттолкнуть мужчину, но от кожи, в которую он так удачно уткнулся носом, пахло сном, тыквенным пирогом, теплицами — не Снейпом, — и паника начала отступать.       — Гарри, ты в порядке?       Гриффиндорец отрицательно покачал головой, пальцами сминая футболку однокурсника. Он был не в порядке. Уже давно: еще со смерти Сириуса — но сейчас это чувство, это ощущение достигло своего апогея. Он был абсолютно, бесповоротно, отчаянно не в порядке.       — Помоги мне сесть, пожалуйста.       Поттер, поддерживаемый Невиллом, сполз по стене и опустился на холодный пол. Лонгботтом сел рядом, совсем близко — так, что их плечи соприкасались. Нарушать молчание и что-либо спрашивать парень не спешил, видимо, предоставил Гарри шанс собраться с мыслями и самому все рассказать. Но рассказывать такое было равносильно пытке: представить это, даже не произнося и слова вслух. Поттер обнял себя за плечи и уставился на противоположную стену комнаты.       Не было даже возможности понять, в какой части ванной они сейчас находятся — все было размыто. Парень не сомневался, что оставил очки в спальне, но бессознательно потянулся рукой к лицу. Очки были на месте. Нахмурившись, он снял с их с себя и положил на колени — окружающий мир все еще был слишком размытым. Его рука дрожала все то время, пока он подносил ее к лицу вновь.       Слезы. Ничего не было видно из-за слез.       Гриффиндорец не мог в это поверить: он не плакал уже много лет — но и остановиться он тоже не мог. Слезы так и продолжали стекать по щекам, оставляя после себя влажные соленые дорожки, и падать на футболку. Тыльной стороной ладони Поттер попытался их вытереть и опустил голову Невиллу на плечо.       — Прости, просто плохой сон.       — Нам стоит начать опасаться?       — Нет, это, — Гарри недовольно дернул плечом, но раздражение немного поутихло, когда однокурсник обнял его свободной рукой, — это не Волдеморт. Это не было похоже на него. Просто обычный кошмар.       Снова повисло молчание, и Поттер с удивлением отметил, что до этой реплики Невилл был крайне напряжен. Видимо, случившееся в прошлом году навсегда отпечаталось в памяти многих учеников и членов Отряда Дамблдора. Иногда его просто выводило из себя это отношение к себе: будто все его проблемы как-то связаны с Волдемортом, будто каждый его хмурый взгляд означает лишь какую-то очередную выходку, каждый кошмар — серьезное нападение. Будто единственным, кем был Гарри, так это приемником, двадцать четыре на семь транслирующим душевное состояние самого опасного темного мага современности.       Но он всегда был и остается всего лишь Гарри. Просто Гарри.       — Знаешь, наши сны почти всегда что-то значат, — голос Невилла был спокойным и непривычно серьезным. — Они отражают наши переживания, страхи и желания. Даже те, которые мы сами прячем от себя.       Лонгботтом прижал Гарри еще ближе к себе и обнял второй рукой, когда тот снова начал дрожать.       Желания?!       — Я думаю, что они являются отличным инструментом для того, чтобы понять себя и разобраться в каких-то определенных вещах, понимаешь? Иногда бывает трудно понять и принять, но это заметно облегчает жизнь.       — Есть вещи, которые невозможно принять.       Гарри уткнулся носом в плечо однокурсника и вздохнул.       — Если тебе хватило сил и ума понять, то полдела уже сделано, — судя по голосу, Невилл улыбнулся, — пошли, тебе нужно поспать.       Поттер упрямо покачал головой: голова кружилась просто адски, а тут, сидя на полу в надежных объятьях, ему было комфортно и почти что спокойно. По крайней мере, его больше не тошнило.       — Больше никогда не буду пить.       Мальчики засмеялись: Гарри хрипло с редко проскальзывающими истерическими нотками, заваливаясь на бок, Невилл тихо и искренне, в шутку пытаясь столкнуть с себя уже совсем навалившегося на него Поттера.       Дышать становилось все легче.

***

      Гарри с неохотой разлепил глаза: из-за не задернутого полога солнце светило прямо в лицо, мешая спать. Парень, прищурившись, уставился на свою кровать — пустую и в совершенном беспорядке, — а потом на свою сумку, из которой торчал свиток с эссе по трансфигурации. Вставать не хотелось совершенно: ему было хорошо, тепло, уютно, и спалось просто потрясающе — с ним давно такого не случалось. Хотелось валяться в постели до обеда и наслаждаться последними теплыми лучами солнца, проникающими в спальню; хотелось встать около четырех часов и пойти на кухню, не переодеваясь: в мешковатой футболке и спальных штанах. Хотелось не видеть этой до ужаса хитрой рожи Дина Томаса прямо перед своим лицом.       — Я, конечно, все понимаю, мальчики, но…       — Я, конечно, все понимаю, Дин, но не пора ли тебе на завтрак?       Откуда-то сзади раздался недовольный голос Невилла, и оттуда же прилетела подушка, угодившая Томасу прямо в лицо.       Симус, который, как оказалось, стоял рядом, гаденько захихикал, а потом ойкнул, схватившись за голову. Антипохмельного в спальне не было.       Гарри потянулся и бодро вскочил с кровати: голова чуток ныла, но в целом он чувствовал себя хорошо.       — Рон уже ушел? — поинтересовался Поттер, скатывая постельное белье в один ком, попутно пытаясь натянуть на себя штаны.       — Он в ванной, — недовольно пробурчал Дин с видом оскорбленной невинности, на что Гарри лишь пожал плечами — сам напросился.       Переодевшись, парень подхватил свою сумку, встретил хмурого Рона в коридоре и велел ему поторапливаться: на завтрак опаздывать не стоило. О событиях прошлой ночи он старался не думать.

***

      На трансфигурации они превращали жаб в небольшие кусты или деревья. Ничего интересного мучающиеся похмельем гриффиндорцы в этом не нашли и даже сочли нелепым, но к концу занятия успешно выполнить задание удалось только Гермионе, неожиданно Симусу и еще одной незнакомой слизеринке. Гарри, который старался изо всех сил, удалось превратить лишь нижнюю часть жабы и получить два балла от МакГонагалл — за усердие. В итоге на Защиту все шли усталые, вымотанные и очень злые.       ЗОТИ не было уже две недели, и сегодняшний урок был внезапностью для всех: в расписании появился только вчера после шести. Кто-то делал предположения по поводу нового учителя, некоторые даже принимали ставки. Гермиона недовольно цокала языком, но поставила пару галеонов на «молодую женщину», пока Рон, пристыженный Грейнджер, усердно делал вид, что читает учебник.       Со звонком двери кабинета открылись, и шестикурсники нестройной толпой вошли внутрь. Все парты — в том числе огромный учительский стол — стояли вдоль стен, а доски, которой все авроры поголовно пренебрегали, не было вообще. Класс казался непривычно пустым и огромным: неожиданно просторным и светлым.       — Добрый день, ребята, меня зовут Тонкс, и я буду вести у вас ЗОТИ следующие две недели, — аврор лучезарно улыбнулась и обернулась, видимо, намереваясь написать свое имя на доске.       Которую она сама же из класса и унесла.       — Знаете, давайте вы положите свои сумки вон там и разделитесь на пары.       Ученики тут же принялись переговариваться между собой и передвигаться по помещению, совершенно не обращая внимания на своего нового учителя, хотя многие разочаровано вздыхали из-за проигранных денег. Тонкс облегченно выдохнула и принялась смахивать несуществующую грязь со своей мантии. Она явно чувствовала себя неуютно, и Гарри невольно вспомнил свое первое занятие в ОД в прошлом году.       Тогда под внимательным взглядом чуть больше десятка пар глаз в его голове крутилась единственная мысль: развернуться и убежать как можно дальше от злополучного места собраний. Потом порывы прошли и было просто неуютно: он не знал, куда деть руки или что говорить. А в один день — спустя примерно две недели занятий — понял, что чувствовал себя просто превосходно и ловил настоящий кайф от происходящего.       — Мы же с тобой в паре, да, дружище?       Рон положил свою руку другу на плечо и легонько сжал, выдергивая из воспоминаний. Выглядел рыжий все еще паршиво, но намного лучше в сравнении с утром и прошедшими двумя уроками: перспектива хоть и совсем условной боевой тренировки могла поднять его буквально из могилы.       — Да, я только положу сумку, — Гарри подмигнул заметившей его Тонкс и попытался протиснуться сквозь толпу студентов.       — Сейчас я буду вызывать каждую пару по очереди. Ваша цель: обезоружить или обездвижить оппонента. Каждый победивший будет приносить своему Дому от двух до пяти баллов, поэтому постарайтесь встать в пару с человеком с другого факультета.       Класс дружно зашумел в негодовании, кто-то из парней ругнулся, чем вызвал волну возмущений от стоявшей рядом толпы девчонок.       — Хорошо. Вы можете выбрать в пару кого угодно, но учтите, что за победу над софакультетником я начислю не больше двух баллов!

***

      Пара уже подходила к концу, когда Уизли радостно вскочил со своей сумки и направился в сторону импровизированного ринга.       — Наша очередь.       Гермиона получила свои семь баллов, на второй минуте обезоружив свою противницу, и теперь горделиво прошла мимо парней — у нее единственной на всем курсе получалось использовать невербальные заклинания в настоящей дуэли — чем вызвала несколько несдержанных смешков со стороны друзей.       Гарри кивнул уже начавшей было говорить Тонкс — мол, мы все знаем — и повернулся к Рону. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а потом поклонились и приняли исходную позицию.       — Экспеллиармус!       — Протего. Оппуньо! *       — Протего! Петрификус Тоталус!       Они кружились по классу, совершенно не обращая внимания на других учеников или учителя: они смотрели друг на друга, следили за каждым шагом, взмахом палочки и взглядом. У Уизли растрепались волосы — длинная челка взмокла и прилипла ко лбу, — глаза горели, в них читалось что-то дикое. Азарт был в каждом его движении, каждое заклинание было пропитано им. Он использовал в основном боевые заклинания среднего уровня и наступал прямо на Гарри. Поттер же предпочитал совершенно другую тактику: он уворачивался, кружил, посылал различные заклятия, предпочитая не останавливаться на боевых.       Еще Поттер не испытывал всего спектра эмоций, который сейчас излучал его друг. Как там говорила Гермиона? «Эмоциональный диапазон, как у зубочистки»? Кажется, она несколько преувеличила.       Ему — Гарри — было интересно, он чувствовал себя чуть более свободным, чем в обычных условиях. Все негативные чувства уходили, выплескивались в окружающую среду, дурные мысли отходили куда-то на задний план, а тревоги и вовсе утихали. И он точно знал, что ему это нравится. Еще он точно знал, что его глаза в этот момент на глаза Рона не похожи ни капли.       Для открытого пространства и долгого сражения тактика Гарри подходила мало: будь у него возможность спрятаться за чем-то и выиграть буквально две секунды, он смог бы с легкостью победить. Напор Уизли же только усиливался, и Поттер почувствовал, что устал.       — Левикорпус!       — Эго Веролини! *       Гарри почувствовал, как заклинание Рона подкинуло его вверх, но тут же упал обратно на пол, с силой стукнувшись плечом об пол.       Уизли недоуменно смотрел на свои ноги: вся нижняя часть до коленей превратилась в корни и ствол дерева, — совершенно забыв о своем противнике, вероятно, был в высшей степени поражен случившимся. Еще больше он удивился, когда его палочка полетела в сторону Поттера, которому все-таки удалось вытащить из-под себя ушибленную руку и произнести слова заклинания.       — Мальчики, это было потрясающе!       Волосы Тонкс с огромной скоростью меняли свой цвет с различных оттенков желтого и оранжевого до голубого с фиолетовым. Кто-то из толпы, на несколько бесконечно длинных секунд замолчавшей, начал хлопать: одинокие медленные хлопки переросли в громкие аплодисменты.       Гарри оперся на плечо аврора и подмигнул стоявшей в первом ряду Гермионе — девушка закатила глаза, но радостно улыбнулась и продолжила хлопать вместе с остальными учениками.       — Пять баллов Гриффиндору за отличную дуэль и сообразительность. Занятие окончено, можете идти. Мистер Томас, расколдуйте мистера Уизли, пожалуйста. Гар… Мистер Поттер, пожалуйста, задержитесь.       Шестикурсники, радостные и возбужденные, направились к выходу из кабинета, переговариваясь между собой и смеясь: от посттрансфигурационной угрюмости не осталось и следа.       Когда последний ученик выскочил за дверь и они остались одни, Тонкс в десятый раз за занятие облегченно вздохнула.       — Как думаешь, я справилась?       — Шутишь? Тебя теперь все обожают, — Гарри аккуратно сел на край одной из парт, пытаясь размять больное плечо.       — Тебе нужно в больничное крыло, я могу отвести тебя.       — Нет, — парень мягко улыбнулся, — я вполне способен добраться туда самостоятельно. Что ты хотела?       — Ремус просил тебе передать.       Девушка вытащила из кармана мантии конверт, а потом и книгу — на карманы явно было наложены чары расширения, — толстую и явно очень древнюю.       — Держи.       Гарри поблагодарил Тонкс и пообещал заскочить к ней завтра после тренировки, если у него будет такая возможность. Книгу и письмо он положил в сумку и покинул класс в надежде догнать друзей до того, как они пойдут на обед.       Гриффиндорец чувствовал себя отдохнувшим и полным сил — ему даже начало казаться, что проблемы с Волдемортом и не проблемы вовсе. Он был готов петь, танцевать и, возможно, мог бы поцеловать и закружить в танце, весело хохоча, какую-нибудь девушку, проходи он в этот момент не по пустынному коридору — настолько свободным он себя чувствовал. Ему не было дела даже до ослепительно белого света солнца, мешающего разглядеть дорогу: он просто прикрыл глаза ладонью и сощурился.       А потом он увидел его.       Снейп, в развевающейся из-за стремительного шага неизменно черной мантии, шел прямо навстречу. Он смотрел куда-то вдаль, вперед себя, совершенно игнорируя Гарри или попросту не замечая. Он не посмотрел на него даже когда прошел мимо, совсем рядом: едва не задев плечом.       Внезапно он обернулся.       Его глаза — темно-карие, практически черные — смотрели с презрением и холодом. Никаких других чувств, никакой страсти — лишь тотальный контроль. Их зрительный контакт продлился не больше секунды или двух — Поттеру показалось, что прошла целая вечность или даже две.       Солнце зашло за облака, и коридор погрузился в темноту, но парень смог отнять руку от лица лишь тогда, когда профессор скрылся за поворотом.       Гарри медленно сполз по стене, садясь на холодный каменный пол. В голове крутилась — отчаянно билась в висках — тысяча мыслей, но одна из них перебивала все остальные, звучала на несколько децибел выше, больно ударяла по черепной коробке изнутри.       «Блять». _________________________________________________________________ *Оппуньо — боевое заклинание, направляет живых существ малой массы на врага. *Эго Веролини (от лат. ego vero ligni) — «обращаю деревом». Заклинание, используемое в трансфигурации для превращения объекта в дерево.