Совушка

Мадам Помфри аккуратными, уверенными движениями накладывала Малфою повязку. Запах мази — резкий и сильный — долетел до другого конца палаты, заставляя сморщиться. Лицо медика оставалось спокойным.       У неё были тонкие, уже седые брови, и поблекший цвет глаз — признаки почтенного возраста, но на её лице не было и следа морщин, будто всю свою жизнь она не знала ни радости, ни печали; у неё был высокий аристократический лоб, тонкие губы и идеальный греческий профиль. Гарри подумал, что в молодости она, должно быть, купалась в мужском и женском внимании.       Трудно представить, как долго она занимала свой пост и скольких студентов она приняла в этих стенах. Казалось, Помфри была здесь всегда, с самого начала — при Годрике и Салазаре — и несет свою службу уже несколько веков: настолько правильным ощущалось её присутствие. И было поразительно — просто невозможно представить — что, наблюдая всю эту жестокость, глупость и безрассудство, из-за которых сотни тысяч студентов попадали к ней, она не потеряла ни любви, ни желания помогать другим, ни сострадания. Эта женщина — эта прекрасная волшебница — была мудра, великолепно владела искусством врачевания и могла выстоять против любого из преподавателей, авроров или даже Министра Магии.       Наблюдая за ней, думая о ней, Гарри вдруг понял, что хотел бы быть таким: стойким, сильным, спокойным и уверенным в своих действиях, силах и убеждениях — в его глазах колдомедик соответствовала статусу Избранного гораздо больше, чем он сам.       И, если честно, парень завидовал.       Поттер тяжело вздохнул — наверное, в сотый раз за последние полчаса — и скривился, потирая ушибленную руку. Ушиб, по правде говоря, был совсем пустяковый, особенно, в сравнении с травмами Малфоя: сломанным носом и вывихнутой челюстью, — но гриффиндорец продолжал вздыхать и с надеждой смотреть на медика. Он молил всех богов — магловских и магических — чтобы она увидела его отчаянную нужду и оставила в больничном крыле на пару дней. Гарри был готов на все. Был готов глотать отвратительные на вкус зелья, спать на совершенно неудобной больничной койке со слишком чистым и неприятно хрустящим бельем и выслушивать нытье Малфоя.       Лишь бы не видеть Снейпа.       Не видеть его гадкое лицо, пока он будет с ненавистью прожигать взглядом; не слышать его голоса, пока он будет кидаться обвинениями; не находиться в одном помещении, пока каждая клеточка его — Снейповского — тела ненавидит Гарри Джеймса Поттера. Гриффиндорец чувствовал, как буквально все его существо, вся его суть противилась этой встрече. Но она надвигалась — неизбежно, неотвратимо, стремительно.       Гарри не мог понять, откуда взялись эти чувства: да, у них со Снейпом все не сложилось с самого начала и да, они оба приложили достаточно много усилий, чтобы усугубить ситуацию, — но это дикое отвращение, этот животный страх, эта сжигающая ярость не могли быть следствием их сложных взаимоотношений. Всё это казалось чужим. Иррациональным. Будто что-то — какой-то выключатель в мозгу — щёлкнуло, и весь его мир, его чувства и мысли, перевернулось с ног на голову.       В горле пересохло то ли от страха, то ли от волнения, когда мадам Помфри мягко попросила его покинуть больничное крыло, и он ступил на холодный каменный пол коридора. Было пусто: в такое время студенты предпочитали находиться в своих гостиных, делать домашнее задание или болтать с друзьями. Гарри представил, как Рон размахивает руками во время спора с Симусом, одновременно выигрывая партию в шахматы у Невилла, как Гермиона делает вид, что готовится к завтрашним занятиям, но на самом деле следит за Уизли, хотя, конечно же, она все еще дуется на него. Он вспомнил слова Ремуса насчет отношений, вспомнил, что обещал зайти к Тонкс сегодня после тренировки, и в нерешительности остановился на лестничном пролете. Эти мысли и образы пробуждали в нем те теплые чувства, по которым он в последнее время так скучал. Хотелось забыть обо всех проблемах: просто сбросить с себя весь этот груз последних месяцев, стать нормальным, обычным парнем — стать свободным от оков, разочарования и вечной боли, этой нескончаемой схватки то ли с каким-то конкретным врагом в виде Риддла, то ли с остальным миром, то ли с самим собой. Но, к сожалению, он не был просто мальчишкой, и будь проклят тот злосчастный Хэллоуин, — он был Избранным, дарил людям надежду и возможность жить полной жизнью, пока это еще возможно. У него были определенные обязательства.       Когда лестница наконец-то остановилась, Гарри уверенно сделал свой первый шаг вниз. ***       — Поразительно, с каким рвением вы раз за разом кидаетесь подтверждать свой гер-ройский статус, — голос Снейпа был спокоен, но явное рычание в конце выдавало его с головой.       Он сидел за своим столом, откинувшись на жёсткую спинку стула и скрестив руки на груди. Поттер сразу вспомнил их первую встречу в совятне: Снейп выглядел внешне спокойно, но мелкие, едва заметные детали — нервное постукивание пальцем по плечу, слишком долгое произношение звука «р» — выдавали его. Возможно, зельевар был одним из эмоциональнейших людей в Хогвартсе. Только умело это скрывал.       — Жаль, что ваше рвение не распространяется на мой предмет — только на моих студентов. Не могли бы вы мне объяснить данный феномен, мистер Поттер?       — Малфой сам напросился.       Гарри окинул взглядом до боли знакомый интерьер кабинета и с каким-то притупленным удивлением заметил, что окружающая обстановка производит различное впечатление в зависимости от настроения хозяина — сейчас хотелось как можно скорее покинуть это неуютное, мрачное место; Снейп опасно прищурился и парень, стиснув зубы, добавил:       — Сэр.       — Напросился? Я вот слышал совсем другую версию событий.       Приподнятая в издевке бровь бесила до одури.       — Не знаю, что наплел этот жалкий, лживый жополиз…       — Минус двадцать баллов за оскорбление ученика моего Дома. Вы потеряете ещё двадцать, если продолжите в таком духе, Поттер.       Снейп краем глаза проводил закатившуюся под шкаф чернильницу, и снова обратил свой разгневанный взгляд на Гарри; свиток, оказавшийся ровно между снейповских рук, едва не порвался, все остальные бумаги были раскинуты в беспорядке, а стул жалобно скрипнул, словно протестующих против такого дерзкого и неуважительного к себе отношения.       Теперь он точно в ярости       Сам Гарри тоже с трудом сдерживался: где-то внутри него зарождалось нечто, грозившее вырваться и снести все на своем пути. Он понимал, что поступил неразумно, как ребенок, и что сейчас продолжает вести себя точно так же, но ничего не мог с собой поделать. Рядом со Снейпом он терял все свое самообладание будто…       — Поттер!       … будто он какая-то влюбленная идиотка.       — Может, мы уже начнем занятие, сэр? — нужно было прекращать этот фарс и успокоиться, ведь у него нет абсолютно никаких причин вести себя подобным образом.       — Занятие? Занятие?! Вы в своем уме, Поттер? Неужели вы и правда думаете, что после сегодняшнего мы с вами будем заниматься?       — Тогда я, пожалуй, пойду, сэр.       — Вы никуда не уйдете, пока не объяснитесь!       Гриффиндорец сделал вдох и попытался сосчитать до десяти, но после второй попытки решил, что досчитать до трех будет вполне достаточно. И развернулся.       Снейп все также стоял, упираясь обеими руками о стол, его волосы прилипли ко лбу, а глаза блестели. В этом образе сквозило что-то нечеловеческое, что-то животное, дикое и первобытное.       — Я не обязан вам ничего объяснять, сэр, — Гарри старался смотреть Снейпу за плечо, не обращая внимания на выражение лица профессора, — в конце концов, вы ведь не объяснили мне, почему нельзя рассказывать об этих занятиях Дамблдору?       Ему на секундочку показалось, что зельевар дернулся, но нельзя было быть точно уверенным в этом. Поттер и сам удивился, что задал этот вопрос — Снейп заявил о своем намерении молчать в самую первую встречу, но мальчик ни на секунду не задумался об этом. Что за мотивы движут профессором? И из каких соображений Гарри на это все добровольно согласился? Он чувствовал себя настоящим дураком. Пожиратель Смерти, пусть и якобы являющийся двойным агентом — во что Поттер категорически не верил — предлагает ему тайные занятия, а он и соглашается, даже не подумав, не проанализировав.       Наверное, поэтому он не в Слизерине.       — Не лезьте в вещи, которые вы не понимаете, мистер Поттер.       — Я имею право знать, профессор Снейп!       — Ах, вы имеете… — маг принял свою привычную позу, скрестив руки и выпрямившись, в его голосе мешались удивление от подобной наглости со стороны ученика и угроза применить к этому же ученику что-нибудь из непростительных.       — Да, я имею! Так уж сложилось, именно мне выпала главная роль в этой гребанной войне и я не собираюсь позволять кому-угодно врать мне и использовать меня как марионетку! Это я должен победить, не вы!       — Вы берете на себя слишком большую ответственность! И если уж победа зависит только от вас, Поттер, то мне и другим жителям Британии стоит срочно задуматься о незамедлительной иммиграции.       — Чего вам боятся, вы же Пожиратель Смерти!       — А вы — глупый, несносный ребенок!       Было слышно, как что-то издает звук смутно напоминающий жужжание электрического тока, пока они молча смотрели друг другу в глаза, пытаясь привести мысли и дыхание в порядок. Руки Снейпа снова лежали на столе, он слегка прикрыл глаза, но даже со столь большого расстояния — Гарри был на полпути к двери — было видно, как они блестели в гневе.       — Катитесь к черту, сэр, — гриффиндорец развернулся и быстрым шагом покинул кабинет.       На этот раз его никто не остановил.

***

      Несмотря на то, что днем было слишком тепло для начала ноября, к вечеру заметно холодало и лужи покрывались тонкой ледяной пленкой. Темнело тоже уже очень рано и силуэт Хагрида в этот поздний час был виден только благодаря совиному зрению.       — Чой-та ты сегодня припозднился, дружок, — лесничий потрепал своего маленького друга по перьям. Его рука была большой и очень тяжелой, и птице даже пришлось несильно клюнуть добродушного полувеликана, чтобы тот не перестарался.       Время уже шло к одиннадцати часам, но Гарри не хотел возвращаться в замок. Сегодня он несколько раз облетел озеро, опускаясь так низко, что его лапы касались поверхности и холодные брызги летели во все стороны. Хотелось немного полетать над запретным лесом, но, когда в теле появилось странное покалывание, Поттер вернулся к хижине Хагрида и теперь сидел на широком плече, уплетая черствое печенье.       — Не кормит, поди, тебя хозяин — ужасно исхудал ты. Я вот своих зверюшек всегда кормлю хорошо, по правилам, что из книжки одной вычитал. Клык то у меня вона какой вымахал — здоровый!       Клык заскулил: то ли соглашаясь с хозяином, то ли оттого, что боялся темноты.       Поттер наклонил голову набок и ухнул, чтобы поддержать разговор. Хагрид всегда сам истолковывал поведение своего пернатого друга, на удивление, очень часто попадая прямо в цель, и продолжал рассказ.       Гарри это в высшей степени устраивало.       Со стороны леса раздались шорохи — тихие шаги по пожухлой траве. Вскоре на протоптанную лесничим дорожку вышел мужчина: высокий, в темной мантии и с охапкой растений в руках.       Снейп.       Гриффиндорец горестно вздохнул: он только-только успокоился и привёл свои мысли в относительный порядок. Ему надоело постоянное присутствие зельевара в своей жизни, но тот, видимо, имел свое мнение на этот счёт — абсолютно противоположное.       Профессор уже подошёл к ним и вежливо кивнул Хагриду. Вблизи можно было заметить, что мантия на Снейпе была какая-то другая — более плотная и, кажется, шерстяная — но неизменно чёрная, а руки его были облачены в такие же чёрные перчатки. Гарри много общался с Чарли Уизли в последнее время, поэтому мог с уверенностью сказать: перчатки из драконьей кожи.       «Обалдеть», — подумал он, прежде чем поднять голову.       Снейп смотрел прямо на него и его брови были приподняты в удивлении.       Вот это встреча, черт возьми.       — Мистер Хагрид, это ваш питомец?       Бархатный голос коснулся чувствительных совинных ушей. Он был мягкий и на удивление приятный.       — Профессор Снейп, это, значится Грампи, но он не мой, просто залетает поболтать иногда, вот.       — Грампи?       — Ну, да, я его, профессор, так назвал. А то имени я его не знал, но как же это так без имени-то? Не положено это — разумному существу без имени. Вот и назвал его Грампи — похож же, да, профессор?       — И правда похож.       Зельевар как-то грустно усмехнулся, а потом открыл сумку, которую Гарри сначала не заметил, и вытащил из неё маленький кусочек бумаги, сложенный пополам. Аккуратно расправив помятый край, он протянул руку сове.       — Ну что, выручишь меня ещё разок, — Снейп снова ухмыльнулся, на этот раз без тени грусти, — Грампи?       Поттер угрожающе взмахнул крыльями и тут же взлетел, вырвав бумажку из рук. В груди тут же появилось то неясное чувство, которое появлялось каждый раз, когда он брал в лапы письмо, и которое раз за разом помогало ему найти Люциуса Малфоя, где бы тот не находился. Это чувство привело его в какой-то небольшой городок, совсем недалеко от Хогвартса. В переулке Гарри превратился в человека и дрожащими руками развернул записку.       «В субботу в 11:00, встретимся, где условились. С.»