In the sky with diamonds

Он не мог дышать. Лежал глубоко под землей и не мог пошевельнуться, чувствуя, как тяжесть давит на грудь. Все было кончено. Убежище обрушилось и похоронило их. Все они теперь лежали под двухсотметровым слоем земли и обломков: и Скотти, и Стив, и Тони, и Ванда, и он сам. Не осталось никого. Это было так страшно, что он заплакал. Слезы разъедали его ослепшие глаза. Он изо всех сил пытался шевельнуться, но мог лишь трепыхаться, разевая рот. Потом откуда-то возникли голоса. Сиплый мальчишечий голос сказал: "Да он же задыхается!" Кто-то прикоснулся к его лицу, нажал на скулы, заставляя рот открыться. "У него язык запал",- сказал второй голос, - женский, мягкий. Сэм почувствовал у себя во рту чужие пальцы, закашлялся. Темнота перед глазами посветлела. Из нее выплыло лицо. Оно показалось знакомым: напряженный прищур серых глаз, сосредоточенно сведенные брови. Сэм закашлялся. Поморгал немного. Над ним склонились Гед и Элли, за ними маячил обеспокоенный Аткинс. Рыжая Элли держала его за руку. Странно: вначале ему показалось, что рядом с ней он увидел кого-то другого, не Геда, но тоже очень знакомого. Он напрягся, пытаясь понять, кого, но думать было слишком трудно. В голове плавал мерзкий ватный туман. Тело все еще не слушалось его. Руки и ноги были как чужие. -Меня... парализовало? - в ужасе прохрипел он, дергая головой. - Это временно, - быстро отозвался Аткинс. - Тебе сегодня сильно досталось, сынок. -В тебя три раза стреляли из парализатора, - пояснила Элли - И ты дважды прошел через красную решетку -И еще электроигла, - напомнил Гед. -Как будто всего остального мало, - буркнул Аткинс. -Сэм, у тебя просто пост-эффекты. Знаешь, как после наркоза бывает? Это пройдет, не бойся, успокаивающе сказала Элли. - Гед, помоги-ка мне. Надо растереть ему руки и ноги, так они быстрее восстановят чувствительность. Ну, ты чего? Скоро все пройдет, - она ласково провела ладонью по его мокрой щеке. Но он продолжал всхлипывать, задыхаясь от слез. Лицом к лицу с врагом он сумел преодолеть отчаяние, отодвинуть на задворки сознания. Но сейчас шок взял свое. Сэм неплохо держался тогда, но кажется, сломался сейчас. Ужас и унизительное чувство беспомощности навалились на грудь, ломая гордость, не давая дышать. Он чувствовал себя раздавленным червяком под сапогом кого-то большого и всесильного. Это было омерзительно. - Убежище, - всхлипнул он, - они все знают про Убежище. Играют с нами... как кот с мышью. Ставят свои опыты... А потом надоест, и прихлопнут. Они же у-убьют их всех. Просто раздавят, им это легко. А я... тут. Они всех нас... одного за одним... у-уничтожат. Он плакал - страшно, позорно, открыто, не в силах сдержаться или хотя бы отвернуться. Потому что они непоправимо проиграли. Все, кто оставался в Убежище, были обречены. Они доживали последние дни и даже не знали об этом, и никакой надежды больше не оставалось в этом мире, на весь огромный мир - ни одной капли надежды. Он теперь жалел, что не погиб в джете, он плакал по себе, по этой едва знакомой ему Элли с пушистой рыжей челкой, по сероглазому Геду, по людям в Убежище, по всему миру. -Ну, ну, милый, - сказала Элли, вытирая ему слезы. - Сейчас станет легче. Мы не можем знать, что будет. Можем только поступать, как надо, до самого конца и постараться не отчаиваться. Дай-ка свою руку. Пальцы у нее были не по-женски сильные, а хватка - как у профессионального массажиста. Она начала с правой кисти Сэма, разминая одеревеневшие мышцы, и постепенно поднималась к плечу. Рука отзывалась жгучей болью, зато начинала хоть что-то чувствовать. -И кстати, ты не думал, что они могли соврать? - спросил Аткинс, растирая другую его руку. - Как мне кажется, это вполне укладывается в рамки их этики. -Этики... - прохрипел Сэм. - Вот скажите, Билл. Как же так вышло? У нас с ними... столько общего, вы заметили? -Да, - кивнул тот. - Это не какое-нибудь разумное магнитное поле. Белковая форма жизни, как и мы. Двуногие. Технократы. С развитым социумом. Их речь, мышление... - Гед, помнишь, как они изучали английский? -Ага. Показывали нам картинки и заставляли называть, что там нарисовано! Я не хотел, ух мне и досталось! Там пол бился током... - У них в языке - те же грамматические категории, что и у нас. Предметы. Действия. Существительные, глаголы и прилагательные. Очень много общих понятий. -Да. И детей - током, - зло сказал Сэм. - Общие, мать их, понятия. Вот как же так, а? Вроде столько общего, но одна какая-то хрень в этике, как баг в базовой прошивке, - и становится невозможно найти общий язык. Мы так похожи, но эта разница в чем-то самом важном... она как пропасть. Невозможно примириться. Не находится компромисса. Остается только два варианта: или мы их, или они нас. -Можно подумать, ты с такими людьми раньше не встречался, - хмыкнул Билл. - У которых тоже сбой в базовой моральной прошивке - там, где должны быть простые и банальные принципы, вроде "не убивай, не топчи слабого, не бери чужое". -Встречался, конечно, - Сэм повернул к нему голову. - Тогда я тоже думал, что вот человек как человек: две руки, две ноги, голова, - а в голове сидит что-то чужое, непонятное. Но чтобы прямо "или мы их, или они нас", - так ведь вопрос давно уже не стоял. Наверное, с тех времен, когда Кэп дрался с нацистами. Гед вздрогнул и как-то странно, показалось Сэму, взглянул на него, но промолчал. - Все мы люди, а баг в прошивке - это еще не преступление. Каждый имеет право побыть в той или иной степени мудаком. Мне всегда казалось, что, ну, просто со временем таких людей будет все меньше. Будто это... что-то из прошлого. Я все-таки верил в штуки вроде прогресса. А вот у крии миллионы лет эволюции ничего не изменили. Почему?, - спросил Уилсон. -Крии- не люди, Сэм, - покачал головой Аткинс. Он уже добрался до плеча, и Сэм с облегчением почувствовал, как оживают его руки. - Я ведь тоже разговаривал с ним, - сказал Билл. - С этим их... главным ученым. Он изучал меня, а я исподтишка потихоньку изучал его. У меня появилась одна гипотеза. Видишь ли, многое в нашей этике и мышлении "вырастает" прямиком из происхождения человека как вида. Из нашей, извините, биологии. Мы все-таки произошли от стадных животных. Те, кто не учился помогать друг другу, вымирали: мамонта в одиночку не завалишь. Одни уходили на охоту, другие поддерживали огонь в пещере: мы с самого начала своей истории держались друг за друга. Альтруизм был нужен для выживания человека как вида. А крии произошли от крупных хищников. Я в этом уверен. Посмотри на их тело, форму челюстей, зубы. Вероятно, они были самыми сильными и опасными в своей экосистеме. Думаю, у них в стае была жесткая иерархия. Детенышей рождалось много, и они с первых дней были достаточно самостоятельными. О них не надо было заботиться. Так что инстинтинктивного желания помочь слабому у них нет. Только принцип "права сильного". Это цивилизация доминантов, альфа-самцов. Общество, у членов которого никогда не было потребности в равенстве, взаимоподдержке, альтруизме и прочей, с их точки зрения, вырожденческой чуши. -По-своему, это довольно удобная этика, - задумчиво добавил Аткинс, растирая Сэму ногу. - Неплохая. Знаешь, у волков редко бывают драки до смерти. Слабому достаточно лечь на спину, подставить горло, признать свое поражение - и сильный примет эту сдачу в плен. Думаю, у крии есть нечто подобное. Возможно, у них даже не было таких страшных мировых войн, как у нас. -Так что же, получается, их этика - лучше? И они правы?!! Может, нам надо было просто сдаться и принять их это... право сильного? - прохрипел Сэм с яростью, поразившей его самого. -Нет, - неожиданно отозвалась Элли. - Я вот что думаю. Сравнивать две этики можно только в вакууме. Если бы мы с ними не соприкасались - да, можно было бы порассуждать, чья лучше. Но любую этику надо оценивать не по словам, а по делам. По тому, во что она превращается в реальной жизни. А в реальной жизни - они пришли, чтобы отобрать у нас наше. Самое главное: жизнь, близких, дом. Воздух, которым мы дышим, землю, по которой ходим. Не мы к ним, - они к нам пришли. И поэтому они неправы. Вот и все. Нет смысла думать об морали и принципах того, кто пришел тебя убить. Останови его и защити свое. -Ну-ка, попробуй пошевелиться, - она приподняла его руку, и Сэм с удивлением почувствовал, что может двигать рукам. Ноги тоже начали его слушаться. И он перестал плакать - сам не заметил, когда. -Болит-то как все, - простонал он, пытаясь приподняться. -Лежи - Элли мягко надавила ему на грудь. Тебе сейчас лучше не вставать. Это последствия "красной решетки". Потом еще сутки все тело ноет. Билл опустил голову и сгорбился, сильнее, чем обычно. -Ты... тоже через нее проходила? - выдохнул Сэм. -Сколько-то раз, - вздохнула она. - Но как тебе хватило сил? -Не получалось по-другому, - просто сказала Элли. - Я ведь детский хирург... была. Я клятву Гиппократа давала. -Клятву, - бесцветно сказал Сэм. -Да, с тех пор весь мир рухнул, - она сердито вскинула голову, даже щеки у нее вспыхнули. - И что, это разве что-то меняет? -Ничего, - согласился Сэм. -Билл, да прекратите вы уже себя винить! - она раздраженно повернулась к Аткинсу. - Смотреть не могу, как вы себя мучаете. -Девочка, - отозвался тот, напряженно разглядывая собственные руки, - Не надо. Я-то сам знаю, кто я. Старый трус. - Прекратите. Вы уже столько раз это делали. Можете и уступить очередь другим, - сказала она, накрывая Сэма до плеч серебристым термоодеялом. -О чем речь? - спросил Сэм. - Помнишь, как ты бросился детей спасать? Крии... часто проводили такие эксперименты раньше. В разных вариантах, не только с детьми. Но почти каждый раз, чтобы кому-то помочь, надо было пройти через вот эту красную дрянь, от которой адски больно. Я это делал много раз, - глухо проговорил Аткинс, по-прежнему глядя на свои вздрагивающие пальцы. - Пару раз, честно говоря, обмочился от боли и страха. А однажды у меня сердце схватило. Я упал прямо рядом с дверью, сначала было просто больно, а потом - сердце. Помню, как иглу в него всадили. Такая острая, смертная боль. Элли видела, но не могла помочь, они снова включили поле. Я лежал там, хватал ртом воздух и думал: сейчас оно совсем остановится - и конец. Потом в глазах все потемнело, помню, подумал: умираю. И мне стало так страшно, Сэм, как никогда раньше не было. Вот она какая оказалась, смерть. Очень страшная, - прошептал, он вздрагивая. - Казалось бы, глупо бояться ее, когда тебе уже столько лет, и вообще тебя в любой день могут утилизовать, как непригодный лабораторный материал. А все равно... Так хочется жить - в клетке, на коленях, слепым, глухим, хотя бы еще день, хотя бы час. Дышать, подставлять руки под воду, видеть свет... жить... Он всхлипнул и замолк. -Короче, я сломался, - жестко сказал он спустя несколько секунд. - Очнулся потом уже в камере - и в следующий раз просто не смог себя заставить снова пройти через это. За детишками рванула Элли, а меня тошнило от страха в углу. И с тех пор - н-не могу. Я п-пробовал. Подхожу к "красной решетке" и ноги подгибаются, не идут. Н-не могу. -Хватит, - хрипловато сказал Гед. - Все равно это бессмысленно, если подумать. Вот мы рвемся, спасаем их - а что происходит потом? Никто из нас не знает. Куда деваются все эти дети? Может, крии их просто... -Почему же ты это делаешь, снова и снова? - спросил Сэм. -Не знаю, - отозвался Гед. -Может, я просто дурак. -Зато я знаю, - вдруг сказал Билл. - Это не бессмысленно, и ты не дурак. Это нужно нам самим - просто, чтобы не оскотиниться. Я вот оскотинился. -Перестаньте, - Элли осторожно погладила его по плечу. - Ложитесь-ка лучше спать, Билл. Мы все сегодня устали, а особенно Сэм. Вон, у него уже глаза закрываются. Уилсон хотел сказать что, нет, не закрываются у него глаза, но под одеялом было так тепло, а сил оставалось так мало, что говорить уже не хотелось. Он моргнул - и отяжелевшие веки больше не поднялись. Он заснул мгновенно, будто в него снова попали из парализатора