Не можешь устоять? Попробуй убежать!

Вечером вместе с Майклом мы заходим в клуб. И я тут же теряю надежду что-нибудь здесь выяснить. Народу много, алкоголя тем более, так что найти трезвого парня, который что-то знает, еще постараться надо. — Мне кажется, это бесполезно, — пытаясь перекричать громкую музыку, сообщаю Майклу. — Может, стоять на выходе? — А ты думаешь, они отсюда трезвые, что ли, выходят? Разумно. — Тогда ищи какого-нибудь зубрилку, стоящего в одиночестве. И не слишком симпатичного. — Кажется, нашел! — кричит он мне в ухо спустя пару минут. — Вон, у барной стойки! — указывает пальцем на невысокого брюнета. — Ну так пойдем. Возле бара народу поменьше, скорее всего, потому, что все пошли танцевать или в, черт, я правда их заметил, комнаты отдыха. — Извините, вы знаете этого человека? — спрашиваю у парня, который при виде меня и Майкла сначала радостно блеснул глазами, а потом, как только услышал вопрос, снова приобрел унылый вид. — Вот. Я показываю ему фотографию, и несколько секунд он задумчиво ее разглядывает, а потом торопливо отвечает: — Да, я помню его. Приходил сюда как-то, но на мои предложения вежливо откланялся. Можно подумать, я хотел его трахать. Мы с Майклом обмениваемся незаметными взглядами, оба обратив внимание на то, что предложения — во множественном числе. — Ясно, а знаете кого-то, кто знаком с ним лично? — Да тут все с ним «лично» знакомы. Спросите у любого! Решив проверить его утверждение, мы направляемся к первому ближайшему парню, как вдруг этот мужчина снова говорит: — Меня, кстати, Тед зовут. Тед Шмидт. Мы с Майклом по очереди представляемся ему и продолжаем свои поиски. — Этого не может быть, — спустя три часа произношу я, когда мы располагаемся у меня дома, записывая то, что удалось накопать. — Могли ли они врать? — Врать? Сотни человек? Нет, Майкл. Так единодушно врать люди могут только если у них есть одна цель на всех. К примеру — защитить этого Кинни. Но… какой тут смысл? — Получается, что мы нашли около сотни парней, с которыми он имел сексуальный контакт, — проговаривает Майкл, кусая карандаш. — И все они живые. — На грубость не жаловались, — дополняю я. — Может, это не он? — В голосе Майкла какая-то надежда. И я его понимаю. Жаль, если этот Кинни не тот, за кого мы его принимаем. — Нет, улики против него. Мы нашли его поместье, помнишь? Там были фотографии, личные вещи убитых и прочее. И он повелся на нашего копа. — После сегодняшних рассказов, я так понимаю, что он вообще на всех ведется? Ну, кроме того Теда, — с улыбкой добавляет Майкл. — Но если это все-таки он, то когда он успевал жить вообще? Целыми ночами трахал парней, а потом охотился за ними и убивал. Такое вообще возможно? Вспоминаю свой образ жизни, и даже становится как-то скучно. — Но может быть хоть один процент, что мы взяли не того? — спрашивает он. — Нет, Майкл. Если бы он был невиновен, то кричал бы об этом все время. А он играет с нами в игру и совершенно этого не боится. Будто все так и должно быть… Знаешь, порой мне кажется, что он смеется, когда я захожу в камеру. — А как тебе, кстати, новый сотрудник? — вдруг перебивает он, и его глаза горят неподдельным интересом. — Да ладно, Майки, — пихаю его локтем в бок. — Неужто ты запал? — Ну не то чтобы… — он слегка смущается и переключается на другое. — А ты в курсе, что он раньше служил в какой-то секретной фирме? На него даже документы, запечатанные красной ленточкой, пришли… — И что это значит? — пытаюсь подавить приступ хохота. — Без понятия. Может, он какой-то секретный агент! — Ой, я тебя умоляю… Опять твои комиксы… Но что бы мы с Майклом там ни напридумывали себе, улики были налицо. А еще мне очень хотелось выяснить мотив. Так что утром первым делом встречаюсь с Беном, узнаю, как дела у нашего главного заключенного и, не услышав ничего нового, снова вхожу в камеру к Кинни. — Доброе утро, мистер Тейлор, — здоровается он, как только видит меня. — Я смотрю, вы тут ни на что не жалуетесь? — усмехаюсь, усаживаясь напротив. — Только на отсутствие горячих парней, — тихо отвечает он, впиваясь в меня глазами. — Но вот вы здесь, и я снова спокоен. Я заставляю себя равномерно дышать и не отводить от него взгляда. — Давайте продолжим наш разговор, который мы с вами не закончили, — предлагаю ему. — Вы так ничего и не рассказали о своих родителях… — Странно, что вас не было здесь вчера, — медленно тянет он. Его руки плавно перебирают цепь от наручников. Основание цепи заковано в ножки стула, но если подойти к нему на шаг, то при желании он может дотронуться. — Я был здесь вчера, — пожимаю плечами. — Но ко мне вы так и не зашли. Мне вообще показалось, что вы сбежали от меня в последний раз. Я прочищаю горло. — Мистер Кинни, давайте оставим ваши домыслы и вернемся к возможному спасению вашей шкуры. — У вас есть партнер, я полагаю? — продолжает он, внимательно наблюдая за моей реакцией. Его взгляд настолько изучающий, будто перед ним не человек, а препарированная лягушка. — Это не ваше дело. — Значит, нет. — У своих жертв вы спрашивали то же самое? Ну, чтобы убедиться, что никто не будет их искать, верно? Он мягко улыбается, но при свете тусклой лампы это похоже на звериный оскал. Кинни молчит. — Хорошо. — Я вновь обретаю твердый голос. Главное, при взгляде на него не обрести твердый член. — Скажите, вас били в детстве? — Да. Я медленно выдыхаю. Отлично. Он хочет об этом поговорить. — В пятнадцать, — тут же продолжает Кинни и скалится. — Мой парень. Плеткой. В моем воображении сразу всплывает обнаженный Кинни, лежащий на животе, и его красная, испещренная ударами, задница и вставший от возбуждения такой острой лаской член. Я мотаю головой, отгоняя видение. — Нет. Я имею в виду, родители? — Думаете, я вам сейчас расскажу? — Ему действительно интересно, и если бы не цепи, то он, возможно, скрестил бы руки на груди, продолжая вызывающе смотреть. — Если вы не будете со мной разговаривать, то я просто-напросто прекращу ходить к вам и поручу это дело кому-нибудь другому, а если вы и с ним откажетесь разговаривать, это означает, что очень скоро вас посадят на электрический стул, и мы больше никогда не увидимся, — отвечаю я как можно спокойнее. — Вас устраивает такой расклад? — Нет, я хотел бы почаще вас видеть, — серьезно замечает он. Киваю. Ну вот… — Самый яркий образ, на который можно дрочить по ночам. Я до боли сжимаю костяшки, чтобы не застонать. У меня складывается впечатление, что он трогает меня лапой… и вот-вот выпустит когти. — Так мы с вами ничего не решим. — Я бы предложил вам не лезть в это дело, пока никто не пострадал. — Вы мне угрожаете, мистер Кинни? Он нахально ухмыляется, и мне уже плевать на этого Ханниката, я хочу поскорее сделать что-нибудь с Кинни! Сделать что-нибудь. И почему-то перед глазами снова стоит не электрический стул. — Помните, что у вас в запасе всего несколько дней. Разве вы не хотите как-то исправить ситуацию? — Я работаю над этим, — кивает он. — Каким образом? Не давая никаких показаний и совершенно не защищаясь? — удивляюсь я. Кинни только пристальнее вглядывается в меня. Поднимаюсь со стула, стараясь игнорировать его взгляд, делаю несколько шагов по камере и останавливаюсь за его спиной. Так намного удобнее разговаривать. Он не может меня видеть, и это вселяет какую-то уверенность. — Знаете, на что я обратил внимание, когда рассматривал снимки убитых? Кинни слегка поворачивает голову в мою сторону, показывая, что слушает, и я продолжаю: — У всех этих мужчин есть определенное сходство. Это то, что сразу бросилось мне в глаза, как только два года назад начались убийства. — Эти мужчины, парни… Я бы сказал, что они симпатичные, среднего телосложения, высокие, только вот цвет волос у них разный. Я бы мог предположить, что вы мстите какому-нибудь парню, убивая и насилуя похожих, или же я могу подумать, что вы просто убиваете всех красивых парней, чтобы не составляли вам конкуренцию. — Конкуренцию… — эхом повторяет он, а потом снова смотрит прямо перед собой. Теперь его взгляд пустой, отсутствующий. Будто хозяин его мёртв. — Неплохие наблюдения, мистер Тейлор. Что ж, тогда вы следующий. Вы ведь почти подходите под описание. Я делаю шаг вперед, и этого хватает, чтобы увидеть улыбку на его лице. — Да, только проблема в том, что вы на цепи, а у меня пистолет, — грубо отвечаю, понимая, что ему абсолютно все равно, какие там наблюдения я провел. — Полагаю, и в постели он всегда с вами? Вместо игрушки? У меня от негодования аж ручка выпадает из рук. Я снова прохожу по камере, а потом с силой отодвигаю свой стул, так что слышен грохот, и сажусь прямо напротив. Кинни, похоже, забавляет моя реакция. — Веселитесь? — Вы даете повод, — пожимает плечами и вновь принимается играть цепями. Этот разговор начинает меня выматывать. Если сначала мне казалось, что я нахожусь на ринге, то теперь складывается ощущение, что мы играем в пинг-понг. — Я был вчера в «Вавилоне», — ставлю его в известность. — Ну и как, оттянулись? — совершенно спокойно спрашивает он. Я решаю игнорировать его подколки, иначе мне никогда не выбраться из этой камеры с ответами. — По меньшей мере, около двухсот парней оставили о вас хвалебные отзывы. — Оу… — А вы ничего не хотите рассказать? К примеру, почему эти парни еще дышат? — Почему я должен это знать? — Вы их всех трахали. Он деликатно приподнимает бровь, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Этот жест выглядит настолько соблазнительным, что я думаю, что напрасно начал этот разговор. — Выясняете подробности моей сексуальной жизни? Могли бы у меня спросить, я бы рассказал. — Так просветите, — откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди, уже зная, что сейчас в меня полетят разнообразные пошлости, и я опять сбегу со стояком. Однако он отвечает совсем другое: — Я бы посоветовал вам бросить это дело. Вы только зря потратите время и ничего не добьетесь, а если вы ничего не добьетесь, то вернетесь к тому, с чего начинали — будете расследовать, кто украл зубную пасту в супермаркете. Оно вам нужно? Он серьезно смотрит мне в глаза. — Вы очень мало обо мне знаете, — наконец проговариваю я, спустя несколько секунд игры в гляделки. — Точнее, вы не знаете обо мне вообще ничего. — Вы могли бы рассказать, — предлагает он, чуть смещаясь на стуле. — А то вдруг лет через десять мы встретимся с вами в «Вавилоне», а я даже не буду знать, какой у вас любимый напиток. Мне хочется рассмеяться, но я позволяю себе лишь саркастическую усмешку. — Боюсь, это исключено. Максимум, где вы будете лет через десять, так это за решеткой. А там нет увеселительных прогулок до «Вавилона», так что наша с вами встреча никак не может состояться. А даже если бы и могла, то вы наихудший кандидат, с которым я хотел бы встретиться. — Поверьте, мы увидимся вне этих стен. Это я вам обещаю. В его глазах на секунду появляется что-то дикое, что-то такое, из-за чего я ощущаю себя на месте одной из его жертв и почти чувствую их страх. — Не будьте слишком самонадеянны, — коротко отвечаю и поднимаюсь с места. Кинни как-то расслабляется, когда я отхожу на безопасное расстояние. А потом все-таки оборачиваюсь на него. Он продолжает сверлить меня взглядом, и мне снова не по себе. Ощущение, что сейчас должно что-то произойти, полностью охватывает мое тело, только руки слушаются, быстро стуча в дверь, в надежде выйти на свежий воздух. Вылетаю буквально в объятия Бена. — Что с тобой? — он настороженно оглядывает камеру на наличие чего-то противозаконного. — Просто душно, — отмахиваюсь я. — Тебя к телефону, — говорит мне Бен. Я подозрительно оглядываюсь на Кинни и чувствую: случилось что-то по-настоящему плохое. — Запри его! — быстро говорю Бену и бегу в свой кабинет. Несколько секунд я слушаю сообщение, а потом медленно присаживаюсь на стул, чувствуя, как у меня опускаются руки. Вместе с Майклом мы едем на место преступления, хотя это мой, можно сказать, бывший дом. Замок не взломан, дверь была добровольно открыта, значит, убийца просто постучался и выстрелил. Я смотрю на бледное лицо Коди, который долгое время был моим любовником. Никаких следов насилия. Как мы это называем — чистая работа, чистая смерть. Может ли это быть случайностью? Рассматриваю вещи, стараясь ничего не трогать руками и не мешать криминалистам. На тумбочке возле небольших фотографий, стоящих в деревянных рамках, на которых изображены мы с ним, лежат несколько писем. Я аккуратно заглядываю на подпись и тут же хватаю одно, когда вижу там свое имя. Ко мне подходит Майкл. — Так вы вместе живете, что ли? — не понимает он. — Жили. Полгода назад. Но мы расстались из-за того, что он не одобрял мою профессию, а я то, что мне приходилось из-за него нарушать закон, — усмехаюсь и медленно вскрываю письмо. Оно совсем свежее, датировано тринадцатым сентября. Значит, неделю назад. — Интересно, что он мог мне писать и почему не отправил… — вслух размышляю я, но когда вижу первые строчки, то сразу становится все понятно. — Это письма о признании в любви? — удивляется Майкл, заглядывая мне через плечо. — Да тут их море! Вижу. — Как думаешь, почему он не отправлял их? — Может, боялся твоей реакции? — предполагает он, снова вчитываясь в строки. Но никакой важной информации, кроме той, что Коди завязал с уличными разборками, не было. — Возможно. Но он даже ни разу не звонил. Мне внезапно становится жаль его. Несмотря на свои недостатки, он, в принципе-то, был хорошим парнем. — Пойдем, — толкает меня в плечо Майкл. — Потом выясним результаты экспертизы, тебе надо отдохнуть. Не хочешь в бар какой-нибудь пойти? Но я только качаю головой. Думать о барах, где полно народу и постоянно шумно, сейчас неохота. Зато выпить точно не помешало бы. Я стою перед большим окном у себя дома. Звезд на небе почти нет, но я туда и не смотрю. Я размышляю над тем, кому понадобилось убивать Коди? Первой мыслью у меня было, что он нарвался на отчаянных гомофобов. Ну или ударил не того парня, да с Коди многое могло случиться, поэтому я как-то даже не удивился его смерти. То есть, я и своей смерти буду не удивлен, потому что постоянно имею дело с преступниками. Ну, а что говорить о Коди, который каждый день по собственной воле нарывался на них? Наверняка, он попал в какую-нибудь плохую компанию. Хотя… Залпом выпиваю бокал виски, и мои мысли резко проясняются. Пытаюсь вспомнить строчки того письма, о чем он там писал? Что завязал с уличными разборками? Кому бы он тогда сдался, убивать его? Есть, конечно, вариант, что он соврал, ну, а смысл врать, если все равно не собираешься отправлять письмо? Наливаю себе еще виски. Странно, что под действием алкоголя начинаешь думать яснее или глубже… Будто открываются новые горизонты, а лишние проблемы уходят, оставляя только самое важное, то, о чем можно подумать, то, что вроде бы лежит на поверхности. Он писал мне письма о любви. В любой другой ситуации это бы удивило или растрогало меня, но сейчас я на стадии алкогольного прояснения! Он писал мне письма, и вероятно, кто-то следил за ним. Этот кто-то знал, что мы когда-то жили вместе, а может, и до сих пор был в этом уверен, так как у Коди по всей квартире развешаны наши общие фотографии, и даже сохранились кое-какие мои вещи, которые я так и не успел забрать. Значит, этот человек знал, что Коди что-то для меня значит. И по какой-то причине этот человек захотел донести до меня информацию, что ему известно о моей жизни. А кому может быть известно о жизни скучного копа, который и по клубам-то не ходит? Кто спокойно назвал меня по имени, даже не зная в лицо? Кто угрожал мне сегодня и практически требовал, чтобы я отказался от дела? Я убью эту суку. Он захотел показать мне, какой он крутой, перебив моих близких? А я еще, блядь, сомневался в том, что он может быть убийцей! Я выпиваю напоследок еще, и мне становится очень хорошо. У меня внутри какой-то азарт и чувство, что я могу взобраться на любую гору, переплыть любой океан, а уж докопаться до этого ублюдка вообще считаю делом самым простым, а главное, правильным. Я практически влетаю в помещение, иду по узким коридорам, слегка пошатываясь, не обращая внимания на удивленные взгляды сотрудников, дежурящих в ночную смену, с учетом того, что время почти одиннадцать часов вечера. Направляюсь прямо в камеру Кинни, из которой тут же выходит Бен. При виде меня он слегка вздрагивает, а потом открывает рот, но я перебиваю его: — Что ты там делал? — Принес ему воды, Джастин, а что… Я отталкиваю его от двери и пытаюсь войти внутрь. — Нет, подожди, тебе нельзя туда. — Мне нужно с ним поговорить. Бен прижимает руку к двери и отрицательно качает головой. — Извини, Джастин, но… Ты пьян, что ли? — Я говорю — отойди! Прикладывая немалые усилия, я отталкиваю его от прохода и все-таки захожу внутрь, быстро поворачивая ключ и закрывая наглухо дверь. Снаружи еще слышно, как Бен передает что-то по рации, но я уже ни на что не реагирую, потому что мой взгляд прикован точно к Кинни. Он медленно поднимается с кушетки, заинтересованно оглядывая меня. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Он выглядит расслабленным, но даже с такого расстояния и при таком освещении я вижу, как его тело напряжено. Словно он притаился перед броском. Как ни странно, меня это только подстегивает. Я сжимаю кулаки. Это действие не ускользает от его взгляда, но он ничего не предпринимает и не говорит. — Я знаю, что это сделал ты, — первым нарушаю удушающую тишину. — Вот как? — Его голос хриплый, будто он не разговаривал несколько часов, либо наоборот — истошно кричал. — Ну конечно, — позволяю себе небольшой смешок. — Ты меня предупредил, я не послушал, и вот я получил. — Не понимаю, о чем вы, мистер Тейлор. Само дружелюбие. — Если понадобится, то я лично выбью из тебя это признание. Он ухмыляется. — Информация, полученная под угрозой физического насилия, негуманного обращения или пыток, не может использоваться во время судебного процесса для доказательства вины, мистер Тейлор, — тихо проговаривает он. — К тому же, вы и сами можете быть привлечены к уголовной ответственности. И о каком признании идёт речь? Делаю к нему пару шагов. Он тоже делает шаг навстречу, что почему-то меня очень радует и очень раздражает. — Ты убил Коди, — констатирую я. — Кто этот Коди? — непонимающе спрашивает он, сдвигая брови. — Не играй со мной, — говорю практически на грани слышимости. Его близость будоражит кровь в моих венах. Чувство, что она пенится внутри, словно шампанское, и из-за этого я не могу спокойно стоять на месте. — Это вы придумали какую-то игру со странными вопросами, мистер Тейлор, — тихо произносит Кинни, делая еще шаг. Я завороженно смотрю в его глаза. Мне вновь кажется, что они блестят. В дверь снова стучат, но я даже не делаю попытки обернуться. — Он был моим любовником, — зачем-то сообщаю я. — Оу… Так вы расстроены из-за его смерти? — Он подходит практически вплотную. Я не знаю, как ответить на вопрос, задумываюсь, что чувствую по поводу смерти Коди, как в дверь начинают стучать с новой силой. Его рука осторожно опускается на мою скулу, один палец проводит по моим губам, и тут я замечаю, что что-то не так. Определенно, что-то всегда было иначе… — Джастин! — Доносится до меня голос Бена с той стороны двери. — Джастин, он без наручников! Резко выдыхаю. А еще он без цепи, а я без пистолета и, очевидно, без мозгов. Но я слишком далеко от двери, а Кинни слишком близко. Секунду на его губах играет легкая ухмылка, а потом он резко обхватывает меня за шею двумя руками. Мне становится настолько страшно, что я бы закричал, если бы он не душил меня, не позволяя вымолвить ни звука. Я вцепляюсь в его кисти двумя руками, но сил отцепить его у меня нет. Голос Бена доносится словно издалека, а я будто уплываю куда-то. Колени слабеют, воздуха не хватает, и мелькает мысль, что лицо Кинни — последнее, что я увижу в этой жизни. Воздуха. Нет. Кинни, должно быть, дышит за нас двоих. Тяжело. Громко. Но потом хватка внезапно ослабевает, и его руки уже не просто душат меня, а тянут на себя. На удивление мягкие губы впиваются в меня так отчаянно, что я в первую секунду не могу понять, что происходит. Он целует меня. Целует ожесточенно, но больше не душит. Мое сердце колотится, как сумасшедшее, словно это последние минуты моей жизни. Но спустя несколько мгновений страх отступает. На его место приходит возбуждение, которое выбрасывает все мысли из головы, позволяя действовать одним лишь инстинктам. Поэтому я так же сильно вцепляюсь в его шею, захватываю в плен его рот, изучая языком его нёбо. Его рука медленно сползает по моей спине, а потом быстро пробирается под брюки и обхватывает ягодицу, прижимая меня к своему твердому члену. Меня всего будто прошибает электрическим разрядом, жар, исходящий от его тела даже через одежду, заставляет плавиться в его руках. Я стону, когда чувствую, что у меня такой же нехилый стояк. Он трется об меня, по-прежнему удерживая в своих руках. В таких крепких и сильных руках… И мысль о том, что он может сделать сейчас все, что угодно, ни капли не волнует меня, наоборот — она меня заводит. Вторая рука скользит по моей груди, спускается ниже и опускается прямо на пах. Этого я уже выдержать не могу, и вместо того, чтобы оттолкнуть, толкаюсь ему навстречу. Когда мне кажется, что я вот-вот кончу от быстрых движений его руки, возбужденного тела рядом и горячего языка у меня во рту, дверь буквально срывается с петель, и я только успеваю оттолкнуть от себя Кинни, прежде чем двое парней валят его на пол, приложив к нему автоматы. — Ты как? — спрашивает меня Бен, входя следом. — Какого черта ты закрыл дверь? Он ничего тебе не сделал, Джастин? — толкает меня в плечо, но я вновь оборачиваюсь к объекту моего сегодняшнего безумия. Он сидит на полу с королевским спокойствием и не отрывает от меня взгляда. Меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю, что ему позволил. Как можно было столько выпить, чтобы добровольно отправиться в клетку к зверю? Я разворачиваюсь, и вдруг он спрашивает, внезапно переходя на «ты»: — Ты видишь, где я нахожусь? Каким образом я мог завалить твоего любовника, если я не выхожу из камеры? Подумай головой! Эти слова стальными шариками ударяются о мою спину и плечи, падая к каблукам начищенных туфель, но я ничего не отвечаю. Молча выхожу вслед за Беном. Как только мы отходим на безопасное расстояние, он хватает меня за руку и вновь начинает сокрушаться: — О чем ты только думал? Опять игнорирую его вопрос, потому что сейчас есть вещи поважнее. — Скажи, он виделся с кем-нибудь? Бен отрицательно качает головой. — Может, ему кто-то звонил или передавал письма? — Джастин, он под наблюдением двадцать четыре часа в сутки при полной изоляции от внешнего мира, с кем он может тут видеться? Только если с крысами. Ничего не понимаю. — Но как? Я же был уверен, что это он… — А вы вообще уверены, что он и есть ваш убийца? — спрашивает Бен. — Я теперь уже ни в чем не уверен, — удрученно проговариваю я, размышляя над тем, что у Брайана Кинни был очень хороший шанс меня убить, но он выбрал поцеловать…