Крылья

Я устал, черт, как же я устал! Не могу понять от чего. Я даже не сумел толком обдумать все то, что сказал мне Себастьян. Я просто хотел спать. Поэтому я свернулся в клубочек и уже скоро реальность стала смешиваться с разными образами – я начал впадать в полудрему. Тадам, там-там, тадам, там-там. Какой навязчивый мотив! Откуда он, вот бы вспомнить. Я же вроде лежал в библиотеке, в аду?.. Но почему тогда я вижу вальсирующих людей?.. И что за мотив такой знакомый? Тадам, там-там, тадам, там-там. Открываю глаза: темный ковер на полу, темно-зеленый диван и книжные полки, много книжных полок…неужели я умудрился задремать прямо здесь? Возможно. Надо бы встать и уйти, но черт, я так устал. Тадам, там-там, тадам, там-там. Кто-то открывает дверь, я явственно слышу легкий скрип и шаги. И вот кто-то заботливо несет меня на руках. Куда? Неважно. Я хотел одного –вернуться к своему сну. Там было так приятно… Меня слегка покачивает на чьих-то руках — это не может успокаивать, и снова: тадам, там-там, тадам, там-там… Мы остановились, почему? Кто-то аккуратно начал перебирать мои волосы теплыми пальцами и что-то говорить: -... все еще... -…спал в библиотеке… — Позови Дору… — …чай… Никому не нужные обрывки слов. Как тепло и хорошо. Тадам, там-там, тадам, там-там. Утро встретило меня головной болью. Сначала я не мог понять – почему, и уже по привычке начал одеваться. Кстати, а как я вчера лег в постель?.. В попытках прояснить этот момент я вспомнил о событиях прошлого вечера. То, что Себастьян сказал обо мне… Но ведь это был сон, не так ли? А что же тогда было вечером? И как я оказался в своей постели? И почему щеки горят? Неужели… Ах да, это мне не приснилось. Это все-таки оказалось правдой. Себастьян прав, я полное ничтожество. А Финни, Бард, Мейлин… Я интересовался лишь общим – знал, что Бард был на войне. Знал, что Финни обладает нечеловеческой силой. Знал, что Мейлин была снайпером. Но я никогда не думал о них с такой стороны. Впрочем, как и о самом себе. У Барда погиб младший брат? Понятно теперь, почему он так относится к Финни. А Финни… да, он говорил, что его лучшим другом была канарейка, но я и в страшных снах не мог представить, почему это было именно так. Впрочем, я и не представлял. В то время эти сведения не имели для меня значения. Я был слегка привязан к ним, но все же они сильно меня раздражали, и довольно часто я думал: почему мой дворецкий не мог найти для меня более подходящих слуг?! Сейчас же меня накрыло чувство вины. Так гадко я себя еще не чувствовал. Черт… Лежа на кровати и глядя в потолок, я не мог избавиться от неприятных и причиняющих боль мыслей. А Мейлин всегда была рада, когда ее хвалили. И Финни, несмотря ни на что, остался ребенком. Как он любил играть с Плу-Плу… Теперь понятно, почему Бард так много курил и почему он почти не мог спать по ночам. Они вообще часто засиживались допоздна, как я помню. Их тоже мучили призраки прошлого? Даже не стыдно – просто больно. Сердце пропускает удар… Интересно, а что с ними теперь? Наверное, надо заплакать, но почему-то не получается. Да, ничего у меня не получается… Внезапно дверь без стука распахнулась, вырывая меня из пучины раздумий. На пороге стояла Айседора. Сегодня гречанка была одета в ярко-красную тунику. В висок с новой силой впились иголки: слишком ярко, и еще отчего-то вспомнился тот надоедливый жнец. — Все еще предаемся самобичеванию? — голос звонкий, хоть и не совсем довольный. Черт, можно не так громко, пожалуйста? — Вот обед, — а я будто не заметил подноса у тебя в руках. Черт. Черт. Черт. А нельзя было сегодня оставить меня наедине со своими мыслями, а? Или пришла поиздеваться? — Чай, — ловко сняв чашку, протягиваешь мне. Да, значит, все-таки поиздеваться. И зачем сегодня тащить сюда завтрак самой? Он же всегда сам "приходил" ко мне в комнату. — Я не голоден, — продолжаю смотреть в потолок, но, к моему удивлению Айседора не уходит, а пристроив поднос на тумбочке, садится на кровать. В моих глазах легко читается вопрос, она же предпочитает его не видеть. Молчание, слишком долгое на мой взгляд. Может, тебе лучше уйти? Но ты сидишь – гречанка в красном платье и распущенными волосами. — Может все-таки поешь, Сиэль? — А смысл? — черт, неужели она не способна понять, что меня лучше сейчас оставить?! — Хочешь, покормлю тебя с ложечки? — все-таки Айседора пришла поиздеваться надо мной. Я не отвечаю, а зачем?.. – Сиэль, я думаю, нам стоит с тобой поговорить. Не впечатлило. Честно. Не думаю, что меня интересует то, что она говорит. Черт. Черт. Черт. Я думал, что у меня болит голова, я даже был в этом уверен, но повернувшись на бок, я понял, что голова у меня, в сравнении со спиной, совершенно не болела. — Уф, извините, Айседора, но думаю, нам просто не о чем с вами разговаривать, тем более у меня нет на это настроения, — она скривилась. Боже, зачем напрашиваешься на разговор, если тебе саму раздражает мое поведение. — Я хочу с тобой поговорить о вчерашнем. — Знаете, я думаю, Хозяин мне уже все сказал, — и все-таки — спасибо Айседоре, она сумела меня отвлечь, а я добровольно от этого отказался, какая глупость, с моей стороны! Черт! — Неужели ты думаешь, что я бы пришла, если бы мне нечего было тебе сказать? — изогнутая бровь и слегка возмущенный взгляд. Я неопределенно веду плечом, это ведь был риторический вопрос, не так ли? — Ты вчера был не прав,— о боги, и эта туда же. В голове вновь вспыхнула яркая боль. — Выпей чаю, говорю же, ромашка хорошо успокаивает. — Уйдите, пожалуйста, — честно говоря, я уже не знаю, что думать и как быть, и на грубость сил уже просто не хватает. А она лишь отрицательно качает головой. Что ж, если что, я ведь всегда могу напевать про себя какую-нибудь мелодию?.. — Ты был неправ перед Франко, и перед Джо, в общем-то, тоже. Официально из нас троих подписала контракт только я, — черт, а разве это что-то меняет? Разве это меняет то, каким же я себя увидел? И понял, каким меня видит Себастьян. Почему-то осознание второго делало даже больнее. — И все на самом деле не так плохо. Ты тоже, как и все, стремился к счастью. Просто твое счастье несколько отличалось от общепринятых понятий. Ты быстро повзрослел – пришлось. Увы, но ты был слишком развитым мальчиком, и не смог приспособиться. Хотя бы потому, что благодаря своей эрудированности ты не смог не просчитать и не понять всю ситуацию. Будь ты хоть чуточку… ммм, нет, не глупей, а скажем так, менее эрудированным — все было бы намного проще, если посмотреть с этой стороны. Шок бы прошел, и, если бы ты не умер, ты бы приспособился. Ты просто искал выход. Вот и все. Люди способны "кричать душами" лишь в момент самых сильных эмоций, и лишь если их осознают. Айседора поднялась с кровати, не знаю, что заставило ее сказать мне все это, но впервые за все время в этом месте я был благодарен. Немного, но мне все же стало легче. Не совсем, но все же, рассказ Айседоры позволил мне взглянуть на все это под другим углом. — Побудь со мной, — это вырвалось само собой. Мало кому я такое говорил, только самым родным и близким (черт, а как же Себастьян? Я ведь тоже ему это говорил), но ей я был благодарен и хотел хоть немного продлить момент. Гречанка лишь степенно кивнула в ответ и присела на то же место, с которого встала. Я решил не затягивать молчание: — Спасибо. — За что? Я просто показала другую точку зрения, вот и все. Снова молчание, но сейчас уже чуть-чуть теплее. — Можно вас кое о чем спросить? — О том, как я продала душу? Или как здесь оказались Джо и Франко? — О первом, Айседора. Хотя и о втором тоже было бы интересно услышать. — Дора, просто Дора. Историю Джо и Франко ты узнаешь от них самих, а я… Ну что ж, я жила в Греции примерно две тысячи лет назад. Я танцевала. Меня никто никогда не учил, но это и не требовалось. Я самостоятельно развивала в себе пластику, а слушая, я научилась слышать. Я считала танец продолжением жизни. Но меня не приняли. Не приняло то общество, которое имело для меня такое значение. Мне сказали, что я недостаточно высокого происхождения, и что мне надо как минимум две тысячи лет, чтобы научиться хотя бы приблизительно выражать те образы, что у меня в голове. — И вы… — И я призвала демона, и попросила у него возможность тренировать себя и свою душу в течение двух тысяч лет, потом я снова буду жить. И это будет мой последний шанс войти в историю. — Вот как, — легкая разочарованность. И здесь тоже… Танцы… — Вот так, Сиэль, все в этом мире продаются. Каждый за то, с чем он будет, по его мнению, счастлив. — А дальше? — я возмутился, я-то знал, что это еще не конец истории, тем более что Мартин упоминал, что Себастьян разбирался с ее будущей жизнью. Значит, что-то уже известно. — А дальше, — она щелкнула меня по носу – нет, ну что за фамильярность, а?! — дальше ты узнаешь позже. Мне пора, у меня дел по горло. У тебя сегодня выходной, впрочем, ты итак мало работаешь, — она недовольно нахмурилась. — И выпей еще и это. — Она достала склянку из тумбочки. — Что это? — Травы, они помогут тебе спать весь этот день, чтобы ты мог набраться сил, — мне кажется, или она на самом деле злится? А черт, не важно, будь она в самом деле раздражена, не пришла бы ко мне и не утешала. Искренне сомневаюсь, что это Себастьян велел ей прийти. — И не забудь поесть прежде. Вот она и упорхнула как бабочка, я же, слегка поковыряв завтрак, выпил чаю, а потом, залпом — травы. Странно, даже не горькие. *** — Просыпайся! — яркий свет бил в глаза, и кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Я попытался увернуться и снова погрузиться в сон. Черт. Не получилось (кто это такой настойчивый?). Пришлось открыть глаза. А, Джозеф, кто бы сомневался!.. — Вставай, Сиэль. Сегодня много дел, — ну хоть ты проповеди читать не начал, это радует. Лениво встаю, глаза все еще слипаются. Неторопливо подхожу к гардеробу. "Джо" нетерпеливо цокает языком и сам открывает дверцы. Я не спеша натягиваю рубашку, штаны, так же медленно завязываю ленты на ботинках. По его глазам видно, что он с огромным желанием сделал бы все быстро или заставил бы сделать все быстро меня, но все же сдерживается. Интересно, отчего вы все такие терпеливые? — Отлично! — сказал он, когда я наконец-то оделся. — Теперь ты готов. Надеюсь, мы не опоздали. — К чему? — ведь ты не выведешь меня к Себастьяну или к его гостям, так ведь? Это было бы неправильно. — Мне надо приготовить обед на восемь персон, а ты пока будешь разбираться с чаем в кабинете Господина, — ах ты ублюдок! Я знаю, что я сам, по словам Себастьяна (а ему можно верить, он не обманет, к сожалению. Черт!) — редкостная мразь. Но тебя я все равно ненавижу. *** Ты даже не поднимаешь при мне головы, и я лишь время от времени наливаю в твою чашку чай – вот и все. Где-то минут пять назад вновь появился Джозеф (черт, а что нельзя было меня не бросать? Или это была твоя глупая месть?!). И теперь мы, как два идиота, стояли и наливали тебе чай. Черт. Черт. Черт. Снова я начинаю злиться. "Джо" решил "покашлять" и только тогда ты соизволил поднять глаза. Впрочем, на меня ты все равно не смотрел, так что… Со скучающим видом слушаешь отчет Джозефа, и вдруг замечаешь что-то, что даже на твоем лице вызывает смесь эмоций: удивление, интерес и даже легкий испуг. На листе бумаги, лежащем перед тобой, мирно покоится маленькое черное перышко. Интересно, отчего ты так разволновался, а? Ну прикажи сделать уборку, вот и все. Но дальше происходит то, что я точно никак не ожидал. Демон уже стоит рядом со мной и поворачивает меня спиной к себе, тихо бормоча: "Нет, не может быть. Но сила… И спина болит… Но это ведь невероятно!". Мой хозяин резко тянет за воротник вниз. Пуговицы градом посыпались на пол, Джозеф отчего-то охнул. Но меня, если честно, больше заботило странное поведение бывшего дворецкого и то, что моя рубашка теперь держалась только на рукавах. — Джозеф, срочно вызови Мартина и Мари, — голос будто слегка охрипший. Эй, что это происходит? Черт, я что, опять все узнаю самым последним?.. — Малыш, к себе в комнату, быстро! Лежать только на животе. Черт, да что это такое – то встать, то лечь, черт! Потом мысли мои переключились на другое. "Малыш"— честно говоря, я был уверен, что после вчерашнего, черт, позавчерашнего, он ко мне больше никогда не обратится, тем более, так. Но почему на животе?.. Мы вышли с Джозефом в коридор одновременно. Он уже уходил быстрым шагом, как я окликнул его: — Что происходит? — он ответил мне удивленным взглядом, будто не веря, что я не знаю. — На спину свою посмотри, — спустя секунду он уже исчез где-то вдали. Спустя минуту я уже стоял в своей комнате перед тяжелым зеркалом в бронзовой оправе и с интересом разглядывал свою спину. Лопатки вспухли, кое-где даже виднеется не до конца подсохшая кровь. А сквозь кожу пробиваются два маленьких и еще толком не оперившихся черных крыла.