Крылья

— Нам нужно поговорить наедине, — повторил Себастьян, пытаясь поймать мой взгляд. Франческо мигом испарился. Прохладная рука Себастьяна легла на мою шею (а может, это просто у меня был жар. У меня теперь постоянно чертов жар). Я молчал, и ты молчал, а смысл был в твоем приходе ко мне? Зачем ты тут сидишь, если тебе нечего сказать?! — Ты ничего не хочешь мне сказать, малыш? – я выпал в осадок. Что? Это я ему что-то должен еще и говорить?! Или. Или, он намекает на то, от чего же по легендам растут крылья?.. Но это — смешно. Я вовсе не испытываю подобных чувств, к своему бывшему дворецкому. А он ко мне? Черт. Черт. Черт. Внезапно вспомнились грозы, ночная прогулка и серия коротких, можно даже сказать, отеческих поцелуев недавно (именно так. Отеческих. И вся его «забота» была скорее, как старший брат к младшему. Или дядя). И я к нему совершенно ничего не испытываю, ведь так? Черт, мне, конечно, больше нравится, когда возле меня он, а не его тупые слуги, но это лишь привычка иметь умных и интересных собеседников. Не более того. Ну, разве что еще, мне нужен Себастьян, как напоминание о той, другой жизни. Чтобы я не забывал, кем я являюсь на самом деле. Всего лишь напоминание... — И что я должен сказать? – едва слышно цежу слова. Я просто все еще не знаю, как к тебе относиться, Себастьян. Знаю лишь одно. Я не позволю себе расклеиться, ни за что не позволю себе стать твоей игрушкой. — Браво, Сиэль. Узнаю твою выдержку. На самом деле опасался, что ты снова устроишь «концерт». — Ах ты сволочь! Тебе так и нравится давить на мои самые слабые места? Черт. Черт. Черт. Черт. Крылья появляются у тех, кто чувствует «любовь»? Тогда либо это не так, либо то, что у меня на спине – не крылья. Я не чувствовал к Себастьяну ничего, что выходило бы за рамки понятия «благодарность». И то, благодарность довольно сомнительного качества. Не раз я думал, что был бы по-настоящему сильным, если бы пережил все сам. И контракт с тобой я расценивал как слабость. Но успешно заглушал это тем, что делал совсем беспомощными тех, кто делал меня слабым… Путаные мысли какие-то. И, даже слегка неправильные, что ли… это все из-за твоего присутствия, чертов демон. А ты снова, в который раз, потрепал меня по волосам, и продолжил, как ни в чем не бывало: — Какие вопросы у тебя остались после рассказа Франческо? Думаю, я мог бы сказать больше, чем он. — А почему тогда сам мне все не рассказал? – срываюсь на фамильярность. Вечно ты отсылаешь меня к кому-нибудь. К Мартину, чтобы учиться. Историю слушать – пожалуйста, это расскажет Франческо. Что, так тяжело уделить мне время? Ах, да, это ведь ниже твоего достоинства — общаться с теми, кто продал тебе душу, не так ли? Снова твои руки в моих волосах. Знаешь, не хочешь со мной нормально общаться – катись в ад, или куда там еще можно? В любом случае, подальше от меня. Мне противны твои прикосновения. И эта дрожь – да это лишь брезгливость к тебе! И ничего другого. А ты медлишь с ответом, что, не ожидал? Я с большим усилием отодвигаюсь от тебя, и твоя рука падает на простыню. О, вот теперь ты, все-таки, наконец-то был удивлен. — Я думал, что после рассказа Франко, ты все понял… — Нет. Не понял. Вот такой я тупой «малыш», может сам объяснишь? – черт, это вышло как стих или считалочка, но ты не заметил. Серьезный и задумчивый, ты был даже красивее, чем когда улыбался своей идиотской ухмылочкой. Красивее? Так… Со мной явно что-то не так. Наверное, крылья каким-то образом давят не только на спину, но и на мозг. Черт. Черт. Черт. Это все неправильно. И все же интересно, как ты выкрутишься, Себастьян. Постепенно успокаиваюсь, а ты все медлишь с ответом. Я уже решил отвернуться и попытаться заснуть. А что мне еще оставалось? Спрашивать еще раз я бы не рискнул, а в моем положении ничем, кроме как сном заняться — невозможно (зато отоспался я на целую вечность вперед. Если у меня еще будет. Вечность эта…). — Я не хотел тебя учить по нескольким причинам, — ты заговорил, довольно тщательно подбирая слова. Боишься быть грубым? Или ненароком сказать правду? (что-то типа "не хотел с тобой возиться, а Мартин посчитал тебя интересным, вот я и спихнул тебя ему") — Две основных — это мне нужно было съездить в город, а оставлять тебя одного, с только что «проснувшейся» силой, мне не хотелось. Ты бы на Джозефа все подсвечники «опустил», — а в этом ты неправ, «опустить» на Джозефа я собирался не подсвечники, а бельевой шкаф. – И вторая… — снова медлишь? Ну, сколько можно тянуть?! Договаривай и проваливай! И снова стишок… Что за бред творится у меня в голове?! – И вторая, просто после твоего перехода мы – связаны. То, что в тебе проснулись силы – это и без того было достаточно необычно, так что я решил не рисковать. Интересно, за чью шкуру ты боялся? За свою или мою? Наверное, все-таки за мою. Сомневаюсь, что я мог бы причинить тебе вред. Я хотел спросить по поводу того, почему Франко мне рассказывал легенду, а не ты. Но после твоего ответа у меня назрел другой вопрос: — Почему ты это сделал? – на самом деле, вопросов было множество, хотя бы, по содержанию той «легенды», что я слышал от Франческо. Еще хотелось спросить у тебя, что же это за город, в который ты так часто ездишь. Уточнить по поводу Гробовщика. Узнать, а как же, собственно, называются другие поместья в этом месте (назвать это адом у меня теперь язык не поворачивается). А еще, почему контракт был заключен с ребенком (все же, в момент заключения нашего соглашения, я был на порядок младше). Сейчас, я знал это, я мог спрашивать тебя о чем угодно, и я также знал, что ты мне ответишь, Себастьян. Я не дождался ответа на свой вопрос, как задал новый: — Как часто заключаются контракты с несовершеннолетними? – не знаю, как к тебе обратиться на «ты» или «вы», поэтому пытаюсь выразиться обтекаемо. И тут же перескакиваю на новый вопрос: — А зачем вообще контракты? Ты слегка улыбаешься, ну и какого черта? — Какой нетерпеливый малыш, — о боги, только и можешь, что тянуть время?.. И странно ты как-то эту фразу протянул… Одно радует, что ты больше не прикасаешься ко мне и даешь мне возможность нормально думать. — Я, пожалуй, посплю, пока мы наконец – то дойдем до сути, — я раздражен. А еще, я все еще не знаю, на «ты» или на «вы» к тебе обращаться. Как выяснилось, ты мне не хозяин, наверное. Я слышу твой тихий вздох из разряда «Господин, пирожные подаются на десерт, а не вместо основного блюда». — Итак, души собирают для получения большей жизненной энергии. Именно она позволяет идти дальше… — Дальше? Куда? — Этого никто не знает. Оттуда еще никто не возвращался. — Почему дети? – первое возбуждение и ажиотаж спали, и теперь я мог рационально рассуждать, почти… — У них ее больше всего. У них же вся жизнь впереди. Беда только, что дети редко хотят заключить контракт. Все больше прожженные жизнью люди, лет тридцати-сорока… — И те, кого именуют демонами, копят эту энергию, чтобы перейти в другой мир?.. – в ответ лишь слегка киваешь. Теперь я запутался… Тебе ведь нужна была эта энергия, так какого черта ты отдал часть мне? Стараюсь говорить спокойно. – А зачем ты передал мне часть энергии? Для перехода ведь можно было и поглотить часть, чтобы была связь, ведь так? — Так. – Односложные предложения. Эй, парень, ты же сам предложил, так какого черта весь этот спектакль? — Так почему отдал? — Твое тело было сильно повреждено. Здесь все – добровольно перешедшие, у всех есть свое тело. Точнее, не совсем тело, и в обычном мире они что-то по типу простых душ, но здесь они довольно осязаемы. — Зачем ты вообще притащил меня сюда? – говорю тихо, но знаю — ты слышишь вопрос. Отчего-то вспоминаю о том, что ты целовал меня на острове. Я так и не понял, честно говоря, что это было. Черт. Ты медлишь с ответом, а я не в силах переспрашивать. — Ты был слишком, хммм… Юн, чтобы умирать, на мой взгляд. А еще — довольно интересен, а вечность – довольно скучная штука. Было бы жаль этим не воспользоваться. Ах, вот как... Мир должен был потерять краски, или, как минимум небо разразится громом, но нет. Птички пели, солнечные зайчики гуляли по стенам, а кошка мурлычет где-то на письменном столе. Вот так. Просто. Хотелось поиграться раз, а два… Интересно, насколько беспомощно я выглядел, что меня пожалел даже демон?! По идее, я должен был или выть, или плакать, или чертыхаться. Но этого всего как-то не требовалось. Затишье перед бурей? Возможно. Я просто ничего не ощущал. Ни хорошего, ни плохого. Просто ничего. — Можно тебя попросить кое-что сделать? – а голос у меня даже не дрожит… странно. Я видел все краски, слышал все звуки, и в то же время чувствовал пустоту вокруг. Странно. — Да, малыш, — ты вроде как слегка удивлен, а впрочем, не важно. — Я не хочу тебя больше никогда видеть. Убирайся отсюда, Себастьян! Я хотел бы, чтобы это был сон. Впрочем, я чувствовал себя будто во сне. Сохранялась какая-то нереальность происходящего. И я честно хотел, чтобы меня разбудили. Хотел, чтобы то, что сказал ты, было лишь моим ночным бредом. Но скоро пришел Франческо, а с ним и Джозеф. Странно, давно они ко мне вместе не заходили... Дверь скрипнула, я даже голову повернул в ту сторону (ну что сделать, я все еще верил в то, что ты вернешься и скажешь… Скажешь что угодно, но дашь другое пояснение тому, что растет у меня на спине, пожалуйста…). Вошла Айседора. Боже, как же я жалок! Неудивительно, что Себастьян… Все! Стоп. Хватит. Хотя бы на несколько минут. Или пустота внутри меня, меня же и убьет. — Снова ко мне? – Дора и Джо не успели сесть, а при моих словах молча, повернулись к выходу. Черт. Черт. Черт. Черт. Я уже запутался, каким я должен быть. Знаю только, что отец бы никогда не позволил себе такого поведения. — Может, расскажете что-нибудь? – О, оказывается, Джозеф тоже умеет сильно удивляться. — Что ты хочешь услышать, Сиэль? – Франческо добро улыбался, а мне внезапно снова захотелось остаться одному. Все-таки, это как–то неправильно. Все происходящее. Глухо звучащий голос, боль в спине и лишь сожаление о том, что я еще жив... Снова. Устал я от таких перепадов, банально устал. И плакать хочется… Черт. Черт. Черт. Черт. Как-то я упустил то момент, когда стал «таким». Себастьян прав. Он всегда прав, я до безумия жалок… — Франческо, расскажи что-нибудь про свою жизнь… — Родился я в 1325 году… — старик начал рассказывать, но я, честно говоря, не слушал. Просто монотонный звук меня успокаивал. И я почти сумел заснуть, когда Франко произнес «Ландини». — Что? Повтори пожалуйста. — Ну, каждый раз, когда ко мне заходили, то называли «Андини», потому что буква «Л» отвалилась на табличке на двери. — Ландини… это ты? – что-то всколыхнулось в памяти. — Да. — Я тебя ненавижу! – слова вырвались раньше, чем я мог их обдумать (Черт. В последнее время так происходит все чаще. Надо с этим что-то делать. Я же граф. Был. Вроде). Джозеф заметно напрягся, остальные были скрыты от моего обзора. Я решил объясниться, на самом деле, просто не хотелось потерять остатки тепла в этом месте. Боги… я не понимаю уже, что со мной! – Просто в той, прошлой жизни, последних года два я всё играл и играл, ежедневно, по два часа, написанные вами произведения… Джозеф заметно расслабился, а мне стало тоскливо.… Та, старая жизнь… хочу признать, что я скучаю даже по Плуто, который любил выть в полнолуние прямо под моим окном. — А что с вами со всеми? В плане, ты Джозеф, откуда? — Из маленького местечка из Италии. Пятнадцатый век. Средний класс, ничего особенного. — Но ты же как-то попал сюда? — Попал. Я попросил у дьявола, как я тогда думал, возможности жить вечно, периодически посещая тот мир, в котором я жил. — А смысл? – слишком резко? Наверное, а впрочем, все равно. Может быть. Но Джозеф не заметил грубости, ну, или не захотел заметить. — Я был писателем, и умел писать так, чтобы плакали люди. Чтобы и во сне они повторяли фразы, цитировали чувства. — Я все еще тебя не понимаю… Если ты был писателем, если ты умел творить такое, то что еще нужно было для счастья? – а вот этот разговор меня уже заинтересовал. — Если ты умеешь отдавать себя, то это не все. Ты пишешь шедевр, по мнению читателя. А потом еще один и один… Это все запоминается, но… — Но что? — Но все чувства, все эмоции повторяются. И когда один и тот же писатель пишет «шедевры», то рано или поздно, это приедается. Понимаешь, слишком много яркого не дает особого цвета. Или, когда съешь много сладкого, то уже не чувствуешь сладость. Вот и здесь так… Слишком много чувств и уже не различаешь их в потоке. — Я все еще тебя не понимаю, — я на самом деле не понимал того, что он хотел сказать. Может быть, потому что все мои мысли были о тебе? Ты ведь больше не придешь, да? А мне и не надо! Совершенно не надо!!! — Просто я перестал запоминаться. А я был слишком тщеславным, чтобы это допустить. Более бесталанные авторы прославлялись лишь одной удачной книгой. И она была для них той самой яркой звездой. Я был талантлив. Я талантлив. И не смотри на меня так, я лишь характеризую правду. За столько сотен лет я получил достаточно подтверждений. Итак, они прославлялись выделившейся книгой. А я так не мог. Не мог писать хуже или лучше. Я отдавал всего себя, как можно было отдать больше? Я заставлял плакать и смеяться, но я очень боялся потеряться. Что меня забудут… — Кажется, до меня немного начало доходить то, о чем он говорил. И, хоть это было понятно, это было дико. И слишком откровенно, наверное… — Поэтому я продолжаю писать свои книги, и иногда посещаю землю, и отдаю книгу за книгой. Раздаривая свои чувства, я увековечу и имена. Но ведь имя – не главное. Не все запоминают имена, но запоминают книги. И я чувствую себя живым, время от времени. Такое не всегда было со мной, когда я был «жив» в общем смысле этого слова… Да… То, что он сказал, было довольно странно. Но честно. Довольно честно. Лишь за это можно было бы ему поаплодировать. Я не люблю такую голую правду. Дворянам не пристало так себя вести. Никому, в общем-то, не пристало так себя вести. Это слишком, на мой взгляд. Хотя… Он ведь писатель. Они все, насколько я слышал, немного сумасшедшие. А если он еще так хорош, как говорит, тогда, тогда все ясно… — Шокирую? — Да, но, пожалуй, я подумаю об этом завтра, — в ответ он улыбнулся. О боги, он еще и улыбаться умеет. — Какие они? — Что? Книги? — Нет. Мои крылья. – Не знаю отчего, но мне очень — очень захотелось это узнать. Когда я видел их, они были похожи на нечто неприятное. А крылья – это ведь символ свободы. Хм, потрясающая свобода, лежать в постели. Не имея возможности подняться. Черт. Свобода — смешно! Для меня мои крылья будут символом собственной смерти. До сих пор звучит как-то нереально. И странно… Черт. Черт. Черт. Черт. Еще немного, и я раскисну. Нельзя так. Черт. Это слишком недостойные мысли графа Фантомхайва… Джозеф встал, я не видел, что он сделал, но скоро передо мной лежало маленькое зеркало. — А логика? Оно ведь должно быть сзади. — Сиэль, посмотри в него, — я послушался. Очевидно, Джо и Дора держали зеркало большего размера над моей спиной и я видел его отражение. Я видел свои крылья… Мда… Не особо впечатляющее зрелище. Во–первых, цвет. Они были уже не черные, а темно-серые с синим отливом… Во-вторых, их размер не превышал полуметра (надеюсь только пока, потому что на данный момент они выглядят довольно нелепо). В-третьих, (видно от всех этих компрессов) пух у основания был свалявшимся и некрасивым. В-четвертых, лопатки выглядели страшно. Вспухшие, местами они напоминали сильно холмистую дорогу. Ухаб на ухабе. Да уж… Зрелище, должен я отметить. Я протягиваю зеркало Доре и вновь отказываюсь от еды (и даже вовсе не потому, что уже давно ползти в ванную комнату стало мучительно-больно (да и довольно унизительно, ведь со мной был или Франко или Джо), а просто не хотелось). *** Неделя прошла. Ты не приходишь... Впрочем, я сам прогнал тебя. Знаешь, а меня это не беспокоит, все равно я стал теперь много спать, или часто терять сознание, не знаю... Это, впрочем, и не важно. *** Прошло где-то около месяца, с тех пор как я прогнал тебя. И тебя все еще нет рядом. Что естественно. Хотя, что значит «еще»? Просто не будет. Никогда. Знаешь, это, наверное, к лучшему. Я, вряд ли смогу умереть спокойно, если ты будешь рядом. *** Я уже потерял счет времени. И, кажется, я «просыпаюсь» не слишком часто. По крайней мере, в этот раз Джозеф сказал, что я был в отключке около тридцати часов. Черт. Черт. Черт. Че… А впрочем, уже не важно. *** Только сейчас замечаю, как выросли мои волосы. Интересно, сколько же я уже лежу так, пластом? Когда я вырываюсь из небытия, мне обычно тут же дают что-то выпить. Не знаю что это, травы или бульон вместо обеда. Как-то я перестал чувствовать и различать вкусы. *** Теперь пришли кошмары. Что, уже скоро, да? Сегодня, когда я проснулся, никого не было возле меня. Я не особо удивлен… Но все эти тени на стенах… Прямо как мой кошмар. Я не хочу, не хочу снова погружаться во тьму и видеть непонятные образы! Боль, да, боль я готов терпеть, но небытие я выносить не хочу... — Себастьян! – крик вырвался сам по себе. Я знал, что тебя не будет рядом. Слишком много времени прошло, когда ты «был» в последний раз (волосы отрасли слишком сильно, да и крылья… Крылья тоже стали большими, хоть я и не видел – я чувствовал). — Себастьян… — тихий шепот. Так тоскливо... Уже скоро — напоминаю я себе. Странно, раньше меня это пугало, а сейчас я даже почти рад. *** По телу проходят непонятные импульсы, а сознание, на удивление, довольно ясное. Чувствую чьи-то прикосновения к своим вискам, и мгновенно пытаюсь отодвинуться. — Малыш, мне кажется, ты слегка перегибаешь палку. Я делюсь с тобой своей энергией, так не ворочайся хотя бы… Только сейчас я понял фразу «я знаю, что я ничего не знаю». Точнее — ничего не понимаю. Не себя, ни тебя. И, тем более, твоих мыслей и мотивов. Вот черт. Не люблю чувствовать себя таким беспомощным. Слегка повернуться. Приподняться. Притянуть. И уткнуться лицом в такое родное плечо...