***
Сколько Октавия не пыталась, она так и не смогла заснуть. Сон просто отказывался принимать ее в свои объятья. Проворочавшись пару часов, она отбросила одеяло и вылезла из кровати, потом посмотрела на кровать у стены. Мари спала. Октавия печально вздохнула. Она хорошо знала, что значит потерять близкого человека. Когда она сама потеряла мать, выла и кричала, как раненое животное. Те ощущения девушка помнила до сих пор — невозможно забыть, как стынет кровь в жилах и уходит из-под ног земля. Перед глазами незамедлительно начали проскакивать картины семейной трагедии. Октавия тряхнула головой, отгоняя подобный ужас. Этот день она точно не будет посвящать личной трагедии. Октавия в два счета застелила кровать. Легкая курточка уже была на ней. Не желая больше оставаться в помещении со спящей подругой, она выбралась наружу. Свет заливал всю территорию лагеря. Большая часть Сотни уже не спала. Охотники разделывали и жарили мясо, собиратели ушли за ягодами (орехи после случая с галлюцинациями никто не собирал и не ел). Октавия неспешно прошла мимо работающих ребят к бочке с водой. Она зачерпнула в кувшин воды, и, также неспешно, пошла обратно к челноку, прижимая его к груди. Мимо нее шли ребята. Семь утра — самое то, чтобы работать. Так думали, по крайней мере, три четверти ребят из Сотни. Эти ребята просто проходили мимо Октавии, не говоря ей ни слова. На нее не обращали внимания, и Октивию это вполне устраивало. Если раньше это досаждало, то в данный момент молчание других было благодатью. Не слыша их слов, она чувствовала себя уверенней. Впрочем, даже услышав осуждение, Октавии было бы все равно. Слишком многому ее научил год в камере. — Блейк! Я думала: ты еще спишь со своим землянином. — Язвительность в голосе рыжей девицы, что еще в день прилета пыталась ее уколоть, чье имя Октавия так и не узнала, было неожиданно услышать. Октавия замерла на месте, ошалело уставившись на девицу и ее подруг. Зои Монро и Харпер Макинтайр полностью разделяли ее состояние. Никто из них не ожидал, что день начнется с грубости. — Мне кажется, что моя личная жизнь тебя не касается. — Вот как! — Девчонка обернулась к своим подругам. — Вы сами слышали, что она только что призналась, что освободила землянина-убийцу. Странно, что тебя не вышвырнули отсюда за такое! Девица смотрела на нее с нескрываемой враждебностью. Октавия смогла выдержать этот взгляд, глубоко впивающийся в самое сознание, только собрав в кулак все свое самообладание. — Даже если так, тебе-то какое дело, что я совершала или не совершала. Тот землянин не причинил тебе никакого вреда. Твоя голова и конечности на месте, потери крови я тоже не вижу. Зачем ты говоришь мне все это? — Ровный и спокойный голос Октавии только раззадоривал ее оппонентку. Девчонку злило не только то, что младшая Блейк отлично держит себя в руках, но и то, что она совсем не изменила своей позы — руки прижимали к груди кувшин, подборок вздернут. — Какое мне дело! — вдруг взвизгнула она. В отличие от Октавии девица не могла скрывать или хотя бы контролировать свои чувства и эмоции. — Это я должна быть рядом с одной из Гриффин! Я, а не ты! Я должна чуть возвыситься в этом обществе! Если бы не ты, я бы уже давно считалась лучшей подружкой Мари Гриффин. Ведь ей так нужна подруга особенно сейчас, когда она осиротела! Девушка кричала, не замечая никого и ничего. На них таращились уже все. Нужно что-то делать. Октавия нашла наиболее оптимальное решение. Обойдя надрывающуюся безымянную рыжеволосую девицу и ее подруг, она двинулась туда, где должна была быть еще четверть часа назад — к челноку. Вслед неслись ругательства и проклятья, причем такие, каких Октавия отродясь не слыхала. Она постаралась немедленно выбросить только что услышанные конструкции из головы. — Ну и ну. Ты хоть раз слышал такие слова, Брайн? — До челнока оставалось два шага, Октавия почти пришла. И, разумеется, она не замечала никого. — Не может быть, Брайн, это же красавица О. Октавия не успела опомниться, как кувшин забрали из ее рук, а ей самой в волосы вставили синий цветок. Блейк еще долго не могла понять, как так быстро оказалась на втором ярусе челнока, и как рядом с ней на столе появилось огромное блюдо с теплым мясом. Очевидно, Мари тоже не могла понять, потому что вид у нее был очень удивленный. Октавия мысленно подметила, что удивление — единственное чувство, делающее подругу похожей на живое существо. Горе оставило на Мари свои следы: спутанные со сна волосы были не расчесаны, лицо —неестественно бледное, глаза — опухшие и потускневшие, огонек, что горел в них ранее, погас, на губах виднелась корка запекшейся крови. — Думаю, нам стоит позавтракать, — Октавия сказала первое, что пришло ей в голову. Вид подруги шокировал. — Спасибо, парни. — Ответа не было. Обернувшись, Октавия не обнаружила Брайна и Миллера. — Да, думаю, ты права. — Сдавленный хриплый голос подруги заставил сердце Октавии сжаться. Она понимала, что Мари будет тяжело из-за смерти матери, но чтобы это проявлялось так сильно, никогда бы и не подумала. Завтрак проходил молча. Подруги думали о чем-то своем, пережевывая кусочки мяса. — Спасибо, О, — тихо поблагодарила Мари и, опережая подругу, добавила. — Мне нужно побыть одной. Октавия за недели на Земле, научившаяся отстаивать свою точку зрения и получать то, что желала, была вынуждена отпустить эту сгорбившуюся под тяжестью горя девушку, некогда бывшую ее подругой.***
«Было ли у вас такое чувство, будто холод и саднящая боль — единственные составляющие вашего скромного бытия? Чувствовали вы себя настолько отрешенно и подавлено, что вся жизнерадостность испарилась? Случалось ли вам думать, что вместо вас осталась только оболочка и ничего больше? Не знаю, как вам, а мне все это знакомо. Настолько, что становится страшно. Потому что это ужасное чувство — разъедающая, словно кислота, боль распространяется по всему организму, сжигая все светлое на своем пути. Счастье, радость, надежда, зачатки любви — все кануло в небытие. Я не знаю, как еще не свихнулась от накатившей на меня скорби. Возможно, помогло упражнение „представь, что следующий день будет лучше этого и верь, что Всевышний поможет“. Я верила и вчера, и почти два года назад, однако никакой помощи не получила. Оба моих родителя погибли. Погибли… Какое ужасное слово! Какое неправильное и несправедливое! Почему я, человек, на рождение которого они оба повлияли, жива, а они бесследно исчезли? Чем я так провинилась, что узнала о смерти в четырнадцать лет, а в шестнадцать только повторила урок? Да, Земля сурова, и она не терпит слабых. Смерти здесь постоянны, но смерть смерти рознь. Иногда ты и глазом не успеешь моргнуть, и человека нет, а иногда это настолько задевает, дергает за струны души, что хочется лезть на стенку и выть, чтобы все услышали о твоем горе». — Что сделали мои родители, что оба отправились на тот свет?! — не в силах сдержаться я закричала. Громко, распугивая своим криком маленьких зверьков и птиц. Сомневаюсь, что меня кто-нибудь услышал из наших. За последний час я успела прилично отойти от лагеря и подняться на возвышенность до резкого обрыва. — Чем они заработали столь ужасные смерти? — прошептала себе под нос я. Крик отлетел, куда-то далеко и затих. Я упала на колени и прижалась спиной к упавшему дереву. На возвышенности воцарилась тишина. Кричать я больше не могла. Рука сама собой нащупала в сумке небольшие ножны для кинжала. Вытащив их и вынув кинжал из ножен, я уставилась на оружие с гравировкой М.Э.Г. Редкие лучи солнца, попадавшие на это возвышение, отскакивала от оружия. В сверкающем лезвии кинжала я увидела свое отражение. Бледная, всклокоченная, испуганная — шикарный образ для сестры лидера. — Что ты делаешь? Октавия — удивительный человек! Куда бы я ни шла она везде находит меня. Даже там, где, казалось бы, никто и искать не будет. — Наслаждаюсь тишиной в одиночестве, — я попыталась незаметно спрятать кинжал, но подруга оказалась внимательней и проворней. В два прыжка оказавшись рядом со мной, она вырвала оружие из моих рук и поднесла к своим глазам, рассматривая гравировку. — Красивая вещица, — оценила она. — Я надеюсь, ты не собиралась совершить, здесь под покровом сумерек и тишины, харакири. — Октавия вернула мне кинжал. — Разумеется, нет! Я не самоубийца. Пытаться покончить с собой вместо того, чтобы решить свои проблемы — признак слабости. А сидела я здесь потому что мне интересно было наблюдать одну вещь. Тонкость грани жизни и смерти. Как самое красивое и яркое существо на планете может быть смертельно ядовитым? Как самое живописное место при одном неверном шаге навсегда отправит тебя к праотцам? И знаешь, что я поняла, Октавия? — Подруга вопросительно изогнула бровку. — Красота губительна. В этом ее особенность. — Я поднялась на ноги, слегка покачнувшись. От долгого сидения на земле без движения конечности начали неметь. — А ты, что здесь делаешь? Ты же не просто так пришла меня проведать? Октавия растерялась. Она не знала, что говорить. Подруга мялась, то открывала рот, то закрывала. Это длилось добрую четверть часа, пока она не собралась с мыслями и не озвучила что-то определенное, а не просто междометия. — Я хотела обратиться к тебе за советом. Не только как к подруге, а еще как к ученице медицинской школы. — Октавия глубоко вдохнула и продолжила. — Ты, наверное, знаешь, Кларк взяла меня к себе в ближайшие помощники, хочет немного обучить медицине. Так вот я хотела бы узнать… — Она снова замялась. Чтобы правильно подобрать слова в этот раз ей потребовалось намного меньше времени. — В общем, объясни мне в чем состоит разница между систолой и диастолой. — Зачем тебе это? — Как это зачем? Я же тебе говорю, что помогаю Кларк по медицинской части. Ну вот представь себе, что кому-то из наших серьезно повредят систолу и ему понадобится помощь. Как бы больно и плохо мне не было, предположение Октавии у меня чуть не вызвало приступ хохота. Это же надо было предположить подобное! — Ты чего? — забеспокоилась она, видимо, увидев выражение моего лица. — Воды? — Октавия с готовностью вытащила из самодельной сумки мех. — Нет. — Я попыталась придать своему голосу и лицу серьезность и твердость, но хохот меня просто распирал. — Ответь, пожалуйста, на каком уровне ты изучала биологию и химию? — Биологию на уровне пестиков и тычинок, а химию я вообще не изучала. — Октавия, судя по озадаченному выражению лица, не понимала к чему мои вопросы. Желание смеяться пропало. — Так как мне надо поступить, если у кого-то будет повреждена систола? — Копать ему могилу. — Такого удивления я еще не видела на лице ни у кого из Сотни. — Понимаешь, нельзя повредить систолу и диастолу просто, потому что это названия сердечного цикла. А как ты понимаешь в нашем случае можно навредить только сердечной мышце. — Ты много знаешь, — восхитилась Октавия. — Расскажи мне еще что-нибудь из биологии, связанное с медициной. И я рассказала. Сначала самый простой материал, а потом втянулась и начала объяснять Октавии устройства внутренних систем, признаки инфекционных и неинфекционных болезней. Сама не замечая этого, я раскрывала ей простым языком половину первого семестра медицинской школы. Во время моего рассказа мы спускались вниз к лагерю. У черного входа туда Октавия повернула на едва приметную тропинку, и я была вынуждена пойти за ней. Мысленно я уже догадывалась, куда мы идем. Интуиция не подвела меня. Мы пришли на полянку со светящимися бабочками. — Спасибо, за такую интересную информацию. — Октавия улыбнулась краешками губ и села в траву, бабочки, потревоженные ею, взлетели и опустились ей на голову, по несколько штук со всех сторон стали украшать темные волосы. — Кстати, я могу добавить парочку примеров к твоим размышлениям о грации жизни и смерти. Я видела нечто подобное во время фехтования на мечах. Это похоже на красивый танец, если закрыть глаза на то, что меч, серебряными вспышками наносящий удары и отбивающий их, может оборвать твою жизнь. Я хорошо представляла то, о чем говорила О. Еще вчера я наносила и отбивала удары, тренируясь в бое на мечах. Это было и завораживающе и страшно. Каждый удар в реальном бою может оказаться последнем. — О чем ты задумалась? — Я? Не о чем. — Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Я — твоя подруга, Мари. — Октавия встала с земли, подошла ко мне и сжала мои руки. — Я никогда тебя не подведу и не предам. — Спасибо, О. Я это знаю. Но также я хотела бы знать, где моя сестра и то, что с ней все в порядке.***
Добраться до места крушения ребята смогли только к полудню. Дорога была опасной. Беллами, как самый старший из ребят, внимательно осматривал местность. Он хорошо помнил те хитроумные ловушки, в которые попали Диггс и Рома, и не желал, чтобы остальные повторили их горький опыт. Блейк не давал своим спутникам повторить чужие ошибки, применяя самые разнообразные методы. Кларк во многом была согласна со старшим товарищем. А как же иначе? Она не могла противоречить Беллами в вопросе безопасности их людей. Десять членов Сотни и так уже закрыли глаза навечно. Теперь ее долг защитить оставшихся ребят любой ценой. Помощь Беллами в этом вопросе — бесценна. Пусть и выражалась она в достаточно жесткой формой. Корабль Ковчега был маленьким. Совет и не рассчитывал отправлять сразу много людей. Кларк с непритворным ужасом смотрела на огромную впадину, оставшуюся от разбившегося корабля. Рядом с местом крушения почернела и осыпалась пеплом трава, раскололся на куски большой валун. Девушка чувствовала, как дрожат ноги. Она не могла сделать ни шагу, не то что спуститься во впадину. — Кларк, — на ее плечо опустилась рука Беллами. — Ты будешь спускаться? Кларк отмерла: ноги перестали дрожать, и она смогла сделать пару шагов. — Да-да, конечно. Надо спуститься вниз. Кларк первой начала спуск. Обдирая руки и пачкая землей и каменной пылью штаны, она спустилась к обломкам корабля. — Кларк, — Беллами спустился во впадину следом. — Все нормально? Если я что-то могу… — Все в порядке, Белл. Правда. — Кларк посмотрела на замерших у самого края ребят и нетерпеливо крикнула: — Спускайтесь! — И немедленно двинулась к самому крупному обломку корабля. Позади нее раздался глухой удар — Финн и Джаспер, не соблюдя дистанцию, столкнулись и кубарем скатились во впадину, чудом не свернув себе шеи. Кларк на это только закатила глаза. Мальчишки они и на Марсе мальчишки. Поведение Финна и Джаспера никого не удивило. С самого приземления они были сорвиголовами. Вспомнить только полеты в невесомости и тарзанку. — Скорее! — на ходу поторопила их Кларк. Она уже добралась до обломков и теперь пыталась взобраться на самый большой из них. Острая потребность найти все ответы притупила душевную боль. Она не замечала такие пустяки, как обломанные ногти и порезы. Беллами что-то кричал, но до взобравшейся на высокий обломок Кларк не долетало ни звука. Она шла по нему все дальше и дальше, не слыша слов со-руководителя и не оборачиваясь. Монти и Джаспер первыми оставили все попытки привлечь ее внимание, Финн замолчал, охрипнув, однако не бездействовал — взобравшись на обломок, Коллинз припустил за Кларк. А Беллами, словно этого не замечал, он продолжал голосить и голосить. — Она не слышит тебя, Беллами, — тихий мягкий голос Рейвен подействовал на Беллами не хуже мощного успокоительного. Он замолчал и посмотрел в лучащиеся сочувствием глаза Рейвен. Рейес, хоть и младше Блейка, отличалась проницательностью. — Тебе лучше пока держаться в стороне от нее. На этом корабле разбилась ее мать. Кларк просто хочет найти ответы. Беллами удивленно воззрился на Рейес. — Оставить? Но ей нужна помощь! — Да, оставить. Может, я и прилетела сюда недавно и не знаю всех законов этого мира, но я, зато, помню другие правила. Их-то тебе и нужно соблюсти. Ты должен, Беллами, пока держаться подальше от Кларк. Выразишь свои соболезнования, когда она немного придёт в себя от горя, не раньше. Беллами окончательно притих, услышав эти слова, и только и делал, что смотрел на Кларк. Она вместе с Финном и подошедшим Монти голыми руками убирали мелкие обломки. — Вот он! — услышал Беллами. Молодой человек кивнул Рейвен и направился к Монти. Нужно посмотреть, что нашел Грин. — Черный ящик, отлично! — Кларк кинула взгляд на предмет в руке Монти и спустилась с обломка на землю. Они нашли, что искали, а смотреть на то, что осталось от бедных людей совсем не хотелось. — Возвращаемся! Обратная дорога заняла у них намного больше времени. В лагерь они вернулись, только когда на небе ярко светились звезды. Уставшие от дневного похода ребята мечтали о гамаке или раскладушке. Кларк поднималась на второй ярус с закрытыми глазами. Спать хотелось страшно. На втором ярусе горел слабый свет. Кларк, широко зевая, доковыляла до своей койки и плюхнулась, не снимая ботинок на кровать. — Спокойной ночи, Кларк. — Октавия накинула на Гриффин покрывало. Кларк чувствовала, что у нее уже нет сил, даже на элементарное «тебе тоже». Веки потяжелели и слиплись. Кларк мгновенно провалилась в сон. Спать Кларк пришлось недолго. Среди ночи ее разбудила Октавия. На языке у Кларк вертелось несколько ругательств, какие она никогда бы не произнесла вслух. — В ч-чем дело, О? — проснулась Мари. Кларк повернула голову к сестре. В темноте она смогла увидеть фигуру с длинными распущенными волосами, лицо разглядеть не удалось. — Мерфи. — Что Мерфи? — Не поняли обе сестры. — Он приполз в лагерь. Я нашла его двадцать минут назад, лежачим под елью без сознания. Мне пришлось привести его в чувства на месте и довести до амбара. — Мерфи здесь? В лагере? — Сон слетел с Кларк моментально. Мерфи было запрещено возвращаться. Возвращение в лагерь может стоить ему жизни. — Да, здесь. Живой, но точно не здоровый. И если вы сейчас же не выйдите наружу и его найдет Белл, здоровья у него станет еще меньше! — Глаза Октавии уже привыкли к темноте, и она смогла почувствовать на себе удивление Мари. — Я не сказала об этом брату. Чем меньше Белл знает, тем лучше. Ну, вы встаете? Сестрам пришлось вылезти из постелей и последовать за Октавией. Они вышли наружу, обошли бочку с водой и направилась прямо к амбару. Проникнуть внутрь незаметно удалось благодаря оставленной Октавией приоткрытой двери. Внутри амбара горел холодный свет светильника, сделанного Рейвен. В углу, до которого едва доходил свет, скорчился человек. Его лицо было в крови, футболка сплошь в дырах, через которые просматривались многочисленные открытые раны, окруженные темно-фиолетовые кровоподтеками. На руки несчастного без содрогания смотреть невозможно. — Джон, — выдохнула Кларк. Чувство жалости заполнило ее до остатка. Она поняла почему Октавия довела его до амбара, а не позвала кого-нибудь, того же Беллами, кто мог бы пристрелить Мерфи, как бешеного пса. Мерфи сдавленно застонал и приоткрыл глаза. В полумраке Кларк смогла рассмотреть фингал под его левым глазом. — Кто с тобой это сделал? — Земляне, — сквозь сжатые зубы выдал Мерфи. Кларк, стоящая рядом с покалеченным парнем, отошла к сестре и Октавии. — Его раны в очень запущенном состоянии. Их надо промыть и обработать антисептиком, иначе он заработает заражение. Давайте сделаем так: я схожу за антисептиком, а вы пока промоете ему раны. Мари и Октавия согласно кивнули. Сон, если он еще висел над ними, немедленно оставил девушек. — Я схожу за водой, — заявила Октавия и немедленно выскользнула из амбара. — Помоги Октавии. — У двери Кларк обернулась к сестре. — Постарайтесь не привлечь внимание Беллами. Я сомневаюсь, что мне удастся быстро добыть нужное. На первом ярусе все спят, так же как и на втором. Чтобы сделать все незаметно, нужно действовать тихо и быстро. — Я понимаю. Не беспокойся: все будет, как надо. Кларк кивнула ей напоследок и вышла из амбара, оставляя сестру ожидать возвращения Октавии.***
Ждать Октавию мне пришлось недолго. Она вернулась, держа кувшин и тряпки. Поставив кувшин на сколоченный ящик и положив рядом с ним тряпки, она сняла с себя куртку. — Промоем ему раны вместе. — Октавия бросила куртку на другие ящики, закатала рукава и взяла в руки мокрую тряпку. — Ты сможешь не орать? — спросила она у притихшего Мерфи, взиравшего на нее чуть ли не с ужасом. Несколько недель назад я ненавидела его — Мерфи был виноват в изгнании Лотты. Я была готова драться с ним, если он начнет нам как-то угрожать. Искорки злобы и ненависти на него потухли при виде тех мучений, какие пришлось пережить Мерфи. Он старался стоически выносить промывание ран. Это дало нам с Октавией шанс очень быстро промыть раны на лице. Мерфи шипел и морщился, но большего он себе не позволял. Сил терпеть у него не осталось, когда мы начали промывать ему глубокие раны на руках. Юноша тихонько поскуливал. Вода и тряпки стали темного цвета. — Нужно поменять воду и простирнуть тряпки. Октавия поднялась на ноги, взяла кувшин с тряпками и, как и в первый раз, тихо выскользнула за дверь. Мерфи лежал на полу и тяжело дышал. Создавалось впечатление, что он пробежал марафон и теперь воздух раздражал его легкие. Не надо быть гением, чтобы понять, что боль, какую он испытал от очищения ран, была нешуточной. — Джон. — Клянусь, я позвала его тихо и спокойно, однако для Мерфи все было иначе. От звука моего голоса он вздрогнул. — Мы обработали раны только на лице и руках, чтобы минимизировать вероятность заражения необходимо промыть раны на всех частях тела. — Я тут же пожалела о своих словах. Обработка его рук не была легкой — земляне вырвали ему ногти. Мерфи побледнел и сжался в комок, предчувствуя новую болезненную процедуру. — Тебе нужно будет снять с меня всю одежду? — Мерфи хрипел. Весь его вид от потухших серых глаз до искалеченного тела выражал несправедливость жизни. Этот парень был старше меня максимум на год, а выглядел, как побывавший в нескольких сражениях вояка, испытавший контузию и дикий страх. От того заносчивого мальчишки осталась только внешность. — Трусы можешь не снимать. Снять футболку с него я смогла, только разрезав ее. Мои опасения подтвердились, на спине и груди Мерфи живого места не было. Чтобы эти земляне не спрашивали у него, ответ им нужно было узнать немедленно. Такие раны нужно не просто промывать, их необходимо смазывать мазью, ускоряющей заживление. — Насколько все плохо? — Мерфи попытался встать на ноги. Попытка увенчалась тем, что он сдавленно охнул и больше не шевелился. — Здорово же тебе досталось, — Октавия вернулась с чистой водой. На ходу опустив тряпки в кувшин, она приблизилась ко мне. — Кларк не приходила? — Нет. Вопрос Октавии обеспокоил меня. С Мерфи мы провозились минимум полчаса, сестра уже давно должна была вернуться к нам с мазью. Наверное, беспокойство отразилось на моем лице, так как Октавия поставила кувшин на ящик и самым, что ни наесть спокойным тоном признала: — Не будем пока беспокоиться. У нас с тобой есть незаконченное дело. Промывание других ран заняло достаточно времени. К концу процедуры вода в кувшине была темной с омерзительного вида пленкой. Сам Мерфи лежал на обрывках своей футболки в одних трусах. Октавия вытирала лоб рукой. На ее запястье алели отпечатки пальцев — Мерфи крепко схватил ее за руку и долго не отпускал. — Радуйся, мы закончили промывать все раны. Октавия вышла из амбара, чтобы вылить воду. На этот раз в абсолютной тишине я услышала ее тихую поступь. Я повернулась к Мерфи. Он лежал с закрытыми глазами и его грудь равномерно вздымалась. Джон дремал. Я присела на ящик и прижалась к деревянной стене амбара. Сон медленно начал заволакивать меня. — Какой идиот оставил включенным свет?! Я подскочила на месте и упала с ящика на дощатый пол. Рейвен и те, кто с ней, очень близко. Страшно представить, что будет, если они войдут в амбар. Топот нескольких пар ног слышался очень четко. Я поднялась на ноги и, как можно быстрее, приблизилась к Мерфи. Он уже не спал. Широко распахнутыми глазами парень смотрел на приоткрытую дверь. Наивно думать, что Джон сможет бежать. Его стопы сильно изранены. — Рейвен, ты уверена, что злоумышленник здесь? — Мое предположение оказалось верным. Беллами и Рейвен переговаривались прямо за дверью. — Ладно, давай зайдем. Миллер, Дрю за мной! Я не дышала. Мерфи превратился в статую. Спина Беллами загородила дверной проем. Он уже здесь. Я не знаю, что делать. Беллами вот-вот войдет. — Беллами, ты чего не спишь? — Звонкий голос Октавии отвлек Беллами. — Кто-то зажег свет в амбаре. Необходимо найти злоумышленника, пока он ничего не украл у нас. — Это была всего лишь я. Кушать хотелось. Я хорошо слышала их голоса и мысленно представляла улыбку на губах Октавии, но ответ Беллами я не услышала. Это уже не важно. Беллами и его спутники сами вошли в амбар. Я успела заметить автоматы в руках Беллами, Миллера и Дрю. Октавию крепко держал Брайн. Кувшин лежал у ее ног. Брайн не давал ей возможности пошевелиться. Октавия брыкалась и вырывалась. Видя это, я сделала несколько шагов вперед и вправо. Загородить Мерфи — просто необходимо. Раздались щелчки взводимых курков. Беллами, Миллер и Дрю нацелились прямо на меня. — Мари, отойди немедленно! — приказал Беллами. Ледяной, полный ярости голос мог испугать кого угодно, но только не меня. Возможно, раньше я и почувствовала бы что-то, но только не сейчас. Единственное что я чувствовала — равнодушие или злость и ненависть. — Ни за что. Я не позволю вам его убить! Мерфи и так чудом спасся. Октавия продолжала вырываться. Кричать она не могла — Брайн зажал ей рот. — Если ты не отойдешь, тебе прострелят ногу, — клятвенно пообещал мне Беллами. Автоматы Миллера и Дрю, как по команде, нацелились мне в ногу. Мне, наверное, следовало уступить ему, а не упрямиться. Хотя, если подумать, Беллами никогда не откроет по мне огонь — за это ему прилетит от Кларк. Сестрица никогда этого не простит. — Отойди немедленно! — Беллами уже рычал. Я не шелохнулась, и Блейк еще больше разъярился. С прицела меня не сняли. — Что здесь происходит? — Кларк, наконец, пришла и, судя по ее лицу, не удивилась, заметив нежданных гостей. За ее спиной болтался рюкзачок. Беллами не ответил ей. Он и его шестерка стояли на одном и том же месте и держали меня на мушке. — Я спросила: что здесь происходит?! — повторила сестра, выделяя последние три слова. — Мерфи приполз сюда, — нехотя ответил ей Беллами, опуская автомат. Миллер и Дрю последовали его примеру. — Кларк, ты должна понимать: из-за этого скота половина наших людей была настроена против нас. — Он ранен, — парировала Кларк. — Ты не посмеешь его убить, пока он в таком беспомощном состоянии. — Что ты этим хочешь сказать? — Ты сможешь убить его только после того, как я и моя сестра его вылечим, — Кларк повернулась ко мне и коротко приказала. — Отойди. Мерфи лежал все в той же позе — на боку, ноги согнуты в коленях. Кларк присела на корточки рядом с ним и сняла с себя рюкзак. — Парню понадобится новая одежда и обувь, — объявил Беллами Финн, которого я поначалу и не заметила. — И теплые одеяла, — добавила Октавия, Брайн ее уже отпустил. Беллами кивнул на их требования. Его приятели уже протиснулись к выходу, и пока Кларк смазывала сидящему на полу Мерфи раны, я последовала за ними. — Куда это ты? — удивилась Октавия. — Прослежу, чтобы эти исполнили наши требования. Через двадцать минут угол в амбаре был застелен одним одеялом, вторым одеялом укрыт Мерфи. Спать ему в амбаре, а не в челноке велел Беллами. С ним никто не спорил. Лучше уж амбар, чем двор. Остаток ночи прошел более-менее спокойно. Я смогла еще поспать. Утром меня разбудила Кларк и отправила за водой, не дав поесть. — Успеешь набить живот. Мы должны исполнять наш врачебный долг. Нижний ярус был полон ребят, больных неизвестной болезнью. Признаться, этим утром я и сама чувствовала себя не очень хорошо: во всем теле ощущалась слабость, голова болела, глаза слезились. Я не стала ничего говорить сестре, у нее и так много дел. Я шла до бочки, как в тумане. Кувшин дрожал в моих руках. Зачерпнуть воды ничего не стоило. Только одно дело набрать, а другое — донести. Донести кувшин я не смогла. Руки задрожали, и он выпал. Мое самочувствие ухудшилось. Голова заболела сильнее, по щеке побежало что-то теплое, во рту чувствовался вкус железа. Я похолодела и на негнущихся ногах подошла к бочке. В воде смогла рассмотреть свое лицо, бледное в испарине. Из уголков обоих глаз текла кровь, кровоточил нос, коркой крови покрылись губы. Мне стало очень страшно. Перед глазами стояли строчки из медицинского учебника. «Гемморологическая лихорадка отмечается обильным кровотечением и сыпью в верхней части тела». Слабость усилилась, грудь сотряс кашель. Я рухнула на колени и убрала ладонь ото рта. Ладонь окровавлена. Судорожно задрала левой рукой рукав кофты. Рука была покрыта множеством маленьких красных пятнышек сыпи. Мир вокруг меня закружился. Потом все прекратилось.***
— И где ее носит?! Должна была вернуться еще полчаса назад. Ведь сказала же ей, что живот потом набьет. Ну и претендент в хирурги! Никакой обязательности! — Кларк хоть и ворчала себе под нос, не забывала разливать по стаканам одинаковые дозы лекарства. Стол был уже полностью заставлен стаканами с лекарством, емкостью с кипятком и небольшими баночками, содержащими сборы трав. С ухода младшей сестры больных прибавилось, и Кларк уже не справлялась. Октавию Беллами не подпускал на пушечный выстрел к челноку. Помощь Финна немного разгружала ее. Финну Кларк дала поручение, и он еще не вернулся. Стон донесся до нее из ближайшего угла. Кларк направилась туда с подносом. Мерфи, как и ночью, лежал на боку с прижатыми к груди коленями. Беллами позволил перевести его из амбара на корабль, выслушав не менее тридцати жалоб и доводов. Ему пришлось согласиться, что на корабле под присмотром Кларк шанс быстро выздороветь у Мерфи выше, чем в холодном амбаре. Поднос быстро опустел. Лекарство многими было выпито. Необходимую задачу на ближайший час она выполнила. Теперь можно заняться новым лекарством. Шум торопливых шагов отвлек ее от начатой работы. «Явилась не запылилась!» — с негодованием подумала Кларк. Она уже представляла, как выскажет сестре все, что думает о ней. Кларк обомлела, разглядев сестру: Мари неподвижно лежала на руках у Финна и чуть заметно дышала. — Я нашел ее у бочки с водой, неподалеку лежал кувшин. — Финн аккуратно уложил девушку в ближайший гамак. Кларк кинулась к сестре, дрожащей рукой дотронулась до лба Мари. — Жар, — констатировала Кларк. — Кожа гиперемированная, лоб в испарине. Присутствуют следы кровотечения. — С каждым фактом она мрачнела все больше и больше. Кларк продолжила осмотр. Расстегнула и сняла с сестры куртку и слегка отогнула ворот футболки. — Гемморрагическая сыпь на груди и руках. — Последние слова она почти прошептала, становясь бледнее полотна. Все симптомы свидетельствовали об инфекционной лихорадке. — Кларк, в чем дело? — Финн, доселе молчавший и вслушивающийся в слова Кларк, подал голос. — У нее острая форма этой болезни. Кларк в изнеможении упала на стул, приставленный к гамаку. Болезнь сестры стала сильным ударом для нее. — Она же поправится? — Финн подвинул другой стул к койке Мари и уселся на него. — Не знаю. — Это «не знаю» отобразило всю полноту ее скорби. — У меня дежавю. — Дежавю? — изогнул брови Финн. — Что-то подобное случалось раньше? Кларк замялась. Ее раздирали смешанные чувства: рассказать Финну эту историю или нет. Промучившись достаточно времени, она, наконец, решилась. — Это произошло десять лет назад… Вечер тянулся бесконечно долго. Сестры снова остались дома одни — родителей вызвали на внеплановое совещание Совета. Ни Кларк, ни Мари не могли точно сказать, скоро ли они вернутся. Обычно совещания затягиваются на несколько часов. Им строго-настрого наказали не выходить из родного отсека. Как назло телевизор не работал, а стеклянный книжный шкаф заперт на ключ. Делать было нечего. Мари лежала на мохнатом ковре и листала учебную книжку по арифметики. Она перелистовала страницы, не удосуживаясь прочитать правила. Кларк от нечего делать начала вязать крючком. Ее хватило на пару рядов, связав их, девочка отложила в сторону клубок красных ниток и крючок и потянулась. — Кла-арк, — сильно растягивая букву «а» Мари позвала сестру. Работа с логопедом избавила девочку от картавости. — Давай поиграем во что-нибудь. — Во что? Мари призадумалась. Она смотрела в свою книгу, гадая, что предложить. Девочка оторвала взгляд от книги и посмотрела на самую верхнюю полку над телевизором. На полке лежал небольшой бейсбольный мячик и две биты. Мари осенило. — В бейсбол! — выпалила она. Старшая сестра с сомнением покосилась на игровые принадлежности, потом на средние размеры комнаты. Мысленно она пыталась предугадать их наказание, если они разобьют телевизор. — Выйти в коридор мы не можем, а здесь кресла загораживают полкомнаты. — Так давай их сдвинем и поиграем. — Мари горела желанием сыграть в бейсбол. — Будь по-твоему. — Мари улыбнулась щербатой улыбкой. Кларк сразу же вернула ее в реальность. — Если нас накроют с битами в руках, родители узнают, чья это была идея. Совместными усилиями девочки сдвинули кресла к стене. Кларк приставила табуретку к стойке с телевизором, залезла на него и взяла биты и бейсбольный мячик. — Лови! — Она кинула мячик сестре и спустилась на пол. — Играем до двенадцати голов. Девочки отошли на два ярда и встали напротив друг друга. Кларк по полу откатила сестре биту. Мари первой начала подачу. Подкинув мячик, она с силой ударила по нему битой. Мячик с огромной скоростью полетел к Кларк. Девочка отбила его ударом своей биты, мяч вернулся к Мари. Сестры быстро втянулись в игру. Они быстро отбивали мяч. Кларк с удовольствием отправила мяч в полет, приложив чуть больше силы. Мяч летел с невероятной скоростью. Мари уже занесла биту для ответного удара… Уже хотела отбить… Бейсбольный мяч со всей дури впечатался ей в голову. Малышка бесчувственным мешком упала на пол. Бита укатилась под диван… — Мари!!! — истошно закричала Кларк, бросаясь к шестилетней сестре... — Она лежала на полу и не шевелилась. Из ссадины над правой бровью у нее текла кровь, и наливался синяк. — Кларк остановилась и посмотрела на озадаченного Финна. Парень слушал ее рассказ внимательно, не перебивал. — Это было очень давно, но я все помню как вчера. — Значит, кто-то пришел к вам и помог Мари? — догадался Финн. — Да. Кларк продолжала неистово кричать имя сестры. Она остервенело била ее по щекам, трясла, делала все возможное, чтобы привести в чувства. Все ее действия не имели никакого эффекта. Девочка больше не могла сдерживаться, из глаз покатились слезы. Кларк упала на колени и прижала к себе неподвижную младшую сестренку, горько плача. Дверной замок с щелчком открылся и в дом кто-то вошел. — Девочки, вы тут? — Джейк Гриффин зашел в гостиную. Он шел медленно, сказывалась усталость из-за напряженного дня. — Господи, Мари! — вскричал отец девочек и немедленно забыл об усталости. Джейк в два прыжка достиг дочерей. — П-папочка, я этого н-не хотела! — судорожно всхлипывала Кларк. — М-мяч попал в нее с-случайно-о! — сильный плач овладел ею. Джейк не глядел на старшую дочь. Он поднял на руки младшую, уложил ее на диван. Достал из кожаного портфеля небольшой пузырек и открыл его. Кларк, тихо всхлипывая, наблюдала, как отец подносит пузырек к носу сестренки. Мари пару раз чихнула и открыла глаза. — Ты как, милая? — заботливо спросил Джейк у младшей дочери. — Голова болит, тошнит, — слабо прошептала Мари. — Нам необходимо посетить врача. — Джейк поднял на руки младшую дочь и направился к двери. — Оставайся здесь, Кларк, — на ходу бросил их отец, выходя из отсека. — А что стало с Мари? — поинтересовался Финн. — В медблоке установили, что у нее сотрясение мозга средней тяжести. Меня не наказали. Родители, а особенно мама, посчитали, что я и так достаточно наказана. — Кларк вздохнула и встала со стула. — Ну да ладно. Хватит говорить об этом, необходимо помочь другим больным.***
Меня уносило в глубины тьмы. Вокруг меня было лишь отчуждение и холод. Вспышка яркого белого света едва не ослепила меня, а сильный толчок повалил на пол. Больше ничего не происходило. Я открыла глаза, встала на ноги и осмотрелась. Я оказалась в необычном зале: стены, пол и потолок были сделаны из темно-синего, с белыми прожилками, камня. По углам стояли высокие бронзовые канделябры. Свечи хорошо освещали комнату. Из мебели здесь была лишь длинная деревянная скамейка, уставленная подсвечниками с множеством толстых свечей. «Что это за место? Как я сюда попала?» — пронеслось у меня в голове. Если на второй вопрос я и кое-как могла ответить, то на первый, хоть убей, не могу. — Можно допустить, что я умерла. — Вслух, рассуждала я, меряя зал шагами. — Неужели это рай? Или все-таки ад? Никогда бы не подумала, что попаду в одно из этих измерений в шестнадцать лет! — Ты еще не умерла. — Тихий баритон заставил меня обернуться. — Но близка к этому. «Не может быть. Этого просто не может быть». На меня смотрел мой отец. Я не смогла контролировать себя. Вот я еще стою на каменном полу зала, а вот крепко обнимаю отца за шею. — Сильно же ты соскучилась, — со смешком произнес папа, бережно отстраняя меня. — Знаешь, Мари, сразу же после того, как я покинул земной мир, стал наблюдать за вами. Мне жаль, что ты так загубила свою жизнь арестом. Я с трудом поборол гнев от той несправедливости, которой подвергли твою сестру. — Во всем виноват канцлер. — Я удивилась, как холодно и безжизненно прозвучал мой голос. — Как же я его ненавижу! Вот оно. Я высказала то, что всегда ощущала к этому человеку, что не смела сказать вслух. Отец понимающе кивнул мне и взял за руки, успокаивая. — За что же ты так не любишь Телониуса? — Он предал тебя! Из-за него тебя казнили! Этот ублюдок предъявил ложные обвинения Кларк! Как жаль, что он не сдох! — Меня распирало от злости. На лице отца не дрогнул ни мускул. Между нами повисло молчание, которое он через некоторое время сам нарушил: — Ты еще слишком юна и импульсивна, Мари, чтобы понять всю прелесть в истинном прощение. Прощение, которое дают не тебе, а которое даешь ты. — Отец сделал паузу и продолжил. — В общем, ты никогда не должна желать кому-то смерти. В идеале тебе следует избавиться от ненависти, питаемой к Телониусу. Отец посмотрел на наручные часы и напрягся. — Как бы долго я не хотел с тобой поговорить, время нашего разговора стремительно истекает, а я так и не сказал главного. — Сердце пропустило пару ударов. — Ты должна знать, что попала сюда, а не куда-то еще, из-за твоей ненависти. Ненависть необходимо побороть. Это будет твоим испытанием. — Испытанием? — Ты должна будешь встать в центр зала и ответить на один вопрос. У тебя будет время до того, как догорит свеча. — Отец протянул мне длинную толстую свечу. — В этой свече твоя жизнь. Не успеешь ответить или ответишь неправильно — останешься здесь навечно, и твоя жизнь оборвется. Ответишь правильно — вернешься обратно. Я не знаю какой вопрос тебе достанется. Единственное чем я могу тебе помочь — это дать совет. Чтобы найти ответы, просмотри свои воспоминания и вспомни наши с мамой уроки. — Папа медленно начал растворяться в пространстве, перед тем как окончательно исчезнуть, он успел крикнуть. — Помни! Ответь до того, как догорит свеча! Я снова оказалась в зале одна. Отец исчез. Его слова об испытании немного встревожили меня. Если я отвечу неверно — останусь здесь, если не отвечу — тоже останусь здесь. Необходимо верно ответить на вопрос. — «Просмотри свои воспоминания», — передразнила я отца. — Как я это сделаю, тут есть Омут Памяти? Словно ответом на мой вопрос стены комнаты полыхнули холодным голубым светом. На том месте, где раньше были каменные стены, появились ряды темных мраморных дверей. Я направилась к ближайшей двери. — Эх, была—не была. — И потянула за круглое белое кольцо. Яркий золотой свет затянул меня в дверной проем, как пылесос бумагу.***
Три человека. Первые погибшие. Прошло всего семь часов с начала эпидемии. Финн смог убедить Кларк выпить двойную дозу лекарства. Мысленно девушка поблагодарила парня за подобное проявление заботы. Ревность к Рейвен немного утихла, механик сама сделала ей шаг навстречу, принеся свои соболезнования. Кларк стало немного легче. Правда легкость продлилась недолго. Мерфи, к удивлению остальных, быстро поправился и смог многое рассказать. Во время своего пленения Мерфи выдал все секреты Сотни. Его рассказ вызвал вспышку ярости у Беллами — он снова захотел убить Мерфи. К счастью для Джона появился Финн и сообщил о прибавлении больных в карантине. Кларк тут же двинулась за Коллинзом к больным. В гамаках лежали две девушки. Одну из них — Фокс — она знала как дружелюбную собирательницу фруктов, знакомую сестры. Другую — черноволосую, смуглую с длинными ресницами — она видела впервые. Обеим Кларк дала свое лекарство. Больные быстро задремали. — Ты не знаешь, из-за чего все это произошло? — В сотый раз спросил у нее Беллами. Они тихонько переговаривались за челноком. — Мы очень сильно разозлили землян, — задумалась Кларк. — И вот ночью возвращается Мерфи. Как он сам говорит, двери клетки остались открытыми. Его просто отпустили. Самое интересное происходит дальше: Мерфи возвращается в лагерь и его находит… — Октавия, — договорил за Кларк Беллами и внезапно понял все. — Второй после нее Мерфи увидели вы с Мари, и твоя сестра теперь на больничной койке. Так же, как и Коннор, Дрю, Миллер, Брайн, Дерек. — На последнем имени он тяжело вздохнул. Светловолосый Дерек не пережил болезнь. — Первыми заболели те, кто оказался рядом с Мерфи. — Земляне отпустили Мерфи не просто так. Они сделали из него… — Биологическое оружие, — снова договорил за Кларк Беллами и замер. — Кларк, все, кроме меня, тебя и Октавии, уже на больничной койке. Ты не могла бы осмотреть О? Я беспокоюсь, как бы она не подхватила эту заразу. — Конечно. Осмотр Октавии не дал никаких результатов. Она была полностью здорова. Что нельзя было сказать о состоянии Беллами. Старший брат Октавии буквально приполз в карантин. Октавия теперь сидела на челноке рядом с братом. Кларк через приоткрытую дверь наслаждалась заходом солнца. Всем больным в карантине она уже разнесла лекарство и теперь заслуженно отдыхала. Громкий хрип заставил ее вскочить на ноги и броситься к источнику звука. Мари хрипела, не приходя в себя, по ее лицу из глаз и носа текла кровь. Кларк застыла от ужаса. — Октавия! — громко позвала она младшую Блейк. Октавия быстро прибежала. На ее лице отразились те же чувства, что и в душе Кларк. — Она… Она… — Голос Октавии дрожал. — Умирает, — безжизненно подсказала ей Кларк. — Есть ли какой-то способ ей помочь? — Ты можешь сбегать к Линкольну за лекарством. Октавия, не говоря больше ни слова, протиснулась к выходу и понеслась с территории лагеря.***
Золотой свет окружал меня и затягивал в глубокий темный коридор. Мимолетный холод быстро прошел, и тело обдало волной тепла. Я смогла насладиться видом мириад светящихся звезд. Они излучали белый, голубой и даже желтый свет. Звезды заполняли весь коридор непрерывным потоком. Они не давали мне провалиться во тьму неведомого коридора. Лететь средь звезд оказалось совсем не страшно. Тепло приятно обволакивало тело. Чувство легкости переполняло меня. Казалось еще немного и у меня появятся за спиной крылья. Крылья, сделанные из прозрачного газа. Как и все хорошее, полет быстро закончился. Сама того не заметив, я аккуратно приземлилась на металлический пол. Свеча в моих руках сама собой зажглась. Я мельком огляделась. Металлический пол, стены и потолок. Люминесцентные лампы освещали холодным светом коридор. Прямо передо мной находилась массивная железная дверь черного цвета. Дверь зала перенесла меня на Ковчег. Я осторожно дотронулась до входной двери. Она распахнулась от единого прикосновения. Прошмыгнуть в помещение — легче простого. Внутри — наш старый отсек на Ковчеге. Я на цыпочках прошла в прихожую. Отсюда смогла услышать чьи-то голоса. Они доносились из комнаты, соседней с гостиной. Послав к черту всю предосторожность, я прокралась в гостиную и спряталась за ближайшим креслом. Едва успела это сделать, в комнату вошли двое. Они пересекли комнату и сели на диван. Я осторожно выглянула из-за кресла и посмотрела на вошедших. Моя челюсть так и отвисла. На диване сидели мой отец и я. Правда, на вид мне было семь-восемь лет. Отец и маленькая я сидели на диване и читали книги. Я привстала из-за кресла и попыталась опереться на спинку. Я не смогла даже схватиться за него, рука просто прошла сквозь объект мебели, словно его и не было. «Неужели я для них невидима?». Я выскочила из-за кресла и встала ровно посередине гостиной. Отец и маленькая я продолжали читать, и не обращали на меня ровно никакого внимания. — Эгей!!! — что есть сил, завопила я. Никакой реакции. Я еще раз громко крикнула. То же самое. «Возможно, здесь я просто сторонний наблюдатель?» Проверить свое предположение я не успела — моя маленькая версия отложила книгу. На обложке я успела прочитать «Хроники Нарнии». — Папа, — жалобно позвала она отца. По ее миловидному личику нескончаемыми потоками катились слезы. Отец оторвался от своей книги и посмотрел на нее. Я смутно помнила этот эпизод своей жизни. Вроде бы все было из-за двойки в школе или это было позже этого случая. Точно не знаю. «Что же помню-не помню, все равно сейчас узнаю, что к чему». Я подошла к тому дивану, где сидела плачущая версия меня и отец, и обратилась в слух. — Малышка, что случилось? — Девочка повернула к отцу заплаканное лицо и прижалась к его груди, ища утешение. Папа прижал ее к себе и погладил по спине. — Кто тебя обидел, Мари? — Они у-убили А-аслана! — дрожа от всхлипов, выдала девочка, протянула отцу книгу и ткнула в страницу. На ней виднелись капли от слез. Отец взял книгу из ее рук и углубился в чтение. Девочка терла глаза кулачками. Я поняла все до того, как отец открыл рот и объяснил все маленькой мне. Я редко, когда плакала над книгой. «Хроники Нарнии» были как раз такой книгой, над которой я впервые заплакала. — То, что сделал Аслан, Мари, называется самопожертвованием. Это великая добродетель и крайняя форма альтруизма. В наши дни редко встретишь человека искренне готового пожертвовать чем-то ради другого. — Значит, если я пойду на сознательный риск, ради спасения жизни другого это будет самопожертвование? — Девочка немного успокоилась и уже не плакала. Ее щеки были мокрыми, а глаза красными. — Если ты поставишь на кон свое благополучие, здоровье или даже жизнь, то да. Это самопожертвование. — А если это будет мой враг, и я спасу ему жизнь и прощу его. — Умение прощать — одно из самых важных умений. Еще Питтак, один из семи мудрецов, сказал: «Лучше простить, чем мстить». Запомни эти слова. Я почувствовала, как комната расплывается передо мной. Золотой свет окружил меня и отправил обратно в звездный коридор. Он вынес меня в зал. Я посмотрела на свечу. Она успела прогореть на полтрети. Слова отца снова и снова звенели у меня в голове.***
Октавия практически без приключений добралась до пещеры Линкольна. Стрелу, едва не попавшую ей в лоб, за приключение она не считала. Мало ли какому криворукому землянину пришла в голову идея пострелять. Больше ничего серьезного ей не встретилось. Тоннель к пещере был очень темным, и Октавии пришлось пробираться по нему практически на ощупь. Пару раз она спотыкалась и обдирала локти о шершавые каменные стены. Вход в пещеру был уже близко. Октавия из последних сил кинулась в пещеру. Теплый очаг успокаивал и согревал ее. В пещере она оказалась одна. Внутри нее все сжалось. — Линкольн, — негромко позвала она. Звук ее голоса отлетел от стен и усилился в несколько раз. Впрочем, это все равно ничего не дало. В пещере, как была одна, так и осталась одна. «Где же он? Мое время и так утекает. Лекарство нужно немедленно», — мысленно взвыла Октавия. Перед глазами девушки стояла картина — задыхающаяся, хрипящая, окровавленная подруга. Мари — первый человек, кто помог в первый день на Земле и спас ей жизнь. — Октавия. — Линкольн появился из северного прохода. Он быстро приблизился к девушке и тщательно осмотрел ее лицо. Октавия внезапно поняла все. — Ты знал. — Октавия отступила от Линкольна на два шага. Как он мог присылать ей цветы и любовно отводить волосы от ее лица и знать все ужасные замыслы лидеров своего народа? Или не знал? — Я пытался вытащить тебя оттуда. Ты разве не видела цветок? Линкольн напомнил ей об одной важной детали — о цветке белой лилии. Линкольн всегда оставлял белую лилию — это был их личный знак. Именно этот цветок Октавия увидела, прежде чем найти раненого Мерфи. — Видела. А потом увидела парня, которого вы прислали, чтобы заразить нас. Люди гибнут, Линкольн. Кларк послала меня за лекарством. — Октавия старалась скрыть отчаяние, так и пробивавшееся в ее голосе. — Пожалуйста, дай мне лекарство. На грани жизни и смерти моя близкая подруга. Та самая, что спасла тебя! В глазах Линкольна проскользнуло сожаление. Он покачал головой и вздохнул: — Нет никакого лекарства. Земля едва не ушла из-под ног Октавии, в глазах помутнело. В висках стучало: «Лекарства нет, Мари и все остальные могут умереть». — Так ты хочешь, чтобы все наши люди умерли? Все, включая меня. — Помутнение быстро прошло, теперь она говорила с ним высоким голосом, едва не срываясь на визг. — Болезнь быстро проходит, кого-то не трогает — мы делаем это, что бы проредить поле боя, — пояснил Линкольн и улыбнулся. Он совершенно спокойно отнесся к ее вспышке. — Я знал, что у тебя хватит сил не заболеть. Октавия успокоилась так же быстро, как и сорвалась. Посмотрев на молодого человека, она поражённо спросила: — Поле боя? Некоторое время Линкольн молчал и думал. Октавия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Наконец, Линкольн соизволил ей пояснить: — Они нападут на рассвете. — Помоги нам. В лагере Финн — парень, который хотел перемирия, и много других хороших людей. Линкольн снова покачал головой. Он жестом остановил готовую задать следующий вопрос Октавию. — Не могу. Я уже пытался раз вам помочь, и ты сама видишь, к чему это привело. Вас — заразили, меня — окрестили предателем. Октавия чуть не свалилась на пол, ошарашенная услышанным. Между Линкольном и Октавией затянулось молчание. Сестра Беллами не знала, что тут сказать. Она вообще понятия не имела, что делать дальше. Возвращаться в лагерь — не выход. Ребятам необходимо лекарство, без него они не смогут выжить. Лучшее, что она могла сделать — никогда не возвращаться в лагерь. — Я сегодня ухожу отсюда. Пойдем со мной. На востоке есть один клан. Он настроен куда более дружелюбно, чем мой собственный. Октавия не знала, как ей поступить. Уйти или остаться. Если она уйдет, как на это отреагирует ее брат. Рассердится он или напротив расстроится? Вполне возможно, что после этого он отречётся от нее. Нет, уходить нельзя. Она обязана быть рядом с братом. Впрочем, почему же обязана? Она не его собственность, она живой, свободный человек. Или же все-таки следует… В тоннеле, через который Октавия пришла в пещеру, раздался шум шагов. Девушка отошла к стене. В пещеру вошли двое, их лица закрывали капюшоны черных плащей. Октавия присмотрелась к ним и заметила у одной из фигур длинные тонкие косички. Пришедшие скинули с себя капюшоны. Перед Октавией и Линкольном стояли юноша и девушка. Они подошли к огню и с одинаковым выражением лица уставились на Октавию и Линкольна. — Зачем ты пришла сюда, небесная девушка? — спросил темноволосый юноша, снимая кожаные перчатки. — Наши люди объявили вам войну. — Как будто они сами это не знают, — фыркнула девушка, стоящая рядом с юношей. Она сняла с себя плащ и повесила его на гвоздь в стене. — Вы завоеватели! Вы только и делаете, что рушите наши традиции и устои. Вы принесли достаточно страданий нашему народу! Октавия использовала всю свою выдержку, чтобы не дать Кейт в глаз. Что это Кейт она поняла, как только та скинула с себя капюшон. — Насколько я помню, Кейт, — ледяным тоном начала Октавия. — Ты — тот самый человек, что угрожал моей подруге расправой. — Что? Рин, ты точно сделала то, что я просил? — Разумеется, Алекс, я помогла ей, — быстро заверила брата Кейт. При этом ее карие глаза были широко распахнуты. — Она говорит правду? — Алекс повернулся к Октавии. — Твоя сестра и правда помогла Мари, но потом начала угрожать ей. Октавия не смогла разобрать ни слова, сказанного Алексом Кейт, однако по тону и выражению лица юноши смогла предположить общий смысл. Алекс недоволен поступком сестры. — Зачем ты это сделала? — Алекс сжимал и разжимал кулаки. Его лицо побелело от гнева. Он, видимо, не заметил, как перешел с тригедасленга на английский. — Я лишь хотела не дать нам пасть. Твои чувства к этой девушки недопустимы. Ночные Братья и Сестры не должны ничего чувствовать. Мы должны в точности соблюдать кодекс и не нарушать его пункты. Я это сделала ради нас, Алекс! — В голосе Кейт звенели слезы. Она боялась реакции брата. — Ты говоришь, что мои чувства к Мари недопустимы. Ты требуешь полного соблюдения кодекса. — Алекс взглянул на сестру глазами, излучавшими одну лишь ярость. — Насколько я помню, ты и сама его не соблюдаешь. Рин, я знаю, ты влюблена. Только в отличие от тебя я не лезу в твои отношения с Артигасом. — Кейт что-то хотела сказать, но Алекс ее немедленно перебил: — Молчи. Просто молчи. Я не хочу ничего больше слышать от тебя, сестренка. Октавия со странным чувством удовлетворения смотрела на то, как Кейт отвернулась от брата, схватила свой плащ и пулей вылетела из пещеры. — Мари заболела? — Алекс сложил руки в замок и попытался успокоиться. — Да, — тихо ответила Октавия. Перед глазами снова встала подруга с окровавленным лицом. Алекс что-то прошептал. Его лицо выражало полнейшее недоверие. Он смотрел прямо в глаза Октавии и попытался найти в них следы лжи. — Невозможно, — услышала Октавия. — Рин давала ей обезболивающий отвар. Он должен был укрепить ее иммунитет как раз к такому роду болезней. Октавия поняла, что скрывать всю информацию от влюбленного парня — не выход. — На ее глазах родная мать погибла. Алекс внезапно что-то понял. Коротко кивнув, он вынул из кармана плаща небольшой пузырек из темно-синего стекла и вложил в руки Октавии. — Это сильнодействующий настой. Он повысит иммунитет. Достаточно трети чайной ложки на стакан воды. Отдай это ей. Алекс, больше ничего не говоря, кивнул Линкольну, все еще стоявшему рядом с Октавией. Он уже накинул капюшон себе на голову, уже встал одной ногой в проход, ведущий в тоннель, как Октавия схватила его за рукав: — Почему она заболела? — Сильнейшая психологическая травма, — коротко отчеканил Алекс и пошел по тоннелю. Октавии оставалось лишь проводить его глазами. Пузырек с настоем жег ей ладонь. Девушка с извинением посмотрела на Линкольна. — Мне нужно принести это лекарство ребятам. Прости, Линк, но сегодня я не смогу уйти с тобой. Она быстро направилась к выходу из пещеры. — Береги себя, Октавия. Октавия обернулась и слабо улыбнулась Линкольну. — И ты себя, Линкольн. Мы еще встретимся. — Посчитав, что с них достаточно прощаний, Октавия нырнула в коридор. Она побежала обратно в лагерь.***
Осознать всю сложность ситуации я смогла через несколько часов. Как оказалось не все двери зала ведут к моим воспоминаниям. Некоторые двери заканчивались тупиком, другие вели в жуткие подземелья и лишь третьи отправляли непосредственно в воспоминания. Пока я поняла это, свеча прогорела на две трети. Нужно спешить. Я закрыла глаза и отдалась своей интуиции. Открыла глаза, когда оказалась перед очередной дверью. Дверь распахнулась, не успела я прикоснуться к ней. Знакомый золотой свет втянул меня в звездный коридор. Я снова оказалась в нашем отсеке на Ковчеге. Только на этот раз мне было не меньше десяти лет, и разговаривала я не с отцом, а с мамой. — Они дразнят меня, называют малявкой! — Девочка, едва не плакала. Я хорошо помню, как училась стрелять, как сносила насмешки. Прицелиться, выстрелить, отойти — такие простые команды на первый взгляд, но для десятилетней девочки они были невероятно сложными. Как сейчас помню череду неудач и искривленные в усмешках лица старших ребят. — Ты сильнее, чем ты думаешь. Покажи им свою силу. Не смей сдаваться! Не сдаваться — одно из самых главных правил, которые прививали нам с Кларк почти что с младенчества. Как я могла забыть это правило? После разговора с мамой я передумала сдаваться. Спустя неделю я сносно стреляла назло тем парням. После первой победы во мне что-то поменялось. Я стала куда увереннее, чем раньше. В десять лет я научилась рьяно защищать свои интересы и отстаивать свое мнение. «Нельзя сдаваться», — отпечаталось у меня в голове. Золотой свет вынес меня обратно в зал. Свеча прогорела еще чуть-чуть. В зале не просмотренной осталась одна дверь. Я уже была рядом с ней. Золотой свет привычно уносил меня в глубины воспоминания.***
Кларк сидела подле сестры и влажной тряпкой обтирала ей лицо. За прошедшие два часа состояние Мари ни улучшилось, ни ухудшилось. К счастью, кровь остановилась, и сестра больше не задыхалась. Некоторым ребятам за эти два часа стало лучше. Таких было очень мало, больше тех, чьё состояние не изменилось или стало только хуже. Число погибших выросло. Занавеска, отгораживающая больных от здоровых, затрепыхалась. Октавия Блейк вошла в часть с больными. Девушка тяжело дышала, ее лицо была красным, а волосы влажными от пота. Кларк видела, что Октавия неслась в лагерь изо всех сил. — Я принесла лекарство, — выдохнула она, — и важные новости. Октавия достала из кармана пузырек и протянула его Кларк. Та крепко сжала драгоценный флакон. — Он усилит иммунитет наших. Достаточно трети чайной ложки на стакан воды. — Кларк кивнула ей и уже направилась к чайнику, как Октавия остановила ее. — Ты должна знать. Они нападут на рассвете. Кларк обернулась к ней. Флакончик в ее руках покрылся мелкими трещинками. Девушка сочла за лучшее ослабить хватку. — Позови Беллами и Финна. Старший брат Октавии был одним из тех, кому посчастливилось быстро оправиться от болезни. Он рассердился, узнав о поручении Октавии. Кларк надеялась, что его злость уже прошла. Спустя двадцать минут Беллами и Финн стояли перед Кларк, она за десять минут до их прихода дала всем больным новое лекарство. Его воздействие на ослабленные организмы ребят стало заметно сразу же — красное от жара лицо Мари постепенно принимало естественную окраску. Ей становилось лучше. — Мы не можем допустить это нападение, — высказал свою точку зрения Беллами. — Это необходимо как-то остановить. — Чтобы напасть на нас им необходимо идти по каменному мосту, где мы пытались заключить мир. Кларк хорошо помнила этот мост. Широкий и надежный. — Этот мост пережил апокалипсис, — напомнила всем Кларк. — Меня он не переживет, — уверенный голос Рейвен раздался из-за спины Кларк. Рейес они забыли позвать. — Я могу его взорвать. Земляне не смогут на нас напасть, если моста не будет. В словах Рейвен был смысл, и Кларк приняла решение. — Сделайте все необходимое, чтобы земляне не напали на нас. Финн, Рейвен и Беллами не выказали ей ни слова несогласия. Казалось, они совсем не удивлены ее приказом. Они кивнули Кларк, забрали необходимое оружие и отправились к мосту.***
Последнее воспоминание датировалось 2145 годом. Мне было двенадцать лет. Важный зачет по астрофизике. Достаточно сложный предмет для человека, не смекающего в точных науках. В голове пусто, а у соседа уже полный лист ответов. Соблазн подсмотреть слишком велик. «Честность и счастье висят на тонкой ниточке», — безэмоциональный голос раздался у меня в голове. Темноволосая девочка так и не повернулась к соседу и не списала. Эта картинка медленно размылась. Золотое свечение вынесло меня в зал и исчезло. Я приземлилось в центре зала. Все двери, в которые я входила, исчезли во вспышке белого света. «Ты увидела и услышала достаточно, чтобы ответить на вопрос», — металлический механический голос едва не вызвал у меня приступ мигрени. Я посмотрела на свечу в своих руках и похолодела. Большая свеча превратилась в огарок. У меня осталось очень мало времени. По залу внезапно пробежал легкий ветерок. Вокруг меня возникло пурпурное сияние. Странное тепло коснулось моей кожи. В голове прозвучала единственная фраза: «Мировое зло и враги». — Чтобы победить зло в мире нужно, прежде всего, победить его в себе. Ты можешь увидеть своего врага, если внимательно посмотришь в зеркало, — если я что-то и поняла из путешествий по воспоминаниям, то именно это я сейчас и выдала. Мгновение ничего не происходило. Потом в шаге от меня появилась воронка серебристого цвета. «Живи», — все тот же голос пророкотал у меня в голове. Вот он выход из этого странного места! Свеча в моей руке продолжала гореть. Часть меня требовала немедленно отправляться в портал, а другая немного подождать. В конце концов, я выбрала второе. — Ты сделала верный вывод, дорогая. — Отец появился у меня за спиной. — Я горжусь тобой, но ты должна отправляться обратно. Таймер все еще работает. — Я больше тебя никогда не увижу? Я чувствовала сильную грусть. Только грусть. Ненависть к канцлеру прошла в одночасье. — Я не могу тебе дать точного ответа. Скажу одно: мертвый — не значит исчезнувший навсегда. Помни это, дорогая. — Я кивнула. — А также, прежде чем ты уйдешь, запомни: то, что мы видим и то, что происходит на самом деле — иногда совершенно разные вещи. Портал затянул меня. Тело обдало приятным теплом. Меня несло в серебряном свете наверх. Я словно выплывала из глубин океана к поверхности. С каждым приближающим меня ярдом мне становилось легче дышать и все больше былого негатива отпускало меня. Пропали злость и ненависть, тщеславие и слабость. Балансируя на грани жизни и смерти, я стала другой. Наконец, я вынырнула и вдохнула воздух полной грудью. Во рту почему-то был горьковатый привкус трав, как в тот раз у Кейт. — Мари. — Грива светлых волос — первое, что я увидела. — Как ты? Тебе лучше? Неужели все это время Кларк сидела у моей постели?***
То, что почувствовала Кларк, когда ее сестра резко села на постели и попыталась отдышаться, можно охарактеризовать одним словом — облегчение. Девушка не могла насмотреться на спящую сестру. Сразу же после того, как Мари пришла в себя, Кларк отвела ее на второй ярус и уложила в кровать. На нижнем ярусе добровольцы раздавали больным лекарство. Больным уже стало намного лучше. Ребята весело переговаривались друг с другом и радовались выздоровлению своих друзей и товарищей. Кларк, зябко кутаясь, стояла на кладбище за челноком. Семь свежих могил. Следы болезни у многих скоро пройдут, но вот эти могилы будут вечно в этом месте. Семеро погибших подростков — очередная кровь на руках Совета. Кларк внезапно подумала, что было бы с этими ребятами не попади они в «счастливый» отряд Сотни. Мост удачно был взорван. Рейвен сразу же после этой операции попала в карантин. Кларк с самым сочувствующим видом протянула ей стакан с лекарством. Рейвен тихо поблагодарила ее, и эта благодарность окончательно убрала из души Кларк всю ту ревность. Урок, который пережила Мари, затронул и Кларк. Он превратил ее — семнадцатилетнюю девушку-подростка, во взрослого человека, научил ее ценить жизнь. И вместе с тем показал истинную сторону людей. — Вижу, тебя есть с чем поздравить, — отметил Финн. Они находились в лесу недалеко от лагеря. Финн стоял близко к Кларк, непозволительно близко. — Если ты про нахождения лекарства, поздравлять надо не меня, а Октавию. — Твоя сестра выжила. Я рад и хочу поздравить тебя с этим. — Спасибо тебе, Финн, но чего ты добиваешься? — Кларк чувствовала подвох. — Пойми, я не хочу стать причиной твоего разрыва с Рейвен. — Мы и так расстались, — тихо признался Финн. Кларк почувствовала смешанные чувства — радость и горечь. Она влюбилась в Финна и вот он ее шанс. Девушка колебалась пару мгновений. Кларк сама не заметила, как порывисто обняла его. Пальцы утопали в его мягких каштановых волосах. Поцелуй вышел очень пылким. Импульсивный жест не вызвал у нее никакого смущение. Это было правильно.