***
Кларк устала считать дни своего пребывания в этом месте. Белая комната ей осточертела. Руки так и чесались что-нибудь сломать. Останавливало присутствие Монти в соседней комнате, мало чем отличавшейся от ее, да впивающаяся в руку игла. Один раз она попыталась начать громить все, что было в палате, успеха не принесло, более того в шею ей попал дротик, и она провалилась в глубокий сон без сновидений. Больше о подобном она даже не думала. После первого усыпления ее мысли стали занимать три человека: Мари, Финн и Беллами. Кларк хотела и боялась узнать, что стало с этими тремя. Насчет сестры она более-менее была спокойна в тот момент, когда Анья проникла на корабль, Кларк видела, как Мари и Рейвен швырнуло в нижний отсек. Есть вероятность и большая, что обе живы и уже выбрались из подпола. А вот что касается Беллами и Финна… Первого она не видела с того момента, как он ушел к окопам. Вполне возможно что он… Нет, она не будет делать поспешных выводов. Тело Беллами они не видели. Он жив. Разумеется, он жив, также, как и Финн, и Монро, и Стерлинг и не надо думать о плохом. Настроившись на такой лад, она легко соскочила с кровати и подошла к маленькому окошку в двери. В окошко можно увидеть только одну палату, но пока Кларк хватало и этого. Она каждый день смотрела на Монти и обещала себе обязательно выбраться отсюда. Сегодня все по-другому. Кларк не увидела в окошке знакомой шевелюры Монти, зато успела заметить, как кто-то входит в его палату. Этот «кто-то» был облачен в защитную одежду и не слышал ни единого ее крика. — Что же делать? Что же делать? — Мысли в голове Кларк кружились калейдоскопом. Не удивительно, что она не заметила, как произнесла мучивший ее вопрос вслух. Решение пришло так скоро, что она осознала его, когда схватилась за нужный предмет. Нужно просто разбить окно и нащупать задвижку. Она посмотрела на то, что сжимала в руках. Капельница. Просто отлично. Окошко в двери разбилось быстро. Человек в защитной одежде не обернулся на звук бьющегося стекла. Кларк довольно улыбнулась, сунула руку в отверстие и чуть не завопила от боли. Не замеченный осколок впился в руку, принося боль. Кое-как Кларк дотянулась до задвижки и открыла дверь палаты. Человек в палате Монти не заметил и этого. Дверь отворилась бесшумно. Кларк вышла в коридор и подобрала с пола осколок. Вполне возможно он ей понадобится. Ее захлестывали разного рода чувства, и в один момент Кларк поддалась им. Она плохо помнила, что говорила человеку в защитной одежде, оказавшемуся хрупкой девушкой ее лет. У Кларк из памяти словно вырезали кусок, где она угрожающе, как нож, прижимает стекло к горлу девушки, как ведет ее к лифту, как они обе куда-то едут. Безумный страх глушил былое благоразумие. Кларк осознала, что делает только тогда, когда она и ее заложница стояли перед широкой аркой зала-ресторана. Она неосознанно отпустила заложницу, но осколок не выпустила. Кларк с широко распахнутыми глазами смотрела на богатый зал, совершенно не замечая, как кровь из раны капает на пол. — Держите нарушителя! Схватите нарушителя! — закричала одна из женщин в ресторане. Ее крик отрезвил Кларк. Девушка заозиралась по сторонам, прикидывая куда бежать. Но было уже поздно что-либо предпринимать. Вслед за криком женщины Кларк услышала сирену. — Боже мой! Где я? — пробормотала Кларк. Появившийся отряд охраны горы Везер без лишних церемоний надел наручники на руки замершей и несопротивляющийся девушки.***
Я замерла в дверном проеме, рукоять кинжала жгла ладонь. Рейвен переводила взгляд с меня на Мерфи, разряженный автомат она не думала отпускать. Мерфи сидел спиной ко мне и неотрывно смотрел на оружие в руках Рейвен. Он не мог поверить, что возмездие накрыло его так скоро. — Ты не сделаешь этого, — неуверенно сказал он. — Тебе не хватит на это решимости. К тому же не нужно впадать в такие крайности. Я не собираюсь тебя убивать. Просто не хочу подыхать в одиночку. Так же, как и ты. — Она не умрет в одиночестве. Слова Мерфи меня разозлили. Как он может просить Рейвен не впадать в крайности и не пытаться его убить, когда сам стрелял в нее и пытался убить? Непроизвольно я крепче сжала в руках рукоять кинжала. Мерфи обернулся ко мне, видимо, услышав мой голос, его глаза расширились. Я не умею читать мысли, но, похоже, в этот момент он представил, как длинное лезвие входит в его шею. — Мари, ты же не серьезно? — Он старался говорить спокойно, но голос дал петуха. — Ты дважды спасала мне жизнь, а сейчас убьешь? Я, не убирая кинжал в ножны, подошла к Рейвен и Мерфи. Оба не спускали с меня глаз. Одна заинтересованная происходящим, что даже не замечала боли, другой — едва ли не вздрагивал от ужаса, когда я подошла к нему. Взгляд Джона Мерфи был прикован к моему оружию. — Да, я спасла тебе жизнь. Потому что тогда была дурой, не знала, какой ты оказывается мерзавец. Хорошо, что я успела вовремя уйти, не то ты бы и меня придушил, как тех двоих. Мои слова впечатлили Мерфи. Он выпрямился на полу и шокировано посмотрел на меня. — Я бы никогда не стал убивать тебя! — выдохнул он, когда волна шока спала. — Как ты могла такое вообще себе представить? Ты спасла мне жизнь. Я у тебя в долгу! Те, кого я убил, хотели меня повесить. Они заслужили смерти! — А как же Рейвен? Она в чем виновата? Ты в нее стрелял, хотя ее не было на Земле в день, когда тебя хотели повесить. Что она тебе сделала? Мерфи опустил глаза. Сам этот жест так непривычен, что я сделала еще один шаг навстречу ему, чтобы хорошо рассмотреть его лицо. На нем написаны разные чувства: смущение, вина и еще что-то. — Это вышло случайно… — прошептал Мерфи. — Я хотел выстрелить в Блейка, а не в тебя, Рейвен. Прости. Он закрыл глаза. Я мысленно торжествую. Вот и все эта сволочь скоро покинет Землю. Я занесла кинжал, планируя просто перерезать горло, как домашнему скоту и… опустила оружие. Я не смогу это сделать, а даже если сделаю через силу, смерть Мерфи не даст мне спокойно спать. Парень может и не подарок, но не мне отбирать его жизнь. Не я ее давала, не мне решать его судьбу. Вместо удара по горлу, я использовала кинжал, чтобы разрезать прилипшую к рукам кофту. На голой коже отлично видны новые глубокие раны. Не удивлюсь, если на ногах и на боку творится то же самое. — Открывай глаза, герой, — скомандовала я ему. — Тебе снова нужно лечение. Пока я занимаюсь твоими ранами, хочу послушать полный внятный рассказ, как ты стал таким ублюдком и за что тебя включили в состав Сотни. Мерфи кивнул мне. Я встала на ноги и отправилась в свой угол за необходимыми вещами. Кажется, после сегодняшнего лечения Мерфи мне будет должен уже за три спасения его везучей задницы.***
Кларк уже полчаса сидела на жесткой койке в медотсеке на третьем уровне. Вооруженный отряд, увидев глубокую рану на ее руке, сразу же передал ее в руки медиков. Порез быстро зашили, закрыли пластырем. За неадекватное поведение она так же быстро поплатилась — ее здоровую руку пристегнули наручниками к кровати и немедленно послали за президентом. Она не раз успела пожалеть о своем опрометчивом поступке. Надо же было так напугать ту девчонку! Как ее кстати зовут? Ответа на этот вопрос Кларк не знала. Спрашивать у своих надзирателей не имела ни малейшего желания. Охранники стояли у ее кровати с таким видом, что самый отчаянный храбрец дважды подумал бы, прежде чем что-то говорить. Долго мучиться вопросами не пришлось. Когда часы пробили десять утра, охрана у дверей больницы вытянулась по струнке. Кларк поняла: идет президент. Президентом оказался худой мужчина с осунувшимся лицом в морщинах и седыми волосами. Он неодобрительно покачал головой, увидев Кларк. За те тридцать минут, что она провела в больнице, Кларк придумала себе тысячи оправданий и ждала случая их применить. Как оказалось напрасно. — Прежде чем мы начнем, Майя хочет тебе что-то сказать, — очень спокойно начал президент. Кларк обратила внимание, что президент пришел не один. Рядом с ним стояла ее бывшая заложница. Сейчас Кларк смогла рассмотреть ее получше. Невысокая, стройная и очень бледная. Короткие чуть вьющиеся темные волосы хорошо контрастировали с бледной кожей. Чем-то эта девушка напоминала Кларк ее собственную сестру. — Ты должна была следующей пройти очистку на карантине, еще десять минут и ты бы… — Голос Майи звенел от волнения или негодования. Чего конкретно Кларк так и не поняла. Зато поняла, что долго разглагольствовать этой девушке не дадут. Взметнувшаяся вверх рука президента тому самое яркое доказательство. Майя не закончила свою фразу. Ей пришлось сказать то, что от нее ждали: — Я не выдвину обвинений. Президент одобрительно кивнул Майе и отпустил ее. Он сделал еще один знак и наручники на руке Кларк расстегнули и сняли. Ее освободили от этой привязи. — Меня зовут Данте Уоллес, — наконец, представился президент и протянул руку Кларк. На костяшках одной руки она заметила несколько красных пятен и невольно отшатнулась. После битвы с землянами ей еще нелегко воспринимать нормальный мир. И чем бы ни были красные пятна, ей казалось, что это кровь. — Это краска, Кларк. Я такой же художник, как и ты. Услышав подобное, Кларк встала с кровати. Гордо выпрямив спину и глядя мужчине в глаза, она спросила: — Кто вам такое сказал? — Ваши люди. Еще они сказали, что ты была их лидером. Похоже, у нас с тобой много общего, дитя. Слышать такое от взрослого человека, безусловно, приятно. Многие бы пришли в полный восторг от того, что другой лидер равняет тебя с ним. Только не Кларк. Она не могла отделаться от гнетущего предчувствия надвигающейся беды и совсем не тешила себя бессмысленными восторгами. Сначала надо понять, куда она попала, а потом уже решать радоваться или нет. — Сколько человек вы забрали сюда? — холодно осведомилась она. Она совсем не хотела показаться грубой или кого-то обидеть, но иногда от прямолинейных вопросов никуда не денешься. — Всех, кого смогли спасти. К сожалению, спасти удалось не так много. Сорок восемь человек включая тебя. У Кларк пересохло в горле. Нет, не может такого быть! Финн, Беллами и Мари здесь, иначе и быть не может! Конечно же, ее сестру и двух близких людей спасли! Не могли же эти сорвиголовы просто сгинуть тем утром. Определенно не могли. — Моя сестра, — внезапно осипшим голосом начала она. — Марихен Гриффин. Она здесь? Президент покачал головой и несильно сжал плечо Кларк своей морщинистой рукой. — Мне очень жаль, Кларк, но нет. Скорее всего, твоя сестра погибла. Мои соболезнования. — Я хочу видеть остальных, — Кларк сказала это резче, чем планировала, но президент понимающе кивнул ей. Видимо, считает резкий тон допустимым из-за потери близкого человека. Кларк еле удержалась, чтобы не встряхнуть головой. Нет, Мари жива! Она просто не попалась этим людям, вот и все. — Ты увидишь своих друзей после экскурсии. А для начала тебе стоит переодеться. Президент оставил Кларк одну в палате. На переодевание ей не понадобилось много времени, и уже через пару минут она стояла перед президентом и остальными в новой одежде. Экскурсия пролетела незаметно. Данте Уоллес и его помощники рассказали много интересного. По окончании экскурсии Кларк привели на пятый уровень, где ее уже ждали. Джаспер и Монти первыми подлетели к ней и закружили ее. Кларк поймала на себе взгляд Фокс. Девушка счастливо улыбалась и звонко смеялась. От былого ужаса нет и следа. — Ребята, а где Финн и Беллами? — спросила Кларк Джаспера и Монти, когда ее отпустили и перестали заваливать вопросами по типу «Как ты? Ты не ранена?» Парни переглянулись, и Джаспер осторожно ответил ей. — Кларк, они не выжили. Ужас огненной стрелой впился ей в сердце. Финн. Милый темноволосый паренек, подаривший ей двуглавого оленя. Нутром Кларк чувствовала, что с Финном либо что-то случилось, либо случится совсем скоро. — Мы не знаем этого. — Кларк не желала поддаваться навязчивому чувству страха. Не зря же говорят: страх ранит хуже меча. Пока она способна трезво мыслить и верить в хорошее, ничто, продиктованное страхом, не сбудется. И уж тем более это ужасное чувство не отберет у нее ее доброго, ласкового, нежного Финна. — А Рейвен она здесь? Последний вопрос — отвлечение. Кларк не желала больше ни говорить, ни думать о Коллинзе и Блейке. Она не сомневалась, и Монти и Джаспер это поняли. Кларк не ошиблась. Оба поняли, что их подруга решила сменить тему, и сочли за лучшее промолчать. И тот и другой после выписки ни разу не видели Рейвен Рейес.***
Рассказ Мерфи глубоко тронул меня, заставил изменить своё отношение к тому, кого совсем недавно считала своим врагом. Джон попал в число Сотни за кражу, совершенную после смерти его собственного отца. Парень всего лишь хотел достать еды! Он не желал голодать. Мать Мерфи со дня смерти её мужа проклинала сына и много пила. Последними её словами было «Во всем виновен ты!». Я не скоро смогла подняться на ноги и отойти от Мерфи и Рейвен настолько сильное потрясение я испытала. Трагедия Джона Мерфи продолжала терзать моё сердце, немного отошедшее от моего собственного горя, в ушах все звенели и звенели слова «Он погиб, украв лекарство, которое так и не помогло мне!». Вместе с тем я начала по-другому смотреть на Мерфи. Он не враг мне, скорее союзник. — Мари, сожги тело землянина. — Мерфи обратил на себя внимание. — О чем ты? — Из-за необходимости обработать раны Джону я совершенно забыла про труп у меня во дворе. — Тот землянин, которого убила Рейес. Сожги его тело, так всем станет легче. — Я кивнула ему и собралась сделать шаг назад и выйти из челнока, но Мерфи сделал усилие и вцепился скрюченными пальцами в рукав моей куртки. — Ты помогла мне… снова, — хрипло сказал он и отпустил меня. — Что я могу сделать взамен? — Откажись от убийства Шарлотты, — бросила я и вышла во двор. Землянин лежал на том же самом месте, где я его оставила. Я обвела взглядом территорию лагеря, и мне пришлось признать, что дальше труп можно не тащить. Я отправилась в лес и в несколько заходов перенесла к сгоревшей бочке гору сухих веток, толстых и тонких. Сложить их для костра ничего не стоит. Вернувшись обратно на корабль, средь хлама я нашла уцелевшую бутылку самогона. Я не задавалась вопросом, как она уцелела, мне не нужны эти тонкости. Самогоном облила ветки, и уложила на них тело. — Твой бой окончен, — прошептала я и закрыла рукой глаза неизвестного землянина. Облила тело остатками самогона и подожгла костёр. Ветки вспыхнули ярким пламенем. Огонь быстро перебросился на тело. Меня обдало волной жара, от дыма заслезились глаза. Густой столб дыма ушел в воздух. Как хорошо, что сегодня пасмурно. Иначе нам пришлось бы плохо. Впрочем, нам и так будет не сладко, если сегодня я не принесу еду и воду. Рейвен и Мерфи нужно хорошо питаться. Я ещё не оставила надежды выходить хотя бы одного из них. Для этого придётся идти на риск. Костер догорел, и я смогла забрать с корабля рюкзак с фляжками и бурдюками для воды. Из оружия я взяла лук. Кинжал брать не пришлось, он всегда находился при мне, даже когда я спала. А вот куртку я оставила внутри корабля. Сделанная из кожи она доставляла мне некоторые неудобства в жаркую погоду. Сейчас на дворе, словно в печке. Без куртки чуть легче переносить жару, но вместе с тем я лишилась защиты для рук, шеи и спины. К счастью, куртка не понадобилась. В лесу царило спокойствие и, судя по старым человеческим следам, земляне давно сюда не совались. Мне везло. Не прикладывая особых усилий, я настреляла птиц к ужину и нарвала ягод. Когда в одном из карманов рюкзака, свободных от фляжек, закончилось место, а мои руки стали липкими от сока, я вышла к реке. Отлично, мне как раз нужно набрать воды и помыться. Первым делом я достала из рюкзака фляжки и прислонила их к камням так, чтобы вода без моей помощи наполняла их. Пока фляжки и бурдюки наполнялись водой, я разделась и вошла в реку. Вода смыла с моего тела грязь и очистила волосы от пыли. Когда я вышла на берег, ёмкости до краев наполнила вода. В прозрачной воде медленно плавали караси. Я с лёгкостью словила три рыбины, быстро выпотрошила и нарезала их на куски. На берегу я приметила несколько больших плоских камней. При такой жаре они точно смогут заменить костёр. Разложила рыбу на камнях. У меня есть двадцать минут до того, как их нужно будет перевернуть. Я предпочитаю не терять время понапрасну. Этот раз не исключение. Удостоверившись, что рыба никуда не денется с горячих камней, я ушла стирать одежду. Ровно через двадцать минут я, облаченная во влажные штаны и футболку, переворачивала рыбу. Я специально не обувалась в сапоги. Приятно, хоть иногда пройтись босиком по теплому мягкому песочку. Влажная одежда высохла на мне, как раз к тому времени, когда куски рыбы хорошо прожарились и их можно было есть. Поняла, насколько я голодная, лишь когда впилась зубами в первый кусок рыбы. Я старалась не откусывать слишком большие куски, помня, что в них есть кости. Рыба вкусная и сытная тает во рту. Мне хватило половины моей рыбины, чтобы наесться. Остатки я завернула в широкий лист лопуха и убрала в рюкзак. Внутри осталось достаточно места, чтобы положить все фляжки и бурдюки с водой. Пора возвращаться! Отряхнула стопы от песка и надела сапоги. Путь до лагеря займет часа полтора. Долго я тут просидела! Ребята явно будут недовольны моей медлительности. Ладно Мерфи он будет ворчать до тех пор, пока не увидит жареную рыбу. Рейвен — другой разговор. Она может обидеться на меня за задержку. В лагере я появилась, как и рассчитывала, через полтора часа и сразу же направилась к кораблю. У самого трапа я замерла. На корабле кто-то был. Маленькими шажками я взошла по трапу и тенью проскользнула в челнок. Людей, проникших в наше убежище, я заметила и узнала сразу же. Особенно одну женщину. Рука, крепко сжимающая рукоять кинжала, выпустила оружие. Ноги начали подкашиваться, и я, чтобы не упасть, схватилась за стену. Прямо на меня смотрела, та по кому я скорбела, та из-за кого я не спала по ночам, та об упоминании чьего имени мне хотелось лезть на стену и выть. Прямо на меня смотрела моя мать. — Вот мы и встретились, Марихен, моя дорогая девочка.***
На вершине башни, которую прозвали Обитель Пламени, перед закрытыми дверьми, ведущими в аудиторию, собралось семеро подростков. Все ребята состояли в старшем кругу учеников. Разделение на старший и младший круг происходило по возрасту. Все, кто младше четырнадцати лет, обучались по расписанию младшего круга. С четырнадцати лет они переходили на старший круг. Ученики, стоя перед закрытыми дверями, повторяли материал прошлого урока. Мало кто бездельничал за несколько минут до начала урока. Магистра Титуса опасались практически все. Алекс был одним из немногих, по правде сказать, их всего-то было два человека, кто не просто не повторял материала, а, демонстративно скинув с плеча сумку с книгами, прислонился к стене. Он обвел своих товарищей взглядом полузакрытых глаз. Когда ему надоело это делать, он уставился на сестру. Рин не замечала его взгляда. Она читала и перечитывала свои конспекты, мысленно повторяла важнейшие даты и битвы. Алекс не сомневался: сестра непременно получит «отлично», недаром она оставалась лучшей ученицей. Алекс продолжал ее прожигать взглядом, пока ему и это не наскучило, и он не нашел себе новое занятие. Он обвел присутствующих взглядом и нашел среди них своего младшего брата. Норт стоял у большого окна в отдалении от других учеников. В руках он сжимал свиток пергамента. Напротив мальчика, искривив рот в неприятной усмешке, застыл Данте. Алекс не слышал их разговора, зато отлично видел выражения лиц обоих собеседников. Видел ничем не скрытую ненависть в глазах братишки, его крепко сжатые кулаки. Того и гляди бросится на Данте. Алекс не торопился вмешиваться в их разговор. Он вообще редко вмешивался в разборки заносчивого братца с однокашниками. Это обычно делала Рин. Алексу даже вспоминать не хочется, как младшая сестра залечивала драчуну синяки и ссадины, а на следующий день их братец возвращался с еще более разукрашенным видом после очередной драки. Между тем страсти между Нортом и Данте накалялись. В какой-то момент — никто так и сказать не мог когда именно, Норт скинул на каменный пол сумку и шагнул к недругу, до побеления сжав кулаки. Внезапно открывшаяся дверь в аудиторию спасла Данте от кулаков Норта. Класс с большими окнами и высокими потолками хорошо освещался. Парты стояли пирамидой. В шаге от первой парты на небольшом подиуме возвышался учительский стол, справа от него висела доска. Стены класса украшало множество карт. Алекс по привычке отправился на камчатку. Желанным учеником Титуса его назвать никак нельзя. Да Алекс и не старался им быть. Юноше куда легче прогуливать историю и геральдику, чем угождать магистру. — Начнём с проверки домашнего задания. Тихий вкрадчивый голос Титуса разнесся по классу. Советник Лексы умел нагнать страху на нерадивых учеников. — Расскажите нам, Пьер, о битве за Верхний Улун. Алекс повернул голову вправо к несчастному Пьеру. Мальчишка поднял на Титуса свои широко распахнутые светлые глаза. Из его дрожащей руки выпала перьевая ручка. Пьер совсем не ожидал, что его спросят. Обычно Титус на своих уроках спрашивал Рин. Она и сегодня, услышав вопрос наставника, подняла руку. — Мне долго ждать, Пьер? Мальчишка сглотнул и на трясущихся ногах встал. — Я не готов, Седа. Глаза Титуса сузились. Он, медленно чеканя каждое слово, спросил: — Не готовы? Вот просто так не готовы? Да вы хотя бы пытались готовиться к уроку?! — Пьер что-то тихо, невнятно пробормотал. — Что вы там мямлите? Повторите! — Неготовый к уроку ученик открыл рот, чтобы оправдаться, но Титус лишил его этой возможности. — Впрочем, мне и так все понятно. Единственная причина, по какой вы не выучили урок — ваша лень! Худший грех, от которого нужно немедленно избавляться. Как вижу моя помощь в этом просто необходима. Сегодня после занятий вы придете сюда, Пьер, и только попробуйте уклониться. Можете сесть. Алекс отвел глаза от склонившегося над своим пергаментом Пьера. Мальчику недавно исполнилось четырнадцать лет и, разумеется, он не знал какой спрос с учеников старшего круга. «Еще узнает, — подумал Алекс, живо представив последствия вечернего посещения Титуса, — Хорошо, что я с ним не живу в одной комнате». Тем временем Титус успел спросить еще двух мальчишек и назначить им подобные наказания. Третий — Данте — попытал счастье назвать дату сражения. Неудачный ответ на вопрос вызвал у учителя вспышку едких замечаний. — В сорок третьем году после окончания Темного Времени была создана Объединённая Коалиция. Вам должно быть стыдно не знать этого. Думаю, мытье полов в Большой Трапезной поможет вам вспомнить историю вашего собственного народа. Мальчишки, наказанные обязательством явиться в Обитель Пламени вечером, с завистью посмотрели на Данте. Ему повезло намного больше их. — Я сегодня услышу правильный ответ на свой вопрос? — Битва за Верхний Улун произошла в девятом году от начала Темного Времени, — не поднимая руки, выкрикнул со своего места Норт, вскакивая на ноги. Алекс удивленно посмотрел на братца. Ни разу до этого дня тот не то, что не выкрикивал с места, он вообще не работал на уроках Титуса. — Правильно. Битва состоялась в девятом году от начала Темного Времени. Но, если вы, Нортон, еще раз выкрикнете, будете драить полы в классе вашей зубной щеткой. Норт присмирел и сел за парту. Титус, получив, наконец-таки верный ответ, потерял всякий интерес к Норту. Он отошел от парты мальчика и направился к своему столу на подиуме. — Слабо очень слабо. Ваша подготовка к уроку — это что-то невероятное. — Рин, что до этой минуты молчала, тянула руку и едва из штанов не выпрыгивала, хмыкнула. — Хотя, как мне кажется, в этом классе есть тот, кто готов к уроку. Кейтарина, выйдите на середину класса и покажите своим собратьям как нужно выполнять домашнее задание. Алекс невольно залюбовался, с какой грацией сестра вышла на середину класса. Впрочем, не только Алекс не мог оторвать глаз от сестры, все мальчишки — ученики старшего круга — уставились на неё, готовясь взять пример «готовности к уроку». — Битва за Верхний Улун датируется девятым годом от начала Тёмных Времён. Причиной сражения можно назвать богатство района природными ресурсами. В Верхнем Улуне в изобилии были драгоценные и полудрагоценные камни и металлы, достаточно чистой воды и крепкой древесины. Следует помнить, что Верхний Улун в то время и Верхний Улун сейчас — разные понятия. В то время Верхний Улун представлял собой небольшое поселение, в котором люди, даже не умели правильно писать слово «скрупулёзный», зато могли неплохо сражаться. Это умение им очень пригодилось, когда ночью, третьего сентября, на них напали соседи. Битва длилась до рассвета. Посёлок был отбит ценой множества жизней. Его стены обагрились кровью храбрых защитников. На тему этого события люди сложили множество преданий, легенд, песен. Самая известная песня — Гимн Ветра. Сейчас Верхний Улун — это один из красивейших городов, в нем находится самый большой и богатый храм. С четвертого сентября девятого года от начала Темных Времен и по сей день нападений на Верхний Улун совершенно не было. По этой причине и по причине быстрого выздоровления самых безнадежных больных город считается священным. — Превосходно, — оценил ответ Рин Титус. — Вот так нужно готовиться к урокам. Спасибо, Кейтарина. — Сестра улыбнулась и лёгкой походкой отправилась к своей парте. Запал праведного гнева Титуса стих, но он все равно не преминул заметить: — Запомните, пока вы будете лгать и лениться, говорить о вашем священном предназначении рано. То, что я увидел сегодня, просто опрашивая большую часть класса, просто караул. Алекс почувствовал горячую ни с чем несравнимую волну злости и гнева. «Какое ты имеешь право, лысый старикашка, говорить, что мы лжецы и лентяи?!» — Открывайте книги и конспектируйте двенадцатую главу. Алекс честно старался выполнить задание. Конспект мало чему мог его научить. Историю парнишка знал хорошо, если не сказать, что отлично. Его познания в этой области не ограничивались текстом скучного учебника. — Твердолобые неучи, — пробурчал Титус, выставляя оценки в журнал. Гнев, почти угасший, разгорелся с новой силой. Алекс захлопнул тяжелую книгу. Перо покатилось по парте и брякнулось на каменные плиты пола. Ребята отвлеклись от своих записей и заозирались в поисках источника шума. Не вертелась только Рин — сестра сидела перед самым носом учителя на первой парте и старательно конспектировала заданную главу. — Мне казалось, что я вам задал писать конспект. — Алекс вздрогнул. Титус подошел к ним незаметно и теперь пристально рассматривал учеников. «Ищет за что еще можно всыпать», — догадался Алекс. — Немедленно возвращайтесь к заданию, — приказал советник Хеды застывшим, как изваяния, ученикам. Мальчики похватали свои перья, так словно это были соломинки, вызволяющие их из ужасного болота. — Где ваш конспект? Алекс все то время, пока его братья по несчастью судорожно что-то писали, искал под столом перьевую ручку, с удивлением обнаружил, что магистр как-то странно посматривает на его работу, вернее на ее отсутствие. — Что простите? — Где. Ваш. Конспект. Юноша неопределенно пожал плечами и слегка улыбнулся: — Его съела собачка. Лицо Титуса побелело от едва сдерживаемой ярости. Мужчина с трудом удерживался от желания влепить дерзкому юнцу хорошую затрещину. — Отвратительно! Вы не только лентяй и вечный лгун, но еще и хам. Вы будете наказаны. Магистр успел только усесться за свой стол и достать свежий пергамент, когда новая фраза мальчишки заставила бросить дела не только его, но и весь класс. — Неужели выдерете? Рука не устанет? У вас и так на порку отправятся трое, сделаете меня четвертым? — с губ Алекса не сходила улыбка. Он словно смеялся над своим учителем. Другие учащиеся смотрели с ужасом то на Титуса, то на Алекса. Никому из них не приходило в голову вести себя таким образом на истории. Юноше никто не ответил, и он счел необходимым продолжить. — Вы хотите меня наказать, учитель, за тот материал, который яйца выеденного не стоит. — Ты будешь наказан за лень. — Последовал суровый ответ. — Лень? — деланно изумился Алекс. — Я отлично знаю весь этот учебник. Кстати, половину тем можно было и убрать. Там одна сплошная чушь. Сами посудите намного лучше вставить вместо битвы за Верхний Улун резню в Мории. Знаменательное событие. Считается, что именно из-за него Трикру и Азгеда по сей день воют, пусть и с перерывами. А еще… — Алексу стоило остановиться и обратить внимание на выражение лица Титуса. Учитель с убийственным видом смотрел на подростка, посмевшего попирать их многовековые идеалы и ценности. — Думаю все вы в курсе проведения прошлого Конклава. Магистр Титус, не подскажете нам, вашим ученикам, что случилось с Командующим Раффетом? Ответа на этот вопрос от магистра он не получил — его за шиворот выдернули со стула. Рин, видевшая это, негромко вскрикнула. — Собирай свои вещи и выметайся отсюда! — прошипел на ухо Алексу Титус. Ночному Брату не нужно повторять дважды. Алекс быстро покидал книги, перья и свитки в сумку и с видом героя направился к выходу из аудитории. У самой двери его за локоть схватил Титус. — Не так быстро. Думаешь, если ты, дрянной мальчишка, достиг возраста семнадцати весен, можно делать, что вздумается? Про Конклав он рассказать захотел! Молоко на губах еще не обсохло, чтобы распространять такие вещи. Ты будешь наказан, как я и сказал, но твое наказание тебе назначит Лекса. К ней ты сейчас и отправишься и передашь это. — Магистр с силой вложил в руку Алекса трубочку пергамента. — Ты еще пожалеешь, что я тебя просто не выдрал. Весь путь до тронного зала юношу раздирали противоречивые чувства. С одной стороны радость, что скучный урок закончился, а с ненавистным учителем он еще долго не встретится, с другой — неясная тревога, он всего лишь не успел вовремя остановиться. Раньше его за это к Лексе не отправляли. Все обычно заканчивалось взысканием. Что его ждет от Лексы, он даже представить не мог. Что содержит послание, он также не знал. Пока он шел по галереям и коридорам, спускался и поднимался по лестницам, думал над тем, чтобы вскрыть запечатанное послание. Всякий раз рука с зажатым в ней острым стилетом опускалась. Он не мог так поступить. Алекс пересек очередную галерею и ступил в центральный коридор. Здесь он чуть замедлил шаг. Как любому нормальному мальчишке ему хотелось оттянуть неизбежное наказание. Долго оттягивать не получилось. Меньше чем за пять минут он добрался по коридору к массивным дверям. Часовые молча распахнули двери перед ним. Ночному Брату ничего не оставалось как войти. У младшего круга шел урок. Мальчики и девочки внимали каждому слову Лексы. Алекс прислонился щекой к колоне, надеясь, что Хеда, увлеченная преподаванием новому поколению, не услышит, как он вошел. Напрасно. — Теперь достаньте свои перья и попробуйте разобраться с гербами кланов самостоятельно. Помните, вы можете ошибаться. Мы только учимся. Лекса спустилась со своего трона и сделала юноше знак следовать за ней. Они вышли на балкон. Отсюда маленькие найтблиды ничего из их разговора не услышат. — Что случилось, Александр? Алекс молча протянул ей послание. Хеда сломала печать и углубилась в чтение, через несколько минут она посмотрела на Алекса. В ее взгляде не было ни злости, ни разочарования только ледяное спокойствие. — Значит, ты хамил Титусу и пытался сорвать его урок. Зачем? — Я не пытался сорвать урок магистра. Я просто при всем классе захотел узнать правду. — От волнения у Алекса пересохло в горле. С трудом он смог договорить то, что хотел сказать. — Из наших по пальцам можно пересчитать тех, кого увлекает история. Я в их числе. Но в наших книгах написано такое, что точно не может быть правдой. Вы сами нас учили отделять правду от всякого рода лжи, завернутой в красивую упаковку. Я сказал об этом Титусу, ну и о последнем Конклаве. Алекс опустил глаза, боясь поднять их на Лексу. Его страшил ее вердикт, но в то же время он желал, как можно скорее его услышать и принять. Вполне возможно, что за честность она смягчит наказание. — За проявленное неуважение, начиная с этого дня и до дня нашего выступления в поход, будешь таскать в замок воду и чистить конюшни. От уроков истории и геральдики ты освобождаешься. Исходя из этого письма, — Лекса показала юноше сворачивающийся пергамент, — ты неплохо знаешь историю. — Но… — попытался возразить парнишка. — Либо это, либо я сегодня же прикажу Титусу всыпать тебе горячих за дерзость. Выбирать тебе. От перспективы быть жестоко высеченным Алексу стало плохо. Он, как никто другой, знал, что такое получить телесное наказание. И совсем не горел желанием проверять свою стойкость. — Я согласен на воду и конюшни. Лекса едва заметно улыбнулась. Она знала, что ученик выберет первый вариант. — Хорошо, приступишь к работе после ужина. Иди к себе. Через десять минут колокол объявит о начале нового урока. — Алекс поклонился и сделал шаг в сторону двери с балкона. Слова нагнали его быстрее, чем он сделал этот шаг. — Александр, постарайся нигде больше не «отличиться». Парнишка быстрым шагом пересек тронный зал и вышел за дверь. Он так и не заметил, какой тревожный взгляд кинула на него светловолосая Грета, не услышал, что сестренка прошептала на ухо своей близняшке.***
Кларк сидела в укромном месте и крутила в руках карту горы. На белом листе бумаги чётко выделялись все помещения Везер, кроме выходов, отсутствие последних не на шутку встревожило Кларк. Она, наученная суровыми буднями в лагере рассуждать логически, долго ломала голову над этой задачкой. Ответа, кроме ненужного калейдоскопа мыслей, вызванного чрезмерным беспокойством, не приходило. Все ей казалось диким. Навязчивое чувство страха и мысли, что все они здесь пленники, никак не проходило, чтобы Кларк не делала. Вконец устав от этого, она сложила карту и убрала её в карман. Найти выход можно и самостоятельно. Кларк вышла из общежития и неспешно направилась в зал-ресторан. Стоило извиниться перед Майей и поговорить с ребятами. Кларк доверилась своей памяти и уже через пятнадцать минут входила в большой богато украшенный зал-ресторан. Джаспера она увидела у стойки. Он о чем-то болтал с Майей. Кларк поспешила к ним. — Привет. Майя от звука её голоса вздрогнула, и Джаспер успокаивающе сжал её руку. — Майя, я хотела извиниться за утреннее. Я была напугана и беспокоилась за друзей. Надеюсь, ты сможешь меня понять. Посчитав, что с извинениями покончено, Кларк удалилась, сжимая в руке ключ-карту, незаметно взятый у Майи. Кларк смогла пройти два коридора и свернуть в третий, прежде чем пронзительно завопила сирена. — Не пленники значит, – пробормотала она и перешла с шага на бег. Бежать пришлось в полную силу — два отряда охраны горы буквально наступали на пятки. Мысленно Кларк перебрала все известные ей ругательства, пока петляла по коридорам, взбиралась и спускалась по лестницам, ужом проскальзывала в лифты. Охрана не отступала. Девушка из последних сил неслась по узкому коридору, безуспешно пытаясь нащупать выход. Она уже поняла, что здесь физической подготовке придают особое значение и порадовалась всем тем опасностям, что их подстерегали ежеминутно. Что ни говори, а они закалили ее. Слегка приоткрытая маленькая дверь за поворотом придала Кларк сил. Она с легкостью проскользнула внутрь и затаилась. Охрана пронеслась мимо, ничего не заподозрив. Девушка в изнеможении от долгого бега села на пол, прислонившись к холодной стене. Маленькая дверь привела ее в очередной переход между уровнями горы. Впрочем, «очередной» — не совсем верное слово для описания этого места. Помещение отличалось от других множеством лестниц и далекой от пола верхней площадкой. Кларк недолго рассиживалась. Очень скоро она встала на ноги и приблизилась к одной из лестниц. На подъем на самый верх Кларк потратила четверть часа, но это того стоило. Когда ноги Кларк коснулись твердой площадки, а глаза увидели большую круглую массивную дверь, ее губы сами собой растянулись в улыбке. Она нашла выход из этого странного места! Девушка и сама не заметила, как оказалась у самой двери. Руки сами собой потянулись к маховому колесу и коснулись холодного металла. Скоро, очень скоро она встретится с Финном… — Кларк, стой! — Как гром среди ясного неба раздался крик Джаспера. Парень, что есть сил, спешил к ней, рядом с ним семенила Майя. — Не открывай дверь! — Кларк едва зубами не заскрежетала от досады. Оказаться так близко к объекту своей свободы из этого пристанища обмана и лицемерия и попасться. Она повернулась лицом к Джасперу, не отрывая рук от двери. — Если ты откроешь дверь, все люди в горе погибнут. Их убьет радиация. — Кларк отдернула руки, словно обожглась. «Если откроешь, все люди погибнут». — Нет, на такой шаг она не пойдет довольно с нее смертей. Хорошо, что Джаспер сказал. Страшно представить, что было бы не успей Джаспер ее предупредить о том, что радиация убьет горцев. Хорошенького был бы мнения о ней Финн! — Отойди от двери! — В грудь Кларк устремилось дуло пулемета. Она решила все-таки выполнить требование. Пока отходила на несколько ярдов от двери к Джасперу, задавалась вопросом, какой кретин дал Майе право брать такое опасное оружие как пулемет. О том, зачем в «мирном» центре горы вообще такое оружие, Кларк старалась не думать, разумно рассудив, что у всех разные причуды. Кларк пребывала в собственных мыслях, потому и не услышала появления охранников. — Кларк Гриффин, вы арестованы. — Совершенно новенькие наручники с легким щелчком защелкнулись на запястьях девушки, попутно возвращая ее в реальность.***
Я могла только судорожно глотать воздух, моргать и до боли, до побеления костяшек, сжимать поручень. Я с трудом устояла на ногах. Мир, кажется, решил совершить сальте-мортале. До меня, как сквозь вакуум, доносились отдельные слова «девочка», «Сотня», «выжившие». Я не старалась в них вникнуть, все мое естество пыталось сделать единственную вещь — не упасть, любой ценой удержаться на ногах. Внезапно в глазах стало темнеть. Резкий запах пренеприятнейшей жидкости, в которой я секундами позже признала нашатырь, вернул меня в этот мир, полный звуков и красок. Земля перестала совершать кульбиты, и я смогла, хоть и не сразу, оторвать занемевшие руки от поручня. Мама убирала в потрепанный рюкзак маленький пузырек. — Мама, — нерешительно позвала я ее. Мой голос, хриплый и словно бы чужой, заставил меня саму вздрогнуть. Однако мама отвлеклась от своего рюкзака и посмотрела на меня. Ее рюкзак упал на металлический пол корабля, но ни ее, ни меня это абсолютно не волновало. Мама протянула ко мне руки и я, не задумываясь, кинулась в ее объятья. Она крепко прижала меня к груди. Я почувствовала, как трясутся ее плечи от едва сдерживаемых рыданий. Я ожидала, что к горлу подкатит комок едва сдерживаемых слез, но его не было, как не было и того камня, что давил на меня все эти ужасные недели. Скорбь прошла. Я начала испытывать необъяснимое облегчение, какое не могла испытать ни в один день на Земле. Интересно почему? Неожиданно я сама дала ответ на свой вопрос. Чтобы там не происходило на Ковчеге, как бы сильно я не старалась убедить себя, что не нуждаюсь в матери, что не хочу ее видеть, я все еще сильно привязана к ней. Мне, как и любому другому человеку шестнадцати лет, необходима ее ласка, тепло ее рук, что так бережно прижимают меня. — Я знала, что ты жива, Марихен. Всегда знала, — прошептала мама и поцеловала меня в макушку. От этих слов и этого поцелуя у меня по венам растеклось тепло. Я снова ощущала в себе то самое тепло, что исчезло после смерти папы. — Также как знала, что без петухов ты не можешь сделать себе сложную прическу. Мама шутит. Хороший знак. Меня совершенно не задело ее замечание про петухи, я и так знала, что, скорее всего, накосячила заплетая волосы после купания в реке. — Может тогда заплетешь меня? — Конечно, милая. Расплетай косу и садись на табуретку. Я быстро сорвала с волос резинку, и те угольно-черными волнами рассыпались по плечам. — Подруга, может, ты попозже разберёшься со своими косами. Мне есть охота. Мерфи ничто не изменит. Он с лёгкостью умудрился привлечь к себе взгляды пришедших с мамой людей. Даже не смотря на их лица, могу предположить, что на них написано. Безмерное сочувствие, сострадание, жалость. Они так и говорят: «Бедный, бедный голодный мальчик». Мне хочется сказать ему что-то резкое, но это не выход. Вместо резких слов, я натянула на лицо самую приветливую улыбку и протянула Мерфи столько еды и воды, чтобы он смог наесться досыта и вместе с тем осталось и другим. Пока мама переплетала мне косу, я могла видеть, как Мерфи, подобно голодному псу, набрасывался на рыбу и ягоды, начисто забыв про все правила приличия. По его подбородку стекал сок, а у ног лежала горка костей. Люди с Ковчега с ещё большей жалостью смотрели на Джона, а тот, словно не замечал этого, хлебал большими глотками воду из бурдюка. Надо ли упоминать, что бурдюк очень скоро опустел. К этому времени мама закончила прическу, и коса привычной тяжестью легла на левое плечо. Я невольно восхитилась маминым умением так быстро и аккуратно делать любые прически. Мама всегда заплетала меня, реже это делала Кларк. После мнимой смерти мамы я хотела в знак моей великой утраты обрезать косу под корень. Меня удержала Шарлотта. Несколько недель моей невыносимой вины и скорби она сама пыталась меня расчесывать и заплетать. Почему пыталась? Несколько раз я вставала и уходила вглубь леса или к обрыву реки раньше, чем она просыпалась, а возвращалась, когда она спала. В это время я могла ходить со спутанными, нечёсаными волосами и обкусанными ногтями. — Милая, все в порядке? — Мама слегка потрясла меня за плечо. Оказывается я уже несколько минут смотрела в никуда. За это время мама и ее спутники успели переложить Рейвен на носилки и положить в свои рюкзаки и мешки все полезные вещи с челнока. — Да, все в порядке, — вяло ответила я. — Просто все слишком непривычно: ваше появление, внезапная помощь… Я вспомнила о Шарлотте. Как она? Как пережила эти дни? Хватило ли ей еды? Я хотела предложить маме сходить до нашего бункера, но вспомнила сколько туда топать. Несколько часов. Нет, мама и ее спутники ни за что на это не согласятся. К тому же Рейвен ранена. Рейвен ранена — этот довод подействовал на меня как ведро ледяной воды. Мама и другие — ее единственная надежда на жизнь. Наша медицина может вылечить ее. Нельзя сейчас идти к моему бункеру. — Теперь все наладится, — пообещала мне мама. — Думаю, скоро к челноку подойдет Маркус, и все мы сможем выдвинуться к нашему лагерю. — Нашему лагерю? — Все потом, — оборвала все дальнейшие вопросы мама. — Иди, собирайся. Скоро мы уйдем отсюда. Собирать особо нечего: водоросли, сборы Кларк, йод, несколько бинтов. Все это добро с легкостью убиралось в рюкзаке Кларк. Сверху на них легли блокнот Кларк и почти полная гелиевая ручка — вещи сестры. Пока я собиралась, появился Маркус Кейн и его люди. Он приветствовал меня кивком, я ответила ему тем же, хотя в душе все кипело от негодования. Он и еще несколько человек отправили нас на смерть, а теперь Кейн даже не хочет мне и слова сказать. — Вы нашли кого-нибудь, Маркус? — спросила его мама, слегка сделав шаг навстречу долгожданному гостю. Может, мне показалось, но, похоже, лицо мамы просияло, а из груди вырвался облегченный вздох. — Четверо. Беллами Блейк, Доун Стерлинг, Зои Монро и Финн Коллинз. Ребята ждут снаружи. — Кейн оттер со лба пот. Он устал — поняла я. Почему же я раньше не заметила глубокие морщины на лбу, несколько седых прядей в волосах. Ему же не больше сорока! Я немного устыдилась своей внутренней вспышке негодования. Хорошо, что я не выказывала ему своего гнева. Было бы вдвое неудобно. — С твоей дочерью, Эбби, и с Джоном Мерфи получится пять человек первоначальной Сотни. Куда только делись девяносто пять подростков? — Сорок восемь человек, включая Кларк, забрали люди с горы Везер, другие, кроме Шарлотты Джонс и Октавии Блейк, или погибли в финальной битве с землянами, или за недели до нее. Взрослые уставились на меня вопрошающе. Пришлось рассказать все, что мне известно про павших и выживших. Всю душу вытрясли, прежде чем отпустить. — Спасибо за столь ценную информацию, Мари. Кстати, откуда тебе известны такие подробности? Вопрос Кейна едва не поставил меня в тупик. Я выдала то, что хотела и то, что, разумеется, не могло быть правдой. — Я была заместителем Кларк. Кем-то вроде лидера этого так называемого общества. Мерфи слегка прищурился, потянулся и криво улыбнулся мне. Рейвен ничего не слышала — она снова задремала. — Хорошо, — кивнул Кейн. — Выдвигаемся. Он подошел к Мерфи и, закинув его руку себе за плечо, помог подняться. Парень, постанывая от боли, медленно двинулся к трапу. Он что-то невнятно бормотал. Во дворе лагеря нас действительно ждали четверо ребят. Кейн кивнул им и знаком указал на сгоревшие ворота лагеря. На миг он отпустил Джона и отошел в сторону поговорить с моей мамой. В этот миг все и произошло. Беллами бросился на Мерфи и последний от неожиданности и боли оступился и упал на землю. Закричала Монро. Кейн действовал жестко. Ударом шокера он оторвал Блейка от Мерфи и надел на Беллами наручники. Один из спутников мамы помог Джону встать на ноги. — Ты будешь наказан, — объявил Кейн Блейку. — Запомни: вы не животные, и я не потерплю никаких драк. — Идем, дорогая, — положила мне руку на плечо мама. — Мужчины сами решат свои проблемы. Мы должны помочь Рейвен. Бедная девочка едва живая.***
За пару часов в изоляторе Кларк успела поставить перед собой цель и способ её достижения. Она успела досконально проанализировать свои действия во время битвы с землянами (о фиаско в горе она старалась не думать) и найти все досадные ошибки. Кларк также вспомнила, где стоял Финн, и прикинула вероятность его выживания в том огненном аду. Цифры обнадеживали. Для себя Кларк решила, что не поверит в смерть Финна до тех пор, пока ей не предоставят его труп. Когда тюремщики пришли за ней, она встретила их милой улыбочкой. — Куда теперь? — К президенту. Надеюсь, тебе хватило времени, чтобы сформулировать объяснение своему поведению. Кларк предпочла молчать, пока охрана застёгивала браслеты наручников на ее запястьях, и пока они шли в помещения президента. Своё объяснение она придумала в первые полчаса заключения, поэтому и особо не волновалась, пока шла по коридорам и спускалась на уровни горы. Охрана не спускала с неё глаз весь путь. Кларк почувствовала себя немного свободной, когда они остановились у стеклянных дверей. — Открывайте. Первыми в помещение вошли охранники, потом втолкнули Кларк. Помещение оказалось художественной мастерской. У стен стояли мольберты с чистыми холстами, на подставках лежали краски и кисти. У одного из мольбертов с почти законченной картиной стоял президент. Он обернулся на звук тяжёлых шагов охраны. — Наручники не нужны. По знаку Уоллеса Кларк освободили от оков и оставили наедине с президентом. — Займи свободный холст. Кларк ожидала любых слов, но не этих. Она растеряно переспросила: — Что сделать? — Подойди к мольберту и начни писать свою картину. Пиши и слушай меня. Кларк помотала головой: — У меня пока нет вдохновения, но я могу выслушать вас так. «Вы похитили меня из среды, где я жила припеваючи. Вы заточили меня здесь и выяснили все о моей физической оболочке. Душу, мысли, внутренний мир я вам не отдам!» — хотелось прокричать Кларк, но она сдержалась. Не хватало, чтобы ее упекли в карцер. На Ковчеге хватило. До конца жизни. — Очень жаль, дитя. Я хотел посмотреть на твои картины. Художники в наше время редкость. Но если у тебя нет вдохновения… — Уоллес указал на кожаный диван. — Присаживайся, нам есть что обсудить. Кларк сразу же почувствовала себя не в своей тарелке. Ну не любила она разговаривать с взрослыми тет-а-тет. Ее пробирал то холод, то жар. Кожаная обивка дивана неприятно холодила кожу. Все в мастерской действовало угнетающе на нее. — Пятьдесят лет назад мы открыли дверь наружу. Тогда погибло семьдесят человек, включая мою старшую сестру. Мы допустили ошибку и поплатились за нее. Радиация губительна для нас и наших детей, в отличие от вас, у нас нет к ней устойчивости. Мы обречены провести в горе всю свою жизнь. Та дверь, у которой тебя поймали, никогда не должна открыться. — Голос президента стал строже и жестче. — Если тебя еще раз поймают за попыткой погубить всех нас, я буду вынужден передать тебя, милое дитя, сектору по борьбе с экстремистской деятельностью и подростковой преступностью. У них ты точно не забалуешь. У Кларк перехватило дыхание. На мгновение она представила себе, как ее отправляют в изолятор, а оттуда на пожизненный срок за решетку. Об этом она точно не мечтала и не грезила. — Этого не повторится. — Слова удалось выдать с трудом, мешал внезапный спазм. — Вот и славно. — Старик кивнул ей и встал с дивана. — Однако мы слишком разговорились, пора идти ужинать. Я провожу тебя, Кларк. Кларк ела мало и осторожно. Всякий раз прислушивалась к своему организму. Она сама себе боялась признаться, что горцы могут желать ее отравить. Кларк вяло реагировала на все речи президента в честь новых гостей. В каждом его слове она слышала нотки лицемерия. Это ее не удивило. Удивило другое: как Джаспер или Монти не слышат этого. «Впрочем, — решила для себя Кларк, — пусть не слышат лицемерия, спать лучше будут». Небесная Принцесса одной из первых вышла из-за стола и вернулась в общежитие. На ее кровати лежал неожиданный подарок, что-то твердое, завернутое в подарочную бумагу. К подарку прилагалась записка: «Если будешь вдохновлена». Кларк, не скрывая любопытства, сорвала бумагу с подарка и чуть не остолбенела. Небольшой кожаный чемоданчик, а внутри, то о чем она и мечтать не могла — новый альбом, наборы простых и цветных карандашей. Сердце радостно забилось. Вот он! Ее шанс. Она еще может сбежать отсюда, нужно только до поры до времени оставаться тихой доверчивой дурочкой. Кларк с легкостью влезла на второй ярус кровати и тихо рассмеялась. Данте Уоллес сам дал ей в руки козырь. На этот раз она его не упустит, и план сделает не на коленках в прихожей. Кларк посмотрела на дверь общежития, прислушалась к голосам и погрузилась в невероятно творческое дело — разработку нового плана побега.***
Алекс и помыслить не мог, что это так тяжело исполнять работу слуг. Ладно, еще наносить в замок воды с этим он справился без лишних проблем, помогли натренированные руки. Конюшни — отдельная тема. Выгребать навоз оказалось очень тяжелым и муторным занятием. К концу своей отработки от него несло так, что его не пустили в Казармы, а отправили в баню нижнего города, там же пришлось оставить свою пропитавшуюся потом и грязью одежду. Алексу еще повезло, что в бане ему дали более-менее приличные тряпки. В верхний город он вернулся с ударом колокола. Мост подняли, когда он сошел с него. Алекс, к своему огорчению, понял, что голоден, несмотря на сытный ужин. Но таскать с кухни в тот час, пока все еще бодрствуют не выход — можно попасться и тогда с ним церемониться не будут. Он не раз видел последствия легкомысленности пажей, конюшат и многих других мальчишек. Их ловили на месте и самое легкое, что их ожидало — ночь в темнице. Алекс не настолько голоден, чтобы прозябать в темном холодном подвале, пока его брат и сестры что-то весело обсуждают. Юноша и сам не заметил как оказался перед дверью Казарм. Дверь с легкостью поддалась ему, и через некоторое время он стоял у двери их комнаты. В спальне кипела жизнь! Красавица Рин читала, близняшки пытались разобраться в политологии, а Норт что-то писал. Когда Алекс вошел в комнату, все прекратили свое занятие. Близнецы встретили своего брата бурной радостью, Рин сдержанно. Но их смех и улыбки омрачил дикий взгляд Норта. Мальчишка, услышав скрип двери и увидев старшего брата на пороге, как с цепи сорвался. — Все из-за тебя! — внезапно закричал он. — Из-за такого придурка, как ты, чертов магистр заставил меня описывать эти треклятые догматы! Норт резко вскочил со стула, задев при этом чернильницу. Синяя жидкость потекла по его пергаменту, уничтожая всю проделанную работу. Своевременное вмешательство Рин спасло драгоценные шкуры, устилающие пол, от чернил. — Успокойся. Сядь на кровать, — спокойно попросил брата Алекс. Воспитан Норт был из рук вон плохо. Алекс уже привык к его постоянной смене настроения, неконтролируемому гневу. Норт, как и следовало ожидать, не удовлетворил просьбы брата. Напротив, он набросил на плечи плащ и схватил со стола свитки, чернила и перья. — Куда ты? — испуганно прошептала Грета. — Подальше от всех вас! — зло ответил ей Норт и вперил в худенькую девочку, свою сестренку, все тот же взгляд, излучающий гнев и злость. — С дороги. Бледная дрожащая не то от холода, не то от страха Гретель не сдвинулась с места. На ярость брата она отвечала своей детской открытостью. Она думала, что улыбка и ясные голубые глаза остановят дикого Норта. Норта это не остановило. Он с силой толкнул девочку и, пока та вставала на ноги, выбежал из комнаты. Алекс проводил брата глазами и сплюнул: — Маленький эгоистичный подонок. Сомневаюсь, что его волнует что-то кроме себя. — Мы не знаем этого, — тихо ответила ему Рин, осторожно обнимая готовую заплакать Грету. — Не знаем… В Западной Башне сидя спиной к камину, в котором тлели угли, запустил пятерню в темные волосы Норт. Мальчик только не выл волком. В полуметре от него на столе лежали бумаги, перья, чернила и стояла аппаратура, необходимая для опытов. Норт не шевелился. Он словно оцепенел. Сидел и смотрел в одну точку — в пол. Маленький комочек черных перьев зацепился лапками за его штанину и взобрался по ноге к колену. Движение маленького теплого тельца привело Норта в чувства. Он поднял глаза к своей ноге и уголки его губ слегка приподнялись. Мальчик подставил ладонь к колену и комочек размером с трехнедельного котенка перелез к нему в руку. Норт ласково погладил птенца по перьям. — Привет, Курш. Я не заметил, как ты проснулся. — Птенец что-то пропищал и щелкнул массивным клювом. — Кушать хочешь? — Норт встал на ноги и подошел с птенцом в руках к столу. — Сейчас поешь. Он вернулся к камину, в одной руке держа Курша, а в другой — мягкую смесь из творога и мяса. Птенец умял свой ужин за пару минут, и поняв, что больше ничего не получит, аккуратно спустился на каменные плиты пола. Норт наблюдал за слетком и становился все мрачнее и мрачнее. Этому малышу всего пять недель, а он уже в смертельной опасности. Мальчик помнил каждое слово, услышанное от подлеца и мерзавца Данте: — Либо ты делаешь сильнейший яд, и я оставляю твою тайну при тебе, либо через неделю получишь фаршированного ворона с овощами. Отчаяние и страх заползали в каждую клеточку тела Норта. Но хуже этих чувств было лишь принятие своего чудовищного поступка. Он поднял руку на свою младшую сестру. Да, она не покалечилась, но лучше бы было, чтобы отпечаток ужаса Норта отразилось в физической травме, а не в душевной. Мальчик прикусил изнутри щеку и почувствовал медный вкус крови. Он не знал, что делать. Данте, Грета, Курш — все смешалось. Норт с ненавистью поглядел на стол, на свое эссе. — А может, и не делать его? — спросил сам себя Норт. И сам себе ответил. Конечно же, делать. За невыполненное домашнее задание он рискует получить розги или плети, что намного-намного хуже. При мысли о возможном наказании Норта словно хлестнуло — он вспомнил взгляд Алекса. Этот взгляд хлестнул его сильнее розог или самой яростной плети. В нем выражалось такое отвращение, словно брат испачкал свои сапоги в чем-то воистину мерзком. Норт тяжело вздохнул, как вздыхает человек, переживший много плохого. Его вздох услышал птенец и радостно пища потрусил к мальчику. — Эх, Курш, что же нам с тобой делать? Вороненок громко щелкнул клювом. Глазки-бусинки синего цвета доверчиво посмотрели на мальчика. И от этого взгляда Норту стало больно.***
До лагеря мы добирались два с лишним часа. К концу пути я выбилась из сил. Шутка ли весь день провести на ногах? Зато в лагере начался рай небесный. Сразу же по приходу нас накормили — горячий суп, чай. Шестое чувство подсказывало, что нам дали все самое лучшее, а восторженные взгляды наших людей — что нас воспринимают едва ли не героями. Сердобольные жителя лагеря Джахи, так назвали этот лагерь, подсовывали нам всякие калорийные вкусности. К концу ужина я чувствовала, что скоро не влезу в свои штаны. Я наелась до отвала, и больше всего мне хотелось спать. Как оказалось с последним напряженка. После ужина нас отправили в своего рода баню, разделенную для парней и девчонок. Я смогла хорошо промыть свои волосы шампунем с запахом лаванды, а тело — приятно пахнущим мылом. Одежда многих пропиталась потом и кровью ее отправили в стирку, а вместо нее выдали для девушек длинные ночные рубашки, для парней штаны и рубаху. И тем и другим в комплекты не забыли положить длинный халат и тапочки. Свою одежду я не отдала в стирку. Ее у меня забрала мама и пообещала отнести в мою новую комнату. Сам факт, что у меня будет комната в лагере, был для меня приятной неожиданностью. Неожиданностей в этот вечер хватило и не совсем приятных. После душа нас, закутанных в халаты, повели в медблок, где осмотрели и взяли анализы. Когда осматривали меня, я еле сдерживала раздражение, медики придирались к каждой царапине, говорили, что моя кожа слишком сильно загорела, что развитые мышцы на руках и ногах — ненормальное явление. В конце концов, мне назначили в три раза больше тестов на всякие полинейропатии. В кабинет к Джексону на сдачу крови я не вошла, а влетела, взбешённая осмотром доктора Аврелия и его пустоголовых коллег. Монро, уже сдавшая кровь из вены, удивленно приподняла бровь. — Что случилось, Мари? — Джексон, как верный друг, заметил выражение моего лица. Я в эту минуту переводила дыхание, чтобы успокоиться и не сорваться на хорошем человеке. Вместо ответа я выложила на стол все направления на анализ крови. — Доктор Аврелий подозревает у меня все болезни исключительно из-за царапин, развитых мышц и загара. Он точно не чокнутый? Джексон рассмеялся и начал доставать новый шприц из упаковки. Спирт и вата ждали его на столе. — Нет, Аврелий нормальный. Он просто хочет объяснить твой вопиющий поступок безумием или другими заболеваниями. Я закатила глаза. Попыталась убить Джаху — сошла с ума. Логично. Хоть и не достоверно. У меня скорее бы поехала крыша от смерти отца, а не покушения. — Пусть ищет. Все равно не найдет. — Джексон в этот момент вытаскивал шприц из моей руки, от моих слов он отвернулся, и я не могла видеть его лица, но, как мне показалось, он сдерживал рвущийся смех. — Надеюсь для меня самой это не будет кошмаром. — Исследование Аврелия для тебя, Маришка, кошмаром не будет. Про посещение парикмахеров, визажистов, всяких там мастеров маникюра-педикюра я тебе того же сказать не могу. Джексон оказался прав, посещение салона-красоты стало для меня кошмаром. Я слишком устала и засыпала всякий раз, когда меня не трогали. Во время эпиляции я не спала только потому, что боль мешала мне заснуть. Зато когда перешли к втиранию крема в руки и стопы, удалению кутикулы, обработке ногтей и подравниванию волос я клевала носом. — Не засыпай, Марихен. Лучше выпей это. — Девушка, мастер-маникюра, слегка потрясла меня за плечи и передала чашку с ароматным дымящимся напитком. Не открывая глаз, я поняла, что это за напиток. Кофе. Я послушно осушила чашку. Тепло напитка заструилось по венам, а горечь осталась где-то в горле. — Спасибо. — Я вернула девушке чашку. И внезапно спросила: — Почему с нами водятся как с наследниками королевской крови? — Люди считают, что вам благоволит кто-то свыше. Все в этом мире не случайно. Бог предпочел сохранить вам жизни и дать второй шанс. Люди считают это чудом. А раз выжили вы, всеми осужденные подростки, значит, скоро в лагерь вернется живой и невредимы Телониус Джаха. Поэтому они в таком восторге. — Девушка помогла мне встать с высокого кресла. — Посмотри на себя в зеркало. Я стояла у зеркала и не видела в нем себя. Мы выжили, потому что нам благоволил Бог? Бред. Мы живы, потому что мы боролись за свою жизнь. Если бы нам кто-то благоволил, все было бы по-другому: мой отец был бы жив, как и родители Мерфи, Шарлотты, Беллами и Октавии; Натали и Брайана Роджерс не казнили бы, а их детям не уготовили бы судьбу ненамного пережить родителей; наши ребята избежали бы похищения и... еще можно привести много «бы» все равно исход один — один, а то и оба родителя членов Сотни погибли. Не помню, как покинула команду стилистов, опомнилась я лишь стоя в кабинете нового канцлера — Маркуса Кейна. Он что-то говорил, но я не слышала слов. Закончив свою немую, для меня, речь, он раздал каждому из нас книги. Мне досталось две. — Завтра будет опрос. У вас весь этот вечер, чтобы выучить основные положения. — С этими словами он нас отпустил. И это то немногое, что я могла выслушать. Дорогу до комнаты мне показала мама. Она отдала мне ключ. Скажу честно, комната не бедная. Две кровати, письменный стол, книжный шкаф, комод, небольшой коврик посреди комнаты и отдельная ванная, совмещенная с туалетом. Для человека, проведшего год в камере — это дворец. В комнате я смогла получше рассмотреть то, что нам дали. «Устав Исхода» и «Уголовный Кодекс» вещали названия. Я застонала. Мне нужно вызубрить две книги за ночь?! Нет, это не Аврелий чокнутый, это Кейн рехнулся! Я просто физически это не осилю. Тем не менее, я медленно побрела к кровати, расстелила ее и забралась с Уставом Исхода под одеяло. Я честно пыталась вникнуть в сухость чтива, но раз за разом строчки то увеличивались, то уменьшались, а буквы скакали. Смысл ускользал от моего уставшего сознания. Хорошо, что в моей комнате горела только лампа на прикроватной тумбочке. Книга выпала из моих ослабевших рук на пол, а непослушные пальцы, что есть силы, надавили на кнопку выключения. Комната погрузилась во мрак. Мои веки налились свинцом, потяжелели, и я очень скоро заснула.